Prayers

Наблюдая за зарождающимся рассветом, Икума лежал на полу своей комнаты, не боясь испачкать дорогой пиджак в клубящейся в помещении пыли. Со стороны могло показаться, что мужчина просто спит, однако расширенные зрачки Икумы под его полуопущенными веками неотрывно следили за плывущими по небу розовыми облаками. Нежный свет нового дня любопытно скользил по лицу вокалиста Reign, но тот только морщился от прикосновения теплых лучей. Картинка перед глазами мужчины была нечеткая, как будто кто-то убавил резкость во всем окружающем мире, а испачканный в каких-то мутных разводах потолок над головой Икумы то рывком приближался к нему, так и норовя свалиться прямо на голову вокалиста Reign, то ускакивал далеко назад, превращаясь в огромный купол. С неожиданной ясностью мужчина вдруг понял, что, попробуй он подняться на ноги, остатки вчерашнего скудного ужина точно покинут его желудок. Реальность слишком отвратительна. Люди прячутся под масками и играют заранее продуманные роли, и ни один из них не может заранее сказать, когда сценарий его игры оборвется. Сцена так и останется несыгранной, а толпа зрителей навечно запомнит бездарного актера в его дешевой маске, которую тот искренне считал эксклюзивной. Не проще ли сразу сбежать от этой реальности? Когда вокруг тебя одно лишь мелкое море из запретных слов и мыслей, провал во тьму, где не существует законов, может оказаться единственным выходом. Икума слабо улыбнулся и, совершив над собой титаническое усилие, тяжело перевернулся набок, после чего с мазохистским удовольствием прикусил губу, когда шершавый деревянный пол больно царапнул его щеку. Не стоит притворяться павлином в закоулках бурых труб уродливой реальности, если однажды ты уже выпал из нее. * * * Широко зевнув, Тсузуку запустил пальцы в спутавшиеся после беспокойного сна волосы и без особого интереса отметил, что кровать Рёги уже была пуста. От вчерашней хорошей погоды ни осталось и следа: сегодня небо снова затянули скучные облака, но ветра, кажется, не было. Около минуты Тсузуку просто сидел на своей кровати и, сложив ноги по-турецки, обдумывал все, что случилось вчера. День выдался на удивление спокойным, и это напрягало: не верилось, что в этом месте передышку могут дать просто так. Вздохнув, вокалист Mejibray покачал головой и, наскоро умывшись, спустился вниз, досадливо заметив, что на втором этаже больше никого не было – ему бы тоже стоило вставать пораньше. Остальные музыканты обнаружились на кухне. Вызывающе оглядев их заспанные лица, Тсузуку пришел к выводу, что никакие важные планы пока не обсуждались, а потому мужчина спокойно выпил стакан ледяной воды, намеренно схватив тот, который стоял около Йо-ки, но вокалист Diaura лишь оглядел вчерашнего соперника безразличным взглядом – кажется, его сегодня тоже что-то беспокоило. Невольно остыв из-за этой волны холодного равнодушия, Тсузуку хотел было пройти на свое привычное место около подоконника, как вдруг сжавшийся в дальнем углу кухни Коичи сдавленно всхлипнул и выронил из рук заляпанный стакан. Ударившись об пол с громким звоном, тот разлетелся на несколько крупных кривых осколков, но внимание музыкантов уже отвлеклось: со стороны коридора послышался едва различимый скрип. В панике оглядев собравшихся, Казуки вдруг понял, что все музыканты были здесь, на кухне, а значит, что в их временное убежище пожаловал незваный гость. Коичи тут же побелел и шарахнулся в сторону Таканори, будто ища от него поддержки, но мужчина уже юркнул за спину Койю. Звук тяжелых шагов становился все ближе, и даже Йо-ка, как бы он ни пытался это скрыть, был напуган: страх выдавали трясущиеся пальцы мужчины, слепо шарящие по столу в поисках защиты. Тяжелый удар и короткий рык - гость явно стоял за порогом и готовился войти. Рёга кинул быстрый взгляд на Тсузуку, но тот пристально всматривался в проход и не обращал внимания ни на что вокруг. Казалось, что даже воздух с каждой секундой становился все горячее и раскаленнее, и вот, когда дышать стало совсем невозможно, мощная лапа с пожелтевшими загнутыми когтями ступила на