Ночь, когда цветет папоротник

Джон помог своей жене выйти из машины, подав ей руку и поддержав, пока она не нашла точку опоры и не смогла стоять на ногах самостоятельно. — Я ведь говорил тебе, что нужно было взять кресло, — проворчал он. — Я ведь говорила тебе, что ни за что не сяду в инвалидную коляску, лучше уж сразу в гроб, — невозмутимо ответила Клаудия. — Пойдем, мы и так опоздали из-за того, что ты решил вернуться за уколами, хотя я сто раз повторила, что могу обойтись и без них. — Ладно, идем, — Джон приобнял жену за талию, и тихонько, маленькими шажками, они направились к лесному коттеджу. Ричард вышел встречать их. Один, поскольку Мариэнн суетилась на кухне, в последний момент передумав подавать безе и решив заменить его круассанами с орехами: переживала, что гостям безе придется не по вкусу. Типичная миссис Хейл. Клаудия взглянула на стоящего на крыльце мужчину. Он был таким, каким она представляла его по рассказам мужа: высокий, подтянутый, в идеальной форме, с небрежно уложенными волосами, благородной сединой на висках и с неизменной легкой, лукавой улыбкой на губах. Его левую бровь и скулу пересекал длинный, глубокий шрам, но глаз не был задет, еще один, меньше, рассек губу — рубцы выглядели старыми, давно зажившими. Но про них быстро забывалось, стоило взглянуть в завораживающие глаза Ричарда: светлые, почти прозрачные, какого-то золотистого оттенка, как у дорогого французского шампанского. Клаудия никогда и ни у кого не видела таких глаз. — Доброе утро, как доехали? — спросил Ричард, спустившись к ним. Клаудия заметно напряглась, и Джон остановился, с беспокойством взглянув на жену. Она надеялась, что смогла сохранить хотя бы внешнее спокойствие. Ричард, прекрасно почувствовавший ее страх, не стал подходить ближе. — Извини, что опоздали, — Джон хотел бы пожать Ричарду руку, но он стоял слишком далеко, а отпускать Клаудию опасался. Даже когда казалось, что она вполне владеет собой, в любой момент она могла просто осесть на траву. — Ничего. Это даже хорошо. Потому что моя ненаглядная решила перекроить все меню на наш завтрак, — хмыкнул Ричард. — Прямо как Джон, — Клаудия укоризненно взглянула на мужа. — Столько хлопот и переживаний на ровном месте. — Это точно, — поддержал ее Ричард и галантно указал рукой на дом. — Пойдемте, стол уже накрыт, а то круассаны остынут, и Мари расстроится. Он посторонился, отойдя дальше, чем положено, давая Клаудии больше пространства, чтобы она смогла почувствовать себя в безопасности. Клаудия немного смутилась, уверенная до этого момента, что сумела сдержать себя в рамках приличия, но выяснилось, что оборотня обмануть невозможно. Джон помог Клаудии подняться на крыльцо и придержал для нее входную дверь. Едва они переступили порог, в арке, ведущей в обеденную залу, появилась Мариэнн, одетая в обычные джинсы и рубашку, хотя по фасаду и интерьеру дома Клаудия ожидала увидеть ее в бальном платье с высокой прической. — Привет, — доброжелательно улыбнулась она. Клаудия невольно улыбнулась в ответ. Мариэнн с первого взгляда располагала к себе людей: открытая, красивая улыбка, сияющие синие глаза, распущенные пшеничного цвета волосы. Клаудия видела несколько раз ее дочь, Иден, та пошла в мать всем, кроме глаз. Глаза у нее были от отца — светло-золотистые, раскосые и смешливые. А вот характер... Характер — вылитый Ричард в женском обличье. Мариэнн подошла, расцеловала Клаудию в обе щеки, как старую подругу, пожала руку Джону. — Я не успела переодеться, прошу прощения, совсем на кухне завозилась, — извинилась она перед гостями за свой непотребный вид. — Ничего, все в порядке, — заверила ее Клаудия. — Ты и так чудесно выглядишь. — Да, и белая мука на твоей щеке завершает совершенство образа одержимой домохозяйки, — раздался за спиной голос Ричарда. Чета Стилински даже не услышала его шагов. Он обошел их, подошел к недовольно надувшей капризные губки жене и нежно вытер следы муки с ее лица. Та, совершенно не стесняясь гостей, которые смотрели на них в легком ступоре, и чувствуя себя абсолютно