Мой гений за соседней партой

Снова за старое, Но я больше не буду плакать. Будешь ли ты меня снова любить, Как если бы я тебе не причинил боль?

Я продолжал стоять в дверном проёме и смотреть на пустую кровать Амадея, словно надеясь, что мой сосед появится прямо из воздуха. Но нет. Никто не появлялся. Непривычная тишина одиночества давила на меня всё сильнее, я чувствовал себя покинутым ребёнком. Все чувства и ощущения перемешались во мне, создавая какое-то другое принятие реальности. Я не мог поверить, что его здесь нет. Ведь он обещал мне! Я как в тумане, прошёл к своей кровати. В отличии от кровати Вольфганга, она была застелена новым бельём и приятно пахла свежестью. А вот кровать мальчишки стояла полностью разобранной. Только лишь старенькое покрывало, лежащее прямо на матрасе, могло напомнить, что на этой кровати когда-то спали. Почему он не приехал? Он…испугался? Возможно. Но кто пообещал мне, что первого сентября я получу ответ?! А теперь что? До занятий остаётся только завтрашний день. Может, он приедет завтра? Приедет и объяснит, почему задержался. Да, наверняка у него просто какие-то дела дома, вот он и задерживается! Чувствуя себя полным идиотом, я улыбнулся в пространство, пытаясь предать себе уверенности. Так прошло меньше минуты. Затем улыбка медленно сползла с лица, впуская в голову самую жуткую мысль. А если всё-таки не приедет? Я тряхнул головой, словно стряхивая пыль с волос. Нет, не надо терять голову! Я поднялся и прошёл к чемодану, решив отвлечь себя. Для начала, разберём вещи. Работа текла как-то спокойно и даже уныло. Я в первый раз разбирал вещи один. Когда мы разговаривали с Вольфгангом, время текло быстрее и приятнее. Я не мог думать о грустном в его присутствии. Но теперь, когда его не было, рой отнюдь не самых позитивных мыслей, начал лезть мне в голову, предлагая самые жуткие предположения, почему же Моцарт не появился. Что у него произошло? Он ведь даже не сообщил мне, что задержится. А ведь Сесилия сказала, что он поначалу вообще хотел уйти. Как так? Почему? Слишком много вопросов, и ни одного ответа. Может, просто позвонить ему? Почему бы нет? Мы же друзья, в конце концов. Я ослом уставился на свой чемодан. Мда… в мыслях, пусть и невесёлых, время тянется быстрее, чем ты думаешь. Уже вечер, может, он уже спит? Да нет, рано ещё для него! Почему же я так боюсь просто позвонить? Я вздохнул и вынул телефон из кармана джинс. Так…спокойно. Ищем контакт, находим, нажимаем вызов… — Аппарат абонента выключен или находится в не зоны действия сети, — спокойно сообщили мне. В этот момент я почувствовал жуткий прилив какой-то тупой боли. Волнение? Нет, это было вовсе не оно. Просто, какая-то часть меня понимала, что звонить ему бессмысленно. В это мгновение моё сознание словно отключилось, выключая попутно все краски нашей комнаты. На чистом автомате я разобрал остатки чемодана, переоделся и лёг в кровать, прямо поверх покрывала. Балансируя на грани сознания, последняя мысль посетила меня. И эта мысль была хуже всех предыдущих. Он всё-таки солгал мне. *** POV Амадея. Солнце, прокравшееся сквозь лазейку между занавесок, неприятно резало мои глаза. Утро наступило так быстро. А ведь сегодня первое сентября… ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ?! Я вскочил, словно подброшенный на батуте, и огляделся. Первую секунду я не соображал, где я вообще нахожусь. Почему я сплю на чьём-то диване, а