трухлявый деревянный пол. Огромная собака со свалявшейся черной шерстью, последний покой в которой нашли какие-то сухие листья и ветки, грузно прошла на кухню и остановилась в метре от Юуки, находящегося ближе всего к входу. Зрачки вокалиста Lycaon расширились, и мужчины сделал робкий шаг назад, но огромный зверь, не обратив на это внимания, призывно рыкнул и развернулся, вновь скрывшись в тени кишкообразного коридора. * * * О том, что это было приглашение, музыканты догадались только тогда, когда жуткий пес, обнаружив, что никто не последовал за ним, вновь вернулся на кухню и раздраженно рыкнул. И вот уже около часа невольные участники игры медленно брели по густому лесу, свернув с привычной тропинки еще в самом начале пути. Моросящий дождик, встретивший мужчин по выходе из дома, превратился в настоящий тропический ливень, и сырая земля предательски уезжала из-под ног, из-за чего каждые три минуты кто-то обязательно поскальзывался и, если совсем не везло, падал в холодную грязь. Темная широкая спина маячившего впереди пса по цвету почти слилась с мрачными свинцовыми тучами, затянувшими все небо, и Йо-ка, случайно оказавшийся в самом конце неровной колонны, напряженно прокручивал в голове варианты развития событий, в глубине души понимая, что ничего хорошего точно не произойдет. Их ведут в новую ловушку. Когда его нога вновь соскользнула с узкой дорожки, Йо-ка только скривился и сразу же продолжил путь, отлепив от спины намокшую толстовку. Позавтракать никто из музыкантов не успел, но вокалист Diaura вдруг подумал, что есть совсем не хочет: внутри появилось неприятное чувство, будто бы стены желудка кто-то порезал изнутри остро заточенным скальпелем. Каждый новый шаг причинял нестерпимую боль, но Йо-ка с удивлением отметил, что хрупкая фигурка Юуки, виднеющаяся чуть впереди, точно так же сгибается от боли. В голове вокалиста Diaura зародились неприятные сомнения, но все мысли тут же исчезли, когда за спиной мужчины раздалась грубая ругань. Чертыхнувшись, Рёга чуть было не растянулся на размокшей земле, но в последний момент мужчине удалось удержать равновесие и не упасть. Одна из низко висящих веток полоснула его по лицу, прорезав бровь, но Рёга даже не обратил на это внимания, устало стерев с виска тонкую струйку крови. Казалось, что страшный зверь, грузно шедший впереди, принял на себя роль тюремщика-проводника, но Йо-ка, уловив момент, все же сумел поравняться с Рёгой и наклониться к его уху. - Есть какие-нибудь идеи? - Ждать, - таким же свистящим шепотом ответил вокалист Born, ощущая, как холодные дождевые капли, смешиваясь с кровью, стекают по его лицу. – И не делать ничего лишнего… Сука, как же болит живот! Йо-ка удивленно повернулся к своему спутнику, а потому не заметил, что огромный пес вдруг соскочил с тропы и, быстро набрав скорость, умчался куда-то в темноту, оставив музыкантов в гордом одиночестве. Высокие сосны в этом месте росли особенно близко друг к другу, а потому темного неба из-под их раскидистых ветвей видно почти не было – только какие-то ошметки серых туч. Растерянные музыканты испуганно озирались, надеясь спрятаться от вездесущего дождя и пронизывающего ветра за насквозь промокшей одеждой, и Тсузуку, несмотря на острую боль в пустом желудке, решил продолжить играть в лидера: - Стойте на месте, - мужчина напряженно всматривался вдаль, ожидая подставы с любой стороны. – Черт знает, зачем оно нас сюда привело. Нужно не терять бдитель… - Это еще что? – закутавшись в свой изрядно потрепанный кардиган, Таканори вдруг перебил Тсузуку и наклонился вниз, после чего в его коротких пальцах сверкнуло что-то белое. – Что за хрень? Прищурившись, вокалист Mejibray внимательно посмотрел на вещь, подобранную Руки, а затем, догадавшись, что это, быстро выхватил диктофон из рук Таканори, пока тот не сломал единственную вещь, которая могла бы помочь музыкантам выбраться. - Заткнитесь! Подчиняться явно не хотелось ни сморщившемуся Йо-ке, ни Таканори, но диктофон в руках Тсузуку уже сдавленно зашипел, словно специально издеваясь над сжавшимся сердцем