Prayers

Тсузуку и сам не понял, как они умудрились вновь выйти к старому коттеджу, где очнулись прикованными к дивану в самом начале дня. Когда усталые музыканты, испачканные в крови и слизи, вышли к поляне, заросшей высокой травой, ветер усилился, а небо значительно потемнело, приобретя какой-то мутно-синий цвет – приближался вечер. С тех пор, как мужчинам удалось выбраться из страшной ловушки, никто из них не проронил ни слова, и вся обратная дорога, занявшая чуть больше часа, прошла в напряженном молчании. Заметив перекошенный деревянный дом, безразлично смотрящий на вышедших из леса людей замызганными стеклами, Рёга, идущий первым, нерешительно остановился, но уставший Манабу продолжил продвигаться вперед, упрямо раздвигая жесткую траву руками. - Уверен, что нам стоит туда идти? – переглянувшись с Казуки, Бё догнал одногруппника. – Вдруг… - Лучше провести ночь на улице? – голос гитариста звучал холодно и чуждо, а его глаза напоминали блестящие стеклянные камешки. Шедший рядом с участниками Screw Йо-ка был согласен с Манабу. В этом заброшенном доме хотя бы были кровати и некое подобие кухни, а хоть какой-то отдых после пережитого уставшим мужчинам был просто необходим. Йо-ка видел, что многие из них до сих пор вздрагивали каждую секунду, хлопая себя по одежде, будто убивая невидимых насекомых, да и самому музыканту казалось, что множество мелких тварей до сих пор затаились где-то на его теле. А еще из головы не выходил образ Аоя… - Что это?! Испуганный голос Юуки, уже успевшего войти внутрь дома, заставил Йо-ку подскочить на месте и кинуться в гостиную, из которой и раздался недоуменный возглас. В дверях мужчина столкнулся с Тсузуку, и по лицу вокалиста Mejibray стало понятно, что он тоже не ждет ничего хорошего. Предусмотрительный Таканори, так и не отошедший от жуткой ловушки до конца, схватил за руку Уруху, что уже пришел в сознание, но соображал пока очень туго. Заглянув в проход, Руки убедился, что ничего страшного в зале не происходит и остальные музыканты просто недоуменно обступили старый телевизор, и, кивнув отстраненному Койю, прошел в комнату. Грубо оттолкнув дрожащего Миа в сторону, Таканори занял его место у темного экрана, пытаясь понять, что привлекло всеобщее внимание. Неожиданно тесную гостиную, погрузившуюся в вечерний полумрак, наполнило жуткое шипение. По телевизору побежали радиопомехи, а из колонок раздалось странное хрипение, будто бы по ту сторону экрана кого-то душили. Черная рябь сменилась цветными полосами, мелькающими с головокружительной скоростью, а затем шипение резко оборвалось, и комнату наполнил ровный механический голос, лишенный всяких эмоций: - Поздравляю вас с успешным прохождением первого испытания! Те из вас, кто сейчас слушает эту запись, доказали, что достойны вступить игру, а значит, пора рассказать вам о правилах. Йо-ка и Тсузуку внимательно переглянулись, а растерянный Казуки даже попытался что-то сказать, но Манабу мигом зажал его рот и, поджав губы, выразительно указал на телевизор. От цветных полос, мелькающих на экране, по темным стенам комнаты скакали пестрые тени, и Юуки инстинктивно отступил за старый диван, будто смена положения могла как-то защитить его. А монотонный голос продолжал: - Все вы оказались здесь неслучайно, и очень скоро вы догадаетесь, что свело вас вместе. Чтобы помочь вам лучше узнать друг друга, были подготовлены испытания, с которыми вы столкнетесь в ближайшем времени. За каждую победу вам будут начисляться баллы. Не думайте, что это будут всего лишь ничего не значащие цифры – чем больше баллов вы наберете, тем больше вероятность, что вы сможете выбраться отсюда живыми. После каждого