Prayers

- Не спится? Манабу вздрогнул, когда тесную комнату наполнил чей-то задумчивый голос. Приподнявшись на локтях, мужчина прищурился и осмотрелся в предрассветном полумраке: Бё тревожно ворочался на своей кровати, а вот Казуки стоял у окна, задернутого пыльными протертыми шторами, и внимательно смотрел прямо на него. - Спалось, пока кто-то не разбудил, - недружелюбно буркнул Манабу, но укладываться на подушку вновь не стал. Гитарист соврал: говорить о том, что после ночного происшествия уснуть так и не получилось, ему не хотелось, а других объективных объяснений бессонницы так и не нашлось. Манабу чувствовал, как постепенно теряет остатки хваленого самообладания: в каждом из окружавших людей он видел того странного маньяка – каждый казался ему опасным. Мужчина тщательно скрывал собственные подозрения, крепнущие с каждым днем, но Казуки знал его слишком хорошо, чтобы не заметить перемены в поведении друга. - Хочешь о чем-то поговорить? – тихо, но отчетливо спросил он, устраиваясь на кровати в ногах одногруппника. – Скажи, а я попробую тебе что-нибудь ответить. Не удержавшись, Манабу насмешливо фыркнул, хотя присутствие чужого тела в постели его не слишком-то радовало. «Попробую что-нибудь ответить» - в их ситуации это единственное, что вообще можно сделать. Манабу замялся. Он не привык делиться с кем-то своими мыслями и чувствами, считая, что сможет справиться со всем сам, но сейчас грудь буквально разрывало от ощущения чего-то нехорошего – будто в легких образовалась огромная дыра, куда стремительно засасывало все шансы на благополучный исход событий. - Скоро случится что-то плохое, - наконец, выдал Манабу, после чего сразу же поморщился от глупости собственных слов. – Гораздо хуже того, что происходит сейчас. - Еще хуже? – Казуки хохотнул, но в этой реакции не было и тени насмешки: скорее истерика загнанного в угол человека. – О чем ты? - Не знаю, - мужчина стиснул виски длинными тонкими пальцами, и его взгляд бесцельно прошелся по залитой чем-то стене с ободранными обоями. – Ты не чувствуешь? Таканори готов перебить нас всех, как только ему представится такая возможность, и Коичи бездумно исполнит все его указания. У Тсузуку просто нет ничего святого, а Йо-ка не чурается никаких методов, чтобы прийти к своей цели. Кто там остался? Икума? Он и вовсе съехал с катушек. Казу, мы умрем из-за них, а не из-за какого-то неизвестного маньяка! Закончил свою речь Манабу слишком эмоционально, и Бё на соседней кровати пробормотал что-то во сне, из-за чего оба музыканта обернулись к нему: нарушать чужое спокойствие, и без того недолгое, не хотелось. Убедившись, что просыпаться вокалист не собирается, Казуки снова обернулся к Манабу, но, так и не поймав его взгляда, натянуто улыбнулся. Мужчина прекрасно понимал, что имеет в виду одногруппник: все чувствовали, что атмосфера в доме накаляется. Никто из собравшихся не доверял другому, все видели друг в другие лишь соперников, и это добавляло сложности игре, придуманной неизвестным маньяком. - И что ты предлагаешь? – Казуки грустно улыбнулся, понимая, что в этой ситуации его чувство юмора изменило хозяину, и ничего успокаивающего сказать он не сможет. – Сбежать отсюда? А Бё? Как мы объясним все ему? Манабу мрачно покосился на гитариста, но ничего не сказал. Тучи сгущались над их головами, и с каждым днем вероятность того, что убитым окажешься именно ты, возрастала, а будущее становилось все туманнее. Манабу тяжело вздохнул, и вместе с тяжелым пыльным воздухом к нему вернулись и остатки холодного самообладания, и мужчина вновь сумел заговорить своим привычным сдержанным тоном: - Предлагаю попытаться доспать эти несколько часов и набраться хоть каких-то сил. * * * - Это предпоследняя порция риса, - тихо сообщил Юуки, аккуратно опустив тарелку с жалкой горсткой крупы в центр стола. – Осталось еще на один раз. Говорить никто ничего не стал – все и так было понятно. С памятного дня, когда музыкантам пришлось