Мой гений за соседней партой

POV Антонио. Сказать, что меня спасло это чёртово шампанское, значит не говорить ничего. Наутро я прекрасно помнил о поцелуе. Едва проснувшись, я ощутил такой дикий стыд, что боялся, что сгорю вместе с кроватью. Тем не менее, вчера меня ничего не остановило. Наш первый поцелуй я и так почти не помню. Тогда, четыре года назад, это всё был Моцарт. Поэтому на его день рождение я не смог удержаться. Да и в комнате мы были одни. Я наклонился и осторожно коснулся его губ. Я сам не знал, хотел бы я, чтобы он проснулся, или нет. Но я целовал его, боясь сделать хоть одно лишнее движение, чувствуя ровное сладковатое дыхание. Я чувствовал себя самым счастливым и напуганным человеком в мире. Амадей проснулся раньше меня. Я открыл один глаз и глядел, как он сидит на кровати, оперевшись на колени руками. — Всё нормально? — спросил я, боясь даже представить, что скажу ему, если он спросит о поцелуе. — Антонио, — задумчиво произнёс он, в упор глядя на меня. — Как ты думаешь, сколько шампанского надо выпить, чтобы тебе приснилось, что тебя поцеловал пряник? — Кто? — не очень понимая услышанное, переспросил я. — Пряник? — Да, — ответил он до смешного серьёзно. — Мне приснилось, что меня целовал гигантский пряник. Все мои опасения рассеялись в миг. Мда… вот так фантазия. Всё шло спокойно. У Ами, судя по всему, праздник оставил самые хорошие воспоминания, а мне хватило и того, что удалось поймать. Учёба шла полным ходом. До лета оставалось уже всего два месяца. Я наблюдал, как старшие курсы штурмуют библиотеку, дабы сдать зачёты. По практике, как я знал, должен быть какой-то конкурс после экзаменов, но про него нам особенно не рассказывали. Правда, герр Глюк пообещал, что расскажет в следующем году, когда в академии останутся только младшекурсники. Как бы то ни было, мы продолжали заниматься. И даже шумная пирушка по случаю дня рождения Лоренцо не отвлекла так сильно. Конечно же, мы посидели; Станца вновь стянула для нас бутылочку. Надо сказать, Моцарт в этот раз не пил совсем. Видимо, боялся, что его снова может поцеловать гигантский пряник. Так и шло время. Мы виделись Станцой. Мне показалось, что она чуть сильнее пострадала от наших посиделок. После дня рождения она выглядела помятой. Уставшей, словно не спала всю ночь. Мы с Вольфгангом даже побоялись спрашивать. — Со мной всё нормально, — ответила она на наш немой вопрос. Да… так всё и шло. Но, казалось, чего-то не хватало. Какого-то подтверждения этих странных отношений. — Давай сходим в кино на выходных? — спросил меня Амадей, в один из вечеров. — Всей компанией? — Нет… Мы вдвоём, — мне показалось, что он слегка смутился. — Да Понте ходил в кино на этой неделе. Сказал, что в кинотеатре идёт новая коллекция фильмов. — Но почему не хочешь пойти ещё с кем-нибудь? — я чувствовал себя испанским инквизитором. Я его допрашивал. — Мы давно никуда не ходили вдвоём! — выпалили мальчишка. Я улыбнулся. Он сам почти не понимает, что говорит. — Конечно, сходим. *** — Мультик? — только и прохрипел я, когда Вольфганг показал мне билеты. — Я отдал тебе кошелёк, доверил выбор, а ты… — Не захотел стоять в очереди, вот и поплатился, — мстительно сказал мальчишка с ухмылкой. — Я за попкорном ходил! Мы зашли в зал. Ладно хоть мультфильм был для средней аудитории. Кроме Ами, в зале было ещё человека три его же возраста. Остальным было лет двенадцать, многие сидели с родителями. Я застонал, стукнув себя по лицу: промелькнула мысль, что я сам для Вольфганга сейчас, как старший брат. Стыдно. Ну, стоит признать, один существенный плюс в этом был. Во время сеанса Амадей был очень увлечён просмотром, так что у меня была прекрасная возможность поразглядывать его. Его профиль, освещённый бликами экрана, очень живое в своей мимике лицо. Он отчаянно сопереживал героям или смеялся вместе с ними, так искренне, напоминая мне какого-нибудь ангелочка. Который