Prayers

- Поздравляю вас с успешным прохождением еще одного испытания. Чувствуете, как на один шаг приблизились к искуплению? Сидящие в гостиной музыканты переглянулись, и в глазах большинства из них сквозила лишь отчетливая усталость, смешанная с банальным желанием уснуть и больше никогда не просыпаться. Мужчины и сами не поняли, как в очередной раз умудрились выйти к дому, где очнулись впервые – не поняли, но даже не удивились. Замерзшие, насквозь промокшие и голодные музыканты только вздрогнули, когда, переступив порог дома, что, казалось, за время их отсутствия покосился еще больше, услышали столь знакомый механический голос. Кошмар наяву продолжался. - Правила нашей игры не меняются, поэтому давайте посмотрим на табло результатов. Короткий смешок, будто бы говорящего ситуация только забавляла. По экрану поползли помехи, затем раздалось резкое шипение, из-за которого хотелось броситься на пол и зажать уши порезанными ладонями – сделать все, что угодно, лишь бы не слышать этот царапающий слух звук. А затем перед музыкантами предстало синие табло, уже виденное ими раньше: Таканори – 10 Рёга – 9 Йо-ка – 9 Юуки – 8 Икума – 7 Койю – 6 Манабу – 5 Казуки – 5 Бё – 5 Коичи – 3 Миа – 2 Тсузуку – 1 Съежившийся от холода и склизкого чувства панического страха, что до сих пор тяжелым грузом лежал на плечах, Юуки удивленно поднял поникшую голову и ойкнул, не веря своим глазам: он оказался на той стороне берега последним, едва не утонув при этом, но на табло результатов его имя виднелось на верхних позициях! А вот Тсузуку… - Бред. Вокалист Mejibray рывком поднялся с дивана, на который едва успел обессиленно опуститься, а затем сделал широкий шаг вперед, в напряжении замерев прямо перед покрытым пылью экраном телевизора. Несмотря на мокрые волосы, облепившие вытянутое лицо, и пробирающий до костей холод, Тсузуку по-прежнему выглядел опасным хищником, готовым броситься в бой и бороться до последнего, а потому Миа на секунду даже всерьез подумал, что таблица результатов изменится по одному желанию вокалиста. - Здесь ошибка, - упрямо продолжил Тсузуку, с вызовом вскинув острый подбородок. – Я добрался до берега… вторым. Таканори, замерший у дверного прохода, насмешливо хмыкнул, даже забыв о пустом желудке и липнущей к телу сырой одежде. Тсузуку не стал оборачиваться в его сторону, хотя пристально следящий за мужчиной Рёга заметил, как потемнели его глаза. Таканори прошипел еще что-то едкое, но на этот раз внимания на него не обратил никто: комнату вновь наполнили шипящие помехи, вслед за которыми раздался сухой голос: - Не всегда нужно быть первым, чтобы оказаться лучше. Успех вашей работы зависит от качества вашего труда, а не от его скорости. Спешка приводит к неминуемой гибели. На этот раз Тсузуку не сумел сдержать своих эмоций: лицо мужчины резко побелело, из-за чего его глаза стали казаться еще темнее и больше, а губы вокалиста Mejibray слабо задрожали. Заметив на себе заинтересованные взгляды, он резко повел узкими плечами, словно стряхивая с себя вуаль загнанной в угол жертвы, но Рёга, поймав на себе его рассеянный взгляд, вдруг подумал, что причина этого состояния кроется вовсе не в страхе перед ломаным механическим голосом. - Тсузуку, думаю, ты помнишь наши правила. Ты набрал меньше всего баллов, поэтому тебя ждет наказание – ужинать сегодня тебе запрещено. Если кто-то отдаст свою еду тебе, то наказание понесете вы оба. Телевизор выключился, но в серой пыльной гостиной продолжала висеть напряженная тишина – каждый боялся разрушить этот купол напряжения и усталости, а потому надеялся, что за него это сделает кто-то другой. За окном было еще светло: приближался вечер, но тяжелые свинцовые тучи разошлись, и гроза, терзавшая мрачный лес весь день, уносилась все дальше. На съежившихся от холода лапах сосен все еще сверкали капельки ледяной воды, а высокая трава во дворе дома только начала подниматься, словно подтягиваясь к небу, приобретающему синевато-лиловый оттенок – вечер вступал в свои права лениво, без азарта. - Да пошли вы, - очнувшись от минутной заминки, Тсузуку произнес это свистящим шепотом, и пулей вылетел на кухню, оставив остальных музыкантов с чувством легкого удовлетворения: очередной день был пережит. * * * - Да что же это такое?! – Бё застонал и обхватил голову руками, когда Юуки виновато опустил перед ним