Мой гений за соседней партой

Каникулы тянулись спокойно. Чёрт возьми, даже слишком спокойно! Первую неделю после Рождества я проводил на улице, играя с Ненни в снежки. Вечером папа проверял всё, что я выучил за первый семестр, а мама читала мне книги вслух. И, честно,  это была одна из лучших недель в моей жизни! Тепло родительского дома, зимняя прохлада… Всё это казалось мне удивительным и спокойным после всей этой кутерьмы в академии. Но уже на следующей неделе мой настрой начал потихоньку пропадать. Наннерль уехала вместе со своими новыми одногруппниками на лыжную базу, а я остался дома с родителями. У мамы разболелось горло, так что читать вслух она уже не могла. А от папиных занятий я в итоге устал. Он не учил меня ничему новому, и с недавних пор это меня раздражало. Но всё же я сохранил некоторые приятные моменты. Кружка горячего какао каждый вечер, рисование, и новые произведения в новой тетрадке — всё это было для меня истинным счастьем. Но вместе с покоем пришло лёгкое чувство одиночества. Я скучал по академии,  по друзьям, даже по учителям. Но сильнее всего я скучал лишь по одному человеку; и это меня тревожило. Мы с Антонио так и не созванивались после нашего последнего разговора в Рождество. Он не звонил, а я набрать его номер просто боялся. Страшно было вновь услышать этот странный, немного грустный, но всё-таки чарующий голос. Я не понимал, что происходило со мной. Теперь, когда Сальери не было рядом, я начал слишком часто думать о нём то, что раньше даже не приходило ко мне в голову! Я думал обо всех чувствах, которые обуревали меня каждый раз, когда мы были вместе с Антонио. И все эти чувства были очень… странными. Всё начиналось со страха перед прошлыми ошибками, который я чувствовал в нашу первую встречу. Но дальше весь спектр чувств менялся. Я вспоминал восхищение, напряжение, нежность, необыкновенную лёгкость и неприязнь, которую я чувствовал, когда Антонио встречался с Алоизией. Все эти ощущения смешивались во что-то, что до конца оставалось для меня полнейшей загадкой. Я не мог понять этого, хоть и думал об этом почти каждый день. Это чувство уже не напоминало мне дружбу. Это было что-то другое. Я сидел в нашей с Ненни комнате, где я спал всё то время, пока её не было. Папа уже спал, мама хозяйничала на кухне. А я вновь думал, и сегодня эти мысли были ещё невыносимее. Не было печали: сегодня я невольно вспомнил наш с ним первый поцелуй. Я уже второй раз нарушал нашу клятву, но ничего не мог с этим поделать. Мне определённо нужна была помощь. Я вздрогнул, когда услышал звон тарелок и шелест воды. Мама мыла посуду. Мама! Я подскочил и пошёл в кухню. Мама встретила меня ласковым взглядом. — Что случилось, солнышко? — Мамуль, — тихо начал я. — Мне нужна помощь. — Что случилось? — Ну… — я запнулся, пытаясь подобрать слова: мне не хотелось пугать её. — Понимаешь, в академии… — О, — прервала меня мама, с улыбкой. — Про учёбу тебе лучше спросить папу. Он правда спит, но завтра… — Нет-нет! — замотал головой я, садясь за стол. — Дело не в учёбе! Она оторвала взгляд от закипающего чайника и взглянула на меня. — А в чём, родной? — Понимаешь, — снова начал я. — В академии я встретил человека. Ну, и я не могу понять, что я чувствую к этому человеку! Сейчас мы дружим, но в последнее время, я начал думать о нём… немного не так, как раньше, — это звучало так глупо! Мама улыбнулась. — А как ты о нём думаешь? — она закашлялась. — Очень часто, — тихо сказал я, чувствуя, что краснею. — Я всегда знал, что он очень хороший, талантливый, прилежный, но теперь я думаю о нём… совсем по-другому. — Что именно ты думаешь? — мама не переставала улыбаться. Я был уверен, что она уже разгадала мою загадку. — Ну… Теперь, он кажется мне ещё лучше! Ещё талантливее, ещё прилежнее, ещё умнее. Ещё… нужнее, — вот тут я почувствовал, что уже весь красный: я тоже начинал понимать. — Вот оно что. Вольфи, милый, мне кажется, ты сам уже понимаешь, что с тобой происходит. — Не понимаю! — упрямо выкрикнул я. — Ты влюбился. У меня в голове словно что-то взорвалось, от того, с какой спокойной уверенностью она на это указала. Вот оно что. Господи. Только не это! — Нет! — воскликнул я, запуская руки в волосы. — Этого не может быть! — Но что в этом страшного? — удивилась мама: она явно ждала не такой реакции. — Это абсолютно нормально в твоём возрасте. Влюбляются и раньше твоего. Тебе скоро пятнадцать, пора бы уже ухаживать за девочками. — Но он не девушка! — чуть не взорвался я. В моей