Я-Хюррем!

Стоило мне оказаться в своих покоях, как туда же влетел обеспокоенный Гюль-ага. Он единственный знал о моем адюльтере с Ибрагимом, и идея того, что бывший Великий Визирь может начать рассказывать пикантные подробности султану, была озвучена им сразу после того, как за нами закрылась дверь. -Госпожа, вы очень поторопились… очень… — нервно заламывая руки, бегал по покоям евнух. Я сняла чалму и устало положила поверх нее отвалившуюся бороду. Не подумала, каюсь. С этой беременностью я стала ужасно рассеянной. — Палачи выбьют из паши это признание… да если уже не выбили… -Не думаю, что Сулейман так сразу пошлет к Ибрагиму палачей, — содрогнувшись, ответила я. — Сперва сам побеседует. -Госпожа, нам надо идти туда. Как новый «Великий Визирь», вы имеете право принять участие в расследовании! — кипятился евнух. Я согласилась. В некоторых вещах к Гюль-аге точно следует прислушиваться. Пока что он еще не давал мне повода в себе усомниться. Вот только как мне Сулейману свое присутствие потом объяснять прикажете? Но думать об этом было уже некогда. По тайному коридору мы с евнухом достаточно быстро добрались до темницы, благо, он знал ее расположение точно, а я смутно помнила с момента своей там ночевки в самом начале трудного «Золотого пути» в гареме. Охраняли темницу, слава Аллаху, не дильсизы. Просто дворцовые стражники. Я сделала суровое лицо и с молчаливого одобрения Гюль-аги пробасила: — В какой камере бывший визирь Ибрагим? Я Явуз-паша, султан послал меня для допроса предателя. Колечко с печатью династии на моем пальце загадочно сверкнуло в свете факелов. Стражники ничего не заподозрили, вежливо поклонились и указали путь к камере грека. Мы вошли в темное помещение и я ощутила легкий озноб. В самой дальней камере кто-то тоскливо пел на итальянском песню о матери, которая более никогда не увидит своего родного сына. Ибрагим… -Что я наделала… — еле слышно, забывшись, прошептала я. Сзади меня чуть толкнул в спину Гюль-ага, бдительный, как свора овчарок. Подойдя к камере, я увидела в тусклом свете факелов поникшего грека. При виде меня он взбешенно вскочил на ноги, сверкая глазами, руки потянулись сквозь решетку, желая вцепиться мне в шею. -Змея…. Мерзкий предатель!!! Кому ты служишь?! Кто заставил тебя за мной шпионить?! Валидэ Султан?! Сам Сулейман?!!! — рычал грек, брызгая слюной. — Кто из них?! Или русская рабыня решила избавиться от своего временного увлечения, чтобы прикрыть грех, и Сулейман не узнал о моем ребенке, которого она носит?!! Мы с евнухом переглянулись. Да его даже пытать не придется, сам все расскажет, в лицах и с красками. Хотя… я ведь тоже не молчала. Хороши мы оба, в общем. -Госпожа послала нас, чтобы помочь вам, Ибрагим-паша Хазретлери, — тихо прошептал Гюль-ага, вплотную приблизившись к решетке. -Да как мне поможет эта ведьма?!! –горько рассмеялся бывший визирь. — Ей дела до меня нет! Ни до кого, кроме себя самой и власти, чертова бездушная кукла!! Я содрогнулась от боли и обиды, сквозившей в его словах. И сказать было нечего. Ведь прав же… если не во всем, то во многом уж точно. Власть оказалась важнее. Но это не я подговаривала его травить Сулеймана! Эта мысль придала мне решимости, и я сделала незаметный знак Гюль-аге. -Подойдите ближе, паша, я передам вам ключ от госпожи… Ночью откройте камеру, мы будем ждать вас на выходе, усыпив стражников… — заворковал евнух. Я продолжала хранить молчание, глядя на Ибрагима с разрывающей душу тоской. Не наклоняйся… Или все-таки наклонись… Или… Перед глазами потемнело, и я уже не почувствовала, как оседаю на пол, и уже не увидела, как падает визирь, уколотый в шею отравленной иглой, спрятанной в рукаве моего верного евнуха… Открыв глаза, я обнаружила над собой Сулеймана с откровенно недовольным лицом. -Зачем ты пошла туда, Хюррем? — сдвинув брови, вопросил он. –Я же ясно сказал тебе, отдыхать и беречь будущего шехзаде. Или мне передумать, и передать должность Великого визиря Искандеру, или любому другому паше? Ты когда-нибудь научишься меня слушать?! -Прости… Я хотела просто с ним поговорить, может быть, еще что-то узнать… — пролепетала я, принимая вид святой невинности. -Вот очнется — и поговоришь, — отрезал Сулейман, а у меня внутри просто все оборвалось. -Очнется?! -Пытался отравиться, да не вышло, стража услышала шум и прислала лекаря. Я думал о том, что он захочет так поступить, и приказал предупредить их. Так что отдыхай. Когда Ибрагим придет в себя, я вызову его на допрос. Мне что-то очень не нравится предусмотрительность муженька. Ну просто очень. Выходит, мы все зря? … Ох, прав был Гюль-ага, лучше бы я держала язык засунутым в задницу и не …. Трещала, как сорока! Сулейман погладил меня по волосам, нежно поцеловал в лоб и ушел по своим делам. Мы остались наедине с бледным и павшим духом Гюль-агой. -Что же нам делать, госпожа? — виновато прошептал он. Я пожала плечами и попросила принести мне чашку кофе. Сперва будем думать. И уже только после этого куда-то бежать, что-то делать, и что-то решать. Пора мне начинать учиться на своих ошибках.