потускневшую алюминиевую тарелку, на которой сиротливо красовалась горстка риса, которой было бы мало и ребенку. – Я сейчас сдохну от голода. Все музыканты вновь собрались на кухне, где полчаса назад обнаружили еще один жалкий пакетик риса – большинство сейчас с жадностью терзали крошечную порцию, и только Тсузуку мрачно замер у окна, скрестив бледные руки на груди. В доме было холодно, одежда неприятно липла к телу, а новые царапины саднили, однако одна мысль теплилась в груди у каждого, заставляя его чувствовать себя лучше: еще один день почти подошел к концу, но никто не умер. - Послушайте, - тяжелое молчание угнетало, и Рёга решил хоть как-то разрядить обстановку. – Этот голос… по телевизору… говорил что-то про искупление. А вчера сказали, что мы оказались здесь неслучайно. Может… - Блять, - Таканори с явным нежеланием оторвался от своего риса, чтобы кинуть на вокалиста Born презрительный взгляд и скривить пухлые губы в ядовитой насмешке. – Мы находимся в каких-то ебенях в лесу, а ты предлагаешь нам рассуждать и думать?! Может, еще план действий составим? - Может, и составим, - с легким раздражением отозвался Рёга, но добавлять ничего не стал, понимая, что конфликтов сейчас лучше избегать. Неприятный разговор закончился, не успев толком и начаться, и мужчины снова уткнулись в свои тарелки, стремясь растянуть трапезу, чтобы хоть как-то обмануть свой желудок. Наблюдая за ними со стороны, Тсузуку только морщился и с отвращением кусал губы, старательно игнорируя бьющую тело дрожь. Хотелось скинуть с себя все эти мокрые вещи, залезть в горячую ванну и долго нежиться в ласковой воде, чтобы сразу после этого скользнуть в кровать и проспать несколько суток. - И так теперь будет каждый день? Манабу выронил старую гнутую вилку, а Юуки даже поперхнулся рисом – впервые за все время пребывания здесь Миа подал голос, обращаясь не к Тсузуку. В глазах гитариста Mejibray сквозило робкое отчаяние, а запекшаяся кровь вокруг ссадины на его виске придавала мужчине какой-то необычайно серьезный вид. Миа не уточнял, что именно теперь «будет каждый день», но от его слов у всех находящихся на кухне по спине поползли мурашки – каждый понял все так, как хотел понять. Музыканты переглядывались, ожидая, пока кто-нибудь все же решится ответить на этот вопрос, и Йо-ка собрался было вновь брать ситуацию в свои руки, как вдруг неловкость, воцарившуюся за столом, легко стряхнул Тсузуку – он стоял отдельно, а значит, и в мире вращался совсем другом. - Да, Миа, так теперь будет каждый день, - вокалист Mejibray улыбнулся, словно актер, заранее выучивший свою роль наизусть. – Ведь кто-то не собирается думать и делать хоть какие-то попытки к спасению. Да, Таканори? Руки вздрогнул и тут же замер, как будто в нем сели батарейки. Слишком непривычно было слышать собственное имя, произносимое с таким презрением и отвращением – таким тоном судья выносит приговор убийце, прикончившему пару десятков человек. Впервые после случая на реке взгляды Таканори и Тсузуку столкнулись в открытую, и ни один из них не отвернулся или хотя бы попытался замять ситуацию: оба были готовы стоять до последнего. Наконец, Руки, отбросив со лба мокрую прядь темных волос, отчетливо процедил: - Я обещаю тебе: в этом Аду ты сваришься гораздо раньше, чем я. * * * Юуки юрко выскочил из своей комнаты, и с осторожностью прикрыв за собой дверь, направился к лестнице, обнимая себя руками так, словно пытаясь согреть. После скудного ужина все музыканты разбились на привычные группки и разбрелись по занятым комнатам, а Юуки вновь остался в полном одиночестве. Одежда начала подсыхать, из-за чего жить стало не так холодно, но перед глазами по-прежнему стояли бурлящие потоки воды и ошметки пены, и вокалист Lycaon понял, что просто должен ощущать чье-то присутствие рядом – иначе вновь утонет в собственном страхе. Атмосфера ненависти и недоверия, царившая в этом доме, отнимала больше сил, чем все жестокие испытания и суровые походы по непроходимому лесу. Всеобщие злоба и желчь превращались в сухую пыль и забивались в глотку Юуки, заставляя его судорожно хватать воздух и задыхаться. Он не привык жить так. Вокалист Lycaon спускался в гостиную, хотя понимал, что, даже если найдет там хоть кого-то, разговаривать с ним вряд ли станут, но уже сам факт человеческого присутствия внушал что-то похожее на ложное