комнате раздался телефонный звонок. — Ладно, мамочка, — моя улыбка поучилась очень натянутой. — Спасибо тебе. — Не за что, милый. Познакомишь нас со своей леди? — Конечно. Я понёсся в комнату. Лишь бы звонила Наннерль. О да, как же! — Антонио. — Рад тебя слышать, Амадей. — вот, снова его голос. Спокойный, нежный. Чёрт, а я-то как рад! — Взаимно. С чего это ты решил позвонить? — Ты не рад? — я словно увидел, как он нахмурился и затаил дыхание, щуря свои тёмно-карие глаза… Вот же ж! — Рад, почему же. Просто ты меня очень удивил. — Ну ладно тебе. Я просто соскучился, — от этой фразы в моей груди разлилось тепло. На лицо выползла широкая улыбка, и я на мгновение отключился от этого мира. — Я тоже скучаю, — всё-таки выдохнул я в трубку. Мне кажется, на том конце линии мне улыбнулись в ответ. — Чем занимался все эти дни? — ободрённым голосом поинтересовался Антонио. — Я? Ну… Провожу время с семьёй… Правда, Ненни уехала, так что теперь вынужден торчать дома один. — А погулять? — Одному скучно. Разговаривали мы довольно долго. Я даже не заметил, как пролетело время. За окном уже была ночь. Меня удивило моё собственное состояние. За весь разговор, я ни разу не взболтнул лишнего. Я даже подумал, что это была лишь ошибка, но стоило только мне остаться наедине с собой, как все запретные мысли снова начали штурмовать моё сознание. Неужели я всё же влюбился? Нет! Этого не может быть! Мне… Мне нельзя! Мне просто нельзя так думать о Сальери. Ведь мы друзья. Лучшие друзья! Я забрался под одеяло, но мысли на этом не кончилась. Чёрт возьми, так нельзя! … POV Антонио. Новый год прошёл слишком тихо, на мой взгляд. Герр Гассман был очень занят, поэтому большую часть времени я проводил один. Я расстроился, когда узнал, что Терезия уехала с родителями отдыхать. Я так хотел повидаться с ней. Все эти обстоятельства приводили меня в состояние какого-то отрешённого покоя, наталкивающего на немного тяжёлые мысли. Я не знал, как объяснить те чувства, что начали витать вокруг меня, после нашего последнего разговора с Амадеем. Мне показалось, что голос его иногда звучал натянуто и вымучено. Редко, но всё же это меня беспокоило. Будто что-то произошло, и он не хочет мне рассказывать. С того момента мы больше не созванивались, предпочитая смс. Это было проще. Мы не видели наших лиц и не слышали голосов, так что я мог разрешить себе подкалывать его. И получая очередное «Тьфу на вас, герр Сальери! ХD» чувствовал себя неимоверно счастливым. И всё же порой мне становилось одиноко. Тишина дома, когда-то казавшаяся мне таинственной и величественной, стала угнетать меня. С каждым днём я всё больше и больше хотел вернуться в академию. — Герр Гассман, — однажды спросил я, не выдержав. — Вы не могли бы снова отвезти меня пораньше в академию? Это произошло тогда, когда до занятий оставалось меньше недели. Мы сидели на кухне и ужинали. Герр Гассман оторвался от чая и взглянул на меня. — Могу, конечно, Антонио, но зачем вновь так рано? — Мне нравится тишина академии. Там легко думается и пишется. — Но у нас тоже тихо, — удивился учитель. — Тишина здесь- настоящая тишина пустого дома, — честно ответил я. — А тишина академии напоминает безмолвие сада. Там так же спокойно, и тишина не давит на тебя. — Ну что ж, — кажется, такое откровение немного расстроило герр Гассмана, но я понимал, что не могу больше быть в этом доме. После такого живого и шумного Амадея, тишина одиночества казалась мне просто нестерпимой. — Хорошо. Завтра я свободен, так что смогу отвезти тебя. … POV Вольфганга. — Напомни мне ещё раз, почему именно ты провожаешь меня? — спросил я у Ненни, на что сестра только пожала плечами. — Мама совсем разболелась, так что папа решил остаться. Тебя одного мы точно не отпустим, а я послезавтра всё равно собиралась уезжать. Так что решили отправить тебя со мной. Я вздохнул. Мы шли по скверу академии, и Наннерль с восторгом оглядывалась и рассматривала здания. — Это восхитительно, Вольфганг! Вот это я понимаю — учебное заведение. Да и общежитие очень красивое. — Ты ещё с комендантом не познакомилась. Уж мадам Сесилия способна рассеивать иллюзии внешней привлекательности. — Не верю! Насколько же нужно быть ядовитой гадюкой, что бы отравить такую красоту? — Ну, не отравить, но по крайней мере припугнуть своим шипением она может, — насмешливо раздалось позади нас. Я обернулся. И, словно пружинка, подскочило сердце. — Антонио! POV Сальери. — Какая неожиданность, — улыбнулся я. Амадей на секунду растерялся, а