Prayers

Йо-ка поднялся на второй этаж, но проходить дальше не спешил, продолжая стоять на последней ступени старой лестницы и с какой-то потерянной усталостью разглядывать пыльный коридор. На душе было гадко. Вокалист Diaura предпочел бы, чтобы Юуки сказал ему что-то колкое, оскорбил или хоть как-нибудь выразил свое презрение – сделал хоть что-нибудь вместо этого молчаливого укора. Перед глазами Йо-ки до сих пор стояла бурлящая река и испуганный взгляд, полный наивной надежды. Взгляд, от которого он предпочел отгородиться. Мужчина убеждал себя, что это нормально, что каждый на его месте поступил бы так же, однако червячок отвращения к самому себе продолжал точить сердце вокалиста Diaura – в этом месте мораль вдребезги разбивается об углы реальности. Покачав головой, Йо-ка переключился на более важные проблемы. Второй, он снова второй в таблице результатов. Мужчина нахмурился и сделал рассеянный шаг вперед, из-за чего деревянный пол под его тяжелым ботинком жалобно скрипнул. Вокалист Diaura вздрогнул. В нем не было сумасшествия Тсузуку или отчаянности Рёги, а потому, прежде чем совершить очередной безумный рывок к спасению собственной жизни, ему приходилось тщательно обдумывать каждый свой шаг. Ледяное сознание Йо-ки толкало его за черту. Вокалист Diaura не привык уступать и быть вторым, а потому сейчас негодование за собственную слабость терзало его сильнее чувства вины. - Гложет совесть? Глухой смешок. Йо-ка вздрогнул и резко обернулся на сладковатый голос – у дверей одной из комнат насмешливо замер вокалист Reign, что даже в вечернем полумраке выглядел так, будто вот-вот засветится. Йо-ка инстинктивно сощурился, словно смотрел на что-то яркое, и скрестил руки на груди, вскользь подумав, что делает это, чтобы отгородиться от ледяной красоты. Икума, заметив маневр мужчины, только довольно усмехнулся и сделал шаг ему навстречу, странно завалившись в сторону при этом. На секунду Йо-ка даже подумал, что вокалиста Reign сейчас придется ловить: слишком шатко тот стоял на тонких ногах. - Чего тебе? В голосе Йо-ки звучало открытое недоверие: слишком странным казалось ему то, что молчащий целых два дня мужчина решил заговорить с ним. Заметив смятение, отразившееся на лице вокалиста Diaura, Икума вдруг коротко хохотнул, что было уж совсем не к месту, и почти весело добавил: - Не переживай, все ошибки уходят в прошлое. Йо-ка вздрогнул и неловко шарахнулся назад, чуть не свалившись с лестницы – еще один шаг, и испытания для него бы закончились. Кажется, что вокалист Reign говорит о том, что случилось сегодня, но в голову лезут совсем другие картины. Оборванный подросток, чужой грубый голос и мутные кольца вонючего дыма дешевых сигарет… Нет, он не может знать. Это всего лишь совпадение. Эти мысли вернули Йо-ке прежнюю самоуверенность, и он с намеренно безразличным лицом обошел вокалиста Reign и направился в сторону своей комнаты, напоследок бросив равнодушное: - Не понимаю, о чем ты. - А ты похож на Тсузуку. Йо-ка резко остановился и рывком развернулся к Икуме, однако посмотреть в его глаза, отдающие каким-то недобрым блеском, почему-то не решился: мужчине все сильнее казалось, что вокалист Reign не в себе. Словно почувствовав эти мысли, Икума вновь пошатнулся и даже схватился за ободранную стену, чтобы не упасть, после чего на его фарфоровом лице появилось выражение легкой озабоченности: изящные брови сползлись к тонкой переносице, а губы чуть выдвинулись вперед, складываясь в трубочку. - О чем ты? – голос Йо-ки вдруг начал отдавать нервной хрипотцой. - Но дороги у вас совсем разные, - задумчиво продолжил