испытания вы будете возвращаться в этот дом, где сможете немного отдохнуть и получить еды… - Что за бред? О чем вы говорите? Какие еще испытания? – Коичи выбежал на середину комнаты и постучал по экрану, будто бы так механический голос мог его услышать. – Кто вы? Где мы находимся? Из-за воплей мужчины, градом сыплющихся с его губ, часть слов из записи различать не удалось, а потому, когда Тсузуку сумел грубо заткнуть орущего Коичи, до музыкантов долетели лишь обрывки последней фразы говорящего: - Того, кто наберет наименьшее количество баллов в каждом испытании, будет ждать наказание. Удачной игры! На секунду телевизор потух, будто бы кто-то просто выключил его, но затем экран загорелся пронзительно-синим цветом, на котором выступили резкие белые иероглифы, различить которые удалось только сощурившись. Прочитав ровные строки, Юуки вздрогнул и, закрыв рот ладонью, неловко отступил назад, налетев на стоявшего за ним Уруху. Тот мягко поймал мужчину за плечи, тем самым спасая его от падения, и успокаивающе улыбнулся, хотя даже в вечернем полумраке было видно, как побледнел мужчина. На экране высветилось табло результатов: Тсузуку – 10 Рёга – 10 Йо-ка – 9 Казуки – 8 Икума – 8 Коичи – 7 Миа – 6 Бё – 5 Юуки – 4 Таканори – 3 Койю – 2 Манабу – 1 Пока взгляды музыкантов лихорадочно скакали по экрану, с напряжением скользя по резко выведенным иероглифам, механический голос зазвучал вновь, и на этот раз он звучал еще более холодно и жестко: - Манабу, ты попал на безопасную сторону гораздо раньше остальных, но большую часть работы за тебя сделал Казуки, поэтому ты оказался в самом конце списка. Полагаться нужно только на себя. Наказание для тебя – ночь в доме, который вы покинули совсем недавно. Побелевший Манабу вцепился длинными пальцами в спинку старого скрипящего дивана и в неверии открыл рот, но так и замер, даже не зная, что хочет сказать. Ситуация казалась нелепой и глупой, но почему-то мужчина отчетливо понимал, что слова о наказании – не шутки. Слишком свежи были воспоминания о том, что произошло с Аоем, когда он проигнорировал слова об ограниченном времени… Неожиданно комнату наполнил резкий голос Тсузуку, полный дрожащего негодования: - Что за чушь? В конце списка должен быть этот, он ведь пришел последним! Палец мужчины, украшенный массивным кольцом, ткнулся в грудь Руки, и вокалист Mejibray с отвращением сморщился, будто даже находиться рядом с этим человеком было ему противно. Таканори презрительно отстранился, а затем, сложив руки на груди, с вызовом протянул: - Ты чем слушал? Четко же сказали, что за него Казуки всю работу сделал! Так что пусть валит в тот дом и отрабатывает! - Сука, - Тсузуку метнулся в сторону мужчины, намереваясь схватить его за широкие пола кардигана, но стоящий рядом Бё преградил ему дорогу, из-за чего вокалист Mejibray лишь с ненавистью прошипел. – Ты должен был сдохнуть еще в той яме – самое место для твари вроде тебя. Таканори насмешливо цокнул языком и, за спиной Бё ощущая себя в полной безопасности, поддразнил вокалиста Mejibray, послав ему воздушный поцелуй, за которым последовала еще одна кривая ухмылка. Но неожиданно Таканори резко побелел и напрягся, пристально вглядываясь куда-то в сторону входной двери. Сначала никто не понял, что именно привлекло внимание Руки, заставив его лицо так вытянуться, а затем до музыкантов долетело угрожающее рычание, донесшееся со стороны длинного коридора. С запоздалым ужасом Йо-ка вспомнил, что закрыть за собой дверь никто не потрудился. А через секунду в гостиную, тонувшую в полумраке загадочных сумерек, грузно прошел огромный пес с лоснящейся черной шерстью, свисающей с его тяжело вздымающихся