каждого, оказавшегося здесь. А через секунду равномерный шелест дождя смешался с монотонным заедающим голосом: - Приветствую вас на вашем третьем испытании. Прошло достаточно времени, чтобы вы сумели освоиться и правильно расставить свои приоритеты, ведь так? Думаю, что настало время нам с вами познакомиться чуть ближе. Этой ночью в ваши тела был введен сильнодействующий яд – если не примете противоядие через два часа, то все ваши внутренние органы начнут медленно отказывать и вы умрете в невероятных болях. - Что за… Коичи завизжал, словно сирена потревоженной ночью машины, но стоящий рядом Рёга быстро зажал его рот, и музыканты молча продолжили выслушивать негласный приговор. - Конечно, выход есть. Вас здесь двенадцать, противоядий только одиннадцать. За кустом, следующим от места, где вы нашли диктофон, находится то, что вы можете использовать, чтобы выжить. В этом лесу, кроме вас, есть еще одиннадцать человек – одиннадцать ни в чем не виновных детей, случайно собранных со всей Японии. Кого-то из них похитили по пути в школу, а кто-то исчез с детской площадки. Единственное средство, которое поможет вам выжить, спрятано в их желудках. Как поступать – решать вам. Время пошло! Щелкнув, диктофон затих, а через некоторое время запись начала повторяться вновь. В смысл слов, безразлично выплевываемых бездушной пластмассой, уже никто не вдавался – музыканты лишь стояли, согнувшись от колющей боли в животе, и в ужасе переглядывались друг с другом, продолжая воспроизводить в голове роковые слова. А затем Тсузуку, не сказав ни слова, отшвырнул диктофон в сторону и кинулся в самую гущу леса, воинственно вздернув острый подбородок. * * * Йо-ка медленно пробирался вперед, с осторожностью отодвигая тяжелые ветки, ледяные капли с которых то и дело заливались к нему за шиворот, и переступая через толстые корни мрачных деревьев, беззвучно наблюдавших за его скованными передвижениями. Боль в живот становилась все сильнее, а потому идти быстро мужчина не мог. Часов у Йо-ки не было, и о ходе времени тот мог говорить лишь примерно: может, прошло минут десять, а может – целый час. Заледеневшие пальцы вокалиста Diaura стиснули скользкую рукоятку остро заточенного ножа так, что казалось, что, напади кто-то на него прямо сейчас, Йо-ка даже не сможет воспользоваться оружием. Капли дождя стекали по щекам и замирали на пухлых губах, не зная, остановиться ли или продолжить свой путь. Слишком сложный выбор. Убить или быть убитым? Кто-то лишает людей жизнь ради забавы, а кому-то это действительно нужно. Нет ничего страшного в том, чтобы воспользоваться чужой жизнью и заплатить за свою. Нет ничего страшного в том, чтобы чуть вмешаться в судьбу чужого человека. Сроки любого ограничены, так какая разница: умереть сегодня или прожить на день больше. Может быть, сегодня кирпич упадет на другого человека, а ты завтра попадешь под машину? Эти мысли крутились в голове Йо-ки, словно молитва на сломанном радио. Он. Должен. Убить. Вокалист Diaura не хотел ничего плохого, он не собирался никому вредить – ему просто нужно спасти свою жизнь. Йо-ка убеждал себя, что все в порядке, но с каждым шагом, углубляясь в недра собственной души, он понимал, что готов убивать. Преступник всегда возвращается на место преступления. Эта мысль поразила Йо-ку так, что мужчина не удержался и медленно осел на сырую землю, уткнувшись крючковатым носом в собственные колени. Пора расставлять приоритеты. Пора плевать на мораль и брать ситуацию в свои руки – вокалист Diaura был уверен, что Тсузуку подобных мучений не испытывает. Такой тип людей просто идет по чужим головам и делает то, что ему вздумается, а значит, ему, Йо-ке, придется быть таким же. Ведь он ничуть не хуже. Да, так и есть. Он убьет, потому что так надо, а не потому что ему хочется – ведь он никогда не делал этого в прошлом и не повторит в будущем. Просто… обстоятельства вынуждают его. - Помогите мне… Йо-ка резко поднял голову и вытер с лица холодные капли. Поток оборванных мыслей в его голове замер, вновь уступив роль лидера режущей боли в животе. Вытянув вперед