рыться в чужих желудках ради собственной жизни, прошло трое суток, и запасы еды, оставленные им «в награду», подошли к концу. Все понимали, что без этого продержаться долго не выйдет и скоро придется добывать пищу вновь, однако сил на какие-либо действия не осталось. - Я подумал, - когда рис разошелся по тарелкам, Рёга кашлянул, привлекая к себе внимание. – Нельзя пускать все на самотек – так мы точно никогда не выберемся отсюда. Для начала нужно хотя бы понять, почему мы вообще здесь оказались. Сидящие за столом музыканты посмотрели на Рёгу с раздраженной усталостью. Они были слишком обессилены, а этот человек все еще предпринимает какие-то жалкие барахтанья в сторону спасения – неужели еще не понял, что все тщетно? День сегодня выдался пасмурным, но спокойным, однако именно в этот момент мощный порыв ветра ударил в заляпанные стекла ветхого дома, заставив собравшихся на кухне вздрогнуть. Наконец Йо-ка, переборов гнетущую усталость, одобрительно кивнул и с любопытством посмотрел на Рёгу: - У тебя есть какие-то идеи? На этот раз все взгляды устремились на вокалиста Diaura. Синяки и ссадины он спрятал за рукавами свободной толстовки, натянутой до самых кончиков пальцев, а порез на его виске скрыли светлые волосы, старательно убранные мужчиной на одну сторону, так что о событиях жуткой ночи не напоминало ничего. На следующий день после того странного падения Йо-ка вел себя как ни в чем ни бывало и на все вопросы отвечал холодным недоуменным взглядом и презрительной ухмылкой. Однажды Юуки все-таки попытался заговорить с ним на эту тему, но вокалист Diaura довольно резко намекнул, что его это не касается. - Кое-что есть, но пока все слишком запутанно, - честно признался Рёга, вновь перетягивая внимание на себя. – Я думаю, что копаться надо в нашем прошлом… - Прошлом? – голос Коичи скакнул вверх, и гитарист напрягся, из-за чего стал похож на ощерившуюся крысу. – О чем ты? - Говорю же, я еще ни в чем не уверен, - раздраженно повторил вокалист Born. – Я вспоминал все послания, полученные от… того человека, и в каждом он предлагал что-то вспомнить, осознать какой-то поступок… То есть, говорил о чем-то, что было в прошлом. Рёга замолчал, и музыканты неуверенно переглянулись, после чего по кухне прошелся натянутый шепот – было ясно, что предположения о прошлом не понравились никому. Но реакция большинства Рёгу не интересовала: мужчина смотрел только на двух людей. Йо-ка прислушивался к его словам с сосредоточенной внимательностью и, услышав предположения вокалиста Born, согласно кивнул, хотя между его бровей и залегла напряженная складка. А вот Тсузуку, кажется, Рёгу совсем не слушал: его тяжелый взгляд все утро был прикован к Таканори, без особого аппетита ковыряющему жесткий рис. Руки чувствовал к себе излишнее внимание, но почему-то молчал – в последние несколько дней он вообще редко подавал признаки жизни и предпочитал отсиживаться в комнате, хотя музыканты были уверены, что дело вовсе не в угрызениях совести. - Значит, у каждого из нас в прошлом было что-то общее, из-за чего мы оказались здесь? – задумчиво продолжил Юуки, не сводя взгляда с Йо-ки. – И что это может быть? - Я думал об этом, - Рёга кивнул. – Мне кажется, что каждый из нас совершил что-то… нехорошее. И ключ к разгадке кроется именно в этом поступке. Этот человек сам намекал на это. Икума, как всегда устроившийся на своем излюбленном подоконнике, фыркнул, и по его бледному лицу расползлась жутковатая ухмылка, не выражающая ничего хорошего. Услышав этот едкий смешок, Рёга вопросительно приподнял брови, как бы спрашивая, что в его теории не устроило мужчину, и Икума с натянутой веселостью объяснился: - Каждый на планете совершил какое-то дерьмо и не один раз. Ты предлагаешь нам вспомнить все? - Конкретно тебе я не предлагаю ничего, - огрызнулся вокалист Born, злясь из-за того, что выстроить нормальный разговор опять не получается. – Я же сказал, это всего лишь теория. И мы не добьемся