раскрепощено, взяла и укусила его с рычанием за руку. Ричард рассмеялся: попытки его жены поиграть в волчицу его забавляли, когда, конечно, та дурачилась. Потому что если она была решительно настроена искусать его до смерти, тут уже было не до шуток. Хотя Мариэнн и выглядела, как божий одуванчик, она все еще оставалась Блейр, а у них все женщины в роду были бешеными. Ричард принципиально хотел взять себе одну из них, чтобы скучно в браке не было. Скука — вот, что действительно разрушает семьи. — Идемте, — поторопила опешивших гостей Мари и, забрав у Джона Клаудию, сама с ней под ручку через арку прошла в обеденную, где посадила ее на стул и начала порхать и кудахтать вокруг нее, принеся и подушечку под спину, и салфетку на колени, и налила ей чай, и добавила свежей мяты, и положила на тарелку по чуть-чуть всего, что наготовила (Клаудия только задалась вопросом, во сколько миссис Хейл встала, чтобы успеть накрыть такой роскошный стол — в пять утра, что ли? Или вообще не ложилась?). Только когда к ним присоединились мужчины, Ричарду удалось успокоить свою жену и усадить ее за стол с остальными. — Больше никого не будет? — удивился Джон. Когда он приезжал позавчера, здесь была вся чета Хейлов и Блейров, коттедж гудел в обычном субботнем ажиотаже: Александра с женихом собирались на рыбалку; Иден донимала сидящего на диване Дерека, не давая ему делать курсовой проект, и требовала подробностей о какой-то кошке; Давид и Вильгельм резались в шахматы у окна, а Ребекка в кресле у камина вязала шарфики и носки на зиму для своих внуков из волчьей, стоит полагать, шерсти. Мариэнн пропадала в это время в саду, ухаживая за своим розарием, а Ричард пригласил его сюда, в обеденную, где они долго разговаривали, пока оборотень не предложил ему привести свою жену через два дня, если та, конечно, согласится. — Все уехали, — ответила Мари и охотно рассказала: — Алекс с Эдди еще не вернулись с рыбалки, я так поняла, что они укатили куда-то в горы. Наши ворчуны отправились в оперу, там сегодня дирижирует их любимый маэстро. Бекки поехала в детский дом, навязала за неделю кучу носков, варежек и шарфов, прямо как заводской автомат. У Дерека соревнования в конце недели, он целыми днями пропадает на тренировках, без понятия, когда он успевает учиться. А Иден, я так думаю, — при этом она очень многозначительно взглянула на Ричарда, который тут же заинтересовался узором на шторах, — трахается с Каленом на операционном столе без передышки. Клаудия подавилась чаем и закашлялась, Джон тут же поспешил дать ей салфетку. — Милая, зачем ты так при гостях, — пробормотал Ричард для виду, но он был совершенно не смущен. — Потому что, может, хоть укоризненные взгляды посторонних подействуют на тебя, и ты, как ее отец, сделаешь с ней что-нибудь! И с этим Хиллроу тоже! — Мари была готова искусать мужа, но ее сдерживали гости. Они ведь не были оборотнями, чтобы нормально отнестись к тому, что она сейчас завалит Ричарда на пол, запрыгнет сверху и будет пытаться выдрать клок плоти из его шеи. — Не знаю, почему я должен что-то делать, — заявил Ричард невозмутимо, ехидно ей улыбнувшись. — По мне, они отлично справляются и без моей помощи. Кален очень опытный и страстный… — Я тебе не о том говорила! — рявкнула Мари. Ричард прокашлялся и взглянул на уже откровенно пялившихся на них Джона и Клаудию. — Прошу прощения, семейные неловкости, — извинился он перед ними, но совершенно неискренне, просто для приличия. — Вкусный кофе, Джон? Ты спрашивал, где я его покупаю. — Да, очень вкусный, — Джон был несказанно рад смене темы. Клаудия тоже. У нее рос сын, и ей как-то жутко было думать, что в какой-то момент они с Джоном будут обсуждать подобные темы в таком же ключе… если она, конечно, доживет. Ричард и Джон еще поговорили на какие-то отстраненные темы, пока избегая касаться причины, по которой Стилински пришли на званый завтрак к Хейлам. Мари, остыв, профессионально уболтала Клаудию, напрочь забывшую о цели их визита. Разговаривали они, конечно же, о детях. Мари жаловалась, как тяжело было с