Hey, Jeff!

Стайлз приходит в участок сразу после школы, принеся с собой самодельные сэндвичи, хотя его об этом никто не просил, и сообщает отцу, что посидит сегодня с ним в патруле. Джон гадает, откуда он узнал о его ночном патруле, но потом видит умоляющие карие глаза и сдается. Джону кажется, что его сын, для девятилетнего ребенка, знает слишком много о шантаже. Они сидят в машине; Стайлз запихивает в рот только что купленную спиральную картошку, оставив отца наслаждаться салатом. Когда по рации передают «четыре-один-пять, с вероятностью два-три-семь-дельта», Стайлз подпрыгивает в кресле и возбужденно восклицает, тыкая пальцем на радиостанцию: — Это же нарушение, да? А два-три-семь-дельта — бытовое насилие? — Откуда ты это вообще знаешь? — У меня есть связи, — фыркает Стайлз, елозя на месте от нетерпения. — Ты подкупил Дениз едой, и она тебе рассказала? — догадывается шериф и усмехается, когда парень хмуро кивает. Он включает сирены и разворачивает машину, направляясь к дому Уиттморов. Джону приходится вызвать наряд полиции, когда мистер Уиттмор пытается бежать, и скорую, поскольку разбитая губа и синяки на предплечьях миссис Уиттмор выглядят чересчур болезненными. Стайлз, который не послушал отца и пошел за ним внутрь, находит на первом этаже в гостиной Джексона, забившегося в угол. — Все будет хорошо, — неловко говорит он, приседая рядом с ним, и замечает мокрые дорожки слез на его щеках. Джексон поднимает голову, и в его голубых глазах читается недоверие. — Такое случается. У всех в жизни бывают черные полосы и белые. Мой папа всегда так говорит, это значит, что, как бы плохо все не было, оно наладится. Я вот, однажды, с качели упал и ударился коленкой, а мама купила мне мороженое, чтобы я не расстраивался. Джексон невесело ухмыляется, смотрит на него исподлобья и хмурится, но хотя бы перестает плакать. — Заткнись, Стилински. И, пожалуй, именно тогда Стайлз слышит эту фразу в первый раз. На следующий день в школе все обсуждают арест Уиттмора-старшего: учителя шепчутся между собой о наплевательском отношении родителя к психике ребенка, а школьники перетирают появившееся из ниоткуда «а ты слышал, что Джексон тогда плакал?». Стайлз видит, каким ненавистным взглядом прожигает всех вокруг Джексон, и ему становится его жаль. Он кладет конец сплетням, наврав, что все это неправда — но этого же никто не заметил? — и предложив учителям лучше беспокоиться о том странном пареньке, Гинзберге, который ест траву на школьном дворе. Он не знает, оценил ли это Уиттмор, поскольку тот продолжает строить из себя заносчивого мальчишку и не смотреть в его сторону. Им обоим по девять лет, они оба собираются в старших классах попасть в команду по лакроссу и, собственно, кроме этого их ничего не связывает. *** — Заткнись, Стилински. — Двенадцать. Это уже вошло в традицию. Джексон затыкает Стайлзу рот каждый раз, как тот начинает ему надоедать, а Стайлз считает, какой это раз по счету. Например, в тридцать четвертый раз, в который Стайлзу приходится пересчитывать, чтобы не сбиться, они вместе делают практическую работу по химии. Так уж получилось, что мистер Харрис оказался приверженцем системы "не общаются — значит, сидят вместе", и, почему-то, из всего класса только Стилински и Уиттмор за все девять лет учебы почти ни разу не обмолвились словом на уроках. — Ты наливаешь не из той пробирки. — Я знаю, что делаю. — Но в инструкции в учебнике сказано... — Инструкции пишут для идиотов, Стилински. У кого из нас "отлично" по химии? Харрису