"Как стать бандиткой" — мастер-класс от историка

В школе было спокойно. Даже слишком спокойно. Эти два дня, следовавшие после того случая около подъезда, прошли без происшествий. Удивительным было то, что я совершенно не видела ни Яна Андреевича, ни Рому Исполински. Они вдвоём как будто в воду канули (или отправились в Преисподнюю). Что касается нашего класса, то некоторые были недовольны таким раскладом: Паучковы ежеминутно вздыхали, поглядывая на дверь и надеясь увидеть там историка; Димка спал, хотя раз в десять минут оглядывался по сторонам и, не заметив Яна Андреевича, снова засыпал; Вика тоже как-то томно вздыхала, подперев голову рукой и думая о чём-то своём. Некоторые радовались, однако к этим «некоторым» относился только Ларионов, который злобно потирал руки и, скорее всего, придумывал новые «гениальные» идеи. Остальным же было попросту всё равно: Фиников читал книгу, Жорик-мажорик снова яростно строчил в телефоне, Сеня постоянно куда-то убегал. Я не могла отнести себя ни к одной из групп. С одной стороны, я радовалось тому, что Ян Андреевич больше не докучает мне своими разговорами и вниманием, но с другой, если уж говорить начистоту, то мне было откровенно скучно. Я встряхнула головой и заставила себя вникнуть в домашний параграф по физике, но перед глазами снова появился образ историка, улыбающегося, радостного и спокойного. Он был таким другим. Он заботился обо мне, и пусть даже таким странным способом, но всё-таки заботился. Последние десять лет я практически не чувствовала, что обо мне кто-то заботится... Может быть, мне он нравился. Совсем чуть-чуть. Самую малость. Урок физики прошёл спокойно. Никто из класса не учудил ничего сверхъестественного. Однако, когда я посмотрела в расписание, то тяжело вздохнула, потому что следующим уроком была история, на которой Ян Андреевич будет снова выбрасывать вещи в окно, если, разумеется, за эти два дня ничего не изменилось. Одноклассники даже воспрянули духом и принялись активно обсуждать, что будет на этом уроке. Ларионов, Фиников и я не принимали участия в обсуждении, так как среди этих криков ничего нельзя было различить. Вдруг распахнулась дверь. Все замолкли. На пороге стоял Ян Андреевич с растением в руках. Историк, видимо, больше никогда не наденет строгую одежду, так как на нём были всё те же порванные джинсы и футболка с нецензурными выражениями на русском языке. — Это мой кабинет и мои дебилы, — обводя рукой весь класс, ласково произнёс учитель. — Как видишь, Гоша, они почти такие же растения, как и ты. А может, даже больше... В классе стояла гробовая тишина. Ян Андреевич прошёл к учительскому столу с серьёзным видом, а затем осторожно поставил растение, которое он именовал Гошей, на краешек стола, ближе к окну. — Заноси! — взревел Ян Андреевич, от голоса которого все подпрыгнули на своих местах. В кабинет вошли два амбала, которых назвать иначе я никак не могла, с огромным кожаным креслом в руках. Они случайно задели парту. — Аккуратнее, дегенераты! — закричал Ян Андреевич. — Это кресло стоит больше, чем все вы, вместе взятые! — Он небрежно махнул рукой в нашу сторону. Вошедшие амбалы совершенно не осторожно поставили кресло рядом с учительским столом и ушли прочь. Сходное выражение их лиц показывало, что они не понимают, что здесь происходит. Я вздохнула, покачав головой и осматривая учительское место, которое преобразилось благодаря новому историку. Мне показалось, что это было только начало. — Вы бы ещё плазму притащили! — недовольно пробурчал Ларионов. Ян Андреевич удобно устроился в кресле и рылся в сумке. — Я собирался, — пробормотал учитель, — но крыска спалила! Видите ли, это будет отвлекать учеников от уроков. И чё с этого? Они же всё равно нихрена не запоминают. Ян Андреевич довольно улыбнулся, обнаружив в своей сумке бутылку воды, в которой, я уверена, была совершенно не вода, огромный гамбургер и шляпу. Правда, не совсем понятно, почему он носит шляпу не на голове, а в сумке... Впрочем, это же Ян Андреевич. Еду он положил на стол, а шляпу водрузил себе на голову, так что теперь не было видно его зелёных глаз. В кабинет буквально