испачканные в земле ладошки, к вокалисту Diaura медленно брел зареванный мальчик, с испугом оглядывающийся по сторонам. - Пожалуйста, помогите мне. Я не понимаю, как я здесь оказался. Меня забрали… Дальше Йо-ка уже не слушал. Его взгляд невольно остановился на затравленном детском личике, покрасневших щеках, слипшихся от слез ресницах… А затем резко скользнул ниже, замерев на животе. Наверное, там остался шрам. Неужели спасение прямо там? Всего лишь небольшой разрез, может, мальчик даже не умрет… - Я… иди сюда, - Йо-ка попытался улыбнуться, но уголок рта дернулся, и по лицу мужчины расползлась кривая ухмылка. – Я помогу тебе. Я знаю, где выход. Ребенок недоверчиво посмотрел на вокалиста Diaura заплаканными блестящими глазами, а затем сделал один робкий шаг вперед, после чего Йо-ка поспешно завез за спину руку с ножом, пальцы на которой уже ныли от напряжения. Один выпад, и податливая плоть разойдется под уверенным ударом. Знакомые движения, и даже запах будет одинаковым – прошлое накладывается на настоящее. Кровь брызнет во все стороны, а ему, Йо-ке, придется копаться в трепещущем тельце, чтобы добыть заветную колбочку. - Подойди ближе, - желудок скрутила новая волна боли, и в голосе мужчины просквозила отчаянная хрипота. – Еще немного. Я помогу. Было видно, что мальчик сомневается, но других вариантов нет, и с каждым маленьким шагом он все сильнее приближался к своему концу. Йо-ку трясло от нетерпения и холода, но он не позволял себе резких движений, боясь спугнуть подвернувшуюся удачу. Еще минута, и дрожащий мальчик в чистенькой белой рубашечке, старательно выглаженной любящей мамой, стоит перед вокалистом Diaura, доверительно заглядывая в его лицо снизу вверх. Им обоим нужна помощь, но Йо-ка нуждается в ней больше. Капли дождя нескончаемо стекают по лицу, а кровь пульсирует в висках, отсчитывая секунды до финишной прямой. Прикусив губу, Йо-ка делает резкий шаг вперед, хватает ребенка за плечо, уверенно заносит правую руку над головой и… мимолетной заминки хватило, чтобы мальчик ловко вывернулся и, ощерившись, выбил нож из одеревеневшей руки вокалиста Diaura. Не сразу сообразив, что произошло, Йо-ка шарахнулся назад, но противник уже вцепился маленькими пальчиками в его шею, судорожно раздирая тонкую кожу. Свалившись на спину, мужчина зажмурился от жуткой боли и тут же попытался стряхнуть мальчика с себя, однако тот, озлобленно сощурившись, продолжал висеть на его шее, сжимая ее с яростной силой. Йо-ка упрямо бился о землю, намереваясь скинуть неожиданно тяжелое тело, но кислорода становилось все меньше, и темный лес перед его глазами вдруг сменился тесной комнатой – стены здесь пахнут кровью и заплесневевшим прошлым. Все твои ошибки обязательно сохраняются где-то в складках сотен измерений, чтобы когда-то напомнить о себе. Йо-ка не понял, когда ему удалось сделать новый вдох. Кислород попал в сдавленные легкие тогда же, когда неподъемная тяжесть слетела с его шеи. Однако уже через секунду на замерзшие руки вокалиста Diaura брызнуло что-то теплое и вязкое – побелевшую кожу украсил сложный узор из капелек крови. А запах крови действительно не меняется… Мужчина поднял голову и непонимающе посмотрел на корчащегося на земле ребенка, через живот которого проходила широкая рваная рана. Грудная клетка мальчика еще судорожно вздымалась, но его глаза уже помутнели, а взгляд потух. Юуки, низко опустив голову, стоял здесь же, и его тряпичные туфли насквозь пропитались грязью и бурой кровью. Тонкая рубашка мужчины тоже стала красной, и даже на щеках вокалиста Lycaon виднелись бардовые разводы. Объяснений Йо-ке не потребовалось: хватило ножа, что выскользнул из тонких пальцев Юуки и мягко приземлился на сырую землю. Вокалист Diaura вновь перевел блуждающий взгляд на замершее перед ним тело, а затем поднялся на ноги и, пошатнувшись, спокойно выдал: - Он твой. Юуки нахмурился и, поджав губы, сунул руку в карман, после чего продемонстрировал мужчине пустую пробирку со следами какой-то жидкости. Именно тогда Йо-ка понял, что кровь на рубашке его спасителя была отнюдь не свежей, а