Дереком и что сейчас не лучше, да и чего она хочет, когда у него такой отец (еще один прицельный взгляд в сторону Ричарда). Клаудия горячо соглашалась и жаловалась, что Джон (бедный шериф сидел весь красный) тоже не помогает ей в воспитании сына, а из-за гиперактивности Стайлза порой хочется застрелиться (конечно же, образно выражаясь). Круассаны, чай и кофе шли на ура. Безе отлично закончило их завтрак: Мари принесла его после уговоров Клаудии дать попробовать еще один шедевр кулинарного искусства. После чего Ричард предложил им пройти в закрытую беседку в саду. Оказавшись на заднем дворе, Клаудия подумала, что попала в настоящий Рай, который все это время прятался прямо за домом Хейлов. Альпийские горки, цветы и кустарники, искусственная речка, через которую были перекинуты два изящных мостика, рядом с мраморной беседкой, увенчанной круглой и увитой розами крышей, из камней был сооружен самый настоящий водопад, приятно журчавший в тенистой листве деревьев. Внутри беседки стояли мягкие кожаные диваны, заваленные подушками. На одном расположились Стилински, на другом — Хейлы. На круглом столе в центре их ждали прохладительные напитки: лимонад в высоком графине и охлажденное пряное вино. — Джон, ты за рулем, — напомнила Клаудия, когда ее муж потянулся за стаканом. — Ничего страшного, я выведу алкоголь из его крови, — успокоил ее Ричард. — Попробуй, это отец делает. — Сам? — поразился Джон. — Сам, — довольно подтвердил Ричард. — И он унесет этот секрет с собой в могилу, вредный старикан. — Тут так красиво, — Клаудия еще раз огляделась, даже не зная, за что зацепиться взглядом. Всего было так много! — Неужели ты одна справляешься с таким огромным садом?! — Нет, конечно, у нас есть садовник, — ответила Мари. — А за водоемом следят мужчины. Я ухаживаю только за розами. — Вот как, — Клаудия попробовала лимонад. Он был приятно кисло-сладким и прохладным. То что нужно в жаркое утро бабьего лета. Поздно оно пришло в этом году. — Клаудия, — обратился к ней Ричард вдруг, — Джон рассказал тебе вкратце, что мы будем делать? Клаудия взглянула на оборотня. Она все еще видела в нем обычного мужчину, которого выдавали лишь необычные глаза. Даже Мари вела себя более странно (по-звериному), нежели он. Неужели он правда не человек? И умеет превращаться в волка? И что она тоже… тоже перестанет быть человеком? Сначала она думала, что ее муж бредит. Что у него не то что белая горячка, а сразу неожиданно давшее о себе знать обострение шизофрении (это бы объяснило СДВГ их сына). Но в какой-то момент Клаудия поняла, что Джон не врет. Что он на полном серьезе верит в существование каких-то ликанов и даже утверждает, что несколько раз видел их вживую — Ричарда и некоторых членов его стаи, с которыми он по воле обстоятельств вынужден был работать в сложных случаях. Когда он получил значок шерифа и ушедший в отставку предшественник передал ему все дела, а также раскрыл факт существования оборотней, Джон не поверил и долго думал, что у бывшего шерифа под конец его работы поехала крыша. Но когда кто-то поджег целую ферму, благо, обошлось без человеческих жертв, и они месяц бились, пытаясь отыскать преступников, Джону пришлось обратиться за помощью к главе Хейлов, как велел ему устав. Тогда он впервые познакомился с Ричардом и увидел его, так сказать, в действии. Они были вдвоем, стояли посреди сгоревшего скотного двора, и Ричард долго принюхивался и ходил всюду, а потом выбрал место почище и начал раздеваться. Осень, льет проливной дождь, ни единого шанса найти следы или улики, и тут этот светлоглазый Хейл начинает устраивать стриптиз по заявкам телезрителей. Конечно же, Джон был в легком смятении, поэтому даже спросить ничего не успел, как Ричард уже перекинулся. И непринужденной рысцой, ткнувшись носом в землю, по-деловому почесал куда-то. Пока Джон отходил после повергнувшего его в шок зрелища не для слабонервных, оборотень вернулся и видоизмененным, но все-таки человеческим голосом сказал ему садиться в машину и ехать за ним. Они приехали на соседнюю ферму. Ну