"Как стать бандиткой" — мастер-класс от историка

— Если заблудитесь в лесу, стойте возле дерева! — назидательно сообщил Ян, крича на всю деревню и совершенно не заботясь о том, что его услышал не только наш класс, но и все жители этого поселения. — Марго, пошли опять в баньку, а? — Нет! — взвизгнула я, не обращая внимания на просящие глаза историка. Он тяжко вздохнул с грустным выражением лица и странно на меня посмотрел. Я поспешно отвернулась, чтобы не увидеть грусти, надежды и заботы в изумрудных глазах. Странно было чувствовать себя не в своей тарелке. Тем временем наш класс уже, скорее всего, успел оббежать половину земного шара, если судить, с каким нетерпением они ожидали конца поездки. Даже Йовбак проснулся ради такого события со словами: «Я проснулся! Я проснулся! Я проснулся!» В ответ Гена, сидящий сзади Димки, уж слишком ласково попросил: «Ты спи». Надо было видеть хитрое выражение лица одноклассника, когда он протянул: «Я не спа-а-а-а-а-ать...» К нам подбежали Паучковы, счастливые, с расстёгнутыми куртками, испачканными ботинками и блестящими глазами. — А на обрыве много нор кротов! — радостно сообщил Костя. — Или шахтёров! — добавил Гена. — Или кротёров! Они рассмеялись и убежали прочь, активно размахивая руками. Мы с историком переглянулись и одновременно пожали плечами. Ян протянул с задумчивым выражением лица: — Знаешь, Маргаритка, мне так охота творить... беспредел. Он улыбнулся улыбкой Сатаны. Я хотела спросить, что он имел в виду, но историка уже не было, как будто он растворился в воздухе всего лишь за секунду. Я с опаской оглянулась по сторонам и, не заметив учителя, поёжилась. Или я не выспалась, или здесь творится что-то неладное. Будем надеяться, что второй вариант неправильный. Я направилась вниз по улице, с интересом рассматривая дома и мимо проходящих людей. Когда я была здесь в прошлый раз, то ничего не успела толком рассмотреть, потому что историк сразу же повёл меня в баню. Я улыбнулась, вспоминая, как сидела в одном полотенце с недовольным выражением лица. Сейчас — странное дело! — мне хотелось снова попасть туда, чтобы побыть с историком. В обычное время он постоянно где-то пропадает. Было глупо рассчитывать на то, что Ян будет проводить всё своё время с какой-то малолеткой. Настроение сразу же опустилось ниже плинтуса. Как там говорила мама? «Удивительный человек: сам пошутил — сам посмеялся, сам составил логическую цепочку — сам пошёл приводить её в действие». Что-то подобное относилось и ко мне. Я остановилась на месте, услышав голос Исполински неподалёку от себя: — Жора, Жора, Жорочка, глупая ты мордочка. Ты вонючка и гандон, хватит тыкать в свой айфон! Справа стояли трое: сам Рома, Буржуинов и Ковалевская. Вика сидела на лавочке, с наслаждением потягивая какой-то напиток из стакана с помощью трубочки — и где она это взяла? Жорик-мажорик с недовольным выражением лица смотрел то на одноклассника, то на экран телефона и вскоре ответил: — Но мне надо, надо, надо! — Хочешь лимонада? — невинно поинтересовалась девушка. Буржуинов посмотрел на неё испепеляющим взглядом. Я оставила их и направилась дальше. Ранней весной погода обычно отвратительная. Этот раз не стал исключением. Под ногами — грязь, которой, казалось, с каждым мгновением становится всё больше. Снега уже практически не осталось. Деревья по-прежнему стояли голые, без единого листочка, без единой почки, угрожающе склоняя свои ветви к земле. Домики грязно-белого цвета ничуть не улучшали обстановку. Прохожих было мало. А свинцовое небо над головой придавало картине ещё большей трагичности. Погода соответствовала настроению, и самое грустное, что единственным человеком, способным улучшить его, был вечно где-то пропадающий Ян. Оставалось только следить за выходками одноклассников, которым до меня нет никакого дела. Я заметила близнецов около забора одного из многочисленных домов. На скамейке сидела старенькая женщина, хмуря брови и причмокивая. Она исподлобья наблюдала за Костей и Геной, которые ошивались рядом. — Здрасьте, — поздоровались они. Она проворчала в ответ: — Забор покрасьте. — Без проблем, бабуль! Ох, зря она это сказала. — А ты, внученька-то, пошли со мной, поможешь-то, — с довольным выражением лица проговорила она, беря меня под руку. — Но я не... Возразить мне не дали. Дом, куда меня завела старуха (присмотревшись к