спокойствие. Душа Юуки рвалась на части, а где-то в голове все еще плавала шипящая пена, и мужчина, столкнувшись с кем-то на последних ступенях лестницы, не сразу сообразил, на кого именно наткнулся. Только когда взгляд скользнул по чужим рукам, бледным и почти прозрачным, а затем поднялся выше, к выразительным скулам и острому носу хищной птицы, Юуки обо всем догадался и невольно сделал шаг назад. Йо-ка нахмурился и замер в нелепой позе, словно знаменитость, которую навязчивые папарацци застали в самый неподходящий момент – одна нога поднята в попытке сделать шаг, а руки вывернуты назад, как если бы мужчина собирался потянуться. Юуки безуспешно пытался нащупать потерянный взгляд вокалиста Diaura, но тот ловко уворачивался от этих попыток, с каким-то деланным безразличием всматриваясь в верхние ступени. Чужого взгляда Йо-ка явно избегал. Секунды тянулись мучительно медленно, но Юуки этого не замечал: просто мысленно перенесся в совсем другое место. Место, в котором дождь хлестал его по лицу, вездесущие языки ледяной воды лизали дрожащие ноги, а единственный человек, поймавший последний взгляд умирающей птицы, отворачивается и уходит в никуда. Очнувшись от странного замешательства, Йо-ка резко отпихнул Юуки в сторону и скрылся в тени деланного безразличия и жесткости, так не шедшей к его аристократично-бледному лицу. Вокалист Lycaon проводил мужчину, метнувшегося вверх, с тупым безразличием, а затем из последних сил вцепился в шершавые деревянные перила, чтобы не съехать вниз. Обидно и больно. Интуитивно каждый человек мечтает о защите, даже если внешне и не пытается этого показывать – всем хочется знать, что, случись что-то страшное, найдется кто-то, кто обязательно вытащит тебя из ямы отчаяния. И, если такого человека нет, жить становится очень тяжело. Юуки сам не понял, каким образом умудрился оказаться на улице. Было еще не поздно, и лиловые сумерки только начали укрывать лениво засыпающий лес, а потому мужчина решил, что можно немного побродить по окрестностям – все равно лучше, чем находиться в тесном доме, где все видят друг в друге лишь соперников. Однако не успел Юуки сойти со скрипящего даже под его небольшим весом крыльца, как где-то за его спиной раздался взволнованный голос: - Юуки! Вокалист Lycaon обернулся в какой-то наивной надежде, но тут же сник, когда понял, что позвал его всего лишь Уруха. Но, несмотря на это, Юуки все равно сумел искренне улыбнуться в легком недоумении, в ответ на что Койю объяснился: - Увидел тебя в окно и решил, что тоже хочу пройтись. Ты ведь не против? Юуки покачал головой, про себя отметив, что гулять в компании даже лучше – появлялась хоть какая-то возможность поговорить. Да и Уруха был одним из немногих, кто не пытался вести себя так, словно стервозность могла как-то помочь выбраться из этой странной ловушки. Напротив, своим поведением Койю только располагал к себе, и Юуки решил, что наилучшего компаньона было просто не придумать. Однако стоило мужчинам достичь первых мрачных сосен, как между ними воцарилась неловкая тишина, какая устанавливается среди вежливых незнакомых людей, которые просто не знают, о чем говорить друг с другом. - Не будем уходить далеко, да? – Юуки бросил испуганный взгляд на трухлявую крышу, едва виднеющуюся за массивными соснами. - Да, это опасно, - Койю задумчиво кивнул. – Походим где-нибудь вокруг. После этого содержательного диалога вновь повисла тишина. Вокалист Lycaon и рад был бы поговорить, но общих тем не находилось, а обсуждать недавние события совсем не хотелось. Все тело болело от ударов о камни, а ноги едва слушали уставшего Юуки, однако на свежем воздухе тот все равно ощущал себя лучше, чем в своей тесной пустой комнате. Дорога здесь еще была ровная, а вечернее небо цвета начинки черничного пирога даже успокаивало, а потому, когда Уруха заговорил, Юуки совсем потерял бдительность: - Я безумно испугался за тебя сегодня. - Что? – вокалист Lycaon удивленно оторвал недоуменный взгляд от еще сырой после ливня травы. - На той реке, - Койю отвернулся в сторону, делая вид, что необычайно заинтересовался мощными корнями очередной древней сосны. – Ты балансировал… на грани. Юуки грустно усмехнулся, вскользь подумав, какое точное сравнение подобрал Койю, а затем тоскливо вздохнул и невесело заметил: - Всем сегодня было нелегко. Уруха пожал плечами