новые царапины на щеках вокалиста Lycaon уже успели перестать кровоточить. Кивнув, Йо-ка вдруг улыбнулся и, подобрав с земли свой нож, сделал еще несколько разрезов на мягком животе. Кожа мальчика еще была теплой, и вокалист Diaura, ощущая, как его пальцы увязают в горячей крови и скользких длинных кишках, вдруг хмыкнул – не убил, потому что когда-то обещал. А если бы не обещал, то сумел бы убить? Неужели такой гнилой? Кровь течет так, словно в этом маленьком теле она не закончится никогда. Руки Йо-ки окрасились в красный по локоть, а податливая серовато-розовая масса между пальцами уже перестала казаться чем-то отвратительным. Все естественно. Боль в желудке становилась невыносимой, и Йо-ка, чертыхнувшись, просто принялся выдирать все длинные кишки, скользящие между пальцев, и еще что-то темное и пульсирующее. Юуки рядом продолжал молчать и разглядывать свои перепачканные в крови туфли – слишком много крови. Наконец, руки Йо-ки наткнулись на что-то гладкое и вытянутое – интересно, как колба сохранилась? Оттерев кровь от стекла, мужчина перевел взгляд на Юуки, словно ожидая от него какой-то оценки, но тот лишь сильнее опустил голову и нахмурился – слишком больно было вспоминать, как минут десять назад он точно так же копался в чужих внутренностях. Так и не дождавшись ответа на свой взгляд, Йо-ка снова косо ухмыльнулся и залпом осушил небольшую пробирку с безвкусной жидкостью, и то ли противоядие было таким сильным, то ли сила внушения оказалась слишком велика, но боль в желудке мужчины сразу же стала чуть тише. Конечно, ведь содержимое его желудка не было разворочено по всей поляне радиусом в несколько десятков сантиметров. * * * Язык обожгла ледяная горечь. Тсузуку поморщился и отбросил пробирку в сторону. Вкус противоядия во рту смешивался с горьковатым оттенком рвоты, и от этого сочетания мужчине почему-то хотелось хохотать. Вокалист Mejibray поднялся с колен и вытер испачканные в крови руки о тело маленькой девочки, лежащей здесь же. Разрез на ее животе вышел неожиданно тонким, почти хирургическим, и Тсузуку невольно залюбовался своей работой. Жизнь несправедлива, и иногда другим приходится умирать, чтобы кто-то прожил чуть дольше – в этом нет ничего плохого. Тсузуку слишком любил себя, чтобы поставить чью-то жизнь выше своей, и слишком ненавидел себя, чтобы ценить тот факт, что он проживет на день больше. Слишком сложно. То, что он убил настоящего человека, до Тсузуку дошло неожиданно. Вновь опустившись на колени, он положил бледные руки на холодное лицо девочки и осторожно закрыл ее глаза: смерть – прекрасный повод для того, чтобы забыть об уродстве этого мира. - Прости, красотка. Вокалист Mejibray покачал головой, чтобы стряхнуть с лица капли вязкой крови, и прядь мокрых от нескончаемого дождя волос прилипла к его впалой щеке, придав мужчине почти безумный вид. Глаза Тсузуку застлала мутная пелена, а его пальцы продолжали крепко сжимать скользкую рукоятку ножа, не замечая, как кровь с него льется прямо на одежду. Вокалист Mejibray медленно поднялся на ноги и с отвращением вытер свободную руку о поникшую от сырости траву. Никаких угрызений совести мужчина не испытывал – была лишь твердая уверенность, что любой бы сделал то же самое. Тсузуку задумчиво огляделся и, так и не придумав, что делать дальше, просто бессмысленно пошел вперед, не глядя под ноги. Хотелось бы посмотреть, как что-то подобное провернул бы какой-нибудь Юуки или Миа. В том, что Коичи способен на убийство, Тсузуку даже не сомневался, и почему-то этот факт вновь вызвал у мужчины легкую улыбку – его одногруппник лишен всех понятий нравственности. От собственной отвратительности хотелось разреветься, и Тсузуку вдруг остановился, слепо уставившись вдаль. Несмотря на царящий вокруг холод, руки мужчины по-прежнему оставались теплыми от чужой крови, а мысли в его голове путались, из-за чего становилось непонятно, что вообще произошло минут десять назад. - Твою мать! Тсузуку резко обернулся и, вытянув вперед руку с ножом, чуть не врезался в насквозь промокшего вокалиста Born, опасливо отшатнувшегося