Я-Хюррем!

Глава 9. В темнице было отнюдь не уютно. Но Сулейман и правда позаботился обо всем необходимом — Сюмбюль — ага «под полой» принес мне кучу всяких вкусностей, теплые одеяла, горячий кофе (когда я узнала, что у них есть кофе, то обрадовалась до поросячьего визга!). В данный момент я наслаждалась айвой под взбитыми сливками и слушала рассказ Нигяр — калфы о ее тяжелом детстве и не менее трудной юности.  — Тебе нравится в гареме, Нигяр? — когда калфа выдохлась, поинтересовалась я. — Ты не скучаешь по родине, по дому?  — Госпожа…  — Не называй меня так, я никакая не госпожа.  — Хюррем — хатун, тоска по родине мучает каждую наложницу. Кроме тех, кого родные продали — им дома было куда как хуже, чем в гареме у нашего Падишаха. А я по Руси скучаю… — мечтательная дымка появилась в глазах Нигяр. –Как можно не скучать? По золотым полям пшеницы? По яблоневому саду на дворе у матушки? По любимой корове Пчелке, дававшей молока на всю большую семью? Мы бедно жили… Бедно, но счастливо!  — Когда — то и я жила бедно, но счастливо… — забывшись, тихо отозвалась я. –Сейчас я бы такую жизнь для себя не выбрала. Тех, по кому тоскуешь, тех, кто делал эту жизнь такой счастливой — их уже не вернуть. А мне — не вернуться… В этот момент я неожиданно поняла, что плачу. Не вернуться… Я и не хочу возвращаться в тот мир, но что делать, если именно там остались такие родные могилы? Я привыкла навещать своих хотя бы раз в месяц, а кто будет делать это теперь?! Как я вообще здесь оказалась?! Калфа не могла понять причины моей неожиданной истерики, а я и не просила ее понимать. Я сама успокоюсь. Я сильная, я справлюсь. Раз оказалась тут — то это не просто так. Может быть, этим я изменю ход истории. Кто знает? Не зря Росколану — Хюррем считали родоначальницей «женского султаната», разрушившего всю Османскую Империю. С этой мыслью я в последний раз хлюпнула носом, утерла глаза рукавом уже слегка покоцанного платья и деликатно попросила:  — Расскажи мне о Махидевран. Нигяр вздрогнула, но что ей оставалось? Сам султан приказал выполнять любой мой каприз! ***  — Мой султан… — кошкой ластилась к нему удовлетворенная Махидевран. — Я так скучала, мой Повелитель…  — И я, — машинально теребя ее локон, отозвался Сулейман. Мысли его витали далеко — далеко от Гюльбахар и ее признаний. — Как сын? Как мой шехзаде?  — Он так скучал по отцу, — льстиво поведала баш — кадина. –Только и спрашивал, что о Вас, да о Валидэ Султан.  — Как его обучение? Махидевран замялась. Ей стыдно было признаваться в том, что шехзаде невозможно заставить учиться. Он сбегает от учителей, он рвет книги, разливает чернила и вредит как только может. И она, мать, не может призвать его к порядку! Но султан смотрел так пронзительно, что пришлось сознаться. И грянула буря!  — Махидевран! — раненым бизоном ревел султан. –Да как ты можешь?! Он — наследник великой династии Османли, а ты не уделяешь внимания его образованию и воспитанию. Что значит — заставить не можешь?! Махидевран не выдержала столь бешеного напора и разрыдалась. Султан немного остыл и махнул рукой на плачущую баш — кадину.  — Иди к себе. Завтра мы продолжим этот разговор.  — Повелитель?! — пораженно подняла на него заплаканные глаза Махидевран.  — Иди к себе! — стало понятно, что это приказ. А приказы султана не обсуждаются.  — Как скажете, мой Падишах, — с застывшим лицом баш — кадина поднялась с постели и, пятясь, покинула покои султана. Ее трясло от гнева, но она старалась этого не показывать. Пусть! Султан не просидит долго на троне, вскоре она станет регентом маленького Мустафы, а ее любимый — истинная любовь, не то, что Сулейман! , — ей в этом поможет! От этих мыслей на лице Махидевран появилась торжествующая улыбка. Столь подходящая по статусу баш — кадине.  — Уже скоро… — забывшись, мечтательно прошептала она. *** Ибрагим лежал в полной темноте и ждал. Ждал, когда в его покои (новые покои, взамен украденных султаном для мерзкой русской рабыни!) придет та, без которой он скучал долгие месяцы. -Моя госпожа…-мечтательно прошептал грек. -Ибрагим…-нежный сладкий голос донесся от порога. –Я здесь, любимый мой… -О, моя Луноликая! — грек, не помня себя, подхватился с ложа и кинулся на встречу закутанной в покрывала женщине. –О… -Не надо слов…-прошептала она, приложив палец к его губам. –Просто люби меня… Я так долго тосковала вдали от тебя! Влюбленные старались сдерживаться, старались не привлекать внимания застывших под дверьми покоев служанок, но им плохо это удавалось. С долей зависти уставшие за день девушки слушали тихие довольные вскрики мужчины и сладострастный взвизг женщины, пришедшей к пику страсти раньше своего возлюбленного. -Госпожа завтра будет в хорошем настроении, — тихо прошептала белокурая рабыня на ушко своей подруге. — Еще бы, ее так сладко любят! -Интересно, кто он, — тихонько хихикнула вторая. -Ну не евнух, это точно! — с этими словами девчушки еле слышно рассмеялись. Слово снова взяла белокурая: -Почему не евнух? Говорят, Сюмбюль умеет делать наложницам такое, после чего они на обычных мужчин и смотреть не хотят! -Правда? — заинтересованно посмотрела на нее подруга. –Не врешь, Айбиге Хатун? -Фирузе, когда бы я тебе врала?! Самой охота попробовать … Но он все-таки главный евнух… -Ох, Айбиге, какая разница — главный или не главный… Не с нашей Госпожой евнухов совращать! У нас нет на это времени, мы рабыни! Это только ей можно наслаждаться…- с горечью сказала шатенка. –О! Молчи. Они затихли, скоро она придет! В покоях женщина последний раз содрогнулась под греком и устало поцеловала возлюбленного в губы. -Мне пора, мой лев…-печально сказала она. -О моя госпожа…-столько боли, столько страсти было в этих словах Паргалы!