ничего, если будем ругаться и грызться друг с другом. Услышав эти слова, Койю согласно кивнул, но тут же вздрогнул: сидящий рядом с ним Тсузуку с резким скрежетом отодвинул свой стул и буквально вскочил из-за стола, скривив губы в привычном презрительном жесте. Было заметно, что мужчина взвинчен и готов вот-вот сорваться, и даже в его облике проскальзывало что-то дьявольское: в глазах вокалиста Mejibray плясали недобрые огоньки, а волосы музыканта топорщились в разные стороны, как будто на них были вылиты литры лака. - Проще сдохнуть сейчас же, чем довериться тем, кто сидит здесь, - с отвращением выплюнул он, после чего, не глядя на остальных музыкантов, направился к выходу из кухни. * * * - Стой. Голос Йо-ки звучал властно и холодно, а потому Тсузуку не удержался и покорно выполнил приказ, хотя нервное покусывание губ выдало в нем недовольство этим фактом. Вокалист Diaura медленно приближался к мужчине со спины, вслушиваясь в свои тонущие в пыли шаги: остальные музыканты продолжали трапезу в неловком молчании, так что тишина в доме стояла абсолютная. Наконец, Тсузуку надоело ждать, и он резко обернулся к собеседнику и чуть было не задел его носом: Йо-ке удалось подобраться слишком быстро. - Нужно поговорить, - сразу выдал вокалист Diaura, решив, что с подобным человеком любые церемонии будут лишними. – О важном. - Без проблем, - на удивление легко согласился Тсузуку, после чего на его поджатых губах расцвела довольная улыбка. – Но сначала ты объяснишь мне, что произошло три дня назад. - Что? - Услуга на услугу. Тсузуку пожал плечами, как бы намекая, что знать ему это совсем не обязательно и разговор можно закончить прямо сейчас, и вокалист Diaura досадливо поморщился, осознав, что инициативу лидера в беседе у него коварно отобрали. Но вместе с этим в глазах Йо-ки засветилось и что-то похожее на одобрение: мужчина лишний раз убедился, что при определенном раскладе Тсузуку может стать как опасным противником, так и полезным союзником. - Мне обещали наказание, и я его получил, - медленно произнес вокалист Diaura, и, хотя он и старался говорить намеренно безразлично, в его глазах залегла темная тень. – Не знаю, как им удалось это провернуть – скорее всего, подсыпали что-то в еду – но в ту ночь я не осознавал вообще ничего. Думаю, что это было что-то вроде лунатизма. - И увидел ты что-то, что заставило тебя броситься вниз? – задумчиво протянул Тсузуку, сощурив хищные глаза. – Что-то, особенно важное для тебя? - Примерно так, - Йо-ка сухо кивнул. - Прошлое? – Тсузуку оглядел своего собеседника любопытным взглядом, пытаясь на интуитивном уровне почувствовать, что же такого тот мог увидеть. – То, о чем говорил Рёга? - Возможно, - уклончиво ответил вокалист Diaura, бледнея на глазах: было заметно, что эта тема ему по-прежнему неприятна. – Я хотел спросить о другом. Тсузуку задумчиво кивнул, как бы показывая, что готов слушать, и на какие-то сотые доли секунды Йо-ка замялся, осознавая, что доверять этому человеку ему не хочется, но и выбора никакого нет: вокалист Mejibray здесь единственный, кто, кажется, разделяет его подозрения. Наконец, решившись, Йо-ка вернулся к своему ледяному тону и спокойно посмотрел в полыхающие в утреннем полумраке глаза собеседника: - Таканори, - одними губами произнес он. – Ты тоже считаешь, что он что-то скрывает? Не сумев совладать с эмоциями, Тсузуку дернулся в сторону и с отвращением скривился, выдав, что он считает так уже давно, на что вокалист Diaura удовлетворенно кивнул и, покосившись в сторону кухни, где сидели все остальные, продолжил: - Он стал вести себя странно в последние дни. С трудом верится, что его замучили уколы совести и он решил залечь на дно. Тсузуку неподвижно замер, наблюдая за Йо-кой подозрительно сощуренными глазами. Лицо вокалиста Mejibray застыло, словно жуткая каменная маска, а затем он, резко притянув собеседника к себе, прижался к нему щекой. Со стороны могло показаться, что на Тсузуку накатил