от остро заточенного лезвия, испачканного в крови. - Увидел тебя издалека, - почти по слогам произнес Рёга, с напряжением вглядываясь в неестественный блеск в глазах встреченного мужчины. – Подумал, что вместе будет проще. - Не будет, - сразу же отрезал Тсузуку, не торопясь убирать нож. – Здесь каждый сам за себя, поэтому иди, куда шел. Я уже сделал все, что нужно. Одарив Рёгу холодным взглядом, вокалист Mejibray резко развернулся и быстро зашагал вперед, не понимая, почему посмотреть прямо в глаза собеседнику у него не получилось. Что-то в образе Рёги выбивалось из атмосферы этого леса: мужчина точно так же промок и каждую секунду морщился из-за режущей боли в животе, но что-то в выражении его лица выдавало, что вокалиста Born и Тсузуку именно в этот момент разделяет безграничное море. Море из теплой свежей крови. «Ты не способен на дружбу!» Выплюнутые в порыве злости слова Коичи вдруг всплыли в сознании Тсузуку, и он резко ускорил шаг, чему уставшие ноги тут же воспротивились. Вокалисту Mejibray казалось, что тучи над его головой сгущаются все сильнее, и мужчина, резко остановившись, не сразу понял, что на его плече лежит чужая теплая ладонь. Абсолютно живая, теплая ладонь человека, который не пожелал марать руки в крови. - Да отвали ты от меня! Резко развернувшись, Тсузуку толкнул вокалиста Born назад и, пока тот не успел сориентироваться, приставил нож прямо к его горлу, едва ощутимо надавив на лезвие. Мужчина ожидал, что Рёга тут же шарахнется назад, но вокалист Born только досадливо прикусил губу, с тоской посмотрев прямо в глаза Тсузуку. Тому от этого взгляда мигом стало не по себе, но вокалист Mejibray, поборов непонятную робость, сильнее стиснул нож, вздернув острый подбородок. Казалось, что не прекращающийся с утра ливень в этот момент достиг пика своего могущества, и по щекам обоих музыкантов текли настоящий реки, больше напоминающие прозрачные слезы. Крупные капли падали на землю почти бесшумно и мигом растворялись в сырой траве, из-за чего Тсузуку показалось, что единственными оставшимся в целом мире звуком было биение его сердца. - Прекрати это, - возбужденный шепот вокалиста Mejibray обдал лицо Рёги горячей волной. – Прекрати все, что ты делаешь. Я не нуждаюсь в поддержке тебя или кого-то там еще, понимаешь? Люди по своей природе должны быть одни. Я не хочу, чтобы кто-то, кто притворялся моим другом, всадил нож в мой желудок, а затем оставил меня истекать кровью, просто потому что ему так будет проще всего. Теплое лезвие ощутимо давило на горло Рёги, опасно скользя по его кадыку, но мужчина, не обращая внимания на льющийся за шиворот дождь, нашел в себе силы сделать быстрый вздох и выдать короткое: - Почему ты считаешь, что тебя обязательно предадут? Почему ты не веришь людям? Рука Тсузуку дрогнула, но нож он не выпустил, а только стиснул его еще крепче, будто вокалист Born только что произнес что-то особенно обидное. Его тупое упрямство раздражало Тсузуку, и мужчина, несмотря на невыносимый холод, окутавший лес плотным коконом, ощущал, как его лоб буквально горит, превращая в пар попадающие на него капли дождя. - Потому что я уже был тем, кто однажды предал, - свистящий шепот слетел с опухших губ вокалиста Mejibray. – Этого достаточно? На секунду Рёга удивленно нахмурился, а затем вдруг резко выпалил: - А я был тем, кого однажды предали. И что теперь? Тсузуку не успел ответить ничего, а Рёга вдруг резко шарахнулся вперед, из-за чего лезвие все-таки проехалось по его шее, после чего мужчина неожиданно съехал на землю. Вокалист Mejibray по инерции отскочил назад, и, только когда девочка лет десяти запрыгнула на Рёгу сверху, придавив его к земле, сообразил, что произошло. Зрачки Тсузуку расширились, и мужчина, наблюдая, как ребенок шипит и извивается на шее вокалиста Born, продолжал медленно отходить назад, пока Рёга, попытавшись спихнуть с себя противника, вдруг не перешел на пронзительный крик: рука мужчины неестественно щелкнула. Не сообразив, что делает, Тсузуку выпустил из рук нож и на автомате метнулся к сражающейся паре, одним резким