боков. Глаз животного не было видно за свалявшимися космами, а с острых клыков с желтоватым налетом капала под массивные ноги животного вязкая слюна. Утробно рыча, пес, переваливаясь на тяжелых коротких лапах, направился прямо к Манабу, и тот сделал еще шаг назад, в ужасе наблюдая за приближающейся к нему махиной. - Он отведет тебя к тому дому, а утром поможет вернуться обратно, - холодный голос вновь донесся из старых потрескивающих колонок. – Если не будешь делать глупостей, все закончится хорошо. От одного вида пса с его сухим огромным носом и мощными лапами кожа покрывалась мурашками, но Манабу, слушая, как тот рычит, хрипло втягивая в себя воздух, послушно кивнул и сделал мелкий шаг вперед, понимая, что правила чужой игры придется принимать. Собака склонила голову набок и собралась было грузно разворачиваться, как вдруг Казуки резко сорвался с места, встав между животным и одногруппником. Глаза Манабу непонимающе расширились, а пес угрожающе рыкнул, после чего приоткрыл пасть, обдавая всех музыкантов едким запахом гнили. - Я хочу отдать свои баллы Манабу! – сдавленно прошептал мужчина, решительно глядя на экран телевизора, будто обладатель механического голоса наблюдал за ним через толстый экран. – Тогда я окажусь в конце списка, а значит, и наказание пойдет мне, так? Какое-то время в комнате не раздавалось ни звука. Тсузуку, забыв о Таканори, инстинктивно заслонил спиной Коичи и Миа, а Йо-ка медленно отступал назад, лихорадочно оглядываясь в поисках того, что могло бы помочь, если бы зверь решил напасть. Бё переводил взгляд с Казуки на Манабу и тяжело дышал, а по его напряженному лицу было понятно, что он просто не знает, что предпринять в этой ситуации. Сам Казуки замер на одном месте, покорно ожидая ответа, и только капельки пота на висках гитариста выдавали его сумасшедшее волнение. Мужчина уже думал, что его слова останутся без внимания, как вдруг на таблице, выведенной на экране, начали происходить какие-то изменения: строчка с именем Манабу резко подскочила вверх, занимая первые позиции, а вот Казуки оказался в самом конце с нулем баллов. После этого огромный пес рявкнул, и его шершавый горячий нос призывно ткнулся в руку Казуки. - Зачем ты… - Манабу кинулся к одногруппнику, но Бё, заметив, как напрягся зверь, вцепился в плечо гитариста, не дав ему даже сдвинуться с места. – Казуки! Пес уже повел мужчину к выходу из дома, и тот, покорно направляясь за ним, у самого выхода из комнаты быстро обернулся и пристально посмотрел в глаза Манабу, успокаивающе подняв ладони вверх. - Все будет хорошо, - одними губами прошептал Казуки, надеясь, что мужчина не догадается, как бешено колотится его сердце. – Я скоро вернусь. - Идиот! Когда жуткий пес вывел мужчину из дома, Манабу сжал руки в кулаки и обессиленно съехал вниз по стене, но затем, вспомнив об остальных находящихся в комнате, быстро встал и, стерев все эмоции с лица, холодно отвернулся в сторону. Бё принялся что-то говорить одногруппнику, обнадеживающе сжимая его плечо, но тому казалось, что его сознание окутал густой и плотный туман, подобный тому, что сегодня стелился в лесу. Просто не верилось, что Казуки только что так легко отдал ему свои баллы и спокойно покинул комнату вслед за страшным животным, только улыбнувшись напоследок. Да и вообще не верилось, что все это может быть реальностью. Какие еще испытания? Какие баллы? Состояние остальных музыкантов было не лучше, а потому делать что-либо те не спешили – даже входную дверь, распахнутую настежь, закрывать никто не стал. Все это напоминало если не шутку, то какой-нибудь нелепый фильм, в котором с минуты на минуту должен появиться довольный