ней, я поняла, что наиболее подходящего слова найти нельзя), был похож на настоящую обитель шаманов: всюду стоял ужасный запах трав, кальяна, жареной картошки и ванили (я удивилась, как тогда меня не вырвало); на стенах — картины, перья, странные обереги, покрывала; на полу — котелки, стопки книг и исписанных тетрадей, а также флаконы с подозрительным содержанием. Порой рядом с нами пробегали какие-то животные, чаще всего чёрные кошки, которых у этой женщины, казалось, было миллион. Их блестящие глаза смотрели на меня немигающим взглядом, как будто проникая в самую душу, читая мысли... Жутко. Мы оказались в одной из многочисленных комнат. Мне показалось, что это была спальня, но здесь нельзя было сказать что-нибудь наверняка. Я быстро осмотрелась и заметила, что на кровати лежал пододеяльник, который... шевелился. Проследив за моим взглядом, старуха объяснила, что в него забрался чёрный кот. Она сказала это таким небрежным тоном, как будто это случалось каждый день. Уйти хотелось всё больше, но я упорно молчала, то ли опасаясь, то ли в глубине души желания узнать, что понадобилось незнакомке. Она села в кресло-качалку и закрыла один глаз, глядя на меня с хитрой улыбкой на губах. По всему её лицу расползались морщинки, которые придавали ей какого-то детского очарования, а глаз смотрел с мудростью и пониманием. — Зря ты связалась-то с Янком, внученька. Голос скрипучий, с хрипотцой, но громкий. Я присела на краешек кровати, на которой всё ещё метался кот в пододеяльнике. — Почему? Она покачала головой, закрыла второй глаз, продолжая улыбаться, и раскачалась в своём кресле. — Янко-то не понимает, ничего не понимает. Вишь, играться любит, а жизнь не игрушка. Да... Не приведут ни к чему игры-то, только настрадаетесь оба. Я хмурилась, не понимая, на что намекает старуха, и призналась в собственной глупости. В ответ она только рассмеялась смехом, леденящим душу, и открыла глаза. Больше старуха не улыбалась, да и взгляд стал более жёстким, недовольным. — Бедное дитятко! — Её взгляд метнулся в сторону пододеяльника, и старуха поднялась со своего кресла, кряхтя и бурча под нос: — Нельзя так, нельзя-то... А я так и не поняла, о чём она говорила: о коте или обо мне. — Чтоб решить проблему-то, нужно полностью в неё погрузиться, — сказала старуха и нырнула в пододеяльник. В этот момент мой взгляд остановился на стоящем в дверном проёме историке. После его появления я позволила себе облегчённо выдохнуть, и стало легко на душе, и захотелось схватить Яна за руку, и поскорее уйти прочь, чтобы больше не слушать глупых разговоров незнакомой женщины. Его изумрудные глаза смотрели внимательно, цепляясь за каждую деталь. Он глянул на шевелящийся пододеяльник, поморщился и быстро пересёк комнату, хватая меня за руку и уводя прочь. И всё это молча, без единого слова. На свежем воздухе мне стало легче. Я сильнее сжала тёплую ладонь историка и доверительно посмотрела в его обеспокоенные глаза. Сердце жалобно билось, мыслей совершенно не было в голове. Существовали только эти изумрудные глаза — и больше ничего. Ян молчал. Если бы он что-то сказал сейчас (скорее всего, по собственной привычке отшутился бы), я бы обиделась и не стала с ним разговаривать до конца нашего пребывания в деревне. Историк только улыбнулся, щёлкнув меня по носу, и потянул за собой. Постоянно нам показывались одноклассники, которые постоянно попадали в какие-нибудь приключения. Их шутки казались более смешными, а их проблемы — более мизерными. Странно, что раньше мне не нравился наш класс. Теперь я понимала, что класса, который был бы лучше 11 «А», попросту не существует. — Тириш, тириш — чти я гивиришь? — с философским выражением лица поинтересовался Сеня у незнакомого деда, на что тот лишь пожал плечами. Рядом стоящий Исполински, который умудрялся быть везде, фыркнул себе под нос и сочинил следующее: — Я знаю, что это бред, так что дайте-ка ему обед! Вдруг послышался душераздирающий крик. Мы синхронно посмотрели влево. По дороге бежала корова, протяжно мыча и звеня своим колокольчиком на шее. Немного погодя появился Ларионов с огромными глазами. Он тяжело дышал, размахивая руками и потихоньку замедляясь, потому что сил у него, как мы догадались, уже не оставалось. После бедного Вити (я заметила, что стала часто его так называть) появился дед с ружьём. Он размахивал им в