В твоих глазах

Следующая неделя была наполнена дождями и недомолвками со стороны Форда – какого-то хрена тот стал... не Фордом. Его будто подменили – вытащили его поганую душонку, запихнув её в бутылку из-под молока, и засунули в его тело нечто странное, непонятное и холодное. Амори даже начал сомневаться: а правду ли говорил Форд о своих чувствах?.. Или это таки оказалось жирным и вонючим подъёбом? В общем, Амори был крайне недоволен тем, что Форд начал депрессировать, хмуриться, мало разговаривать, улыбаться и лапать его за жопу. Поцелуи практически испарились, Амори и забыл за дождливую неделю, какие губы Форда на вкус, насколько горячий язык и теплые его руки. Инициативы, словом, от альфы не было никакой – он словно бы закрылся внутри себя и обмозговывал что-то. Они тащились со скоростью черепах домой – это была пятница. И ебучий дождь, наконец, прекратил заливать город водой. – Форд, ты заебал, – не выдержал и сказал Амори, выхватив из его рук пачку сигарет и выкинув её в ближайшую урну. – Заебал пиздец как! – воскликнул он, глядя на альфу. Форд остановился, глядя на омегу исподлобья, а Амори упер руки в бока, приняв воинственную позу. – Я понимаю Дилана: у него там сладкая любовь, тыры-пыры! А у тебя что, расскажи?! Коди, твоё говнонастроение уже затрахало мне мозги! – кричал он. – Если тебя что-то не устраивает во мне – так и скажи! Очки мешают?! Так нахрен их! – омега рывком их снял и спрятал в карман куртки. – Одеться сексапильно, как твоя бывшая блядь?! Могу устроить! Секс?! Да пожалуйста! Только скажи, а не молчи, как последний уёбок! Амори развернулся и стремительно пошагал домой. Перебежал дорогу на красный свет, свернул в дворы – вот и его многоэтажка упирается в серый туман. Он открыл дверь, внимательно осмотрел двор, напрягая хреновое зрение, и, грустно усмехнувшись, скрылся в темноте подъезда, где давно надо было поменять лампочку. Форд, ясное дело, не погнался за ним, как альфа за омежкой из любовных сопливых книжек и слезливых мелодрам, которые выпускают в кинотеатрах с опасной скоростью. Двор пустовал. *** Решиться было трудно. Особенно тогда, когда знаешь, что будет жопа – конечно, не вселенского масштаба, но жопа. И самое печальное в этой жопе то, что ты даже и не предполагаешь, какого она диаметра, длины и, собственно, куда ведет. А неизвестность всегда пугает. Форд, вздохнув, посмотрел вслед бегущему Амори. Сердце сжалось, а сам он дернулся вперед, когда этот умник перебежал на красный свет. «Фух», – всплыло единственное. Глянув с грустью на сигареты, валяющиеся в какой-то блевотине на дне урны, Форд развернулся и направился в другую сторону – на остановку. Когда Коди сел на свободное место, он понял, насколько ему не по-себе. Но дело нужно было закрыть. Дело было простым до безумия, но догадки о том, как оно пройдет, были страшными. «Я всё себе накручиваю», – подумал Коди, уставившись в запотевшее окно. «Всё будет нормально», – и двери автобуса закрылись. Когда Форд был у пункта назначения, он понял, как дебильно себя повел. Амори обиделся – вечно холодный, собранный Амори наорал на него, сравнивая себя с Ронни, и убежал. Только стоя у гигантского здания, которое уходило в небо и мигало размытым красным огоньком где-то далеко-далеко в тучах, до Форда дошло, что его дело было не таким уж и страшным, как он себе надумал, – страшнее было то, что Амори мог снова отвернуться от него. Было полшестого вечера, и Коди, спокойный до чёртиков, как Эмброуз перед контрольной, поднимался в пустом, говорящем лифте. Шестой этаж – там находился кабинет директора