режиссер, сообщивший актером, что те хорошо потрудились. Еще вчера мужчины спокойно занимались своими делами, а сегодня кто-то сообщает им, что они стали участниками какой-то игры на выживание – действительно, такое бывает только в глупых фильмах, над сюжетом которых потрудиться никто не захотел. Но вместе с этим все здесь было реальным: Аоя на самом деле разрезало пополам огромным топором, а Казуки действительно увел в страшный дом огромный пес… Чтобы обдумать все это, потребовалось время, и музыканты как-то сами собой переместились на тесную кухню, где обнаружился щуплый пакетик посеревшего от времени риса, которого с трудом хватило бы на два раза одному человеку. Пока Таканори возмущался размерам порции, Юуки удалось разобраться с тем, как работает допотопная плита, и найти какие-то потускневшие кастрюли с толстым налетом. - Я мог бы сварить рис, - неловко произнес вокалист Lycaon, пытаясь понять, уместно ли прозвучит его предложение. Возражать никто не стал, и Юуки принялся за дело, радуясь, что хотя бы так может доказать свою «полезность». Впрочем, мужчина очень сомневался, что крошечной порции хватит на всех, но пока думать нужно было о другом, ведь проблем с каждой минутой становилось все больше. Рёга предложил музыкантом переместиться в зал, аргументировав это тем, что в комнате было чуть теплее, чем на кухне, в ответ на что Таканори резко отозвался: - Еще чего! Свалим, а этот, - Руки кивнул на суетящегося у плиты Юуки. – Сожрет нашу порцию. Вокалист Lycaon ошарашенно замер, с трудом подавив в себе желание выплюнуть что-нибудь резкое в сторону Таканори, а вот Манабу, после ухода Казуки не проронивший ни слова, не удержался и, оперев локти о шершавую поверхность деревянного стола, тихо спросил: - Ты серьезно? Юу убили, а ты можешь говорить о таких вещах? - А что такое? – Руки холодно приподнял бровь и по привычке накрутил на палец прядь темных волос. – Есть от этого мне не хочется меньше. - Твоего друга убили, - свистящим шепотом повторил Манабу, бессмысленно глядя куда-то вдаль. – Убили, понимаешь? Его разрубило пополам, черт возьми, а ты можешь так спокойно говорить о том, что голоден? Таканори усмехнулся, помассировав виски короткими пальцами, завешанными увесистыми кольцами, а затем, ощущая на себе пристальные взгляды всех собравшихся на кухне, выдал ответ, от которого даже у холодного Йо-ки по коже поползли мурашки. - Ну, умер, и дальше что? – Руки пожал плечами так, словно говорил о прогнозе погоды. – Я-то живой и хочу есть. Услышав этот ровный голос, лишенный всяких эмоций, Манабу с отвращением фыркнул, пробормотав в лицо Таканори что-то неразборчивое, и Бё сразу принялся успокаивать разозлившегося одногруппника, параллельно с этим принося какие-то сбивчивые извинения развалившемуся на стуле вокалисту The Gazette. Не выдержав всей этой суеты, Тсузуку быстрыми шагами направился к двери, но неожиданно путь ему кто-то преградил. - Ты куда? – Йо-ка заслонил проход плечом и выжидательно посмотрел на мужчину, щурясь с каким-то недоверием. Вокалист Mejibray спокойно выдержал на себе его тяжелый взгляд, даже не вздрогнув, а затем быстро облизал пухлые губы раздвоенным языком, на который Йо-ка тут же уставился с плохо скрытым интересом. Оба мужчины ощущали растущее между ними напряжение, что еще не превратилось в соперничество, но приобретало расплывчатые очертания чего-то похожего на него. - На улицу, - с вызовом отпихнув вокалиста Diaura, Тсузуку вышел в коридор и, обернувшись в сторону кухни, спокойно добавил. – Я не такой кусок дерьма, чтобы удавиться от мысли, что кто-то съест мой рис. Не дожидаясь ответа, мужчина резко развернулся и направился к выходу из