BTS family

Сокджину, если честно, жаль, что так вышло. Корабль с пробитым крылом парит в невесомости, одаривая Джина последними минутами жизни. Сокджин думает, что не пройди он тренировки - сейчас бы сошел с ума от тишины, потому что океан рассыпанных звезд за иллюминатором молчит. И он не хотел, но вспомнил, что Намджун в детстве - так Ким рассказывал, - разговаривал со звездами и они ему отвечали. - Напиздел, значит, - Сокджин хрипло смеется, так и не улыбнувшись. Звезды не откликнулись даже тогда, когда перед глазами стало темнеть. Джин подумал, что будь он певцом или поэтом - обязательно написал бы трагичное стихотворение про то, как тяжело и больно сгорать в космосе. И звезды холодные, и пусто, и одиноко, и вообще. И с Намджуном попрощаться не успел. Джин жалеет, что даже записки написать не может. Вышло бы трагично, с письмом-то на прощание после смерти (будто хоть что-то уцелеет). Или, если бы после, его тело нашли замерзшим в пространстве - он бы трагично сжимал письмо в руке, подписав клочок бумаги нужным именем (будто его хоть кто-то собирается искать). Намджун бы обязательно искал, но рисковать жизнью, нарушая уставы, ради тела соседа по комнате - не в правилах их авиа флота. Если бы не было войны. Сокджин с трудом сглатывает слезы, думая, что не было бы войны - и все было бы куда проще. Жили бы спокойно, не убивали бы за лишний ломоть хлеба с водой без радиации. И по утрам можно было бы Намджуну приносить цветы с поляны около дома - настоящие цветы. Джин беззвучно рыдает, вздрагивая всем телом, прислушиваясь к скрипу кожи кресла. - Намджун-а, - Сокджин всхлипывает. Думает, что выглядит жалко, и всхлипывает снова, - Нами, прости. - Выглядишь не очень, Джинни. Сокджин широко распахивает глаза, слыша помехи в радиоприемнике, однако сквозь шумы отчетливо слышит чужой голос. - Нам?.. - Я. Дай только вытащим тебя отсюда. Сокджин разворачивается к иллюминатору, цепляясь глазами за корабль Намджуна за окном. Хосок широко улыбается и машет целой рукой со второго сидения. - Намджун. - А? Джин долго смотрит на чужое лицо, скрытое скафандром. - Я ведь тебя.. - Я знаю. Намджун улыбается (Сокджин в этом уверен), протягивая трос к чужому кораблю. - И давно знаешь? - Всегда знал. Сокджин согласно кивает, расслабляясь в кресле. Он думает, что если Бог есть - Джину дали второй шанс, потому что скрип коробля и натянутый трос - живое тому доказательство. Может, они с Намджуном действительно доживут до конца войны и попытаются вырастить новую жизнь на отравленной земле. Сокджин в любом случае дождется Джуна после трибунала - он даже думать не хочет о том, какое наказание могут дать Киму за то, что тот вылетел за ним в открытый космос. Джин думает о том, как пахли цветы, которые когда-то принес Намджун. Ромашки? Одуванчики? Он не помнил. Помнил, как светились глаза Намджуна, и Джин до жжения в грудной клетке хочет увидеть этот лихорадочный блеск еще раз. Сокджин не хочет думать о том, что с каждой секундой дышать становится все тяжелее. - Намджун. - Потерпи еще немного. Джин согласно кивает, смотря в пустое окно. Он гладит вымышленное лицо за толстым стеклом и хрипит, поджимая под себя ноги, потому что боль в теле становится невыносимой. Сокджин бьется головой о кресло, только чтобы вернуть себе силы и дать возможность на "последний раз", хотя бы приоткрыть рот, последний раз заговорить, проститься. Джину до вырванных легких важно сказать, и плевать, что Намджун за стеклом - лишь галлюцинация. - Нами.. - Я знаю. И я тебя тоже