Икума, ведя беседу лишь с самим собой. – Ты никак не можешь поверить, а он просто разучился верить… - Что? Верить во что? В пропахшем затхлостью коридоре вмиг стало как-то темнее и неуютнее, хотя казалось, что такое вообще невозможно. Йо-ка вдруг почувствовал, как же ломает все его тело после изнуряющего дня, а Икума, бросив на него последний несфокусированный взгляд, махнул рукой и развернулся, направляясь в сторону своей комнаты. Однако сдаваться и просто так плясать под чужую дудку Йо-ка не собирался и, набрав в саднящие легкие побольше воздуха, кинулся вслед за мужчиной. Плечо вокалиста Reign показалось ему неожиданно маленьким и хрупким – сожми чуть посильнее, и кость точно треснет. - Не трогай! Ломаный крик вдруг наполнил тихий коридор, тонущий в клубящейся пыли, и Икума, вывернувшись из-под цепких длинных пальцев, дернулся вперед, и его правильное лицо перекосила гримаса какого-то отвращения. Еще секунда, и он, шатаясь, словно пьяный, скрылся за дверью своей комнаты, бросив на вокалиста Diaura брезгливый взгляд, а Йо-ка только растерянно спрятал в карман толстовки руку, которой моментом ранее держал плечо Икумы – пальцы до сих пор сохранили на себе мертвенный холод. * * * - Так и будешь молчать? - Так и будешь строить из себя обиженную жертву? Взгляды Тсузуку и Коичи все же встретились. Мужчины, разделенные одним лишь обеденным столом, стояли друг напротив друга на кухне, где больше никого не было, и компании друг друга, кажется, рады не были. Разговаривать с одногруппником Тсузуку хотелось меньше всего: тело болело после ударов о подводные камни, а ободранная щека нещадно саднила, словно кто-то продолжал поливать кожу кислотой. Однако Коичи состояние вокалиста явно не волновало, и нынешним вечером он постарался сделать все, чтобы они вдвоем остались наедине. Небо за окном стало совсем черным и почти слилось с дремлющими соснами, из-за чего казалось что перекошенный дом замер где-то на краю вселенной и, кроме него, в мире не существует ничего. Многие музыканты уже легли спать – Тсузуку видел, как усталый Юуки вел едва стоящего на ногах Миа в его с Коичи комнату, но говорить ничего не стал. Он уже определился с выбором собственного пути и сбиваться с него не собирался, хотя потухший взгляд гитариста заставил что-то в душе Тсузуку болезненно вздрогнуть. «Все равно не существует никакой дружбы» - рассеянно думал мужчина, с отвращением стирая засохшую кровь с подбородка. – «Вряд ли он бы поступил по-другому». А затем пришел Коичи. Выждав момент, когда Тсузуку останется на кухне один и потеряет бдительность, он подобрался к мужчине и без всяких предисловий прошипел ему на ухо: - Опять бросил меня? Вокалист Mejibray резко развернулся, и одного взгляда на одногруппника хватило ему, чтобы понять, что в заботливого друга можно больше не играть: союза у них с Коичи все равно не получится. - А ты бы поступил по-другому? – насмешливо хмыкнул Тсузуку. – Бросился бы спасать меня, не думая о своей жизни? - Мы говорим о том, что произошло, а не о том, что могло бы произойти, - веско заметил Коичи, а его глаза озлобленно сверкнули. – Не знал, что ты такая трусливая сука. - Сам придумал? Или Таканори подсказал? Басист скривился, и Тсузуку понял, что попал в точку. Мужчина сохранял невозмутимый вид, словно этот разговор его вообще не трогал и не интересовал, однако где-то в глубине сердце тоскливо дернулось и на несколько секунд забыло о своем предназначении. Тсузуку не доверял Коичи с самого начала, однако такого скорого предательства от него не ожидал. - Ты просто завидуешь, - прошипел басист, почти физически