ударом скинув девочку с Рёги, после чего, пока та не поднялась, несколько раз с силой приложил ее головой о землю, уцепившись в спутанные влажные волосы. Лицо ребенка превратилось в кровавое месиво, напоминающее маску из дешевого ужастика, но остановился Тсузуку только тогда, когда чужое тело совсем перестало трепыхаться в его руках. Затем, переведя сбившееся дыхание, он откинул с лица слипшиеся волосы и, не вставая с колен, сухо бросил: - Противоядие все еще внутри нее. Прижимая к груди хрустнувшую руку, Рёга кое-как принял вертикальное положение, а затем, внимательно посмотрев на лохматого Тсузуку, испачканного в чужой крови, отчетливо произнес: - Я не убийца. Вокалист Mejibray удивленно замер, тщательно осмысляя услышанные слова. Лицо сидящего на земле мужчины выражало недоумение, и, если бы не кровь, осевшая даже на его щеках и лбу, со стороны это могло бы показаться комичным. Однако Тсузуку явно не собирался смотреть на себя со стороны, а потому быстро схватил нож, выпавший из его рук минуту назад, и вновь развернулся к девочке, с презрением прошептав: - Слабак. Вокалист Mejibray занес руку над головой в привычном жесте, но сделать что-то более серьезное не успел: опустившись сзади, Рёга перехватил мужчину за тонкие запястья и медленно, но довольно жестко выдрал из них нож, а уже через секунду на лицо Тсузуку попало несколько капель свежей крови. Сидя сзади него, вокалист Born неаккуратно разрезал живот убитой девочки, а затем раздвинул края раны пальцами здоровой руки и с отвращением просунул ладонь внутрь. - Я не убийца, - повторно произнесенные Рёгой слова обожгли затылок Тсузуку. – Но и убивать тебе за себя я не позволю, понял? Вокалист Mejibray напрягся: впервые с того дня кто-то подобрался к нему настолько близко. Тяжело вздымающаяся грудь Рёги прижимается к его спине, а каждый хриплый вздох мужчины задевал скулу Тсузуку, из-за чего тот покрывался крупными мурашками – слишком странно было ощущать кого-то рядом. Не обращая на это внимания, Рёга копался в чужих внутренностях, с отвращением отдергивая руку каждый раз, когда трясущихся пальцев касалось что-то теплое и склизкое. Вокалист Mejibray давно мог бы просто встать и уйти, но почему-то сделал он это только тогда, когда содержимое только что вытащенной стеклянной колбы оказалось в желудке Рёги. - Я думаю, что теперь нужно попытаться найти остальных, - вокалист Born попытался собраться с мыслями, но его голос тут же предательски дрогнул, выдавая волнение мужчины. – Время почти на исходе. По-прежнему не глядя Рёге в глаза, Тсузуку сделал глубокий вздох и в очередной раз протер лицо руками, из-за чего кровавых разводов на его бледной коже стало только больше. - Я думаю, что займемся мы этим поодиночке, - почти выплюнув эту фразу, вокалист Mejibray резко развернулся и быстро зашагал в противоположном от Рёги направлении, спрятав дрожащие руки в карманах промокших джинсов. * * * Вздрогнув от неожиданности, когда где-то рядом с ним хрустнула ветка, Койю шарахнулся в сторону, но тут же успокоился, убедив себя, что это был ветер. Язык до сих пор жгло болезненной горечью, оставшейся после противоядия, а тело ныло от многочисленных ушибов и укусов. Уруха не желал верить, что только что собственными руками он копался в чужом желудке, но, стоило вспомнить об этом, как к горлу вновь подкатывала тошнота. Остановившись у какого-то погнутого дерева, Койю согнулся почти пополам и около минуты с болезненным кряхтением извергал на землю жидкую кислую рвоту. Мужчина был уверен, что лицо мальчика, умоляющего вернуть ему маму, еще долго будет видеться ему в ночных кошмарах, и только мысль о том, что все осталось позади, вселяла ложную надежду. Неужели все закончилось? Хотя… кто-то ведь сегодня умрет, да? С трудом выпрямившись, Койю медленно двинулся вперед и сам не заметил, как вышел на небольшую поляну, с которой и начал этот жуткий путь. Первым, кого увидел мужчина, был Коичи, бьющийся на земле в беззвучной истерике. Пальцы мужчины были испачканы в крови, а лицо испещрено многочисленными царапинами, которые суетящийся