разные стороны и изредка стрелял, целясь в Ларионова, но попадая то в землю, то в мимо проходящих людей. Повезло ещё, что в нём была всего лишь соль, но никак не настоящие пули. Я облегчённо выдохнула, когда все трое скрылись за поворотом, но, оказывается, это было ещё не всё. — Подождите! Стойте! А как же я?! — кричал Жорик-мажорик, который по-прежнему носился со своим телефоном. Я хотела спросить, что здесь происходит, но историк не дал мне и слова сказать и покачал головой. — Это норма, Марго. Ты ещё не видела, что у нас по праздникам творится... — Я в щике, — с чувством произнёс Сеня и встряхнул головой. — Ты в ящике? — переспросил Буржуинов и недоверчиво оглядел одноклассника с ног до головы. Семечкин злобно топнул ногой, развернулся и пошёл от нас подальше, бурча себе под нос непонятные слова. Скорее всего, ему уже надоело, что никто не понимает всей прелести Сенькиного языка. — А что такого натворил Ларионов? — поинтересовалась я, сидя в доме историка и с наслаждением попивая горячий чай. Ян дипломатично заметил: — Ему не обязательно чё-то делать. С такой рожей его все захотят отмутузить! — Немного погодя он добавил, как будто рассказывал новости на телевидении: — Преступление в банке: малолетний преступник сожрал всё варенье. Не удержавшись, я рассмеялась и больше таинственных слов старухи не вспоминала. * * * Я никогда не думала, что ночью на улице так страшно и красиво одновременно. С одной стороны — огромные деревья, которые превратились в устрашающие чёрные тени, нависающие над тобой. С другой — перехватывающее дыхание звёздное небо и яркий рожок месяца, который изредка исчезает за тёмными тучами. Если посмотреть на деревню с какого-нибудь высокого холма, то будут видны только огоньки в домах. Где-то горел костёр. А наш класс кучковался около единственного работающего фонаря в этом поселении, возле которого стоял наш автобус. Вздрагивая от холода, я пританцовывала на месте и с нетерпением смотрела на дорогу, ожидая увидеть там приближающегося Яна. Его до сих пор не было, хотя весь остальной класс уже собрался. Костя с Геной, как обычно, затевали что-то. Жорик-мажорик был занят своей девушкой. Исполински с Сеней яро о чём-то спорили, а Димка лениво их слушал, на ходу засыпая. Финикова нигде не было (может быть, он уже забрался в автобус), а Ларионов сопел, поглядывая в сторону своей подруги, явно его игнорирующей. Мне было одиноко. Всё-таки трудно наладить отношения с одноклассниками, когда на протяжении одиннадцати лет ты упорно их игнорировал, да и смысла особого нет: всё равно скоро мы все разъедимся и больше никогда не увидимся. Из-за этой мысли стало дурно, потому что историк, в конце концов, вряд ли бросит всё ради глупой семнадцатилетней девчонки, влюблённой в него по уши. Ко мне подошёл Кабан, лениво зевнул, улыбаясь, и поинтересовался: — Что уже случилось, Рита? В ответ я буркнула: — Всё в порядке. Было видно, что он мне не поверил, но и настаивать не стал, а просто стал рядом. Мне показалось, что на самом деле мужчина был далеко не здесь. Появился историк, явно чем-то воодушевлённый. Он неловко обнял меня за талию при всех. Его изумрудные глаза блеснули совсем близко от моего лица, и пульс предательски участился. Также стремительно и неожиданно Ян меня отпустил, слегка улыбнувшись. И как это понимать? Но дальше было ещё интереснее: учитель стянул с себя пальто, заметив, что я дрожу, и накинул мне на плечи. Приятное тепло сразу же разлилось по телу, но тот факт, что Ян оставался в одной рубашке, меня возмутил. — Ян, забери... И снова мне не дали договорить, засунув в рот шоколадный батончик, из-за которого я на мгновение забыла, как нужно правильно дышать. — Я не понял. Чё вы ещё тут стоите? — возмущённо спросил историк, обращаясь к классу. — А ну брысь отсюда! Он на меня даже не взглянул и ловко запрыгнул в автобус. Я последовала его примеру, и мысленно поблагодарила за спасительную еду, и, сидя уже на своём месте, аккуратно сложила пальто Яна, положив на соседнее сиденье. Рука скользнула в собственный карман и неожиданно нащупала клочок бумажки. Я воровато оглянулась по сторонам, но никто не обращал на меня внимания, все были поглощены какими-то своими заботами, и я догадалась, кто именно подбросил мне эту записку. До боли знакомым почерком историка было написано всего лишь три слова: «Я тебя люблю».