не на своей кровати? И почему меня никто не разбудил, если первое сентября сегодня? Затем, мозг начал медленно напоминать мне события прошлых дней. Я огляделся, ещё раз напоминая себе, что это квартира Макса, а не моя комната в общаге. И не будит меня никто, потому что идти на занятия мне не нужно, так как я сейчас в академическом отпуске. Я скинул с себя одеяло и потянулся, чувствуя приятное тепло квартиры. Так непривычно! В Зальцбурге, у нас было довольно холодно, так что поднимался я по утрам, стуча зубами от холода. Особенно это заметно было зимой и поздней осенью. Тогда, мои зубы начинали выстукивать марш. Наннерль даже пару раз дирижировала моими зубами. Вспомнив сестру, мне стало немножко грустно. Я чувствовал себя каким-то мелким предателем. Вот просто взял и ушёл. Из дома, из академии. Директор ведь даже не подумал позвонить отцу и что-либо уточнить. Я просто предъявил ему «записку от его лица». Он вообще, по-моему, в первый раз сталкивался с этим. А вот герр Глюк, стоявший в кабинете в момент нашего разговора, выглядел так, словно понимал гораздо больше Стефана. А если он позвонит отцу? Вот тут уже я почувствовал панику. Хоть отец почти потерял желание участвовать в моих поездках и прочем, но такую выходку он не сможет проигнорировать! Если он заставит меня вернуться? Что же будет? Я глянул на телефон, лежащий на столике у дивана. Часы показывали пол-одиннадцатого утра. Значит, у учеников уже началась линейка. Ладно, мне тоже нужно вставать, всё равно больше не усну. Я умылся холодной водой и почистил зубы. Выдавливая пасту, я поздно сообразил, что пасту я выдавил на палец, а ни на щётку. Чёрт! Переволновался с утра пораньше, теперь сосредоточиться не могу. Но всё-таки, собрав мозги в кучку, я смог разогреть себе макароны, вскипятить чай, и позавтракать. Остальное время было полностью свободным. В моём распоряжении был планшет Макса, моя гитара, потрёпанный, но рабочий ноутбук. Авось придумаю. И тут раздался телефонный звонок. Я глянул на экран телефона, из меня словно выпустили весь воздух. На дисплее красовалось лаконичное «Ненни». Чего ей нужно? — А…алло? — запнувшись, сказал я, чувствуя, как задрожали внутренности . — Вольфганг Иоганн Христозом Теофил Амадеус Моцарт, — Наннерль просто рычала в трубку. — Как проходят занятия, солнышко моё ненаглядное? — Н…нормально, — я чувствовал, как падает температура в комнате. — Линейка уже закончилось? — такого жуткого голоса у Ненни никогда не было! Она рычала, шипела в трубку так, что я чувствовал её желание протиснуться через провода, вылезти из моего сотика, и как следует дать мне по щам. — З-закончилась. — Вас уже проинформировали? — Д-да. Уже… — А ты не передашь трубочку Антонио? Так хочу поговорить с ним, — сестра напоминала мне какого-то маньяка, который предлагал жертве игру в загадки. Отгадаешь- свободен, не отгадаешь — порублю на фарш. — Он…он… — Он сейчас в Академии Скрипичного Ключа, стоит на линейке, которая только что началась. А вот где ты находишься, котик мой пропавший? — снова прошипела Наннерль. — Я… — Вольфганг! Перестань юлить! Я знаю, что ты не в академии! — взорвалась сестра. — Откуда? — только и спросил я, чувствуя, что вот-вот зареву. — Вчера мне позвонил герр Глюк. — Как он узнал твой номер?! — Он звонил сначала отцу, но он оказал очень маленькое желание общаться. Так что, он представился одним из моих преподов, и спросил мой телефон. Уж не