ощущая, как уменьшается под презрительным взглядом одногруппника. – Потому что Таканори на моей стороне. Тсузуку не сумел сдержать нервного смешка, даже забыв о раздражении, поселившемся в душе – радости в виде Руки и его поддержки ему не нужно было и даром, только вот Коичи расценил этот смешок по-другому. - Да, - с вызовом продолжил он. – Мы выберемся отсюда, а ты сдохнешь в одиночестве. Потому что ты не умеешь дружить. У тебя вообще нет человеческих чувств! От последних слов Коичи вокалиста Mejibray передернуло, и он не сразу сумел собраться с мыслями, чтобы дать неприятному собеседнику достойный ответ. В глазах Тсузуку Коичи выглядел жалким и наивным, однако мужчина знал, какую подставу тот может устроить, а потому не спешил расслабляться, хотя разговор начинал заходить в опасное русло. - Поговорим, когда Таканори ринется спасать тебя, рискуя собой, - наконец, улыбнулся Тсузуку и, отпихнув мужчину в сторону, направился к выходу. – Расскажешь мне о его благородстве. Коичи покраснел и открыл рот, намереваясь выплюнуть еще что-нибудь злобное и ядовитое, однако в его голову так и не пришло новых оскорблений, а потому он лишь злобно прищурился. Если бы басист знал, что Тсузуку его слова задели гораздо сильнее, чем показалось на первый взгляд, то точно остался бы доволен. Но догадаться об этом, конечно, Коичи не мог, а потому только сверлил ненавистным взглядом спину одногруппника, мысленно прокручивая десятки сюжетов, в которых сможет его хорошенько подставить. * * * Тсузуку замер перед зеркалом в ванной и, болезненно морщась от каждого неосторожного движения, смывал ледяной водой засохшую кровь с лица. Кажется, спать легли абсолютно все, так что в доме было пусто и многочисленные защитные маски безразличия можно было скинуть: сгорбившиеся узкие плечи Тсузуку опустились, а сам он вдруг сделался каким-то особенно хрупким и беззащитным. Вокалисту Mejibray казалось, что его тело пропустили через камнедробилку не один раз, а затем, решив не собирать обратно, выкинули наружу мешком безвольных костей. Болело абсолютно все. В бархатной темноте, разбавленной лишь мутным светом от огоньков двух подрагивающих свечей, Тсузуку разглядывал свое отражение в треснутом зеркале и с какой-то истеричной усмешкой пытался вспомнить, были ли у него такие мешки под глазами до этого момента. Душа сжалась в какой-то тугой комок и металась внутри узкой грудной клетки, так и норовя вырваться через глотку в виде горькой тошноты. Тсузуку хотелось отчиститься от всей этой грязи, но желудок был пустой, а другая грязь, более вязкая и липкая, находилась гораздо глубже. Слова Коичи оставили болезненные шрамы на воспаленном сознании вокалиста Mejibray, что и так находилось в состоянии, близком к лихорадке. То, что сказал одногруппник, казалось Тсузуку до слез несправедливым, и он обессиленно оперся на хлипкую раковину и до крови прикусил губу – можно прятать слабость сколько угодно далеко, но однажды все-таки придется выпустить ее наружу. Иногда даже сильные люди нуждаются в передышке. Тсузуку безусловно считал себя сильным – слишком многое случилось, чтобы разрешить ему такую вольность. А Коичи – всего лишь жалкая декорация. Он не знает совсем ничего, а потому бросается бездумными словами и слепо вешает ярлыки обвинений на окружающих – из-за таких крыс и ломаются сильные люди. В тесной ванной было душно и сыро, и вокалист Mejibray вдруг запоздало вспомнил, что его джинсовая куртка до сих пор не высохла и сейчас противным холодным грузом лежит на усталых плечах. Одновременно с этими его мыслями в помещении раздался тихий скрип. Не