и, кажется, хотел добавить что-то еще, но почему-то не стал этого делать, и вокалист Lycaon почувствовал какую-то конфузную неловкость, повисшую между ними. Койю тоже почувствовал, как молчание из смущенного сделалось напряженным, и поспешил продолжить разговор: - Просто ты… такой хороший. В отличие от большинства здесь. Юуки смутно понял, что намекает Уруха на случай с Миа, но сказать в открытую об этом не может, потому что понимает, что и сам в этой ситуации оказался не лучше «большинства». Вокалист Lycaon слабо улыбнулся, радуясь, что кому-то еще не все равно на происходящее здесь, и даже хотел было сказать Койю что-нибудь ободряющее, но неожиданно разговор мужчин прервал какой-то шорох – из ближайших кустов раздалось чертыханье. Юуки по инерции шагнул назад и закрылся руками, а Уруха, напрягся, приготовившись драться. - Расслабьтесь. Знакомый высокомерный голос успокоил Койю, в голове уже прокрутившего несколько сотен печальных вариаций развития этой истории, а вот Юуки, едва услышав его, вздрогнул еще раз. Перед мужчинами замер сощурившийся Таканори, по-прежнему кутавшийся в свой черный кардиган, уже изрядно растянувшийся и потрепанный. Глаза Руки недобро блестели, как только начавшие зажигаться на небе звезды, и Койю, сходу почувствовав неладное, быстро выпалил: - Что ты здесь забыл? - Гуляю, - с вызовом отозвался Таканори, тяжело переваливаясь с ноги на ногу. – То же, что и вы. Или я ошибаюсь? «Хищник» - лихорадочно думал Юуки, глядя на короткую шею Руки – несмотря на его напускное спокойствие, вены на ней напряглись, будто мужчине с трудом удавалось держать себя в руках. Вокалист Lycaon вдруг почувствовал себя лишним между этими двумя, и Таканори, словно уловив эти мысли, растянулся в такой сахарной улыбке, что даже наивный ребенок не поверил бы в ее искренность. - Детка, я думаю, что дальше свою прогулку ты продолжишь в одиночестве, - Руки поджал губы и с насмешливой заботой поправил воротник на рубашке Юуки. – Не возражаешь? Шею, до которой вскользь докоснулись холодные пальцы Таканори, обдало недружелюбным холодом, а фамильярное обращение резануло слух, и вокалист Lycaon, нахмурившись, развернулся и быстро зашагал обратно к дому, проигнорировав мимолетное касание Урухи. Участники The Gazette проводили мужчину внимательными взглядами, а затем Койю резко отвернулся к одногруппнику и холодно поинтересовался: - И что ты на самом деле здесь забыл? - Гулял, - вновь огрызнулся Руки, но на этот раз в его голосе уже не было слышно прежней злобы. Оставив эти слова без внимания, Уруха тоже развернулся обратно: настроение мигом сделалось «непрогулочным». Таканори подождал, пока мужчина отойдет от него шагов на пять, а затем быстро догнал его и пристроился рядом, старательно делая вид, что не замечает изменившийся атмосферы – кажется, даже вечер стал на несколько градусов холоднее. - Что, так неприятно находиться рядом со мной? – наконец, Руки все же подал голос. – Неужели такой противный? - Настоящая сука, - Койю усмехнулся каким-то своим мыслям. – Нори, слышишь? Ты настоящая сука. Таканори нахмурился, но какой-то особой обиды в его образе не появилось – скорее, легкая задумчивость. Мужчины шли рядом, почти касаясь друг друга локтями, но вместе с этим оба понимали, как же далеко сейчас друг от друга. - А что я должен делать? – вдруг с раздражением поинтересовался Руки. – Спасать всякий сброд, таща его на своей спине? - Для начала попробуй не считать других людей «всяким сбродом», - насмешливо заметил Уруха, искренне желая скорее оказаться дома и отвязаться от одногруппника. - Поэтому ты вытащил его из воды? – Таканори фыркнул, но на этот раз в его голосе скользнула искренняя обида. – Потому что он играет в милого ангелочка? Услышав последнюю фразу, Койю остановился и смерил идущего рядом мужчину презрительным взглядом, из-за чего тот снова принялся нервно качаться с пятки на носок – неприятно, когда на тебя смотрят <i>так</i>. Вдвойне неприятно, когда так на тебя смотрит тот, кто ни в коем случае не должен этого делать. Пока Таканори думал об этом, Койю махнул рукой и быстро зашагал в сторону крыльца, с раздражением пробираясь через высокую траву. Но неожиданно он развернулся и, в упор посмотрев на Руки, продолжающего с каким-то нелепым вызовом стоять на одном месте, тихо произнес: - Поверь, он гораздо лучше, чем ты.