знаю, насколько он хороший актёр, но папа ему поверил. Амадей, ты и правда взял академ? — Да, — тихо сказал я. Отпираться смысла не было. — Погоди, то есть, папа так ничего и не знает? — Да, — в голосе Ненни слышалось сожаление. — Он, похоже, вообще перестал интересоваться чем-либо. Но такое он не проигнорирует! По этому, Вольфганг, выкладывай немедленно, что случилось? — Стой, — я отвлёкся от темы и спросил. — А ты разве не в колледже? — ДЕЛО НЕ ОБО МНЕ СЕЙЧАС! — рыкнула сестра, но совладав с собой, сказала. — Мой рабочий день уже завершён. Через два часа у меня будет первое занятие. Я буду работать с первоклашками. — Поздравляю, — как-то вяло сказал я. — Не уходи от темы! Амадей, — она заговорила тихо-тихо, и очень жалобно. — Прошу, расскажи, что у тебя произошло? Я глубоко вздохнул и заговорил. Я рассказывал о первой встрече с Максом, наших занятиях и разговорах. Кратко упомянул его историю и моё решение. И наконец, сказал ей, где нахожусь. Единственное, что я не объяснил — это полная причина, почему я не хотел возвращаться. Рамки в музыке — это понятно. Но о второй причине, я даже не заикнулся. Сестра слушала молча. Когда я закончил, она долгое время ничего не говорила. Я чувствовал себя, как на суде, перед вынесением приговора. — Вольфганг, — начала она. — Послушай, я знаю, что поступил, как кретин! Я знаю, что это было безрассудно, и знаю, что если папа узнает, он может и вообще не простить меня. Но мне это нужно, Ненни! Это глупая причина, я знаю, но я чувствую, как становлюсь другим. Тем, кем должен быть. Мне нужен этот разгон, Ненни. Я не могу это объяснить, просто знаю. Она молчала. — Послушай, — наконец сказал я. — Разве мама бы хотела, чтобы я жил скучно? Она без конца нас куда-то выводила; на прогулки, в кино, в парк, и прочее! А теперь, я чувствую, что тоже должен устроить себе эту встряску. Мне необходимо это. Я думаю, мама бы дала бы мне шанс. Из трубки донёсся всхлип. Я раскрыл глаза. Она…плачет? — Хорошо, — голос Наннерль дрожал. Неужели, действительно заплакала? — Скажи, как долго ты будешь в отпуске? — Не знаю. Правда, не знаю. — Т-только не задерживайся долго, хорошо? — тихо сказала сестра. — Как только поймёшь, что ты должен вернуться, немедленно так и сделай. Я позвоню герру Глюку и поговорю с ним. Отца, так и быть, беспокоить не будем. — Я говорил тебе, что ты лучшая сестра в мире? — улыбка расползлась по лицу. — Какие мы ласковые, — она хмыкнула. — И учти! Я проверю, как ты изменился. Если на самом деле, ты просто решил сбежать, то я заставлю тебя съесть гриф гитары, закусывая школьным омлетом! — Так точно! — отрапортовал я, отдавая честь. — Хорошо. Удачи тебе, Ами. Я положил телефон на стол и взглянул на уже остывший чай и полудоеденные макароны. Хорошо. Всё-таки мне так повезло с сестрёнкой! Надо снова разогреть завтрак и добавить кипятка в чай. Столько эмоций надо заесть. Кажется, с наших первых посиделок, остался один эклер… *** Было около четырёх часов. Я сам с трудом помню, как провёл это время. Что-то рисовал в скетчбуке, бренчал на гитаре какую-то мелодию, посмотрел «Гарри Поттера» по ноутбуку, и даже полистал конспекты с того года обучения. После разговора с Ненни, волнение сошло на нет. Я доверял сестре, и был уверен, что она мне поможет. Да и герр Глюк не дурак. Волноваться не о чем. Но это не уменьшало моего безделья. И сейчас, я просто лежал на диване, положив ноги на его спинку. И