Незаброшенный лагерь

      Я откинул в сторону лопату и разогнул чуть затвердевшую от долгой работы спину. Прямо над головой, где-то на ветке дерева, щебетали птички. Я поднял голову вверх, но из-за слепящего солнца ничего не увидел. Пусть поют.       Я вновь перевел взгляд на свежевскопанную землю, лежащую чуть неровными сырыми комьями, и, присев на корточки, немного подравнял её руками, чтобы она выглядела чуть более ухоженно. Нагнувшись вправо, я поднял с земли деревянный, сколоченный на скорую руку крест и воткнул его в землю у изголовья могилы.       Прямо на меня с креста смотрела фотография. Старая такая фотография, снятая, кажется, на моментальный Polaroid. Ума не приложу, где они взяли его, и когда успели сделать фото Слави, но с фотографии она улыбалась, как живая, своей доброй, искренней улыбкой. Я неуверенно улыбнулся в ответ, но улыбка получилась искривленная горечью и щемящей тоской.       Прошло несколько часов с того момента, как я принес Славю. Мое сердце уже отпустила непреодолимая тоска, оставив на душе лишь безразличие и глубокую апатию ко всему. Наверное, я хотел бы заплакать, потому что держать все в себе было только хуже, но ни слезинки не показалось из моих глаз.       Я остался наедине с собой и своими чувствами. Хотя, и чувств особо никаких не было. Только смирение, покорное принятие суровой действительности. А действительность и вправду была суровой. Неожиданно свалившиеся на меня неделю назад каникулы в солнечном пионерском лагере обернулись трагичным кровавым концом.       Знаете, когда видишь смерти по телевизору, в играх, читаешь о них в книгах – это одно. Но когда на твоих глазах убивают любимого тобой человека – ты начинаешь ощущать, как потихоньку у тебя заезжают шарики за ролики в голове. Но я держусь.       - Слава?       Я резко встрепенулся, услышав едва различимый голос. Голос Слави… Такой тихий, будто донесенный ветром из далеких стран… Но это, конечно, лишь показалось… Чего только не почудится…       Я покачал головой, прогоняя секундное наваждение, и вновь поднял глаза на фотографию, аккуратно приклеенную к деревянному кресту.       - Слава?       Вновь раздался голос, на этот раз ближе и отчетливей. Я обернулся и увидел стоящую в десяти метрах от меня Женю.       - А… это ты… - рассеяно проговорил я, поднимаясь на ноги       - Я не мешаю? – спросила она, и в голосе её не слышалось прежней раздраженности и злобы, столь свойственной ей       - Нет, вовсе нет – поспешно сказал я, отходя от могилы       - Просто пришла попрощаться со Славей, - задумчиво произнесла Женя, и я про себя несколько отстраненно хмыкнул, удивляясь, что нелюдимая библиотекарша, оказывается, тоже может к кому-то привязаться. И будто в ответ на мои мысли, Женя добавила – Я же ее соседка… была.       - Да, разумеется… - невпопад ответил я, и мы замолчали.       Неловкая, какая-то даже томительная пауза нависла над нами. Я неуверенно топтался на месте, уставившись взглядом в землю. Так продолжалось около минуты. Молчание уже начало нервировать, как вдруг неожиданный гудок из динамиков спас положение.       - Я пойду, наверное… обед – почти бессвязно промямлил я       - Да, конечно… - отрешенно ответила Женя.       Кажется, мысли её витали где-то далеко отсюда. Может даже, она испытывает нечто похожее, что и я. Чувство тоскливого одиночества. Я кинул последний взгляд на свежую еще могилу, на деревянный крест с приклеенной фотографией, как последний символ памяти Слави, и, развернувшись, зашагал прочь. Спи спокойно. Больше тебя никто не потревожит…       Наверное, еще никогда солнце не светило так тускло, мир вокруг не был таким серым, а еда настолько безвкусной. Я без какого-либо энтузиазма ковырял металлической вилкой остывшие уже макароны и холодную котлету, сделанную, судя по вкусу, из песка. Аппетита не было никакого. Время от времени я отправлял в рот одну-две макаронины, долго прожевывал и без малейшего удовольствия проглатывал.       - Ты как? – раздавшийся голос Матвея вывел меня из затуманенного состояния       - Плохо – брякнул я без интереса и вновь уставился в тарелку       Матвей некоторое время изучающим взглядом смотрел на меня, но вскоре молча принялся за еду. Но сложившееся молчание не было тягостным, наоборот, я абсолютно не был намерен ни с кем разговаривать и просто хотел, чтобы меня никто не трогал.       Я изредка всё-таки улавливал короткие взгляды Матвея, поглядывающего на меня с некоторой тревогой.       - Выглядишь хуже некуда, – как будто невзначай буркнул он       - Спасибо       - Если честно, Славон, - Матвей оторвался от еды и серьезно взглянул на меня – Не нравится мне твое состояние. Ты выглядишь совсем отчаянным. Эй, не стоит так убиваться.       Он резко замолчал, понимая, что не стоило употреблять слово «убиваться». Я поморщился, но промолчал.       - Послушай, я понимаю, что тебе тяжело, но… Скоро всё закончится, поверь! Я… Я разговаривал с Мику, и она сказала, что завтра заканчивается смена. Приедет автобус и заберет нас отсюда.       Я поднял на него пустые глаза, без капли интереса слушая его монолог       - Отсюда должен быть выход, Славон! Куда-то же этот, мать его, автобус должен ехать! Может, мы останемся в этом мире и будем продолжать жить, как обычные люди, а может… мы вернемся домой!       - А если мы опять вернемся к воротам лагеря и проживем смену вновь? – наконец, резонно возразил я, уставившись уставшими глазами на Матвея       - Исключено! – решительно заявил он и откинулся на спинку стула – Так просто не может быть!       - Ты в этом так уверен? – отчего-то мне сейчас хотелось испортить ему настроение, заставить хоть немного прочувствовать мое отчаяние.       - Мы точно выберемся! Я чувствую это!       - А если Колян прав? А если он действительно видел кого-то, кто прожил здесь уже не одну смену?       - Колян был просто сумасшедшим.       - Здесь безумцы становятся нормальными, а нормальные сходят с ума… - вспомнились мне вдруг слова Коляна       Неожиданный шлепок по лицу немного обескуражил меня. Я непонимающим взглядом уставился на Матвея, перегнувшегося ко мне через стол.       - Не думай об этом. Колян был психом, поэтому сломался, но мы с тобой выберемся! Не можем же мы здесь навечно остаться! Мы вернемся домой, обещаю тебе!       Я смерил его долгим тяжелым взглядом. Слова его не вселяли надежду, не окрыляли меня. Лишь одна мысль крутилась в моей голове, и я, обреченно вздохнув, решил высказать её вслух:       - Даже если мы и выберемся… Я не знаю, как смогу жить дальше… Я не представляю, как жить с мыслью, что я не смог спасти Славю, что я убил человека… Понимаешь, внутри меня будто что-то оборвалось. Почему-то такое странное ощущение, будто… последние мосты сожжены…       - Мы выберемся. Обещаю – Матвей ободряюще хлопнул меня по плечу       Я ничего ему не ответил, поднял поднос с почти не тронутой едой, отнес за кухонную стойку и вышел из столовой. Свежий летний ветерок ласково скользнул по моему лицу, но я вяло отмахнулся и, насупившись, засунул руки в карманы.       Кто же ты такой, таинственный Генда? Не ты ли создал этот лагерь и самовлюбленно воздвиг себе памятник? Не твои ли каменные глаза, сокрытые за очками, таят в себе ответы на все вопросы? Я ведь помню, как ты напугал меня в ту ночь в заброшенном лагере, я помню, как ты напугал меня в первый день моего пребывания здесь. И я чувствую, как ты меня пугаешь прямо сейчас.       Ты представляешь собой нечто большее, чем просто глыбу камня, обработанную талантливым мастером. Почему ни одна статуя мира не смотрит настолько осмысленными глазами с высоты своего пьедестала, кроме тебя?       Кто же ты такой, таинственный Генда… мистический Генда…       Равномерный шум листвы, покачивающейся на деревьях от ветра, нарушил едва заметный шорох. Затем раздались мягкие, неуверенные шаги.       - Позволишь? – раздался знакомый голос Лены, и я приглашающим жестом махнул на место рядом со мной.       Аккуратно придерживая юбочку, Лена тихонько присела на скамейку и, прикусив губу, начала теребить в руках уголок рубашки. Что-то хочет сказать. Или спросить. Но как всегда стесняется.       - Слава… - едва слышно промямлила она – Мне жаль…       Я отрешенно махнул рукой. Пустое. Если постоянно теребить едва затянувшуюся ранку, она никогда не заживет. Я ничего не ответил, лишь немного раздраженно поморщился и уставился в небо. Голубое и спокойное.       