отошедший от неприятного разговора с Коичи Тсузуку резко развернулся, мигом напуская на себя привычную волну холода. Дверь приоткрылась чуть шире, и в образовавшуюся щель быстро проскользнул Рёга – мужчина выглядел достаточно бодро, а значит, спать он еще не ложился. - Тебя долго не было, - твердо объяснил вокалист Born растерявшемуся из-за его внезапного появления Тсузуку. – Я решил проверить, вдруг… - Я в порядке. Уходи. Рёга удивленно глянул на мужчину: даже в тусклом свете двух свечей было заметно, какой тот бледный и вымученный. При ближайшем рассмотрении ободранная щека Тсузуку не выглядела такой уж жуткой, и вокалист Born подумал, что, смой с нее кровь, музыкант и вовсе будет выглядеть неплохо. Только вот что-то еще в образе Тсузуку подсказывало, что его измотанный вид вызван не только приключениями сегодняшнего дня. Рёга вдруг вспомнил, как вокалист Mejibray дернулся и помрачнел на словах того странного голоса о спешке, но сейчас точно был не лучший момент для выяснения подробностей. - Ты ранен, - мягко заметил Рёга. – Давай помогу? Самому ведь неудобно. - Что ты пристал ко мне? – вокалист Mejibray раздраженно поморщился, но тут же ойкнул, когда царапина на его щеке натянулась. – Сказал же, что справлюсь сам. Рёга устало вздохнул. Упрямство мужчины раздражало, ведь было заметно, что тому тяжело даже ровно держаться на ногах. Тогда вокалист Born, решив, что после сегодняшнего дня уже не испугается ничего, сделал резкий шаг вперед и, схватив растерявшегося Тсузуку за тонкие запястья, усадил его на шаткую тумбочку рядом с раковиной. Сначала пойманный «в плен» мужчина просто не сообразил, что произошло, но уже через секунду он сориентировался, и его небольшой, но довольно тяжелый кулак впечатался в скулу Рёги. - Черт! – вокалист Born зашипел и отшатнулся в сторону, прикрыв половину лица рукой. – Вот и помогай людям после этого! Тсузуку вздрогнул и, сообразив, что наделал, рассеянно ойкнул. Колкое чувство вины мигом зародилось где-то внутри мужчины, болезненно пихая его под ребра: Рёга ведь на самом деле не хотел ничего плохого, просто действовать начал слишком резко и необдуманно… - Прости, - Тсузуку отвел смущенный взгляд в сторону и следующие слова пробубнил почти шепотом, надеясь, что услышит их только он. – Я не хотел, это случайно вышло, я просто… - Забей, - Рёга махнул рукой и насмешливо посмотрел в зеркало, разглядывая покрасневшую скулу. – Просто ты хотел, чтобы я стал таким же красивым, да? Не удержавшись, Тсузуку хихикнул, а вокалист Born, хотя лицо и болело после сильного удара, слабо улыбнулся, радуясь, что сумел развести неразговорчивого мужчину на положительные эмоции хотя бы таким образом. Однако Тсузуку, заметив, что Рёга вновь потянулся к нему, мигом посерьезнел и ловко увернулся от чужих рук, после чего устало спросил: - Ну что тебе еще нужно? - Дай посмотрю твою щеку, - твердо произнес Рёга, подумав, что в этот раз точно не уступит. – Ты виноват, так что за тобой должок. Вокалист Born чуть было не заикнулся о случае в доме в самый первый день, но вовремя прикусил язык, решив, что мужчине об этом лучше не напоминать. Сам Тсузуку хмурился, однако, как тот ни старался прикидываться недовольным, выражение подозрительного недоверия исчезло из его лица. Вокалист Mejibray понимал, что ничего не мешает ему просто послать навязчивого Рёгу и уйти, однако что-то все равно держало его на месте. Еще немного посидев молча, Тсузуку вдруг фыркнул и неоднозначно махнул рукой, как бы показывая, что вокалист Born может делать, что хочет. Терять драгоценное время Рёга не собирался, а потому