несвойственный ему приступ нежности, но только Йо-ка мог ощущать, как вокалист Mejibray фанатично вцепился в его запястья острыми ногтями, а жаркий шепот мужчины обжигает его ухо возбужденной волной. По мере монолога Тсузуку лицо Йо-ки менялось: первым его желанием было отпрянуть от спятившего собеседника, но вокалист Diaura понимал, что сейчас свою слабость показывать нельзя – слишком опасно. - Ну что? – горячо выдохнув, вокалист Mejibray немного ослабил хватку и сделал шаг назад, пристально глядя в безэмоциональные глаза стоящего напротив него мужчины, больше напоминающие блестящие в темноте бусинки. – Ты со мной? «Сумасшедший» - в голове Йо-ки пульсировало одно слово: оно завладело его сознанием, проникло в мозг, пустило корни в глазные яблоки и крепко зацепилось на стиснутых губах, в уголке которых все еще виднелась ссадина от недавнего падения. Но вместо этого вокалист Diaura только коснулся своего уха холодными длинными пальцами, как бы стирая с него чужое ядовитое дыхание, и холодно отозвался: - Я буду смотреть на обстоятельства. Сразу же после этого Йо-ка развернулся и быстро зашагал в сторону входной двери, понимая, что, если сейчас не вдохнет спасительную порцию кислорода, не сможет думать вообще ни о чем. А в голове мужчины продолжали прорастать семена мысленных сорняков: цепочка безумия замкнется, если Тсузуку вовремя не связать руки. * * * - Что это?! Испуганный вскрик Юуки нарушил непривычную вечернюю тишину, и даже те музыканты, что в этот момент находились на втором этаже дома, вмиг оказались в гостиной, где побледневший вокалист Lycaon уже с напряжением вглядывался в помехи, бегущие по телевизору. Никаких испытаний не было с того памятного вечера, и Таканори, случайно оказавшийся в комнате одним из первых, поежился от нехорошего предчувствия и незаметно для всех остальных попятился к двери, мысленно прикинув, какое расстояние отделяет его от спасительного прохода. Йо-ка и Тсузуку отрешенно переглянулись, заметив этот маневр, а Койю непроизвольно двинулся ближе к Юуки, хотя тот этого даже не заметил. - Только не паникуйте, - Рёга чувствовал, что воздух в комнате был напряженнее, чем обычно, и ощущение чего-то нехорошего электрическим зарядом прошлось по позвоночнику мужчины. – Если… Договорить вокалист Born не успел: раздался жуткий щелчок, и телевизор резко выключился, из-за чего плотный мрак окутал гостиную, заставив стены сжаться в несколько раз – замерший около дивана Юуки в тот момент был уверен, что потолок вот-вот рухнет на него сверху. Монотонный голос анонима, прорвавший плотный кокон темноты, в этот раз звучал особенно жутко, ведь теперь казалось, что говорившим может быть любой из музыкантов: - Изначально все вы находились в равных условиях, но ведь кто-то всегда сможет найти лазейку? Кто-то расширит круг дозволенных привилегий и выберется на самую верхушку, пока кто-то так и будет копаться в низах. Давайте увидим лицо нашего героя? Белый электрический свет заставил музыкантов поморщиться и по инерции прикрыть лица руками, однако уже через секунду глаза привыкли к раздражителю, и мужчины увидели, что на экране телевизора транслируется двухцветное изображение. Сначала было невозможно разобрать, что там происходит вообще, но затем детали стали проясняться: вот размытое пятно, озираясь и оглядываясь, пробирается сквозь лес, вот оно достает из-под куста тщательно запрятанный мешок, а вот уже с аппетитом поглощает различные деликатесы и вкусности. Закончилось видео тем, как пятно, приобретя более или менее очерченную форму, нервно курит дорогие сигареты и вновь прячет мешок под тем же кустом, после чего спокойно исчезает из кадра. Сразу же после экран телевизора потух, и воцарившуюся во мраке тишину нарушил чей-то визг и топот ног, после которого мгновенно послушались звуки ударов и хриплые крики. На какое-то время гостиная погрузилась в хаос, а, когда Казуки дрожащими руками сумел зажечь свечу, Таканори уже оказался