Молчание было достаточно долгим. Лена всё теребила уголок рубашки и, бегая взглядом вокруг, никак не могла совладать с собой. Её чувство внутреннего дискомфорта отчасти передалось мне, поэтому я, повернувшись к ней, решил разрядить обстановку.       - Как у тебя дела? – дружелюбно спросил я       - Хорошо – ответила она, и, кажется, немного успокоилась       Пауза. Лена водила глазками туда-сюда, очевидно, чувствуя, что должна что-то сказать.       - А у тебя как? – наконец, выдала она       Я смерил её коротким взглядом. А как у меня могут быть дела? Не рассказывать же ей всё то, что у меня творится на душе. Тем более что я и сам толком не могу разобраться в своих чувствах. То на меня накатывает жалость к самому себе и к своей жизни, то накрывает абсолютная апатия ко всему… Встает вполне резонный вопрос о моем психическом состоянии. Хотя нет, всё со мной…       - Нормально – выдаю вслух я остаток фразы       Видимо, видок у меня достаточно далек от нормального, потому что в глазах Лены нет ни малейшего удовлетворения моим ответом. Она видит, что я неприкрыто вру.       - Я знаю, что тебе плохо, Слава… - она ласково берет меня за руку, и начинает нежно гладить ладонью, не отрывая при этом от меня своих зеленых глаз – Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но, поверь, жизнь еще не закончилась… Порой из жизни уходят близкие нам люди, но нам не остается ничего другого, кроме как продолжать жить…       Я отвел от неё глаза, немного сощурился, снова мысленно возвращаясь к чувствам, одолевавшим меня весь день. Горечь вновь кольнула сердце, и я невольно поморщился.       - Тебе тяжело, но позволь мне помочь тебе…       Она нежно положила ладонь мне на левую грудь, прислушиваясь к сердцебиению, затем слегка наклонилась ко мне, и легла на плече.       Я исступленно глядел себе под ноги на пыльный серый асфальт. Как-то отстраненно я подумал о том, что без Слави больше некому подметать площадь. И эта пыль отчего-то стойко ассоциировалась со всей грязью моей души. После смерти Слави больше некому убрать эту грязь, она лишь будет накапливаться и накапливаться внутри меня…       Лена тихонько шевельнулась у меня на плече, и только сейчас я вспомнил о ней. Она провела ладонью по моей груди, коснулась шеи, дотронулась до щеки.       - Слава… - едва слышно проговорила она - Я люблю тебя…       Я ничего не ответил, лишь продолжил буравить взглядом серый асфальт. Всё слишком странно. Всё будто не со мной. Я так устал… Я так устал… Мне хочется только лишь сбросить этот камень с души, вздохнуть полной грудью.       Лена всё ближе наклонялась ко мне, так, что я уже слышал её горячее дыхание. Её лицо было в нескольких сантиметрах от моего.       Я грубо оттолкнул её от себя.       - Слава… - пробормотала она, и в голосе её слышались умоляющие нотки       Я ничего не ответил. Молча встал, вжал голову в плечи, ежась от неожиданно холодного ветра, и, серьезно нахмурившись, зашагал прочь. Я не понимал, что происходит со мной. Может, я и вправду схожу с ума? Я не знаю, чего хочу. Я запутался…       Наверное, нет ничего жалостней, чем человек, испытывающий душевные муки. Да, наверное, таким я и стал – жалким и никчемным, неспособным найти собственное «Я». Тьфу, аж самому противно…       Исполненный чувством отвращения к самому себе, я забрел на пляж. Здесь никого не было, лишь гигантское солнце медленно, но верно плыло к закату. Отличное место, чтоб остаться наедине с собой. Странно, сейчас, мне кажется, идеальное время для купания, но ни одного пионера в округе не было.       Я лег на песок, закинул руки за голову и уставился в розовеющее небо. Пушистые облака парили наверху, плавно двигаясь слева направо. Я лениво смотрел на них, периодически отмечая про себя, что то или иное облако чем-то похоже на какой-либо предмет. Может быть, опытный психолог и составил бы на основе этого мой психологический портрет, но едва ли там получилось бы что-то кроме бессвязной мешанины, коя творилась в моей голове и, в особенности, в душе.       