залетел Исполински, тяжело дыша, в то время как историк собирался откусить смачный кусок от своего гамбургера. — Рожай быстрее, жирдяй! Мне урок проводить надо. Услышав последнее предложение, я удивилась. Урок? Серьёзно? — И если будет мальчик, назовёшь его Яном! — назидательно добавил он, в то время как Рома грозно сверкал глазами, всё ещё тяжело дыша. — А почему Яном-то? — поинтересовался Костя, который обрадовался, что историк наконец-то появился после длительного затишья. Ян Андреевич странно улыбнулся. — В честь вашего любимого учителя. Рома отдышался, затем подошёл ко мне и быстро проговорил: — Маргариточка моя, ты прости меня, козла! Рифму я хотел словить, чтоб ей снова угодить! Промолчать я вдруг не смог, потому что полный лох! Ян кричит мне: «Удушу!» — потому прости, прошу! Я удивлённо смотрела то на одноклассника, который ожидал моего ответа, то на учителя, который с безучастным видом продолжал поедать свой гамбургер. Шляпа скрывала его глаза — и весьма кстати! Если честно, я уже успела забыть о небольшом казусе, когда Рома составил обидное для меня стихотворение. А Ян Андреевич, видимо, не забыл. — Прощаю, — пробормотала я, опустив голову и пряча еле заметную улыбку. После моих слов Исполински радостно вскрикнул и направился к своей парте с довольным видом. — Вот бы мне такие стихотворения кто сочинил, — сверкнув глазами в сторону Ларионова, пробормотала Вика и вздохнула с тем же томным видом. — Исполински попроси, — поморщившись, ответил Ларионов и отмахнулся рукой от Ковалевской, которая сидела позади него. — Нуф и дебилф ти, Лариощкаф, — вдруг заявил Ян Андреевич с набитым ртом. — А Вы чмо! Но я же молчу, — нагло ответил Витя. Историк нисколько не обиделся и, прожевав, сказал, передразнивая Ларионова: — А я план твоего убийства разработал. Но я же молчу! Витя не ответил, странно посмотрев на Яна Андреевича. Зато Жорик-мажорик оживился, оторвавшись от экрана своего телефона. — Я помогу Вам спрятать труп, — дипломатично заявил он. — Сегодня после школы обсудим детали, — кивнув, ответил серьёзно историк. — А мы с Генкой постоим на шухере, если надо, — добавил Костя с загадочным видом. Его брат подтвердил: — Можете рассчитывать на нас! — Всем пять! — на радостях воскликнул Ян Андреевич и добавил с гадкой улыбкой: — Кроме Лариошки. Всё это время я качала головой, понимая, что меня ждёт нечто, если вдруг отец действительно решит познакомиться с таким учителем истории. И самое ужасное, что я сама подтолкнула его на знакомство с Яном Андреевичем. Лучше бы я молчала! Это был первый случай, когда я ляпнула что-то не подумав. Надеюсь, первый и последний. Прозвенел звонок. Ян Андреевич уже уничтожил гамбургер и закинул ноги на стол, осматривая класс испытывающим взглядом. — Ну, чё, горемыйки? Пришло время узнать ваши, чёрт возьми, имена. Хотя мне это не особо интересно, но я не могу вас называть «пацан один», «пацан два» и «пацан три», да ещё и при учителях, — вот такими словами начался урок истории. Ян Андреевич даже не взглянул в сторону журнала, лежавшего рядом с ним, и потому решил спрашивать у нас имена по тому порядку, как мы сидим. Прямо напротив учительского стола сидели вечно спящий Димка и Жорик-мажорик. Сзади них расположился Костя. На этом населённость первого ряда заканчивалась. — Ну, Димка, с тобой и так всё ясно. Меня твоя фамилия не интересует. — Очень даже зря! — воскликнул Костя. — Знаете, мне ваши Какашкины-Промокашкины не интересны — это банальщина! — скучающе ответил Ян Андреевич и широко зевнул. Но Костя не отставал и уверил учителя: — Да у нас не просто какой-то Какашкин, а Йовбак! Историк уставился на спящего Димку и несколько минут переваривал полученную информацию. А потом он медленно проговорил: — Я ничего не буду говорить по этому поводу. Затем он обратился весёлым тоном к Буржуинову: — Ну а тебя как звать, товарищ пасечник? — Георгий Буржуинов. Но все называют меня Жорик-мажорик, — деловито ответил тот. — Это ты похвастаться решил, пасечник недоделанный? — возмутился Ян Андреевич. — Меня твоя персона не очень интересует. А вы, двое из ларца, одинаковы с... к-хм... с