рядом Казуки пытался прикрыть куском ткани, оторванным от собственной рубашки. Манабу с опасением поглядывал на одногруппника, а вцепившийся в его плечо Бё устало сверлил потухшим взглядом землю, тупо повторяя одно и то же: - Убил… Тсузуку с насмешливой безразличностью наблюдал за происходящим, расположившись на поваленном дереве, однако мелко дрожащие руки мужчины выдавали, что его деланное спокойствие – лишь показная вуаль из дешевого притворства. Стоило Рёге бросить на него быстрый взгляд, как Тсузуку тут же замирал, а затем опускал голову вниз, в одну секунду напрягаясь так, будто ожидал нападения с минуты на минуту. Йо-ка, спрятав руки в карманы, нервно мерил поляну широкими шагами, а поникший Юуки пристально следил за каждым его действием, хотя лицо вокалиста Lycaon выглядело так, будто он собирался разреветься прямо сейчас. Только сидящий прямо на земле Икума выглядел абсолютно спокойным, однако стеклянное равнодушие в его глазах выглядело страшнее, чем безысходная паника, затаившаяся в каждой черточке правильного лица Юуки. Находящиеся на поляне музыканты одарили Койю затравленными взглядами, и что-то в этих взглядах подсказало ему, что все находящиеся здесь люди свое противоядие получили. Не может такое отвращение к самому себе плескаться в глазах людей, никогда не копавшихся в чужих кишках ради спасения собственной жизни. С какой-то дикой насмешкой Уруха вдруг подумал, что вряд ли выглядит лучше или хотя бы спокойнее – нити слюны, смешанной с рвотой, до сих пор свисали с уголков рта мужчины, но почему-то о внешнем виде сейчас хотелось думать меньше всего. Казуки, Манабу, Бё, Коичи, Тсузуку, Рёга, Йо-ка, Юуки, Икума… Кого же не хватает? Миа появился перед музыкантами неожиданно, словно его сгорбленная фигура просто телепортировалась в пространстве. Выступив из-за деревьев, гитарист сделал несколько шатких шагов по направлению к остальным, однако не удержался и прямо на середине пути закинул голову назад и издал душераздирающий вопль, полный боли. Светлые волосы облепили влажное от дождя, слез и крови лицо мужчины, а его нижняя губа была разодрана надвое, из-за чего казалось, что гитарист превратился в какого-то монстра. Вся одежда Миа была испачкана в бурой крови, однако взгляды всех музыкантов мигом устремились на стеклянную колбочку в его руках. Она была полной. Гитарист сгибался от боли, но противоядие почему-то не пил. - Время почти вышло! – Тсузуку сумел сориентироваться первым. – Идиот, пей это скорее. - Я убил ее, - слезы градом катились по влажным щекам, и очередной вопль слетел с разбитых губ Миа. – Я убил ребенка! Я резал ее кишки, пока она звала маму! От этих криков что-то внутри Койю болезненно сжалось, а сердце начало пропускать удары: наверное, если бы у него остались силы плакать, он был выл точно так же. Убивать просто только в первую секунду, пока тобой движет желание жить. И, только когда тело под тобой перестает дрожать и молить о помощи, Ты понимаешь, что маленькое сердечко остановилось. Миа продолжал реветь, загибаясь от боли, и Казуки неуверенно переглянулся с Манабу, однако тот неловко отвел взгляд в сторону, ясно дав понять, что чужие судьбы его не волнуют. - Идиот! Тсузуку сделал широкий шаг по направлению к Миа, намереваясь влить прозрачную жидкость в его горло силой, однако гитарист Mejibray неожиданно пошатнулся и, сдавленно всхлипнув, рухнул на землю: между лопаток мужчины торчал засаженный по самую рукоятку нож. С посиневших от холода губ Миа заструилась на сырую землю тоненькая струйка крови, и, когда его глаза окончательно остекленели, хромающий Таканори спокойно вышел из-за его спины и, выдрав колбу из сжавшихся пальцев гитариста, залпом осушил ее, после чего вытер рот рукавом и с вызовом посмотрел на остальных музыкантов. Волосы Руки растрепались и торчали во все стороны, а через его щеку проходила глубокая рваная ссадина, заканчивающаяся у самого подбородка, однако страшнее всего в образе вокалиста было другое: на его пухлых губах медленно расплывалась насмешливая улыбка. В подобных играх не бывает честных победителей.