От мрачных мыслей меня отвлекли чьи-то шаги. Спустя пару секунд, на меня упала чья-то тень, закрывая мне вид на закатное солнце.       - Отдыхаешь? – спросил меня незнакомый голос       - Отдыхаю… - ответил я, даже не отрывая взгляда от облаков       - Счастливый ты человек…       - Это еще почему же? – немного раздраженно воскликнул я       - Ты еще можешь наслаждаться этим закатом и этими облаками… Меня вот от них уже тошнит…       - Ну, твои проблемы… - пожал плечами я       - Скоро будут и твои. Ты ведь здесь в первый раз?       - В смысле?       - Понятно. В первый, - утвердительно произнес незнакомец       Почуяв что-то неладное, я приподнялся на локте и взглянул на своего странного собеседника. К сожалению, из-за светившего прямо за его спиной солнца, я никак не мог разглядеть его лица. Лишь светлые волосы его развевались на ветру, как у Электроника. Но это был не Электроник. А кто же?       - Что ты имеешь ввиду под словом «в первый раз»       - Я здесь давно уже. Не один и не два раза. Может, десять? Может, двадцать? Пятьдесят? Сто? Хотя нет, сто – это уже слишком. Сложно следить за временем, когда оно перестает существовать.       Он замолчал, затем глубокомысленно посмотрел на закат, на лес позади меня, на лодочную станцию.       - И местные мне тоже надоели… - продолжал тем временем он - Славя? Милая, хозяйственная, стойкая, но… скучная, приелась на второй или третий раз. Лена? Нервозная истеричка. О-о, сколько нервов мне вытрепала… Алиса? Да, та еще штучка… Горячая, вспыльчивая, но на деле совсем не та, за кого себя выдает… Ульянка? Непоседливый ребенок, пронырливая и хитрая, но глупенькая. Её добиться было достаточно просто… Мику? Не люблю её. Слишком тупая. Не знаю, как Матвей с ней спелся… Попробовал я раз с ней… Не понравилось…       Я слушал с открытым ртом, боясь малейшим движением спугнуть незваного гостя. Кто он? Я не знаю. Но он определенно здесь не в первый раз. Неужели именно его видел Колян? Неужели это были не просто бредни? Или я тоже окончательно схожу с ума?       - В общем, - продолжал таинственный незнакомец, разговаривая скорее с самим собой, чем со мной – быстро это приедается… Знаешь, я пришел тут к небольшому выводу… Христианское представление об Аде в обывательском сознании слишком упрощенное. Глупо верить в чертей и сковородки, но… Ад на самом деле – это повторение одних и тех же действий. Раз за разом. У тебя есть выбор, у тебя есть даже свой маленький мирок, в котором ты, казалось бы, можешь сделать, что захочешь, но… Это клетка. Причем, как ты скоро убедишься, крайне маленькая клетка. Это тюрьма. Ты можешь делать в своей клетке что хочешь, можешь даже вообразить себя богом, но, признайся, больно осознавать, что вся твоя власть это лишь тщетная попытка оправдать свое никчемное существование… Лишь иллюзия жизни…       Я открыл было рот, чтобы что-то сказать в ответ, но незнакомец поднял руку, останавливая меня:       - Впрочем, ты и сам это всё поймешь и пройдешь через это. Ну а я пойду…       - Подожди! – взмолился я, поднимаясь с песка – Неужели отсюда нет выхода?       - Есть… – задумчиво ответил он – Есть, - вновь повторил незнакомец и пожал плечами – но я его не нашел…       Со стороны лагеря неожиданно раздался ставший уже привычным гудок, призывающий пионеров на ужин. Я невольно обернулся на звук, а когда повернулся обратно, незнакомца уже не было. Он испарился, оставляя меня в неведении: действительно ли он мне явился, или просто померещился от долгого лежания под палящим закатным солнцем.       В столовую я шел со смешанными чувствами. Странный разговор с незнакомцем никак не выходил из головы, и я не замечал ничего вокруг себя, погруженный глубоко в раздумья. Поужинав и сам не помня чем, я прогулочным шагом побрел в сторону домиков.       Отчего-то меня никак не покидала последняя фраза незнакомца: «Выход есть, но я его не нашел»       Так всё-таки он есть!       Я брел по горячей пустыне, где воздух плавился прямо на глазах, а палящее солнце клялось испепелить меня, во что бы то ни стало. Мелкий твердый песок забивался в кроссовки, доставляя дискомфорт при каждом шаге. Я шел, оголенный по пояс, сжимая некогда белую, но уже желтую от пота рубашку в руке, периодически смахивая выступающую испарину.       