лица, — обратился он к Паучковым. Гена и Костя переглянулись. В целях безопасности классная руководительница 11 «А» посадила братьев в разные концы класса, так что если Костя сидел на первом ряду, то Гена расположился на третьем, ближе к двери. Братья ответили на вопрос Яна Андреевича таким образом. — Гена! — И Костя! — Паучковы! — крикнули они вместе. — Гена, конечно, у нас рассудительный, — охарактеризовал своего брата Костя. — А вот Костя у нас идиот! Все идиотские идеи — его идеи! — весело заявил Гена. Ян Андреевич убрал ноги со стола и, встав со своего кожаного кресла, скрестил руки на груди. Весь его вид выражал безграничную весёлость, как будто он остался доволен нашими ответами. — Ну, чё, Костя недовинченный и противовес идиота, признавайтесь, где спрятали труп дедушки и лопату заховали!* — намекая на их внешность, серьёзным тоном произнёс Ян Андреевич. — Так вот он! — Костя указал на Димку. — А лопата — это наша руссичка. — А-а-а! Ирина Лопатовна! Знаю, у неё прям фамилия за внешность отвечает! Как будто она бежала и со всей дури в стенку врезалась! — Историк уверенно начал махать головой, а потом обратился к Васе, сидящему за второй партой среднего ряда: — Ты у нас кто, Сеня? — Василий Фиников, — с умным видом поправив очки, ответил он. — О, всё-таки выжил после Голодных игр? — поинтересовался историк удивлённым голосом. — А где твоя ненормальная? А, вот она, вижу: рядом сидит. Вика насупилась, скрестив руки на груди и буравя учителя злобным взглядом. Ян Андреевич не обратил на это никакого внимания. — А тебя как звать, ненормальная подруга Финника? — Виктория Ковалевская, — пробурчала Вика, фыркнув. — Ага! — с сияющим видом воскликнул Ян Андреевич. — Ты у нас теперь «ни хрена не победа»! Знаете, было что-то ненастоящее во всей весёлости историка. Я не знаю, почему вдруг так решила, но я, правда, думала, что Ян Андреевич притворяется. А может, мне просто было обидно, что он так веселится, совершенно обо мне забыв, хотя несколько дней назад ещё обижался? Я нахмурилась и отвернулась от Яна Андреевича, не желая видеть его довольную улыбку. Мне нужно было переключиться на что-нибудь другое и перестать так часто думать о новом учителе. — С тобой всё ясно, Лариошка... — долетел до моего слуха голос историка. — А откуда Вы узнали, как меня зовут? — недоверчиво спросил Витя. Ян Андреевич злобно рассмеялся своим дурацким смехом: «Га-га-га!» Я опустила голову, глубоко вздохнув и заставляя себя думать о какой-нибудь книге. Ничего не получалось. — О таком дебиле, который пытался пять раз школу поджечь, все знают! А он не смог. Пять раз пытался и не смог! Ну, не дебил ли ты, НЛО хреново! — сокрушительным тоном говорил учитель, размахивая руками. — А почему НЛО? — пробубнил, сопя, Витя. — Недоразвитый Ленивый Объект! Все засмеялись, понимая, что это описание идеально характеризует Ларионова. Фиников погрузился в чтение книги, не обращая внимания ни на голоса, ни на смех, а я пыталась держать себя в руках и сдерживать обиду, которая взялась непонятно откуда. Нельзя привязываться к людям, особенно к тем, с которыми знаком всего лишь несколько дней: они, скорее всего, навсегда уйдут и даже не вспомнят. Я вздохнула и буравила взглядом парту, прислушиваясь к голосу Яна Андреевича. — А ты, Вися, чти нам рисскижешь? — обращаясь к Сене, который разместился рядом с Ларионовым, весело поинтересовался он. — Ви мий кимир! — закричал Семечкин, услышав, что историк разговаривает так же, как и он. — Я Сеня Симичкин. — Чё-чё? — Та Семечкин он! — расшифровал Костя. — А я всегда говорил, что он дебил! — добавил Гена свою любимую фразу. — А-а-а-а! — протянул в это время Ян Андреевич, окидывая Исполински, сидящего сзади меня на третьем ряду, хитрым, как мне показалось, взглядом. — Про тебя я тоже слышал, кошмар школьной столовой! Рома..? — Исполински, — злобно пробубнил он, лениво снимая наушники. — Ну ты прям испо-о-ли-и-н!.. В ширину! Ян Андреевич, скорее всего, не запомнил наши реальные имена, предпочитая использовать выдуманные им прозвища. Обо мне же он и вовсе забыл. Может быть, он решил меня проигнорировать, чтобы показать, что