как «они». Шериф на своей машине, а Ричард бежал впереди на своих четырех. На ферме он нашел подвал с пустыми бутылками из-под топлива, смеси для розжига, а вскоре отыскались и преступники. Мотив тоже нашелся быстро: не поделили пастбища у реки, где теперь пасся скот этих пьянчуг, которые подожгли соседнюю ферму чисто на слабо, даже не думая о том, что в доме дети и что кто-то может погибнуть. После этого Ричард предложил Джону пропустить по стаканчику, и шериф не смог отказаться: после увиденного выпить ему точно не помешало. Они посидели в баре в центре города, где Джон задавал вопросы, а Ричард отвечал на них, рассказывая о своей семье и о себе. Этот же разговор ему пришлось повторить вновь, но теперь уже отвечая на вопросы Клаудии. А их было много. Больше всего ее волновало не то, что будет с ней, а останется ли она безопасной для Джона и, главное, своего маленького сына. Ричард терпеливо и очень понятливо рассказывал ей все, что она хотела узнать, ничего не утаивая. Они просидели больше нескольких часов, беседуя о ликанах, прежде чем Клаудия не задала последний волнующий ее вопрос: — Ты говорил о балансе. Какую цену ты заплатишь за то, что излечишь меня от болезни? — Я не смогу излечить тебя, — поправил ее Ричард, — болезнь слишком запущена, ты умираешь. Но я могу дать тебе больше времени, за которое твой организм сумеет достаточно восстановиться, чтобы пережить обращение. Я уже рассказал тебе, как это происходит, поэтому ты знаешь, на какой риск идешь. Я не могу гарантировать, что ты переживешь обращение, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы ты смогла выжить. — И что станет с тобой? — не отставала Клаудия. Джон, глядя на нее со стороны, подумал, что он точно знает, в кого их сын такой настырный. Приставучий, как репей. — Надеюсь, что ничего, — улыбнулся Ричард. — Я никогда раньше не лечил рак и не знаю, как мой организм воспримет его. Но мы все равно попробуем. — И для тебя нет никакого риска? — не унималась Клаудия. Она не понимала, из каких соображений и побуждений (благих ли?) этот оборотень согласился помочь ей. Ричард совершенно не был похож на альтруиста. — Он есть, — ответила за мужа Мари, внимательно смотря на Клаудию, — если Ричард переусердствует, он может не справиться и умереть. Но он сильный, к тому же, ему не раз приходилось лечить. И последний раз он хорошо обжегся, когда попытался вытащить с того света мою мать. Думаю, второй раз он не станет совершать одну и ту же ошибку, — последнее она сказала уже мужу, строго посмотрев на него. — Я сделаю все, как мы договаривались, — покладисто согласился он. — Клаудия, давай попробуем прямо сейчас. Ты готова? Клаудия замерла. Джон осторожно взял ее за руку, чтобы напомнить ей, что она не одна. И бояться ей нечего: Джон защитит ее, не дав в обиду. — Страх — это нормально, — мягко произнес Ричард, — в этом нет ничего постыдного, тебе не нужно скрывать его от меня. Но я вижу, что ты очень храбрая и не умеешь сдаваться. Поэтому я уверен, что у нас все получится. Я сейчас сяду рядом с тобой и возьму тебя за руку, хорошо? Помедлив, Клаудия кивнула. В самом деле, чего ей бояться? Рядом сидит Джон, напротив — Мари, Ричард ведь не причинит ей вреда, верно? Оборотень поднялся. Медленно подошел к ней и сел на свободное место с краю. Закатал рукав рубашки на правой руке, обнажая свое загорелое, исполосованное светлыми шрамами мускулистое предплечье, и протянул ей руку ладонью вверх. Клаудия неуверенно взглянула на Джона, муж тепло и ободряюще улыбнулся ей, кивнув, и миссис Стилински подняла свою слабую, бледную руку и положила маленькую ладошку в руку Ричарда. Он едва ощутимо сжал ее в своих пальцах. Его рука была такой горячей, что Клаудию бросило в жар. — Дыши глубоко. Постарайся расслабиться. Я не сделаю тебе больно, но ты точно почувствуешь себя лучше, — Ричард подождал, когда Джон сядет ближе, обнимая жену, и даст ей облокотиться о себя. — Можешь закрыть глаза. Так тебе будет легче абстрагироваться. Клаудия так и сделала. Опустила голову на плечо мужа и стала