скрученным на полу под Тсузуку: по разбитым в кровь губам и рваной царапине от массивного перстня на впалой щеке вокалиста Mejibray было понятно, что сопротивлялся Руки до последнего. Остальные музыканты ошарашенно наблюдали за сопротивляющейся парой: в том, что на видео был Таканори, сомнений не оставалось. - Сука, - тяжелый ботинок Тсузуку вновь опустился на скулу Руки, заставив его поморщиться от боли. – Нужно было прирезать тебя еще в первую ночь и сожрать, когда запасы подойдут к концу! Эмоциональная речь отвлекла внимание вокалиста Mejibray, и Таканори, воспользовавшись этим, столкнул его с себя и нанес еще несколько ударов кулаками с тяжелыми кольцами, из-за чего нос Тсузуку жалобно хрустнул и тот, захлебываясь в горячей крови, взвыл от боли. Это послужило определенным сигналом, и Йо-ка с Рёгой, очнувшись самыми первыми, кинулись вперед: вокалист Diaura скрутил Таканори сразу, а вот Рёге справиться с бешено извивающимся Тсузуку удалось только с помощью вовремя подоспевшего Койю. Все это происходило не дольше одной минуты, однако замершему в центре комнаты Юуки, бессмысленно пялящемуся в расплывающуюся на полу лужу крови, казалось, что прошло целое десятилетие. Знаком подозвав напряженного Казуки к себе, Йо-ка передал ему обмякшего Таканори и, вытерев с рук кровь, перевел сбившееся дыхание, после чего, обведя тяжелым взглядом остальных музыкантов, хрипло спросил: - И что это за хрень? - А ты не понял?! – Тсузуку сплюнул на пол вязкую слюну, смешанную с кровью, и ногой попытался дотянуться до Таканори, за что тут же получил укоряющий тычок от Рёги. – Эта сука обмазывалась жиром, пока мы горбатились, как проклятые, чтобы добыть себе хоть кусок жратвы! И что теперь? Снова оправдаете его? Снова скажете, что я был не прав? Йо-ка нахмурился. Сердце в его груди продолжало бешено колотиться, но голос, которым мужчина вел свой «допрос», оставался ледяным и беспристрастным, из-за чего у побелевшего Юуки даже закрались сомнения: а чувствует ли этот человек хоть что-то? Казалось, что темнота, сдавившая гостиную, была еще более вязкой и удушающей, чем та, что сейчас окутала высокие сосны, и Манабу зажег еще несколько свечей, хотя дрожащие руки отчаянно мешали ему это сделать. Конвульсивно дергающееся пламя не помогло: в его свете стало только страшнее. Рёга и Койю с двух сторон держали напряженного Тсузуку, лицо которого превратилось в кровавое месиво с двумя осколками бешено блестящих глаз, устремленных на обмякшего в руках Казуки Таканори. Вокалист The Gazette тихонько посмеивался, хотя было заметно, что каждое движение губ причиняет ему нестерпимую боль. - Не хочешь нам все объяснить? Голос Йо-ки резал, как сталь, а сам мужчина замер в центре комнаты, скрестив руки на груди, из-за чего он стал еще больше походить на жесткого судью, готового вот-вот вынести смертный приговор. Любой человек, услышав этот голос, мигом признал бы свою вину и согласился на пожизненное заключение или смертную казнь, лишь бы его скорее увели из зала суда, но в ответе Таканори сквозила только насмешка, смешанная с откровенным презрением: - Объяснить что? Не моя вина в том, что вы наивные идиоты – за свою жизнь нужно как-то бороться. Можно подумать, любой из вас, оказавшись на моем месте, сразу же кинулся делиться едой с остальными? М? Я прав? Руки запустил в волосы короткие пальцы и с отвращением разлепил слипшиеся от крови пряди, пока остальные музыканты переглядывались в тяжелой тишине: каждый мысленно ответил на заданный Таканори вопрос. Йо-ка хотел добавить что-то еще, однако Тсузуку резко дернулся вперед и заговорил первым: истерические нотки в его голосе сменились зловещим шипением: - Соглашусь с тобой только в одном – все здесь наивные идиоты. Они позволили тебе убить Миа и остаться безнаказанным, но в этот раз я не спущу подобное тебе с рук. Ты – никто. Ты – господин ничтожество. Ты – жалкое существо. И ты очень пожалеешь обо всем, что успел натворить. - Не посмеешь! – на