затем я увидел искорки смеха в его миндальных глазах. — Вот уж точно! Не ожидал тебя здесь увидеть. Что ты здесь делаешь? — Мы только что попрощались с герром Гассманом. Он привёз меня. — Но почему так рано? — Просто захотелось. — А… Ну ладно, — он улыбнулся. В груди потеплело. — Антонио, ты не забыл Ненни? — Как я могу забыть, — я действительно сразу её узнал. — Ты почти не изменилась. Она превратилась в очаровательную девушку. Вытянулась, расцвела, но та детская нежность никуда не испарилась. И сейчас, в прелестном белом пуховичке, Наннерль походила на снежинку. В крайнем случае — на сугроб. — И я тебя не забыла, — девушка улыбнулась. — Ты тоже почти не изменился. Только стал более мужественным. — Благодарю за комплимент, — мы поравнялись. — А ты почему так рано приехал? — Да, небольшие проблемы, так что пришлось ретироваться из дома раньше положенного. — Какие проблемы? — Мама приболела. — О, ясно. Болезнь мамы- это всегда нехорошо. — Твоя мама тоже болела? — по-дурацки наивно спросил Амадей. И я почувствовал себя необъяснимо глупо. — Что? — Ну… твоя мама тоже болела? — Да. — Но теперь всё хорошо? — Конечно. Мы уже ступили на крыльцо общежития, когда внезапно мне в спину прилетел крупный снежок. Спустя мгновение, тоже самое произошло с Вольфгангом. Как следует выругавшись, я обернулся, и Моцарт последовал моему примеру. Позади нас стояла Наннерль. В руке она держала снежок. — За что?!  — У вас такая идиллия! Про меня совсем забыли! — с наигранной обидой сказала девушка. — Это не повод, чтобы снежками в затылок кидать! — не успокоился я. А Амадей продолжал молчать. — Это просто не честно! — Зато действенно, — торжествующе ответила Наннерль. — Амадей, а тебя всё устраивает? — я повернулся к нему. Мальчишка продолжал стоять столбом. Затем медленно отпустил чемодан, медленно опустился на корточки и… — Вот тебе! — в Наннерль полетело сразу два снежка. И оба мимо. Вольфганг вскочил и понёсся прямо на неё, держа в руке горсть снега. Девушка увернулась, попутно запуская в брата ещё снежок. Амадей снова кинулся на неё, и вот уже передо мной шла настоящая битва. — Помоги мне, Сальери! — грозно завопил Моцарт. — Вместе мы её одолеем! — Нет, спасибо, — залепетал я, попятившись. — Я уж лучше в тылу останусь… Как резко прилетевший в лицо снежок меняет весь настрой. — Ну держитесь у меня! Оба! — зарычал я, бросив чемодан, и ринулся в самую гущу сражения. … — Сегодня был один из самых замечательных дней! — решительно сказал мальчишка в перерыве между приступами громкого смеха. Я подтвердил его слова кивком. Бой закончился ничьей. Мы слишком замёрзли и слишком вымотались, чтобы провести решающее сражение. Но могу сказать честно, если бы не усталость, я наверняка бы победил! — Это точно, — подтвердила Наннерль, отряхиваясь. А закончилось всё в итоге тем, что мы все дружно грохнулись в сугроб. — Давно мне не было так весело, — сказал я с улыбкой, поднимаясь. — А когда был последний раз? — спросил Амадей. — Где-то год или два назад. Мы с Терезией отмечали новый год. Тогда мы вместе слепили снеговика. — Терезия? — я помог мальчишке подняться, и он пристально взглянул на меня. — Моя подруга детства, — в этот момент, лишь на мгновение, мне показалось, что в лице Вольфганга произошла едва заметная перемена. — Что же, Вольфи, — внезапно заговорила Наннерль. Я перевёл взгляд на неё: она моментально вернула Амадея в прежний вид. — Ненни? — он улыбнулся ей. — Мне пора, мой дорогой, — её улыбка стала чуть грустнее. — Меня ждёт поезд. — Ох, ну ладно, — тихо произнёс мальчишка. — До встречи? — Да. Рада была вновь тебя увидеть тебя, Антонио. Я стянул с её руки перчатку и едва ощутимо поцеловал тыльную сторону ладони, на что она смущённо улыбнулась. — Я тоже был рад, Наннерль. Девушка замерла. А затем бросилась к нам с Моцартом и крепко обняла. — Вы такие лапочки! — воскликнула она. — Я буду так скучать! Затем быстро поцеловала Амадея в щёку и скрылась в сумерках парка. Мы вновь остались с Вольфангом. Вдвоём. — Ну что, — тихо спросил я, взяв его даже в перчатке тонкую ладонь. — Пойдём? Мне показалось, что от моего прикосновения он дёрнулся. — Ага. Мы вернулись к нашим чемоданам. Моцарт в последний раз бросил взгляд туда, куда ушла его сестра. А затем уверенно пошёл к входу. — О, неужели? Наши два красавца! А я-то думаю, что за крики слышатся с улицы. Думала, стая собак… — затянула Сесилия, едва подняв на нас свой томно-пристальный взгляд. Мы с Амадеем переглянулись. Добро пожаловать домой.