он действительно обижен. Так пусть игнорирует, сколько ему хочется! Мне-то какое дело? Я только порадуюсь, что смогу нормально заниматься историей. Пытаясь себя обмануть, я не учла того, что это практически не возможно. Учитель собирался попить воды, однако в кабинет вдруг забежала Лариса Юрьевна со злобным выражением лица. — О, крыска прибежала! А у нас тут сыра нет! Ян Андреевич бросил быстрый взгляд на второй гамбургер, который появился на столе каким-то мистическим образом. Историк быстро спрятал его за спину, с ангельским выражением лица смотря на учительницу географии. Лариса Юрьевна радостно воскликнула: — К директору! Ян Андреевич пожал плечами и, спрятав еду в сумку, недовольно пробормотал: — Иду я, иду. Щас свой сырок спрячу... А то у нас, знаете, давно крысы завелись. Отвернёшься на минутку — сыра уже нет! Утащат в свой кабинет географии и жрут за глобусом втихаря... Лариса Юрьевна фыркнула и развернулась, чтобы уйти. Ян Андреевич быстро подошёл к ней и «ненавязчиво» вытер свои грязные руки об её спину. Учительница обернулась, кинув злобный взгляд на историка. — Худеть Вам надо, Крыса Юрьевна, — невинно ответил он. — Сыра меньше жрать надо, а то заблокировали, блин, проход! На тракторе не проедешь, на моцике не объедешь. Даже спецназ тут не пройдёт! Лариса Юрьевна засопела, но ничего не ответила. Когда они ушли, я облегчённо выдохнула. Мне не хотелось лишний раз пересекаться с историком. В тот момент я решила, что нужно держаться от Яна Андреевича как можно дальше. Однако я даже предположить не могла, что у историка есть свои планы. Ларионов уже стоял около доски с мелом, перед этим сделав что-то с бутылкой воды, принесённой учителем. Он скомандовал: — Исполински, стих про Яна! Рома оживился. — Наш учитель охамел, уже всем он надоел! Торчит в курилке с учениками, его прогоним мы пинками! — Эх, ладно... Сам! Эй, Финник, опустившийся куда? — Морально! — недовольно поморщившись, ответил Вася. — Но тебе такое слово не знакомо. — Короче! Чмо! — воскликнул Ларионов и написал на доске: «Историк — чмо!» Как он только додумался тире поставить?.. Вика всё это время стояла около двери, наблюдая за коридором через замочную скважину. Ларионов тяжело вздохнул и пробормотал себе под нос, оглядывая доску критическим взглядом: — Ай, что-то пить хочется... Вика, казалось, только и ждала этой фразы и сразу же подлетела к учительскому столу, схватив бутылку с водой. В это время остальной класс наблюдал за ними и хихикал. Мне была не понятна причина всеобщего веселья, так как мои мысли были по-прежнему заняты Яном Андреевичем, сколько бы я ни пыталась выгнать его из своей головы. Ларионов отпил несколько глотков. Когда его взгляд случайно наткнулся на учительский стол и не обнаружил там бутылки, он обернулся к подруге и ласково позвал: — Викуся моя дорогая... — А потом он гаркнул так, что бедная Вика аж подскочила на месте: — Ты где эту воду, балда, взяла? — На столе... — пролепетала она. — Ну, чё, ему жалко, чё ли? Пусть с учениками делится! — Дура-а-а-а! — закричал на весь земной шар Витя и убежал прочь из кабинета. В этот самый момент зашёл Ян Андреевич. Он озадаченно смотрел вслед убегающему Вите, а потом спросил у Вики: — А куда Лариошка убежал? — Ему плохо стало, — вздохнув, ответила Ковалевская. — Вы этому больному передайте, что мне кулером подрабатывать тут не надо! Я ему платить не собираюсь! — возмущённо воскликнул историк и продолжил «вести урок». Через пятнадцать минут. — Прости меня, Витя... — Ну ты и дура, Вика! Кто ж своим друзьям воду со слабительным даёт?! — Я ж не знала... А ты, между прочим, мог бы и поделиться со мной своими планами! — воскликнула, фыркнув, Ковалевская. Ларионов ей не ответил. Девушка нахмурилась, однако не решилась открыть кабинку и проверить, что случилось с другом. Всё-таки мужской туалет! На неё и так все парни странно косятся, когда заходят справить нужду и видят девушку. — Витя? — неуверенно позвала Вика. В ответ раздался храп. — Ну, химик недоделанный! — в сердцах воскликнула Ковалевская. — Он чё, туда ещё и снотворное подмешал? И как его теперь оттуда вытаскивать?..