глубоко дышать, сосредоточившись на своем дыхании. Постоянная боль в затылке вдруг начала стихать, словно кто-то, наконец, вытащил из ее черепа вбитые туда гвозди. Клаудия пораженно распахнула глаза и первым, что она увидела, это горящие золотом, прозрачные волчьи глаза, которые смотрели на нее с напряженного лица Ричарда. Но она даже не попыталась отдернуть руку: сидела и завороженно смотрела в глаза оборотня. Потом перевела взгляд на его руку и охнула, увидев вздувшиеся вены, по которым текло что-то бурлящее и черное, тянущееся из их сжатых ладоней. — Все нормально, — поспешила успокоить ее Мари, — это уходят боль и болезнь. Ричард забирает их. Клаудия с тревогой взглянула на Ричарда, пытаясь по его лицу прочесть, насколько тому сейчас плохо и больно, но в ответ он лишь улыбнулся ей. Правда, как-то немного вымученно. На его лбу выступили мелкие вены и капельки пота. Он медленно отпустил ее руку, положив ее на колено Клаудии, и оправил рукав, скрывая почерневшую кожу. Кажется, он с трудом мог шевелить пальцами. И выглядел неважно. Но Клаудия не решалась его ни о чем спрашивать. — Думаю, для первого раза будет достаточно, — сказал Ричард мягко. — Будет хорошо, если вы с Джоном сможете приезжать каждый день и не пропускать наши сеансы. Времени у нас не так много, поэтому нам обоим придется постараться. Как ты себя чувствуешь? — Мигрень ушла, — несколько пораженно отметила Клаудия. Она смирилась с ней еще несколько лет назад, как ей поставили диагноз — рак головного мозга. Сказали, что опухоль неоперабельная, но химиотерапия сможет помочь. Она и помогла, вот только несколько месяцев назад случился внезапный рецидив, и скорость роста новой опухоли была такой высокой, что врачи развели руками и сообщили, что они здесь бессильны. Они могут провести еще один курс химиотерапии, но вряд ли она сможет продлить Клаудии жизнь. Ей выписали поддерживающие препараты. Но они не помогали. Каждую ночь она кричала от боли в своей спальне, которую Джону пришлось звукоизолировать, чтобы Стайлз ничего не услышал и не узнал. Клаудия отказывалась от морфина, который мог бы облегчить ее боль, но дозы пришлось бы с каждым разом увеличивать, в конце концов она бы стала эйфорической наркоманкой, не способной вспомнить, как зовут ее сына. Ей это было не нужно. Она готова была потерпеть. Хотя бы до дня рождения Стайлза, когда ему исполнится одиннадцать. Она должна была увидеть, как ее сын будет задувать свечи на праздничном торте и радоваться подаркам. Страдая от еще худшей душевной боли, которую не снял бы даже морфин, Джон позвонил Ричарду и вместо просьбы о помощи в работе попросил его о помощи личной. Ричард предложил ему приехать тем же вечером. Он не обязан был помогать. Но все-таки согласился. Возможно потому, что ему хотелось спасти эту бесстрашную, молодую женщину, измученную своей болезнью, но продолжавшую так отчаянно цепляться за жизнь. И никакая боль не смогла ее сломать. А теперь этой боли больше не было. — Я не знаю, насколько хватит этого эффекта, мы выясним это лишь опытным путем, — сообщил ей Ричард. — Но с каждой нашей встречей ты будешь чувствовать себя все лучше. Возможно, я смогу полностью обратить твою болезнь и заставить ее замереть на стадии зарождения. Тогда мы будем разговаривать более предметно о том, что нам нужно будет делать дальше. Пока просто постарайся больше отдыхать и проводить время со Стайлзом. — Ты знаешь моего сына? — удивилась Клаудия. — Прошу простить меня за мое любопытство, но я подкараулил его около школы, — улыбнулся Ричард. — Он очень похож на тебя, я сразу узнал в нем его мать. Извини, Джон, но от тебя в нем только фамилия. — Спасибо, — посмеялся Джон. — Думаю, это даже к лучшему. Клаудия невольно улыбнулась. — Это точно. С двумя Джонами Стилински у меня не было бы шансов. Все рассмеялись, почувствовав, как моментально изменилась атмосфера, став приятной и практически семейной, словно они все были друг с другом знакомы и близко дружили уже очень и очень давно, а не встретились лишь в первый раз. Но не последний.