Очень хотелось пить. Во рту было ничуть не влажнее, чем в окружающей меня пустыне. Я жадно хватал ртом раскаленный воздух, устав от долгой ходьбы. Долго ли еще идти? Я не знаю… Но знаю, что долго так не продержусь.       За очередным песчаным холмиком я увидел неясный силуэт. Мгновенно забыв об усталости, я сорвался на бег и направился навстречу идущей фигуре. Когда между нами оставалось несколько десятков метров, я узнал в ней Славю. Она уверенной походкой шла по каменистому песку, бодрая и ничуть не уставшая, что было странным, учитывая, что конца пустыни вокруг не было видно, следовательно, она шла уже довольно долго.       - Славя! – воскликнул я, добежав до неё – Что ты здесь делаешь?       - Тебя ищу – пожала плечами она и очаровательно улыбнулась – Спасать тебя буду!       - Ты знаешь, где выход?       - Я отведу тебя. Пошли.       Встреча со Славей придала мне сил, поэтому я уверенно двинулся за ней, держа ее нежную руку. Мы минули большой песчаный холм, за которым нам открылся превосходный вид на огромный оазис с чистой прозрачной водой и цветущими пальмами.       - Спасибо тебе! – воскликнул я и помчался скорее к воде в надежде наконец утолить жажду       Вода, чуть теплая, но освежающе-приятная показалась мне даром богов. Я ненасытно черпал её руками, жадно делая глоток за глотком, как вдруг ощутил какой-то странный привкус. Вода будто немного загустела и почему-то отдавала горечью. Я недоуменно посмотрел на водную гладь и вдруг обнаружил у неё странный красный оттенок.       Я обернулся назад и увидел стоящую на коленях у воды Славю. Из горла её фонтаном хлестала кровь, окрашивая оазис в соответствующий цвет. Я сорвался с места и кинулся к ней. Она начала заваливаться на бок и вдруг упала в воду, издав громкий всплеск.       Я беспомощно склонился над ней, с ужасом наблюдая, как вода вокруг превращается в кровавое месиво. Прошло несколько секунд, и я обнаружил, что оазис… высыхает! Прямо на глазах вода, смешанная с кровью, уходила куда-то под землю, с каждой секундой всё быстрее и быстрее. Не успел я опомниться, как от некогда большого оазиса не осталось ни капельки. Только бесконечная оранжевая пустыня, да всё то же палящее солнце над головой.       Я вновь склонился над бездыханным телом Слави, как вдруг ощутил на своем плече чью-то руку.       - Слава, просыпайся.       Я нехотя разлепил глаза и обнаружил перед собой Матвея. Он немного грубовато тряс меня за плечо.       - Вставай, мы уезжаем. Собирай манатки, автобус приедет через полчаса.       Не считая нужным больше задерживаться, он развернулся и зашагал к выходу, оставляя меня наедине с собой. Я потянулся, протер руками глаза и с горечью понял, что мне ничуть не лучше. Утро вечера не мудренее. Как было паршиво на душе, так и осталось.       Автобус… Автобус приедет через полчаса и… что тогда? Мы уедем отсюда? Мы выберемся в свой мир? Или вернемся на новый виток? Ответа на этот вопрос я дать не мог. Тот таинственный пионер, с которым я разговаривал вчера на пляже, говорил, что прожил здесь уже много смен. Но он же говорил, что отсюда есть выход. Вот только где он?       Я поморщился и, насильно выбросив из головы все хорошие и нехорошие мысли (а точнее, только нехорошие, ибо других у меня попросту не было) стянул с себя одеяло и встал. Что толку забивать себе голову, если через полчаса, хочу я этого или нет, все наконец решится. Лучше наслажусь последними минутами пребывания в этом лагере.       Хотя наслаждаться было нечем. Мысль о скором завершении этого маленького приключения (если его можно так назвать) не давала покоя. Развязка уже близко. Вот только какой конец будет у моей истории?       Вещей у меня никаких не было, не считая белой футболки и серых джинсов, поэтому я, напялив их на себя, вышел из домика. Свежий воздух ударил в лицо, и я, испытывая мимолетное наслаждение, на секунду остановился и вдохнул полной грудью. Что ни говори, а природа здесь замечательная!       