раз я смотрел на него… В какой-то момент я потерял бдительность, когда наши руки столкнулись у чашки с попкроном. Моцарт забавно сощурился, отчего в душе у меня стало очень тепло, и так легко проскользнула мысль о том, какой же он замечательный. Я чувствовал это. Я не отрицал больше, что влюбляюсь в него всё сильнее. … — Антонио, Вольфганг, будьте добры, останьтесь в классе, — это была последняя на сегодня пара, мы вместе с нашей группой собирались расходиться, когда герр Глюк внезапно попросил нас задержаться. — Как вы знаете, сессия прошла. Вы все сдали, и через пару дней разъедетесь. А вот наши старшекурсники будут сдавать специализированные экзамены. Самые последние. Вы хотели бы увидеть это? Вы будите сдавать всё так же, когда придёт ваше время. — А почему мы? — спросил я. — От каждого класса берутся самые одарённые ученики. Вольфганг показал прекрасные результаты игры на скрипке и фортепьяно, да и вы, Антонио, не отстаёте. Вы ещё и в теории многих обгоняете. На самом деле, вы одни из лучших учеников. Поэтому, вы одни из немногих, кому я могу показать это. — Кто ещё будет? — Немного. Мы просто хотим, чтобы ученики были готовы к тому, что их ждёт. Ну что, согласны? — Да, — ответил за меня Моцарт. — Тогда завтра приходите к двум часам в малый актовый зал. — Что думаешь? — спросил я, когда мы вышли из здания. — По-моему, это интересно. В конце концов, однажды и мы будем сдавать такой экзамен. И к тому же мы разъедемся на всё лето! Скучно будет, а так впечатления новые. Внезапно я задумался: интересно, когда наступит наше «однажды», что будет тогда? Когда мы будем сдавать этот экзамен. Кем мы будем друг другу? Признаюсь ли я ему к тому времени, поймёт ли он меня? И, если так, будем ли мы встречаться? — Антонио, ты чего? — спросил Амадей, обеспокоено глядя на меня. — Ты весь покраснел. — Да ничего страшного, — отмахнулся я. Рано! Слишком рано морочить голову такими мыслями! Кто знает, как всё сложится. Правда, я искренне надеялся на лучшее. … POV Амадея. — Долго ещё? — протянул я, утыкаясь лбом в стену. — Потерпи. Нам велено ждать учителя, — строго ответил Антонио, на что я просто показал ему язык. Мы стояли на втором этаже у малого актового зала, как нам было велено. Все младшекурсники уже ушли, и нам оставалось только ждать. Точнее, Антонио ждал, а я маялся дурью. Но что поделать? Скука была ужасная, пока на лестнице не послышались шаги. Наконец-то! — А, вот вы где! Простите, что задержался, — к нам быстро приближался герр Глюк. — Вы готовы? Он повёл нас по коридору, ведущему к малому залу. Он был обставлен, как маленький театр. Все окна были завешаны тёмными занавесками, а перед небольшой сценой стояло несколько рядов стульев. В самом углу я заметил парту, на которой стоял ноутбук, готовый к работе. Я проследил взглядом и обнаружил две хорошие колонки, стоящие на сцене. — Прошу, рассаживайтесь. Все остальные классы уже здесь, — сказал герр Глюк и неслышно ушёл. И правда. На стульях уже устроилось с десяток человек. Кого-то я знал, кого-то нет. На первом ряду сидело несколько учителей и незнакомых мне людей, выглядевших очень статно и внушительно. Я всегда пасовал перед такими персонами. — Идём, — тихо сказал Антонио. Затем мягко взяв меня за руку, пошёл к свободным местам. Весь оставшийся свет погас. На мгновение наступила темнота. — Всем здравствуйте, — это говорил Глюк. Его голос звучал из колонок, но самого учителя я не видел. — Рад приветствовать всех, кто здесь собрался, на последнем выпускном экзамене Академии Скрипичного Ключа. Мы готовы начать. Первый участник… Внезапно вспыхнул лучь света, направленный на сцену. На сцене стоял рояль, за которым уже сидел ученик. Я его узнал! Это был тот самый парень, который подходил к Антонио в столовой, когда он приструнил герра завуча. Значит, он из класса фортепьяно. Парень заиграл. Мелодия была немного банальная, но переливчатая и