дома, довольный звенящей тишиной, воцарившейся на кухне после его эффектного ухода. Только оказавшись на холодном воздухе, пропитавшимся запахами леса, вечера и сырости, Тсузуку резко остановился, соображая, что же делать дальше. Ночь почти вступила в свои права, и только тонкая полоска на горизонте еще блестела какой-то белизной, в то время как остальное небо приобрело цвет выцветшего синего бархата. Сосны угрожающе темнели на горизонте неподвижными громадами – только их верхушки чуть покачивались на легком ветру, и Тсузуку решил, что уходить от дома далеко на самом деле не стоит. Разместившись на старом деревянном крыльце, он подтянул колени, обтянутые узкими темными джинсами, к груди и перевел взгляд на небо, на котором уже начали проступать первые робкие звезды. На душе вокалиста Mejibray творилось что-то странное, и некоторое время он просто сидел в полной тишине и бессмысленно разглядывал свои колени, выводя на жесткой джинсовой ткани какие-то узоры. В футболке, поверх которой была накинута одна лишь тонкая рубашка, было холодно, а щека, оцарапанная о деревянный пол в доме с насекомыми, неприятно пощипывала, не давая сосредоточиться на собственных мыслях. Мужчина обвел окружавший его лес задумчивым взглядом и с удивлением отметил, что все происходящее отчего-то не кажется ему странным. Он сделал то, что в подобной ситуации оказалось наилучшим выходом – просто принял правила игры. Конечно, можно было истерить и отрицать происходящее, убеждая себя, что все это – чья-то шутка, но яркий пример Миа подсказал Тсузуку, что ни к чему хорошему это не приведет. Обычно спокойный и рассудительный гитарист неожиданно превратился в вопящего при каждом шорохе ребенка, и Тсузуку надеялся, что это состояние вызвано стрессом и должно пройти. «Иначе мешать он будет мне» - рассеянно думал мужчина, ежась на холодном ветру. Если правила игры пришлось принять, то теперь нужно будет сделать все, чтобы победить – все мысли Тсузуку протекали в этом ключе. Собственная холодность и расчетливость пугали вокалиста Mejibray, и иногда ему приходилось одергивать себя, вспоминая Юу. Однако мысли об убитом Аое действовали на Тсузуку еще более странно: вместо сочувствия и страха, он ощущал что-то другое – что-то, что описать словами не получалось. Вспоминая, как половинки тела Юу начали отделяться друга от друга, как из ровного разреза брызнула кровь, а затем выпали окровавленные внутренности, вокалист Mejibray чувствовал что-то вроде легкого удовлетворения, и это пугало особенно сильно. «Он умер. Человек умер. Это не может вызывать удовлетворение» - раз за разом объяснял себе Тсузуку, но внутренний голос насмешливо нашептывал ему: «Но ты ведь остался жив. А твоего потенциального соперника уже нет». Вокалист Mejibray вздохнул не то от странного отвращения к самому себе, не то от обычной усталости. Потенциальные соперники… Тсузуку рассеянно прикрыл глаза и по привычке потянулся к карману на рубашке, но затем вовремя одернул себя, вспомнив, что закурить тут не удастся: сигарет-то нет. Тот голос из записи по телевизору сказал, что набранные баллы помогут выбраться, а значит, придется забыть обо всех нормах морали, чтобы спасти себя. Тсузуку вздрогнул и резко открыл глаза. Нормы морали – где-то сегодня он уже слышал это словосочетание. Мужчина напряг память, но никаких идей не появилось, и он снова вернулся к мыслям о людях, с которыми невольно оказался здесь. Из всех музыкантов серьезного противника вокалист Mejibray видел только в Йо-ке, чье спокойствие и расчетливость и помогли ему занять роль лидера, что Тсузуку очень раздражало. Он понимал, что в нем другие музыканты видят только излишнюю