приходится открыть окно и выгнать учеников в коридор, поскольку через несколько секунд самоуверенность Джексона начинает закипать, пениться и испускать темно-зеленый дым. — Если бы я делал все со Скоттом, у нас бы получилось без ошибок, потому что он, в отличие от тебя, следует указаниям. Джексон хмыкает, поправляя рюкзак на плече. — Я тебе не послушная-собачка-Маккол. — Для идиотов, да? — Стайлз пропускает это мимо ушей, слишком занятый запихиванием учебников в сумку, и трясет перед лицом Уиттмора потрепанной книжкой. Они сидят вдвоем в пустом коридоре, ожидая звонка на перемену, в то время как остальные либо ушли в кафетерий, либо вышли на улицу. Джексон отталкивает от себя его руки, недовольно хмурясь, но не торопится уходить. — Заткнись, Стилински, — наконец бросает он, и почему-то Стайлз на него не злится, а лишь качает головой. Они не друзья, нет. У них нет ничего общего, кроме того, что они ходят в одну и ту же школу и занимаются лакроссом. *** Через год, в сто девятнадцатый раз, Джексон начинает встречаться с Лидией. Или, по крайней мере, таковы слухи. И, с точки зрения Стайлза, это невиданная наглость, поскольку он сам уже почти пригласил Мартин на свидание. "Уже почти", которое длилось семь лет, включало в себя множество неловких попыток и подразумевало "ты скажешь нет, но я спрошу еще раз". — Ты мог... ты мог бы выбрать кого-нибудь другого! — выпаливает Стайлз, когда они пересекаются на стоянке. Джексон вопросительно выгибает бровь, захлопывая дверь своего Порше. — Например? — Например, Эрику! — на это Уиттмор только закатывает глаза. — А что? Или Ребекку. Ну, ту брюнетку, с которой мы вместе ходим на английский, — поясняет Стайлз. — Зачем тебе сдалась Лидия? Она, конечно, красивая и умная, но болтает просто неимоверно много. — Ты тоже много болтаешь, — замечает Джексон, пока они идут к школе. — Что, это тебя привлекает? Теперь и со мной начнешь встречаться? — паясничает Стайлз, раздраженно одергивая свою задернувшуюся рубашку. — О, заткнись, Стилински. С тобой я хочу встречаться в самую последнюю очередь. Слишком некрасивый. — Опять ты о своем лице говоришь. Джексон хмурится и толкает его кулаком в плечо, и Стайлз шипит от боли. Они просто знакомые. Им обоим нравится лакросс, Лидия Мартин и подкалывать друг друга. *** — Что, так и будешь сидеть? Джексон — черт знает что, а не оборотень, и его не прельщает сидеть полуголым напротив Стилински в каком-то железном грузовике. Сам Стайлз вполне спокойно относится к происходящему, разве что ему немного… неловко. — Предпочитаешь, чтобы я тоже разделся? — язвит Стайлз, закидывая ногу на ногу, и пялится куда-то сквозь металлический кузов. Уиттмор приподнимает брови, с интересом разглядывая парня, но в конце концов выдает: — Оставь свое тощее непривлекательное тело при себе. — Кто бы говорил. — Заткнись, Стайлз. — Сто семьдесят… — он запинается. Бросает недовольный взгляд на Джексона и вздыхает. — Ты сбился. Придется начать с начала. Один. — Как я могу сбиться, если считаешь ты, идиот, — фыркает Джексон, дергая закованные в наручники руки. — Ты меня по имени назвал, это другое, — качает головой Стайлз. — Оговорился. — Нет. — Да. — Нет! — Ради бога, заткнись уже, Стайлз! — Джексон больно бьет ногой по его ноге и отворачивается. Стайлз улыбается. — Два. Им нравится спорить друг с другом, выводить друг друга из себя, оставаться наедине, и, в принципе, только это у них общее. Они не знакомые, но и не друзья. Потому что начинают сворачивать куда-то не туда.