сразу же развернул мужчину к себе и принялся со всей осторожностью, на какую только был способен, смывать кровь с его лица. Каждый раз, когда теплые пальцы Рёги касались его кожи, Тсузуку вздрагивал и подавался назад, но затем, поджимая губы и закрывая сонные глаза, снова возвращался в прежнее положение. Мужчина чувствовал, как вокалист Born нависает над ним, словно заслоняя собой от всего окружающего мира, и эти мысли приятно обволакивали сознание, позволяя расслабиться хотя бы на секунду. Прохладная вода стекала по порозовевшим от частых касаний Рёги щек Тсузуку, следов крови на которых почти не осталось, а Рёга думал, что же делать с ссадинами на его лице, как вдруг сам вокалист Mejibray вскочил на ноги и, отпихнув мужчину от себя, сделал быстрый шаг в сторону двери. Он совершил ошибку: расслабляться здесь нельзя. Тсузуку напряженно всматривался в вокалиста Born, словно ожидая, что тот вот-вот достанет из-за спины нож, а сам Рёга только ошарашенно смотрел на него, чуть приоткрыв рот. Тсузуку рассеянно коснулся собственного лица – казалось, что кожа еще хранила на себе следы от прикосновения теплых пальцев. Вокалист Mejibray корил себя, понимая, что только что добровольно подпустил чужого так близко, забыв о бдительности. Вряд ли Рёга будет играть в заботливого друга просто так, а принцип «услуга за услугу» Тсузуку не устраивал – слишком большими хлопотами это могло обернуться в будущем. - Да что ты от меня хочешь?! – вокалист Mejibray непонимающе уставился на мужчину. – Зачем преследуешь? - Ничего я от тебя не хочу, - Рёга устало вздохнул, поражаясь, как в одном человеке может уместиться столько упрямства. – Просто решил помочь тебе. - Никто не станет помогать просто так, - твердо возразил Тсузуку, начиная злиться из-за всей этой нелепой ситуации. – Серьезно, что тебе от меня нужно? - Пошли! Вокалист Mejibray не успел даже возмутиться, а Рёга уже схватил его за запястье и настойчиво потащил вниз, в сторону кухни, не особо заботясь о том, как его спутник будет перескакивать через ступени, будучи схваченным почти в охапку. Тсузуку пытался вырываться из этой железной хватки, но шуметь было нельзя: проснуться все остальные, и проблем будет в тысячу раз больше. Поэтому мужчина только раздраженно пихал Рёгу свободной рукой, но тот, не обращая на это внимания, упорно тащил его на кухню. Наконец, когда угрюмый пыльный коридор остался позади, вокалист Born тоже остановился и отпустил Тсузуку, подтолкнув его к столу, на котором белело что-то круглое. - Это что? – Тсузуку непонимающе уставился на тарелку, на которой сиротливо лежала почти не тронутая кучка риса. - Макароны, - устало съязвил Рёга, обходя стол с другой стороны. - Зачем? Мужчины переглянулись. Наглость и настойчивость вокалиста Born поражала, и Тсузуку никак не мог вернуться в реальность и осознать, что тут вообще происходит. Наверное, если бы не этот эффект неожиданности, Рёга просто получил бы еще один удар в скулу еще на втором этаже, только вот в этот раз вокалист Born оказался хитрее. - Нормальные люди его едят. Что будешь делать ты, я не знаю, - хмыкнул он, опускаясь на скрипящий стул. – Оставил свой для тебя, еле отбился от Таканори. - Не буду, - Тсузуку упрямо вздернул подбородок и скрестил руки на груди. – Я уже говорил, мне не нужны подачки ни от тебя, ни… - Ешь. Вокалист Mejibray удивленно посмотрел на Рёгу, открывая его с новых сторон. Тот, кто до этого казался простодушным дурачком, вдруг легко перетянул власть в свои руки, и Тсузуку запоздало осознал, что этот рис ему придется съесть, даже если прямо сейчас вдруг начался бы