импульсивность, а потому побаиваются, считая опасным. В чем-то они были правы. Тсузуку и сам ощущал, как внутри него зарождается странное чувство, определить которое никак не получалось. Тогда вокалист Mejibray вновь переключился на других музыкантов. Тот самый блондин, Икума. С тех пор, как все вернулись из дома, он не произнес ни слова и вообще держался в стороне, но Тсузуку буквально физически ощущал опасность, исходящую от этого человека. Вокалист Reign был до безумия красив, но эта красота была отталкивающей и липкой, как засахаренное варенье – не съесть много, даже если очень захочешь. Один из тех людей, к которым спиной ни в коем случае поворачиваться нельзя. Впрочем, Тсузуку и так привык доверять лишь себе, всегда ожидая удара даже от людей, наивно именующих себя его «близкими». Не бывает близких – есть лишь те, кому он по какой-то причине разрешил находиться рядом. Именно поэтому Тсузуку так не понравилось то, что произошло в доме с насекомыми. Он ощущал стыд за свою слабость и за то, что его жизнь находилась в чужих руках. Ему пришлось довериться Рёге, а это противоречило главному правилу вокалиста Mejibray. Тсузуку беспрестанно прокручивал в голове ту сцену, пытаясь понять, какую выгоду с этого мог поиметь спасший его мужчина, но никакой логики в действиях вокалиста Born пока не находилось. Неожиданно Тсузуку вынырнул из тугого потока своих мыслей, не услышав, а скорее ощутив, что на улице находится не один: за его спиной точно кто-то стоит. А уже через секунду вечернюю тишину разорвал, словно тонкую паутину, ровный голос Коичи: - Почему ты оставил меня? Тсузуку обернулся, стараясь не показывать зарождающееся внутри него раздражение, и намеренно безразлично объяснился, хотя прекрасно знал, что спрашивал его одногруппник совсем о другом: - Захотелось побыть одному. Обдумать некоторые вещи. Коичи насмешливо фыркнул и, одернув свободную толстовку, казавшуюся огромным пестрым пятном на фоне окружившего музыкантов мрака, присел на крыльцо рядом с вокалистом, вытянув ноги, обутые в модные кроссовки, потускневшие от грязи и пыли. - Я имел в виду не это, - с наигранной обидой протянул тот, подтверждая догадки Тсузуку. – Я о том случае в доме. Почему ты не помог мне? Вокалист Mejibray прикусил губу, с трудом сдерживая в себе странное желание спихнуть одногруппника с крыльца: никто ведь не удивится, если еще одного участника игры найдут со свернутой шеей… Поспешно отбросив эти мысли в сторону, Тсузуку натянуто улыбнулся, на ходу придумывая объяснение. Пожалуй, Коичи легко можно было отнести к опасным противникам, хотя внешне в эту категорию он явно не вписывался. О характерах других музыкантов вокалист Mejibray мог лишь догадываться, зато с Коичи он был отлично знаком: такому человеку не составит труда воткнуть нож между лопаток тому, кого он пять минут назад искренне звал другом. Но вместе с этим до поры времени мужчина мог оказаться отличным союзником, а значит, держать его нужно на коротком поводке. - Испугался, - соврал Тсузуку, пристально заглядывая в сощуренные глаза басиста. – Но ты ведь смог перебраться сам. Еще и Миа помог. Коичи нахмурился и, не зная, что ответить на эту реплику, бессмысленно уставился в лес, ежась на ветру, весело треплющем его розовые волосы. Находиться на улице было безумно холодно, а желудок сводило от сосущего голода, а потому мужчина уронил голову, казавшуюся неестественно тяжелой, на плечо сидящего рядом одногруппника. Тсузуку вздрогнул от отвращения, но это мимолетное движение ему удалось выдать за обычную дрожь человека, замерзшего на холодном ветру. А со стороны открытой двери уже доносился аппетитный запах только сваренного риса…