старался ни о чём не думать. Но назойливые мысли, словно мухи, лезли ко мне. Одна из них, особенно надоедливая, жужжала у меня в мозгу. Как там у Антонио дела? Он, наверное, разозлился на меня, да? Я ведь пообещал ему, что дам ему ответ первого сентября. А сам словно сгинул. Надеюсь, герр Глюк не скажет ему? Хотя нет. Должно быть известно, что я взял академический отпуск. Но всё же… Если бы я всё-таки вернулся в академию, то что бы ответил ему? В конце концов, это я поцеловал его тогда. Он имеет полное право надеяться на взаимность его…чувств. Он ведь…любит меня? Я почувствовал, как запылали щёки. Получается, если бы я вернулся в академию, я бы дал согласие? И мы бы…стали парочкой? Сальери сам сказал, что мы и до этого были практически парой. Все эти подарки, поздравления, взгляды, и прочее… Значит, я сам того не понимая, участвовал в этом. Значит, я хотел бы, чтобы эти отношения продолжились? И я бы…хотел большего? Я осторожно провёл пальцем по губам, слегка на них надавив, словно след поцелуя остался где-то под кожей. Это было так странно и стыдно. Но очень приятно. Внезапно зазвонил домашний телефон. Я подпрыгнул, и едва не свалился с дивана. Взглядом отыскав стоящий на полу в гнезде телефон, я задумался. Стоит ли мне отвечать? Я тут всего пару дней, тем более, скорее всего, звонят Максу. Если возьму трубку, это будет странно. Какой-то незнакомый мальчишка… В лучшем случае, решат, что ошиблись номером. В худшем — могут не то про меня подумать. В своих размышлениях, я даже не заметил, что телефон уже давно замолк. Зато послышался скрежет ключей. Это Макс? Нет… он же работает до пяти тридцати. Кто тогда? Его друг? Девушка? Родственник? И как я объясню своё присутствие? Дверь открыли. Я сглотнул, поднялся с дивана и вышел в прихожую. Надо хоть поприветствовать, чтобы впечатление было хорошим. — Добро пожаловать… — Ты какого лешего трубку не брал? — накинулась на меня Клэр. Я даже попятился от неожиданности. — Не был уверен. А ты чего пришла? — ответил я в той же манере. Она прищурилась. — За тобой пришла. Целый день, небось, дома торчишь, м? — Э…- замялся я, так легко признавать поражение не хотелось. — Ясно всё с тобой. Одевайся и почапали! — Куда это? — Придумаем по дороге! Главное, одевайся. — Не хочется мне никуда идти, — устало отозвался я, изображая очень вымотанного человека. — Это почему же? — Перо нахмурилась, забавно изогнув губы. — День выдался бурный. — Бурный? Ой, не смеши! Проснулся в два часа дня, поел, за компом посидел… — Мне сестра звонила, между прочим! — брякнул я. — Сестра? Та, которая в мединституте? — Она самая. — Зачем звонила? — Ей звонил мой учитель, и она узнала, что я сбежал. — Вот же ж ёжик! — выругалась Клэр. — И что? Тебе велено вернуться? Я пересказал ей наш с Ненни диалог. — Сам просишь от жизни встряски, и сам же торчишь дома, — задумчиво протянула Перо, когда я закончил. А затем спросила. — Ты по-прежнему скучаешь по маме? — Как я могу не скучать по ней? — горько усмехнулся я. — Мы все по ней скучаем. Иногда я слышу, как вся семья тихонько плачет, каждый в своей комнате. — Нельзя так выводить свои эмоции, — серьёзно заявила Клэр. — Необходим один большой общий выплеск. — И где мне его взять? Она на секунду задумалась, затем вынула сотовый и набрала номер. — Алло, Нуно? Здарова. Да. Я только зашла. А ты? Отлично! План ПА-2, ясно? И остальных обалдуев предупреди. Сам звони, я вам не