конец света. Вокалист Born не пытался угрожать, но стальная твердость в его голосе как бы подсказывала, что спорить с мужчиной бесполезно. Тсузуку прекрасно понимал, что он может просто встать, развернуться и уйти, только вот почему-то ему не… хотелось? - Наказания не боишься? – сдавшись, Тсузуку сел на соседний стул, но последний шанс решил все же испытать. – Сказали же, что пострадаем оба. - Плевать, - Рёга пожал плечами, из-за чего в глазах вокалиста Mejibray вырос еще немного. – Ешь давай. Тсузуку фыркнул, но ложку в руку послушно взял. Собственная неконтролируемая податливость раздражала, и мужчина предпочел уткнуться в тарелку, лишь бы не видеть лицо Рёги, довольного тем, что в этом поединке он все-таки победил. Однако на душе у Тсузуку по-прежнему было неспокойно. Поверить в бескорыстность Рёги все равно не получалось: вокалист Mejibray оступился достаточное количество раз, чтобы больше не попадаться на эту ловушку – никто и пальцем не пошевелит ради другого человека, если ему это будет невыгодно. А потому сейчас, ощущая на себе пристальный взгляд Рёги, Тсузуку ощущал себя глупой жертвой, балансирующей на краю пропасти. - Что с тобой? – вокалист Born хмыкнул и, перехватив удивленный взгляд мужчины, объяснил. – У тебя лицо такое… жуткое. - Спасибо, - Тсузуку вновь не сумел сдержать смешка. – Ты тоже не красавец. Рёга хохотнул, но, вспомнив, что остальные уже спят, вовремя взял себя в руки – решил просто сделать доброе дело, а в результате получил в глаз и узнал, что «не красавец». Сидя на кухне в ночном полумраке и наблюдая, как наглый Тсузуку расправляется с его порцией, вокалист Born считал себя полным идиотом, однако был полностью доволен этими мыслями. Почему-то Тсузуку, несмотря на его отвратительный характер, хотелось помогать – Рёга и сам не понимал, откуда взялся этот порыв, но предпочел довериться этому чутью. Неожиданно вокалист Mejibray поднял голову, словно намереваясь сказать что-то еще, но неожиданно где-то в коридоре раздался шорох, и оба мужчины резко развернулись в сторону двери, однако в темноте видно ничего не было. Музыканты переглянулись, и Тсузуку, не дожидаясь реакции Рёги, вскочил со стула и, отодвинув его со скрипящим грохотом, кинулся к проходу, но успел заметить только мимолетное движение чьего-то силуэта в сторону лестницы и поспешные удаляющиеся шаги. Догонять ночного гостя не имело смысла, однако кое-какие догадки на этот счет к Тсузуку все-таки были, и это напрягало. Он ругал себя за слабость в отношении Рёги, а теперь свидетелем этой слабости стал кто-то еще. Все случилось так, как вокалист Mejibray и предполагал: доверяешься кому-то один раз, а на деле выходят только проблемы. Слишком часто он сталкивался с этой истиной, а все равно совершал ошибку за ошибкой. - Эй, ну что? Кто там был? Тсузуку рассеянно обернулся к озабоченному Рёге. Догадки вокалиста Mejibray были невеселыми, и теперь все его мысли крутились лишь вокруг того, как ночной свидетель его слабости станет использовать эту слабость против него. В душе росло отвращение к самому себе, и Тсузуку захотелось перемотать время на тот момент, когда они с Рёгой только встретились в ванной – перемотать и послать его куда подальше. Только вот таких способностей у вокалиста Mejibray не было, и единственное, что ему оставалось, было: - Спокойной ночи. Выпалив эту фразу, Тсузуку резко развернулся и зашагал в сторону лестницы, пообещав себе, что подобную слабость он себе больше не позволит. Проще быть одному, чем доверять нити своей души постороннему человеку – прошлое Тсузуку доказывало эту теорему не один раз.