Может случиться

К сидящему в коридоре Какаши подошел Гай. — Друг мой, я не решаюсь спросить. — Ты уже решился, — сорванным голосом откликнулся Какаши. — Оперируют. — Я знаю как это страшно, поверь мне. — Вот тебе, верю. Когда оперировали Ли, Какаши точно так же сидел рядом. А еще мысленно вопрошал богов — за что Гаю такое, лучше бы ему — Какаши. Зенто в морге, сын в операционной, а он один, он никому не нужен. Какаши бы выдержал, Какаши сильный, он привык. Тогда он сетовал на судьбу — досетовался, получил то, что просил и уверенности, что выдержит, уже не было. Теперь, тут в коридоре, Гай держал его за руку и насрать ему было, что папарацци могут сфотографировать, а потом писать свои глупые домыслы. — Я боюсь, — Какаши уткнулся лбом в плечо «брата», выдыхая самое болезненное, — дико боюсь. — Перестань, — Гай обнял его, стало спокойнее, словно тот на мгновение укрыл от всего происходящего. — Ты должен верить в лучшее. Ты ведь сделал все, что она приказала? — Сделал, — хлюпнул носом Какаши, — но операция. Ты же понимаешь, что это серьезно. Ты ведь это проходил. — Именно. Поэтому ты и не должен раскисать, о мой друг и соперник. Подумай, если ты войдешь к нему в палату с глазами полными слез, что он подумает? — Спасибо, Гай. Ты прав, как всегда прав. От разговора легче не стало, от поддержки тоже, скорее понимание ситуации хоть как-то помогало. Но Гай был точно прав — верить, надо просто верить и надеяться. Потому что сделать сейчас он уже ничего не может. Какаши пришел сразу же после операции и еще не отошедший от наркоза Ирука бормотал: — Чизбургер, картошку фри, сырный соус, большую кока-колу, и без льда, пожалуйста. В льде нет ничего хорошего, — обратился он к Какаши. — Может быть, если в сексе. — Чш-ш, тихо-тихо, лежи, — успокоил его Какаши. — Только безо льда, — повторил Ирука, отключаясь. Сидеть рядом было глупо. Цунаде все сделала, наверняка, в лучшем виде, нужно было поехать домой и отоспаться, но оставаться здесь так хотелось. Сидеть, смотреть, слушать дыхание — не прерывисто-болезненное, а глубокое и расслабленное. Думать о том, что Ирука не встанет не хотел — надо верить, просто верить. И запах успокаивал — пахло лекарствами. Ирука спит, а оно там лечит. — А я на пол пересяду, — Какаши присел рядом с кроватью, повозил затылком по больничной койке и осторожно коснулся руки. — Ничего так, — сообщил он в пространство. Вот утром началось «чего так». Ирука отошедший от наркоза был зол, может от боли, а может... все-таки из-за того, что Какаши знал о травме, но ничего не сделал. Просто выгнал. Нет, он ждал осуждения, но вот так — проваливай? Что можно было сделать? Какаши вернулся на привычный диван в коридоре, вдруг все-таки одумается и позовет. Но не позвал. Через пару часов рядом присел Гай: — Ты как? — А ты как думаешь? — огрызнулся Какаши. — Думаю плохо, — резюмировал Гай, — раз тут, а не там. — Ужасно, — признался Какаши. — Знаешь, — Гай доверительно положил ему руку на плечо, — тогда в больнице, когда мне сказали, что Зенто мертва, а Ли вряд ли встанет, я расхерачил весь сортир. — Почему сортир? — отстраненно спросил Какаши. — Ну-у, было бы не культурно выражать свои чувства в коридоре. — По-твоему самое ненужное помещение в здании? — Веришь, мне тогда было все равно. — Верю, — кивнул Какаши, — учитывая твою деликатность. Ты ж лишний раз на газон не наступишь. — Я очень переживал и боялся тогда, — поделился Гай. — Даже плакать не мог. А ты сейчас, ведь можешь, наверное. Поплачь. Никто не увидит. Тебе будет легче, я знаю. — Не знаешь. — Интересно, — скептически смерил его взглядом Гай. — Что такого могло произойти, что я вдруг не знаю. — Он меня выгнал! — взвыл Какаши, вцепляясь в рукав Гая. — Да ты что, это даже не смешно. Ты знаешь что мне Ли говорил? Ли говорил, лучше бы умер он, а не мама, что мы бы родили еще ребенка, хорошего, а не такого бездарного, который не смог спасти мать, которая умерла из-за него и его соревнований. Это все лекарства. Это же наркотики, ты что, не понимаешь? Ирука всего лишь тебя выгнал — просто зайди к нему завтра. Завтра Какаши не зашел — почему-то боялся, а вдруг без препаратов он все равно его выгонит. Ли бы такое отцу не сказал, будь он в ясном сознании, но думать мог, винить себя. А что, если Ирука тоже... К Ируке заходил Гай, и Какаши это знал. К Ируке приходила Цунаде — заброшенным он точно не был. Послезавтра Какаши все равно побоялся зайти, заглядывал ночью — стоял, смотрел и к утру неизменно исчезал.