сова! Она нажала завершение вызова и уставилась на меня. — А ну марш одеваться! Я, как по команде, бодро припустил к своей полке с одеждой. — Спорить с тобой бесполезно, но хотя бы скажи, куды мы идём? — А ты не сообразил? План П! Парк аттракционов. *** — У вас, мадмуазель, всегда были нестандартные подходы к любому делу. Какое ЧП произошло на этот раз? — спросил Крис, когда мы впятером собрались в парке. Не хватало только Макса, все остальные присутствовали. Сказать, что я с первого взгляда влюбился в этот парк аттракционов значит не говорить ничего! Он был обширным, ярким, и столько аттракционов я не видел ни разу в жизни. — Я же говорила, — нетерпеливо ответила Клэр. — Ами необходима встряска. И мы должны её обеспечить! — Только за этим? Тогда я пас, — категорично заявил Мерван. — У меня тоже особого желания не присутствует, — согласился Май. Перо оглядела их изучающе-презрительным взором. — Клэр, ты же такая умница. Неужели, ты реально думала, что этих оболтусов можно по доброй воле куда-то выпнуть? — спросил Нуно голосом а-ля «моя любимая дурочка». — Вижу уже, что переоценила их, — безразлично ответила девушка. — Этим слизням только под своими камнями сидеть. — КАК ТЫ МЕНЯ НАЗВАЛА?! — почти единым гласом вскричали парни. — Слизнями, мои милые. Маленькими сопливыми слизнями. Ладно, идите домой, раз такие скучные… — ДА Я ТЕБЕ УСТРОЮ, СКУЧНЫЕ! — взревел Мерван, так, что я даже голоса его не узнал. — ДА МЫ ЕГО ТАК НАКАТАЕМ, ЕГО ВЕРТЕТЬ БУДЕТ! — Вот именно! — вторил ему Крис. — Идём, Моцарт! Устроим тебе адреналин! — Предлагаю состязание, — мило произнесла Клэр, вклиниваясь в диалог, точно профессиональный психолог. — Кто прокатится на большем количестве аттракционов и на блеванет, тот и победитель. — ЗАМЁТАНО! — завопили все парни хором, затем Нуно схватил меня за руку и потащил за собой. Другие не отставали. …Когда Макс пришёл в парк, меня успели прокатить почти на всех аттракционах. Оставались только американские горки. Когда Клэр объяснила Максу условия соревнования, он только усмехнулся. — Вертишь ими, как только хочешь. Мне бы такой дар… — Запишу тебя на курсы шантажа и провокации на досуге. Напоследок, Клэр потащила меня на горки, объявив ребятам, что я, похоже, победил. Нуно ещё держался, Крис уже стал зеленоватый, а Мерван просто признал поражение и умчался в ближайшие кусты. — Горки — самое лучшее средство, чтобы проораться, — объясняла Клэр, садясь со мной на сидение. И в самом деле, ещё какое лучшее! Мои внутренности подпрыгивали к горлу, падали куда-то вниз, и всё норовили выскочить. А я кричал. Задыхался криком, хрипел, но продолжал вопить. Все чувства: боль, страх, смех, радость, грусть, перемешивались в одно общее желание орать. Я чувствовал себя воздушным шариком, из которого стремительно выходил воздух, но крик, вместо него, наполнял меня чем-то новым, ещё более лёгким. Когда я слезал, передо мной всё дрожало, прыгало и искрилось. — Ну как ты? — спросил Макс, обеспокоено глядя на меня. — Круто! — воскликнул я, улыбаясь. Когда мы наконец-то начали продвигаться в сторону дома, был уже вечер. Мы разговаривали и обсуждали участь проигравших в состязании. Во мне по-прежнему бушевал адреналин. Я словно переменился, столько новых эмоций наполняло меня! — Вольфи, зайка, можно тебя? — спросила Клэр, когда мы уже почти подошли к дому Макса. — Что, всё-таки на молоденьких потянуло? — усмехнулся я. Она оторопела от