***

— Клаудия, ты не против? — спросил Ричард, придя вместе со своим сыном, Дереком, державшимся позади отца. Сегодня было холодно, поэтому сеанс они проводили не в беседке, а дома, в гостиной, которую временно освободили оставшиеся члены семейства Хейлов. Мари давно не присутствовала на их сеансах, убедившись, что ее муж не собирается кончать жизнь самоубийством, играя в отважного героя, да и Джон успокоился, перестав так сильно пасти свою жену, когда убедился, что Клаудии в самом деле лучше. Поэтому она приезжала сама, как только отвозила Стайлза в школу. Обычно в это время Дерек был в колледже. Поэтому Клаудия удивилась, увидев его. — Конечно, не против, — поспешно ответила она. И неважно, против чего именно она могла быть. Ричард положил руку на плечо сына, позволяя ему войти. Дерек сел в кресло рядом с Клаудией, посматривая на нее с плохо скрываемым интересом, но все-таки не пялясь в открытую. Клаудия тоже старалась не слишком смущать его игрой в гляделки, точнее, разгляделки, но Дерек с первой их случайной встречи крайне заинтересовал ее, слишком уж отличаясь и от Ричарда, и от Мари. Да и от всех Хейлов, с которыми она успела познакомиться. Он был каким-то… другим. Она не могла выразить словами то, что чувствовала, когда смотрела на него. — Понимаю, что невежливо так без предупреждения просить тебя об этом, — сказал Ричард, севший, как всегда, на диван рядом с Клаудией, — но я учу Дерека пользоваться его способностями, и ему требуется практика. Поэтому я хочу попросить тебя позволить ему провести наш сегодняшний сеанс. Клаудия пораженно взглянула на Ричарда. — А он справится? — она переживала не из-за способностей Дерека, а из-за его здоровья. Тот ведь все-таки был еще таким юным, ему было всего двадцать, она не навредит ему?.. — Конечно, справится, — улыбнулся Ричард и насмешливо посмотрел на Дерека. — Ты ведь справишься? Дерек лишь молча кивнул. Протянул Клаудии свою руку. Такую же жилистую и сильную, как у отца. И такую же горячую. Клаудия чувствовала странное волнение, когда притронулась к руке Дерека и теперь сидела и смотрела на него. Она не могла понять причины этой легкой внутренней дрожи и участившегося пульса. Но что-то было в Дереке, что не давало ей покоя. Что-то в его взгляде и в той волнующей энергетике, которая исходила от него. Ричард, положив локоть на спинку дивана и подперев голову рукой, весело наблюдал за Дереком и Клаудией. Он-то прекрасно понимал, что происходит сейчас с бедной молодой женщиной. Она попала в плен животного магнетизма Дерека, это происходило практически с каждым, кто удостаивался чести приблизиться к нему так близко. Дерек мало кого подпускал, но сейчас ему пришлось не только самому потянуться к Клаудии, но еще и открыться ей, ведь иначе у него не получится настроить связь между ними и сделать свою работу. Для Дерека это был хороший опыт. Не только для того, чтобы научиться лечить, но и чтобы суметь найти баланс между полным доступом к себе и сохранением необходимого барьера. В противном случае будет довольно неловко объяснять Джону, почему его жена сбежала в закат с Дереком, да и от Мари прилетит так, что Ричард сомневался в своей способности отрегенерировать после. Но Дерек справился. Он не был связан с Клаудией так сильно, как Ричард, который больше месяца постоянно поддерживал с ней живую связь, но, в отличие от отца, не был измотан, поэтому смог вытянуть все. До конца. Даже не схлынув ни на секунду. Клаудия все ждала, когда увидит его волчьи глаза, но все ограничилось лишь тяжелым дыханием и черными венами. — Вот и все, — сообщил Ричард. — Все? — не поняла Клаудия, с трудом оторвавшись от Дерека и посмотрев на оборотня. — Ты абсолютно здорова. Та пара раковых клеток в твоем мозгу не в счет, — улыбнулся ей Ричард. — Они заморожены, по крайней мере на ближайший месяц. Так что, как ты и просила, мы встретимся в следующий раз уже после Нового Года. Этого времени мне хватит, чтобы тоже восстановиться. Клаудия кивнула. Ричард говорил об укусе. Не как в фильмах ужасов про оборотней, где раздирали глотки, а о вполне себе пристойно прокушенном безымянном пальце. По заверению Ричарда, этого было более чем достаточно. — Как ты? — спросила Клаудия у Дерека. — Я в порядке, — ответил он сдержанно. Его рука уже зажила, и иммунная система уничтожила остатки инфекции. К тому же, основную работу проделал отец, а все, что требовалось от него, это подчистить хвосты. — Спасибо, — искренне поблагодарила его Клаудия. Кем бы ни были эти существа, людьми ли, чудовищами ли, но они спасли ей жизнь. Больше ей ничего не нужно было знать. Их поступки говорили за них лучше любых слов.