Заполучивший

— Да, Дива, — даже голос Григория напоминает преданный поклон Александре Федоровне, с которым он обычно приходит в ее покои. Платье Анастасии сброшено куда-то под кровать. Дива смеется ее голосом, трясет ее завитыми кудряшками. И ей не терпится попробовать кожу нового шевалье на вкус уже на своем языке. Может, и не только кожу.       Метко брошенная юбка приземляется прямо под носки аккуратно вычищенной обуви шевалье. Григорий Ефимович осторожно обходит ее, не опуская взгляда мимо кружащей по кровати королевы. О, пути господни неисповедимы: принцессина личина, королева от рождения! А он, с какой стороны ни глянь, прямо-таки смиренный агнец у ее ложа! Презабавнейшая милость с ее стороны...       За шажок до преклоненных ниже смятого покрывала колен теребящие простые четки длиннопалые ладони накрывают — будто чтобы и не было видно — небрежно сброшенные панталоны. Поверх них опадают ровные льняные пряди из-за склоненной в смирении головы. — Я всего лишь монах и не могу помочь там, где сильней иные, — ласково и безмятежно улыбается мужчина. Крест и цепь на шее тихонько позвякивают, словно он извиняется, нежно проводя по «монаршей» щеке. — Ой, ну не надо так говорить, врунишка, — беззаботно наклоняется к нему Дива, — ты же не можешь меня расстроить, верно?       Григорий смотрит ласково и пристально, даже когда гладит ее по спине. Диве нравится это совпадение ласки и взгляда: он не столь бешено стремится получить желанное одобрение, переборов ненароком в "кто сверху" (ахаха, я сильнее, Амшель, целуй же еще!); не маниакально-преданно пытается лезть чуть ли не под ноги, как Карл, пытаясь угодить. Его манеры тоже забавляют. Внимательные. Терпеливые. Но для Дивы никогда не бывает "лучшие". Просто разные. Так веселее.       Диву с трудом уговорили не стонать во весь голос, а кусать, к примеру, его руку. Она обиженно сопит, но игра в царевну ей нравится, и потому она буквально не похныкивает, вдавливая в кровать Григория, пытаясь хоть ненадолго, на мимолетный взгляд, оставить отпечатки пальцев на шее. Тот быстро приходит в себя от асфиксии и, ласково улыбаясь Диве, дотрагивается лишь кончиками пальцев: от шеи до лобка, от соска до соска. Трижды. Все закончилось. Нужно — отдыхай. Надо — зови.       Дива смотрит так довольно и так сладко, будто уже напилась его крови