приятная. Кое-где, я чувствовал, что он волнуется больше. Звук клавиш был более неровным. Но было неплохо. — Красиво, — шепнул мне Сальери. Я повернул голову. И замер. В сумраке зала лицо Антонио казалось бледным. Оно словно светилось. Тёмные глаза сосредоточено наблюдали за игрой, рука едва заметно двигалась в такт мелодии. У него такие красивые запястья. Кажется, я никогда не приглядывался к ним. Да и зачем? Я снова взглянул на его лицо. Он прищурился. Тёмная прядь волос, собранных в хвостик, выбилась и торчала у виска. Такие красивые. Мягкие, наверное. И ресницы длинные. Только сейчас заметил. Он такой красивый. И ресницы, и руки, и волосы, и глаза, и… губы. Чёрт! Мелодия стихла, и раздались вежливые авации. Звук аплодисментов меня остудил, словно мне хлопнули над самым ухом. Сальери коротко взглянул на меня. Я заторможено ему кивнул. Что это было?.. … — И последний на сегодня ученик, — объявил герр Глюк. — Прошу, учеников после выступления сразу покинуть зал и оставить только учителей. Свет вновь зажёгся на сцене. Там стоял скрипач. И вновь мелодия… Новая для меня. Необычная, нежная. — А вот этот просто молодец! — вдруг тихо обратился Антонио, как будто бы не мне. О, лучше бы он молчал! Я терпел весь этот концерт, словно находясь в двух мирах. Мелодии уносили меня и позволяли любоваться им. Только им. Антракт же меня остужал, но затем всё шло по новой. Это повторялось, казалось бы, бесконечно, хотя герр Глюк и говорил мне, что программа составлена всего на полтора часа. Я был на грани. И теперь, услышав его, этот прекрасный, глубокий, низкий голос, я просто не вытерпел. Мелодия ускорилась. Это был финал. — Правда красиво, Ам… — заткнись! Я резко приподнялся, опираясь на стул, и коснулся его губ. Всё! Я не могу так больше. Я понятия не имею, что творится у меня в голове, но бороться с этим больше не могу. Это действительно был поцелуй. Неловкий, короткий. Но искренний. *** POV Сальери. Что? Как? Как это случилось, чёрт возьми?! Весь концерт Вольфганг выглядел отрешённым и немного нервным, но было видно, что музыка ему нравилась. Я был рад этому: от мальчишки буквально веяло чем-то таким, как будто возвышенным. Было ясно, что музыку он действительно ценит. И я не мог его в этом не поддержать. Но под самый финал он сделал то, чего я просто не ожидал! Не смел ожидать! Скрипач играл прекрасно. Уверенно, игриво и нежно, словно скрипка была его любовницей. Его отдача стоила отдельного восхищения. — Правда красиво, Ам… И всё. Конец всего! Амадей внезапно дёрнулся в мою сторону, приподнялся, опираясь на стул, и поцеловал меня. Робко, неумело, но чувствовалось, что он прекрасно понимает, что делает. Из головы выскочили все мысли, а тело дрогнуло, точно огромный колокол под ударом молота. Я видел его. Его лицо. Глаза были закрыты, щёки горели, рука, схватившая меня за футболку, дрожала. Он… Это правда? Это же сон! Я сплю! Он отпрянул от меня, не сказав ни слова. Зажёгся свет. Все захлопали. Мы тоже. Я чувствовал себя роботом. Деревянной куклой. Моцарт выглядел не лучше. — Учителя и старшекурсники остаются! Остальные свободны. И тут он ринулся в коридор. Рывком, словно это был прыжок в воду. Я побежал за ним, чувствуя спиной, что за нами наблюдают. Плевать! Боже, я не дам ему снова сбежать! Не отпущу! — Стой! — я схватил его за руку и одним движением впихнул в кабинет. Это был кабинет фортепьяно, по неосторожности оставленный открытым. Мальчишка буквально пролетел к первым партам и упал на одну из них. Он обернулся и взглянул на меня. В глазах читалась паника. — Вольфганг… — начал было я. — Прости! — тут же выкрикнул он, вжимаясь в парту и дрожа. — Я знаю, что уже второй раз делаю это! Это моя вина, прости, Антонио! Я замер. В ступоре. — Я сам не понимаю, зачем сделал это! Это было как минутное помутнение рассудка. Я не совладал с собой. Я ужасен. — Амадей… — Ударь меня! Ты ещё в первую встречу должен