фирмы. Коди шел по длинному коридору, думая только про Амори. Как он? Что делает? Всё ли с ним в порядке? Не придумал себе того, чего нет? Форд стал перед кабинетом, занес руку – вдох-выдох – и постучался. Зашел – за столом у стены сидел секретарь, как и всегда с недовольным выражением лица рылся в ноутбуке. – Здравствуйте. Я к мистеру Янгу, – сказал Коди, закрывая дверь. – По записи? – лениво спросил секретарь, облизывая красные от помады губы и оценивающим взглядом скользя по Форду. – Конечно, – и глазом не моргнул тот. – Проходите, – секретарь улыбнулся и указал головой на дверь. Коди сглотнул, постучался и, дождавшись ёмкого «да», зашел внутрь. – Добрый вечер, шеф, – произнес он, посмотрев на мистера Янга. – Добрый, – тот холодно усмехнулся, указывая рукой на стул. – Какими судьбами? Вроде бы отчеты отослал по факсу две недели назад. Форд, вспомнив, цель своего похода в «Янг Корпорашион», медленно сказал, глядя в глаза директору. – Я увольняюсь, – и будто мешки с песком, лежащие на плечах, столкнул кто-то – и те полетели в пустоту, а тело снова почувствовало свободу действий. Но всегда бывает одно «но» – Янг мог послать с подобным запросом куда подальше. В этот раз «но» не появилось: – Хорошо, – мужчина открыл ящик в рабочем столе, – подпиши эти бумаги, – и придвинул их к Форду, вместе с шариковой ручкой. Это показалось Коди как минимум странным. Разве директор фирмы оформляет людей, которые увольняются? Форд всегда думал, что это не их обязанности. То есть, директор, знающий об увольнении, должен направлять к другому человеку. Разве нет?.. Знать-то шеф знает, а вот подобные бумажки, вроде как, не должны занимать ценное место в его навороченном и жутко дорогом рабочем столе! Несмотря на свои мысли, которые гудели в голове не хуже оравы детей, Коди вычитал бумажечку вдоль и поперёк и только тогда подписал её. – Тебя проведет охрана, – сказал Янг, и двери отворились. Внутрь просторной комнаты вошли два здоровезных мужика – этакие шкафы два на два, разодетые в черные костюмы. Они подошли к Форду, который, хмурясь, встал с насиженного места. – Я знаю, где выход, – проговорил Коди, смотря на мистера Янга вполоборота. – Меня это не волнует, – сказал как отрезал. Форд вздохнул и пошел на выход. Срать на эту охрану он хотел. И на эту фирму. И на этого секретаря, который, кажется, со страхом выглядывал из-за ноутбука... Что? Со страхом?.. Только Форд ускорил шаг, так эти два шкафа схватили его и скрутили. – Вы, мудаки, отпустите, живо! Что, совсем охренели?! – кричал Коди, извиваясь и пытаясь ударить одного из них головой. – Что за хуйня тут творится?! Тварины, я на вас подам в суд, если не отпустите!.. И шкафы его отпустили – сбросили прямо на пол комнаты. Комнаты?.. Когда они успели сюда его притащить?.. Форд оглянулся по сторонам – светлые стены, какие-то картины... – Коди, я здесь, – противный, осточертевший до невозможности голос впился в уши, как семейство ос. Форд обернулся. На диване как царь сидел Ронни: ярко-розовые джинсы, обувь на огромной платформе, какая-то порванная тряпка, являющаяся майкой, облегала худющий торс, вызывающий макияж на лице... В этом весь Ронни – он всегда думал, что свои видом затмит других. Форд и не помнил, как связался с таким... Человеком. Только помнил его визгливые стоны и кровоточащие раны на спине, которые этот попугай оставлял своими крашенными длинными ногтями. – Думал, что если уволишься, то я отстану от тебя?.. Нет уж! Я всё равно узнаю, кто эта мразь! Вот увидишь! Сердце Коди, кажется, пропустило удар. Но, всё так же сидя на полу, он не