такого, затем дала мне локтем поддых и рассмеялась. — Ещё раз скажешь такое — прибью! — Ладно-ладно, — отмахнулся я, но всё же спросил. — Чего ты хотела? — Ты… никогда не думал о переменах? — О каких? — Ну. о переменах в себе самом. — Я общаюсь с вами, этого мало? — Ну тебя! — отмахнулась она. — Я имею в виду изменения в себе. — Внешность, что ли? — удивился я. — Ну… почему бы нет? — Честно, я всегда думал, что такое только девушкам помогает. Подстрижешься — и новый человек! — в моём голосе ясно сквозило сомнение и сарказм. — Это работает на всех, просто на девушках заметно сильнее. Ты бы хотел попробовать? — Объясни нормально твою цель, и я обещаю подумать. — Я хочу над тобой поработать! — нетерпеливо разъяснила Перо, скорчив гримаску. — Хочу изменить тебя! Мы все тебя меняем, как ты наблюдательно заметил, но я хочу поработать над твоим стилем. — Клэр, милая, не пугай меня… — забормотал я в панике. — Солнышко, послушай её! — внезапно вмешался в диалог Кристофер. — Она своё дело знает, я гарантирую! Ты себя не узнаешь. — «И учти! Я проверю, как ты изменился. Если на самом деле, ты просто решил сбежать, то я заставлю тебя съесть гриф гитары, закусывая школьным омлетом!» — зазвучал в моей голове голос сестры. Действительно, решил меняться, надо меняться! В конце концов, попробовать можно? — Ну ладно. Почему бы нет, — наконец сказал я, прощаясь с ней, когда мы уже стояли на крыльце. Она ухмыльнулась. — Я сделаю из тебя маленького бунтарика. Ты не пожалеешь. *** POV Антонио. Я сам не помню, когда у меня в привычку вошло швыряние будильника об стену. Наверное, с самого первого дня без Амадея, когда я вообще потерял смысл и привычку вставать пораньше. А вот будильник, который я всё забывал перевести, об этой привычке не забывал. Я в какой-то степени был рад этому подарку от герра Гассмана, ибо будильник был очень прочным. Иначе, он бы не прожил у меня дольше пары дней. Как бы то ни было, уже вторую неделю я просыпался и первое, что делал — это швырял несчастные часы в стену, у которой стояла кровать Моцарта. Надо ли говорить, что мальчишка так и не появился? По-моему, ответ очевиден. Как же мне было паршиво! Как будто, я потерял способность видеть красоту этого мира. Всё казалось мне серым и бессмысленным. Преподавателей я слушал в пол-уха, из-за чего моя успеваемость начала ползти вниз. Но меня спасали уроки практики. Да ещё как спасали! Мелодии, одна мрачнее другой, заполняли моё сознание, точно куча грязного белья. Я выходил почти на каждом уроке, предлагая сыграть. И я играл, долго, надрывно, выплёскивая всю эту боль. И самое удивительное — людям это нравилось. Моя музыка цепляла их, заставляла думать, а ведь они даже не знали причину этих порывов! Ребята пытались вытащить меня из этого поганого настроения. Лоренцо, Бах, Станца, даже Эли — все изредка предпринимали попытки подбодрить меня. Они шутили, донимали меня, пытаясь развеселить, и видя их тщетные старания, я чувствовал себя истинной сволочью. Но я просто не мог смотреть на всё радостно! Моё маленькое солнце смоталось от меня невесть куда, и я не находил себе от этого места, ведь Вольфганг так и не позвонил мне. И вот, очередной день подходил к концу. Как обычно, я сидел один в комнате за своим столом, и просто смотрел на пустой лист тетрадки. Хотелось что-то изобразить, написать, сотворить. Всё, что угодно, лишь бы не чувствовать себя таким жалким! Дверь тихонечко