был это сделать, чтобы из моей головы вылетели все эти ужасные мысли. Нельзя было давать мне второй шанс. Я снова всё испортил! Он зажмурился. — Ударь меня… Это уже звучало как мольба. Ненормальный! Я столько вытерпел, столько ждал этого, а ты… Я шагнул к нему, отчего он сжался ещё сильнее, выглядя таким маленьким и беспомощным. Сам виноват. Не отвертится теперь. Я притянул его к себе и крепко обнял. Он словно обмяк в моих руках, а затем поднял голову и взглянул на меня, широко открыв глаза. — Ни за что не ударю, — ответил я с улыбкой, прежде чем снова поцеловал, прижимая к себе. Он замер на мгновение. А затем крепко стиснул мою талию руками. Как тогда. Но всё по-другому. Он оторвался от меня и ошарашено взглянул в лицо, словно ища подвох. — Это просто невозможно, — выдохнул он. — Но это реальность, — ответил я. Мы так и стояли. — Мы ведь разъезжаемся сегодня? — тихо спросил я. Он дёрнулся. — Да. Точно. — Тогда пусть сегодня не кончается! — в сердцах воскликнул я. Он слабо улыбнулся. — Всё заканчивается, Антонио. — Непривычно слышать от тебя такую философию. — Непривычно слышать от тебя признания. — Тогда мы квиты, — сказал я с усмешкой. — Нет ещё! — Я люблю тебя. — Сказал же, что… Что?! — Я же говорю, мы квиты. С тебя философия, с меня признания. — Ты это… серьёзно? — Да. Я люблю тебя, Амадей. — Я… — Пойдём, — я боялся, что он начнёт сомневаться. Не хотел слышать от него «Я не знаю… Я не уверен…» и прочее. Я бы этого не перенёс. — Нам… нужно вещи собрать. — Д-да… К общежитию мы шли как-то вразвалочку, как будто земля плыла под ногами. Я крепко держал его за руку, он крепко сжимал мою ладонь. Я до сих пор не мог поверить. Сесилии на месте не было. Мы без подколок добрались до нашей комнаты. Как странно было открывать эту дверь, думая, что это теперь наше…гнёздышко, или вроде того. — Вещи… — тихо сказал Вольфганг. Я развернул его к себе и взглянул на него. Его глаза были затуманены. — Амадей, — позвал я. Он поднял взгляд. — Что случилось? — А то ты не знаешь, — он нервно хихикнул. — И всё-таки? Он подошёл к шкафу, вынул чемодан и принялся собираться. Я последовал его примеру. Некоторое время мы находились в тишине… — И всё же, Моцарт! — не вытерпел я. Мы уже почти собрали чемоданы, чёртово время текло слишком быстро. — Что ты мне скажешь? — Я… не знаю, Антонио. Не могу объяснить. — Попробуй, — я взял его за руку и усадил на кровать, сев рядом. Он вспыхнул. — Ты… ты мне очень нравишься. Давно. И причина, по которой я это сделал… Надеюсь, ты её понимаешь. Но я боюсь того, что будет дальше. Разве мы сможем… Разве у нас получится? — Почему нет? — Я не представляю, как это. — Нам это вместе предстоит решить. Ты не будешь одинок в своих мыслях. Я почти видел, как он думает. — И всё равно. Антонио, я просто не могу пока так легко это принять. Прости меня, пожалуйста… — Ясно, — бесцветно сказал я, ощутив, что в груди стало очень больно. — Что я могу сделать? Амадей, я люблю тебя. Уже давно. Очень. Я так и не смог забыть тебя. Моей первой любовью стал мальчик, которого я встретил в Венеции. Этот мальчик украл мой первый поцелуй. Этому мальчику я посвятил сонату. С этим мальчиком я впервые искупался в море. И с этим мальчиком я сейчас говорю. Вольфганг, теперь ты прости меня. Но я не смогу ждать долго. Он вздохнул. Я замер. На кончике иглы балансировала моя душа. И эту иголку держали неумелые руки этого мальчишки. — Дай мне время, — наконец сказал он. — Это лето. Я клянусь, что смогу всё решить за это время. И первого сентября ты получишь мой ответ. Сердце ухнуло в пустоту. — Хорошо, — выдавил я, чувствуя, как сохнут губы от следующей просьбы. — Только… разреши мне последний поцелуй. И мы снова станем друзьями. Хорошо? Вместо ответа он сам прижался ко мне, и я закрыл глаза. Что ж, хорошо. Я буду ждать тебя, Моцарт. Столько, сколько нужно. Ведь только ради одного этого поцелуя стоило жить эти пять лет.