подал виду, что заволновался – Форд смотрел на Ронни с издевкой, открытой насмешкой и неприязнью. – Ты урод! – сорвался омежка, вскакивая с дивана. Он, громыхая обувью, подошел к Форду и замахнулся даже. Альфа схватил его ногу на лету, и Ронни, не удержав равновесия, взмахнул руками и шлепнулся на пол. – Ай! Ты сука, Форд! А Коди засмеялся – Ронни Янг, это непонятное существо, у которого и мозгов-то нет как таковых, вечно строящий из себя звезду мира, сидел на полу враскорячку в своих облегающих розовых джинсах, и злобно смотрел на него подкрашенными густо-черным глазами. Вдруг Ронни отвел взгляд, посмотрел за его спину и кивнул. В следующую секунду Форда подняли четыре сильные руки, – о шкафах он, к слову, забыл – стянули с него рюзкак и уложили на пол ударом в челюсть. У Коди даже звездочки замелькали перед глазами от боли – но он всё равно продолжал смеяться: над Ронни, над его тупым папашей, идущим на поводу у еще более тупого сына, над глупыми охранниками, которые дубасили его тело руками и ногами со всей яростью и силой, над Амори, таким любимым смешным Амори, над собой – какого хера он не сделал этого раньше?.. Почему раньше не мог послать Ронни, его отца и фирму?.. И начать просто Жить. Просто Любить – а не выглядывать Амори в окне напротив, не унижать его, чтобы привлечь внимание, не приставать на уроках... Удары сыпались на Коди сплошным градом, и стало как-то странно, когда избиение его тушки прекратились. Форд прислушался к ощущениям: в ушах звенит, тело ломит, будто после выматывающей тренировки, во рту скапливается кровь. Коди открыл глаза – на него смотрел Ронни, и его голова была окружена ободком света. А ещё Ронни двоился-троился-четверился и был до ужаса размытым. Его слов Форд не разобрал, да и не очень-то и хотелось – с бОльшим желанием он бы харкнул в лицо этому говнюку своей кровью. И плевать, что эта тварь – омега! Ронни исчез из поля зрения, дверь закрылась с тихим хлопком – или громким?.. Форд, еще немного полежав и на спине, рассматривая потолок и думая о том, какой он дебил, всё-таки поднялся. Конечно, это ему удалось не с первого раза, но удалось. И, пошатываясь, он пошел нахрен из этого здания. В автобусе, ясное дело, на него с опаской косились – избитая рожа, одежда в крови. Но никто не решился к нему подойти, спросить: «Эй, что с тобой, чувак?» Это же люди. Их не ебут твои проблемы – им бы со своим справиться. В общем, Коди достаточно быстро, как ему показалось, добрался до остановки возле школы – и тогда уже побрел на своих двух. Мыслей больше не было – они испарились еще в автобусе, когда синяки набухли, кости и мышцы заныли, голова разболелась не на шутку, а раны на лице начали какого-то фига чесаться. Так что он шел ни живой ни мертвый – хотелось побыстрее добраться до родной квартиры, нырнуть в постель и, закутавшись в одеяло, заснуть. Амори начал паниковать еще в пять часов вечера, когда темнота уже проглотила город, а окно Форда так и не загорелось желтым – там стоял мертвый мрак. «Может, он в душе», – думал Амори. «Или пошел в магазин. Или...» Больше этих самых нормальных «или» не было – были только пугающие предположения. Сбила машина, поскользнулся и сломал хребет, ушел к поездам и лег на пути, скинулся с обрыва... Или послал Амори, его гадкий характер, отсутствие секса и банальной дрочки и ушел к звезде Ронни, который, кажется, до этого его полностью удовлетворял. Мысли грызли ум Амори, и даже счастливый Дилан, поющий в душе, не радовал его. Дилан есть – хорошо, Дилана нет – тоже неплохо. Только верните свет в окне Форда. Когда