приоткрылась. Я слабо шевельнулся, давая понять, что среагировал. — Салют, Антонио! — сказал Да Понте с улыбкой, подходя ко мне. Я кивнул ему. — Рад тебя видеть, — я нагло врал. — Слушай, завтра воскресенье… В общем, я раздобыл билеты в кино, там как раз новый фильм вышел… — Благодарю, — холодно ответил я, думая, как бы поизящней его выпроводить. — Но я пас. — Ты уже которую неделю безвылазно дома сидишь! — воскликнул Лоренцо, тыча мне в лицо билетом. — Пойдём! Весело будет! — Спасибо, не нужно, — я резко поднял на него глаза, и от моего взгляда, он попятился, едва не выронив билет. — Я, пожалуй, схожу завтра в библиотеку. Один. — Х-хорошо, — как-то запуганно промямлил либреттист и выскочил из комнаты. Я снова уставился на лист. Ну к чёрту. Не до него сейчас. Впервые за это время, ко мне на ум не шли мелодии. Голова пустовала, хоть где-то вдалеке моего сознания звучало какое-то незнакомое эхо. Это скорее напоминало…стихи. Я, широко раскрыв глаза, уставился на лист. Неужели… Песня? Едва, я занёс ручку на бумагой, как снова услышал скрип двери. — Я же сказал, выметайся! — рыкнул я, оборачиваясь. И тут же мысленно дал себе пинка. В дверях стояла Станца. Глаза распахнуты, губы дрожат. Чёрт! Я, похоже, напугал её. — Ой, — тихо вздохнул я, пытаясь улыбнуться. — Прости. Ко мне просто только что Да Понте заходил… — Я, почему-то так и подумала, — ответила она, подходя ко мне. — Как ты? — Сама не видишь? — Ну…просто спросила, — я удивился. Станци выглядела смущённой. Как будто, у неё на языке вертелся очень каверзный, неудобный вопрос. — Прости, что-то мне сегодня не очень удаётся контактировать с людьми. — Как и все предыдущие дни, — с грустью добавила она. — Антонио, я понимаю, что ты скучаешь по Вольфгангу, ведь он твой… л-лучший друг, — в этот момент она как-то странно отвела взгляд. — Но всё-таки нельзя так себя вести! Ты совсем в мизантропа превращаешься! Я молчал. — Послушай, я тоже волнуюсь за него. Он мне дорог, не меньше, чем тебе, — я удивлённо поднял брови, глядя на неё. Вот так заявление! — Но я держусь! Занимаюсь, помогаю матери, общаюсь с друзьями. Надо уметь отвлечься, Антонио. Иначе, ты сам себя в могилу сведёшь. Плохо ешь, плохо занимаешься. Только спишь и сочиняешь! Это ненормально. Я с сочувствием смотрел на её пылающие щёки. Ей ведь тоже нравится Ами, так? И она ещё пытается меня вразумить. Несчастный добродетель. — В общем, я всё сказала, — она резко вскинула голову и посмотрела на меня. — Просто… попробуй отвлечь себя, Антонио. Мы хоть с тобой не самые лучшие друзья, но чтобы ты сдох, тоже не хочется. — Как мило, — хмыкнул я. Констанца вышла из комнаты. Я вновь уставился на лист. От слов этой девчушки, эхо в голове не утихло. Наоборот, всё громче я слышал эти раскаты голоса моего разума, который впервые диктовал мне мою первую песню. Первого сентября, я сочинил первую мелодию, за которую герр Глюк поставил мне отлично. Как он выразился, она была сложной, чувственной, яркой, пускай и довольно грустной. Я считаю, что это- одно из лучших моих сочинений. Оно выплёскивало мне мои страдания, которые я держал в себе. И как необычно было понимать теперь, что эти стихи ложились точно на эту мелодию. Поразительно. Я начал писать. Мотив лился на бумагу, создавая поразительную игру слов. Это была песня обо всех моих сочинениях, которые я посвятил ему. Все они сливались в одно, которое подобно реквиему, убивало меня. И