На улице было довольно оживленно, то тут, то там сновали незнакомые мне пионеры, собирая вещи и упаковывая чемоданы. Те, кто уже собрался, стояли и, опершись на свои сумки, ждали товарищей. Я же налегке прошагал мимо них и двинулся к выходу из лагеря.       Здесь было пусто. Очевидно, пионеры, даже те, кто собрался, не спешили покидать лагерь и дожидаться автобуса на пыльном тротуаре. Я такой был один. Присев на краешек бордюра, я подпер подбородок руками и уставился вдаль, где простирались, казалось, бесконечные поля. Какая-то грусть отчего-то навалилась на меня. Нет, не та обжигающая тоска, мучавшая меня весь вчерашний день, а именно светлая грусть. Немного печальное осознание того, что пришел конец этого таинственного путешествия. Складывалось впечатление, что я оказался героем какой-нибудь книги или фильма. События, произошедшие со мной за последнюю неделю, не поддаются никакому объяснению.       Я пережил многое. Было и хорошее и… плохое. Пожалуй, не просто плохое, а ужасное, но… Впрочем, не в этом ли заключается жизнь? Всякое бывает, и всякое может случиться… Белые полосы сменяются черными, черные белыми… Такая вот она, жизнь, непостоянная, но в этом её какая-то особая изюминка. Ты не знаешь, что ждет тебя за поворотом, но, пройдя его, еще долго будешь вспоминать о нем. Может, будешь жалеть, что повернул в эту сторону, а не в другую, что не повернул назад, но… поворот уже пройден, ничего не изменишь, и тебе лишь остается жить с памятью о нем. И превратишь ли ты эту память в урок для себя или предпочтешь просто забыть – зависит только от тебя…       Впрочем, что-то я расфилософствовался… Вид бескрайних зеленых полей притягивает взгляд и манит мыслями куда-то вверх, далеко отсюда…       - Слава, это ты? – раздался со стороны ворот чей-то голос, и я, повернувшись, увидел Жмура – Что ты здесь делаешь?       - Да вот… - ответил я, вновь переводя взгляд на пейзаж впереди – Грущу, видишь ли.       - Ясно – буркнул Жмур и присел рядом со мной       Некоторое время мы молча сидели и смотрели вдаль, туда, где рожь во всю зрела и колосилась под лучами нежного утреннего солнца.       - И… всё? – первым нарушил молчание Жмур – Мы просто уедем?       - Мы просто уедем… - задумчиво ответил я       - Знаешь… Ничего уже не будет прежним… Я чувствую, как что-то изменилось во мне. Сложно объяснить… - Жмур напрягся, пытаясь подобрать нужные слова - Что-то… изменилось…       - А я не чувствую…       - Что, совсем ничего? – вскинул брови Жмур и посмотрел на меня.       Я сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями, и уже открыл было рот, чтобы излить, наконец, скопившееся у меня на душе дерьмо, как вдруг раздался протяжный скрип железных ворот, и к нам вышел Матвей.       - Доброе утро – поприветствовал нас он и тоже присел       Наступило молчание, прерываемое лишь отдаленным пением соловья где-то на дереве. Я взглянул на Матвея и отметил про себя, что он выглядит необычайно серьезно. В прищуренных глазах читалось напряжение и смиренное ожидание. И я знал чего.       - Значит, так всё закончится? – наконец, выдал он – Мы вернемся домой и заживем новой жизнью?..       - Новой жизнью? – переспросил я       - Да, Славон. Я многое понял за те дни, что провел здесь. Провел вместе с Мику. Знаешь, я действительно влюбился в неё. Буду очень тосковать по ней, когда мы вернемся. Но она помогла мне понять, что значит жить по-настоящему. Она помогла мне открыть мое истинное предназначение: музыку! Я никогда не думал, что могу серьезно заняться ею, но теперь понимаю, что именно это мне по душе.       - Я тоже много понял за эти дни – поддержал Жмур – Честно признаться, я уже и забыл, каково это: быть свободным. Когда никто тебя не шпыняет, не унижает. Здесь ко мне относились по-человечески. Здесь меня ценили. Здесь я был равным. И знаете что? Когда мы вернемся обратно, я свалю к черту из деревни. У меня дядя живет в городе, к нему и поеду!       От обуявших его чувств, Жмур даже вскочил с бордюра, на котором мы сидели, чем вызвал у меня короткую улыбку. Никогда, клянусь, никогда я не видел в нем столько энтузиазма и столько… жизни. Я поймал себя на мысли, что всегда помнил его безынициативным и вялым, и мне было несколько странно видеть его сейчас таким жизнерадостным.       - А ты, Славон? – обратился вдруг ко мне Матвей – Что понял ты?       - Знаете, - вместо ответа улыбнулся я – вы сейчас напоминаете героев детских мультиков, которые в конце каждой серии подводят итоги и говорят, чему они сегодня научились. Вот только мои итоги нисколько не радуют       Я выдержал паузу, надеясь, что Матвей со Жмуром отстанут от меня, но они выжидательно смотрели на меня, так что я, вздохнув, продолжил:       - За эти дни я понял, что человеческая жизнь ничего не стоит. Я понял, что слишком многие вещи в этом мире не подвластны нам. Тебе может казаться, что все под контролем, что всё идет по плану, но вот в одно мгновение всё может пойти наперекосяк. И ты уже не сможешь это остановить. Еще я понял, что из жизни первыми уходят самые лучшие. Да и вообще… - я вяло махнул рукой, морщась лицом       Но так и не продолжил фразу, замолчав на полуслове. Что тут говорить? Ничему я не научился за эту неделю. Я полюбил девушку, которая впоследствии умерла, я убил человека, несколько раз чуть сам не умер… Вся неделя прошла в практически постоянном напряжении, ожидании, что в любой момент может случиться что-то непоправимое. Лучшее, что случалось со мной здесь – это минуты спокойствия, когда я наконец расслаблялся и любовался природой. Вот только не думаю, что я попал сюда, чтобы просто созерцать местные пейзажи…       Матвей и Жмур молчали, скорбно уставившись вдаль. Не нужно мне было им этого говорить, наверное… Даже я чувствую, как мой пессимизм омрачает обстановку вокруг. Чтобы хоть как-то развеять слишком уж траурное молчание, я с максимальной бодростью махнул головой и попытался улыбнуться.       - Мы вернемся домой. Это точно!       Улыбка вышла кривоватой, но, кажется, подействовала на Матвея и Жмура. Они немного оживились и уверенно поднялись со своих мест.       - Вот это я понимаю настрой! – одобрительно ответил Матвей и хлопнул меня по плечу – Нам и море по колено!       - Да… - я вновь попытался улыбнуться, но вновь вышла какая-то вымученная улыбка, будто не моя.       Однако в этот момент ворота лагеря открылись, и оттуда вышли пионеры во главе с Ольгой Дмитриевной. Что ж, пора прощаться. Конец этой истории уже близок.       Мы обступили вожатую плотным кольцом. Тут была и Ульянка, и Алиса, и Мику, и Лена. В общем, все, с кем мне довелось познакомиться в этом лагере. Не было только Слави, но… аргх… хватит об этом.       - Все собрались? – сказала Ольга Дмитриевна, поднимая палец вверх – Сегодня вы покидаете наш лагерь, и на прощание мне хотелось бы вам кое-что сказать. Надеюсь, что время, проведенное здесь, запомнится вам на всю жизнь, что у вас останутся только хорошие воспоминания о «Совенке»       Я скривился и испытал острое чувство отвращения. Речь вожатой была какой-то… ненатуральной. Будто заученная фраза. И она никак не сходилась со всеми ужасами, произошедшими в этом лагере. Но удивительнее всего было то, что слушавшие её пионеры никак не реагировали на явное несоответствие слов вожатой с окружающими реалиями.       И тут мне стало действительно страшно. Отчего-то в душе моей поселилось ощущение, что все эти пионеры не живые… Они очень походили на куклы, выполняющие привычные действия. И еще они были похожи на актеров, которые стараются придерживаться общего сюжета, несмотря ни на какие отклонения от него.       Они не настоящие.       Мне сделалось дурно. Я отвернулся от толпы пионеров и увидел, что у обочины уже стоит красный «Икарус», тот самый, на котором я пытался уехать отсюда еще в первый день своего пребывания здесь. Он приехал настолько бесшумно, что я даже и не заметил его. Впрочем, это была, пожалуй, наименьшая странность, происходящая здесь.       Не став дожидаться остальных, я залез в салон автобуса, занял первое попавшееся пассажирское место и погрузился в свои мысли. Тело мое несколько потрясывало от пережитого только что осознания. Теперь я уже нисколько не сомневался, что это не просто пионерский лагерь 80-ых годов. Это чертово место, не поддающееся никакому объяснению. Поскорее бы отсюда уехать. Находиться здесь становится невыносимо.       