этот раз голос Таканори скакнул вверх, и Казуки пришлось напрячься, чтобы удержать мужчину на месте. – Ты такое же ничтожество, как и я – ни больше ни меньше. Никто не позволит тебе устроить самосуд. Тсузуку хмыкнул и, рывком высвободив одну руку из хватки Урухи, стер с лица кровь, размазав ее по шее и острым скулам – стало только страшнее. Вопреки всем ожиданиям он, второй рукой держась за Рёгу, поднялся на подкашивающихся ногах и вновь сплюнул на пол кровь. Вздернув подбородок, Тсузуку обернулся к Йо-ке, и разбитые губы вокалиста Mejibray расплылись в болезненной ухмылке, больше напоминающей оскал смертельно больного человека: - Эй, полководец! Настал твой звездный час. Если прямо сейчас согласишься покончить с этой тварью раз и навсегда, я даже признаю, что с тобой можно сотрудничать. Йо-ка вздрогнул. Все музыканты ошарашенно смотрели только на него, ожидая продолжения этой жуткой сцены. Было ясно, что Тсузуку не шутил, и вокалист Diaura буквально физически ощутил, какую яму тот старательно вырыл для него: теперь вся ответственность легла на его, Йо-ку, плечи. Он может подписать смертный приговор и превратиться в безжалостного палача, а может оправдать подсудимого и навсегда остаться тряпкой – третьего не дано. Насмешливый взгляд Тсузуку, загнанный взгляд Таканори, тяжелый взгляд Рёги, испуганный взгляд Юуки – этой ночью все смотрят только на него. Вокалист Diaura разрывался изнутри, понимая, что у этой головоломки не существует верного решения – игра заранее обречена на провал. - Никто не имеет права убивать других, - голос Йо-ки звучал особенно жестко, а его взгляд буквально пригвоздил Таканори к полу, пробурив в его голове еще одну дыру. – Ни я, ни тем более ты, Тсузуку, ни кто-либо еще из присутствующих здесь не являемся исключениями. - Так и думал, - вокалист Mejibray хохотнул, но картинка перед глазами мужчины тут же поплыла, и он, побелев, судорожно вцепился в плечо Рёги. – Исключением является только Таканори, да? Я знал, что ты слабак, но не думал, что ты сдашься так быстро. - Я не договорил, - на этот раз голос Йо-ки резанул так глубоко, что Тсузуку поморщился и даже сделал неуверенный шаг назад. – Мы не имеем права выносить смертный приговор, но и оставить подобное без внимания нельзя. Предлагаю провести голосование: разделимся на тех, кто за наказание, и тех, кто против. А если победят первые – будем думать. Юуки судорожно выдохнул воздух, позволив легким болезненно сжаться. Сейчас, в мистическом свете свечей и сбивчивом дыхании собравшихся музыкантов, Йо-ка выглядел, как настоящий… диктатор. Юуки чувствовал, что этот человек не остановится не перед чем: его не подомнет под себя Тсузуку, его не смутит наглость Таканори, его не остановит осуждающий взгляд Манабу. И это было страшнее всего – потерять человечность и закутаться в мантию собственного величия. - Хорошо, - Тсузуку снова смеялся: такой вариант событий его веселил. – Пусть те, кто считают, что эта сука должна ответить за все, соберутся в левом углу комнаты. Остальные идут направо. Оттолкнув Рёгу от себя, вокалист Mejibray первым демонстративно прошел налево. Буквально через секунду Таканори, вырвав руку из пальцев Казуки, захромал в противоположную сторону. Сердце Йо-ки пропустило один удар: суд начался. Воздух потяжелел и сковал ноги музыкантов неподъемными путами, однако заседание продолжалось. - Я считаю, что мы должны поддерживать друг друга, а не пытаться убить каждого при любом удобном случае, - вдруг резко выпалил Юуки, после чего за несколько шагов оказался рядом с ошарашенным Таканори. В следующий момент Коичи согласно закивал и бросился за вокалистом Lycaon: в правом углу комнаты стояло уже три человека, и Руки довольно ухмылялся, глядя на Тсузуку со снисходительным высокомерием. Впрочем, уже через секунду усмешка сползла с его губ: движение продолжалось. - Ты скотина, - коротко объяснил Манабу. Без лишних слов мужчина прошел к Тсузуку, хотя и замер на