чувствуя свою любовь, я проклинал это чувство, и всех тех, кто так же страдает от этого. Это была Убийственная симфония. Я поставил точку и обессилено откинулся на спинку стула. Теперь и сдохнуть не жалко! Я написал свою первую настоящую песню. Постойте-ка минутку… Станца велела мне отвлечься… У меня уже готова студия звукозаписи… Я могу уехать буквально на пару дней, и записать свою первую песню! Да, это же будет здорово! Но… разве такое примут? Мелодия необычна, темп не очень ровный, да и певец я не профи совсем. Дверь в который раз заскрипела. — Я уже ложусь спать, так что… — начал было я, готовясь выпроводить очередного гостя, и вновь заткнулся на полуслове. На этот раз в дверях стояла Эли, опустив взгляд. — П-привет. Я решила зайти, пожелать тебе спокойной ночи. — А…спасибо, — откровенно говоря, я обалдел. Всё её нахальство, приторное кокетство словно кто-то стёр ластиком. Эли стояла, теребя свою пышную светло-розовую юбку из какого-то бархатного материала, и продолжала разглядывать пол. — Ну…приятных снов. Я, наверное, пойду… — Подожди, — внезапно брякнул я. Она подняла на меня взгляд. — Я написал песню. И хочу, чтобы ты оценила. — Я? — она смутилась ещё сильнее. — Да. Ты очень талантлива, так что в этом плане я тебе доверяю. Она неслышно, точно кошка, подошла ко мне и наклонилась над столом, стоя у меня за спиной. — Вот, — я протянул ей лист с нотами и словами. Она внимательно начала читать. — Бог мой, Антонио! — воскликнула она, закончив. — Это же прекрасно! Даже не верится, что ты написал. Хотя нет, верится. Ты очень талантлив. — Ответный комплимент? — хмыкнул я. — Чистая правда! — Я думаю записать её… Я кратко рассказал ей о конкурсе. — Ты должен это сделать! — непреклонно заявила Алоизия. — Песня получилась прекрасной! Я знакома даже с несколькими старшекурсниками, которые ушли в том году, но никто из них не сочинял ничего такого. — Они тебе свои произведения показывали? Зачем? — Когда охота выпендрится перед шикарной девушкой, за которую меня и принимали, можно многое о себе рассказать. — Говорит человек со знанием дела, — съязвил я, не выдержав. Она покраснела. — Но я не уверен, стоит ли это делать, — продолжил я. — Я не мастер пения, да и пишу впервые. — Ты должен записать её! — вновь воскликнула Эли. — Ты прекрасно поёшь. Мадам Кавальери тебя очень хвалит. — И всё-таки… — Прояви упорство, у тебя всё получится! — она как-то грозно взглянула на меня. — Я точно знаю, что у тебя всё отлично выйдет! — С-спасибо, — а вот теперь почему-то смутился я. Отвернувшись от девушки, я опустил взгляд на вернувшиеся ко мне листы. Она верит в меня. Непривычно чувствовать такое, если учесть, что весь прошлый год она меня практически ненавидела. Вдруг тонкие руки обвили меня за плечи. Я почувствовал тёплое дыхание на своей шее. Эли осторожно обнимала меня со спины. — Я…я слышала ваш разговор со Станци, — тихо сказала она. — Тебе…нужно отвлечься от него. И я… Я резко развернулся, вырвавшись из её рук, затем схватил её за плечи и притянул к себе. Маленькая хитрая дрянь! Вот чего ты добиваешься. Как искренно желаешь мне помочь отвлечься от Амадея. Как ласково говоришь со мной, не стесняясь показать свою нежность. Вот чего ты хочешь! Ладно! Почему бы и нет? Я дам тебе шанс. Тебе и себе самому. Ты заплатишь за моё сердце, Вольфганг Амадей. Я вновь попробую сбросить твои воздушные оковы со своей души. Ты ещё вспомнишь мои поцелуи.