Спустя несколько минут пионеры начали понемногу наполнять автобус. Мимо меня прошел Матвей, держащий за руку Мику, прошагал Жмур, за ним Алиса и Ульянка, да и все другие, многих из которых я даже не знал. Все заняли свои места, рассаживаясь парами. И только я остался в одиночестве. Соседнее место было пусто, и эта, казалось бы, незначительная деталь вдруг кольнула мне сердце. Ведь на этом месте должна была сидеть Славя...       «Икарус» завел мотор, затарахтел двигателем и, мягко сдвинувшись с места, начал свое движение. За окном Ольга Дмитриевна махала нам на прощание рукой, смахивая платочком выступившие слезы. Когда автобус двинулся с места, она махнула рукой в последний раз и, развернувшись, скрылась за воротами лагеря. Странно, что она не поехала с нами… Впрочем, это далеко не самая большая странность в мире. Может, ей нужно решить еще какие-то вопросы, составить отчеты? Не важно. Уж что-то, а это точно не важно.       Последнее, что я увидел, прежде чем лагерь скрылся из виду, это ворота, которые медленно и тяжело закрывались. Хоть я и не слышал этого, но готов поклясться, что они издали протяжный скрип. Отчего-то в голове раз за разом проносилась одна и та же строчка из песни:

И как гулко закрылись ворота небес, Когда я сыграл в первый раз…

      Автобус мерно покачивался, неторопливо плывя по ровному асфальту. Я долгое время смотрел в окно, погруженный в свои мысли. По ту сторону стекла проносились однообразные зеленые поля, похожие друг на друга, как две капли воды.       Что ж, вот всё и закончилось. Неделя, проведенная мною в этом лагере, подошла к концу. И я не жалел, что уезжаю отсюда. Ничего этот лагерь не принес мне, кроме горя и разочарования. Зачем я вообще попал сюда? Какой смысл?..       Равномерное гудение мотора, легкая тряска и вид бескрайних полей навевал на меня дремоту. Делать всё равно было больше нечего, поэтому я не стал сопротивляться и всецело отдался во власть Морфея. Пусть он рассудит.       Просыпался я достаточно медленно и спокойно. Вокруг было тихо, так что ничего не тревожило моего расслабленного дремотного состояния. Было достаточно мягко, разве что шея затекла от долгого нахождения в одном положении. Я повел головой влево, потом вправо, с наслаждением хрустя затвердевшими суставами.       Открыл глаза. Я был в автобусе на том же самом месте, на котором и заснул. Странно, почему мы остановились? Может, приехали уже? Но куда? В райцентр? Впрочем, что гадать, если можно убедиться самому.       Я повернул голову вправо и тотчас обомлел. Светящее на улице солнце освещало две мраморные статуи пионеров, а между ними были приглашающе открытые массивные ворота с гордой надписью «Совёнок»…       Я приподнялся на кресле, оглядел салон автобуса, но никого не увидел. Ни других пионеров, ни даже Матвея или Жмура. Никого. Хотя нет… Кто-то стоит у самых дверей автобуса.       Я встал со своего места и вышел в проход, присматриваясь к человеку спереди. Во рту разом пересохло, а душа упала куда-то в пятки. Стоящим в нескольких метрах от меня человеком был Колян. Живой и невредимый.       Он тоже увидел меня, и лицо его исказилось. Он мигом вылетел из автобуса наружу. Я бросился за ним.       - Я был прав! – крикнул Колян, оказавшись на площадке перед воротами – Я был прав!       Он повернулся ко мне, разводя руки в стороны       - Теперь ты видишь, Славон!?       Я ничего ему не ответил. С разбегу влетел в него плечом, повалил на землю. Мы сделали несколько кувырков, и я оказался сверху. Прижав коленями ему руки к земле, я принялся бить его по лицу.       Ненависть застала мне глаза. Я наносил один удар за другим с остервенелой злобой, пока лицо Коляна не превратилось в какое-то кровавое месиво. Меня трясло всем телом. Я никак не мог поверить в то, что это всё-таки произошло. Неужели…       - О Господи, что происходит? – неожиданно раздался звонкий голосок со стороны лагеря.       Сердце сделало последний оборот и замерло. Я медленно повернулся навстречу голосу и поднял окровавленную руку со сбитыми костяшками, пытаясь прикоснуться к стоящей в нескольких шагах от меня фигуре.       - Славя?..