почтительном расстоянии от него: руки вокалиста Mejibray тряслись мелкой дрожью, а сам он выглядел так, словно вот-вот забьется в предсмертных конвульсиях: кровь на щеках мужчины застыла и стала напоминать кровавые дорожки – настоящих слез у Тсузуку быть не могло. - Я не поддерживаю всю эту ерунду, - Рёга покачал головой и тяжело вздохнул. – Но и отпустить так просто это нельзя. Вокалист Born молча прошел в левый угол, где Тсузуку жадно попытался поймать его взгляд, однако Рёга его упорно игнорировал и смотрел в пол. В это время Бё уже неловко перешел на сторону Таканори, старательно избегая осуждающего лица Манабу. Так же молча Казуки занял место рядом с Тсузуку. Четверо против четверых. - Койю? Голос Таканори звучал непривычно робко, а презрительная усмешка сползла с его губ впервые за этот вечер: даже он может быть искренним. Руки смотрел на одногруппника умоляющим взглядом, пытаясь понять, почему тот не оказался на его стороне сразу – ведь решается его судьба! - Койю, ты ведь… Плотно сжав губы, Уруха отвернулся и, в несколько шагов преодолев расстояние, отделявшее его от Тсузуку, остановился на стороне «обвинителей». Таканори слабо охнул и сполз по стене – если бы не вовремя подоспевший Коичи, мужчина точно оказался бы на полу. Остались лишь Икума и Йо-ка, а значит, битва точно проиграна, однако это Руки уже не волновало - внутри мужчины разгорался непонятный пожар. Если бы все лицо Таканори в этот момент не стянула маска боли, он бы точно разревелся: казалось, что все внутренности разорвались на части, а кровь уже подступила к горлу. Его бросили, его жестоко предали, его оставили на растерзание хищным псам в лице сумасшедшего палача Тсузуку – а ведь он просто пытался позаботиться о себе, ведь, кроме него, этого никто не сделает. - Вы не судьи, - напряженную тишину нарушил спокойный голос Икумы, о существовании которого все успели забыть. – А он не подсудимый. Все мы здесь – жалкие клоуны, разве вы еще не поняли? Виновен, невиновен – какая разница, если все равно сдохнем? Зачем барахтаться, чтобы умереть девятым, а не десятым? Смысл слов вокалиста Reign еще не долетел до музыкантов, а он уже встал за плечом Таканори, безразлично глядя на его рваный кардиган: казалось, что эта безэмоциональная речь вытянула из мужчины все силы. Пятеро на пятеро. Ничья. Судья в замешательстве. Все взгляды устремились на Йо-ку, что теперь стоял в центре комнаты один – даже его поза оставалась той же, что и десять минут назад: скрещенный руки и бесконечная пустота в глазах. - Полководец, не глупи, - Тсузуку сделал шаг вперед и вытянул испачканную в крови ладонь, как бы приглашая вокалиста Diaura на танец. – Ты ведь не дурак, я знаю. Неужели ты позволишь эмоциям взять верх? Твое войско уже на другом берегу реки: переходи, пока не поздно. - Йо-ка, не надо! – Юуки и сам не верил, что осмелился выйти против Тсузуку, но рядом с бледной рукой вокалиста Mejibray выросла еще одна ладонь, бледная и маленькая. – Ты ведь не чудовище! Пожалуйста, послушай меня. Мы не должны делать этого, ведь тогда не нужны и никакие испытания: мы разберемся друг с другом сами. Йо-ка, ты человек, а не зверь! Йо-ка медленно переводил взгляд с одного мужчины на другого. Его сердце давно перестало колотиться, а в голове пульсировала лишь одна мысль: сумасшедшие. Сорняки пустили корни слишком далеко, они разъели его мозг и въелись в сердце, однако чья-то невидимая рука продолжала тянуть его вперед. И это были не костлявые пальцы Тсузуку, это были не его бешено блестящие глаза и залитые кровью щеки. Йо-ка сделал шаг вперед и осторожно, словно это было что-то ядовитое, обхватил маленькие изящные пальцы. Да, та самая ладонь. Спасательное сияние, что позволяет ему не утонуть во мраке, сияющий в тошнотворном потоке чужих душ огонек, что согреет даже в самую холодную погоду. Йо-ка позволяет Юуки утянуть себя в свою сторону, и судебное заседание завершается. Шестеро против пятерых. Подсудимый оправдан.