электрические часы показывали семь часов, Амори не мог больше сидеть в своей комнате, заставляя себя делать уроки, в то время как Коди Форд был непонятно где. «Или в своей квартире. Без сознания. Или убитый», – тут же подсказал мозг. Амори сорвался с места, чуть не опрокинув стул и стол, и принялся натягивать на себя джинсы и свитер. Порядком отросшие волосы – в куцый хвостик, а то те начали липнуть к вспотевшей от волнения шее. – Дилан, я ушел, скоро буду! Если что – звони! – прокричал Амори уже на выходе, застегивая куртку на ходу. До подъезда Форда, если бежать, – совсем ничего. Даже осеннего холода не чувствуется – жар охватил всё тело. Амори помнил номер квартиры Коди еще с детства – сто девяносто девять. Омега прямо-таки взлетел по лестнице, забыв про лифт, и, оказавшись у квартиры, начал без перерывов звонить. Минут десять Амори просто вжимал кнопку. Потом прижался ухом к двери – тишина там стояла гробовая. Амори сполз на пол и умостился в пыльном углу. Полумрак съедал очертания остальных дверей, собственных рук. Сердце тарахкотело как летящая с горы машина-развалюха. Ладони были вспотевшие, мысли – только плохие. Со скрежетом открылся лифт, и Амори очнулся от легкой дремы. Он вскочил на ноги и, подбежав к Форду, обнял его. А Амори знал, что это был Форд, просто уверен в этом. Послышался стон, и омега отпрянул от Коди. – Что такое?! Ты где был?! Чего так тхнет кровью?! – засыпал его вопросами. – Думаю, тебе стоит пойти домой, – прохрипел Форд, обходя его и приближаясь к двери. Он закопошился в рюкзаке, ища ключи. – Что-что?.. – тихо, но с нажимом произнес Амори. – Ты мне говоришь валить домой? Я правильно расслышал?.. – Амори... – устало вздохнул Форд. – Мне похуй! Пока не узнаю, где ты был и что с тобой случилось, я не уйду! – и омега выхватил из рук Форда ключи, открыл дверь и, пропустив альфу внутрь, сам зашел. Нашарил в темноте выключатель, включил свет – повернулся к Форду. –Блять, – омега прислонился к двери спиной. Лицо Коди было в крови, одна скула налилась фиолетовым... – Я же говорил – иди домой... – Иди нахуй, Форд! – тут же взвился Амори, скидывая обувь и снимая куртку. – Где аптечка? – В ванной, под раковиной... – Живо раздевайся. И на диван. Найдя увесистую аптечку в тумбе, Амори двинул в гостиную. Форд уже сидел на диване и хмуро смотрел в пол. – Ложись, несчастье, – проворчал Амори, оставляя аптечку на полу. Он забежал на кухню и, схватив первую попавшуюся миску, налил туда теплой воды. Амори долго оттирал смоченным в воде бинтом лицо Коди: крови было много, зато раны были даже не ранами – царапинами. Когда с лицом Амори расправился, нанеся на синяк мазь, а царапины продезинфицировав, то принялся расстёгивать пуговицы на черной рубашке Форда. – Что... Что ты делаешь?.. – растерянно пробормотал Форд, открывая глаза. – Как что? Трахать тебя собираюсь, - спокойно ответил Амори. – Сними её. Рубашка полетела на пол. Омега старался не пялится так откровенно на пресс Форда – надо уделить внимание его синякам и ссадинам. Но чёрт. Тело у Форда было отменным. – Голова не болит? Не тошнит? – спросил Амори, аккуратно втирая мазь в синяки на спине. – Голова уже меньше болит, – глухо сказал Форд. – Дышать не трудно? – поинтересовался омега, когда с торсом он уже разобрался и начал снимать с Коди джинсы. – Дышать нормально. И я могу сам раздеться, – Форд даже рыпнулся, но Амори пригвоздил словами к дивану: – Лежи, как лежал, больной. Не боись, насиловать тебя не буду. На ногах Амори нашел только пару синяков, и он уже было хотел полезть в трусы Форду, но тот его остановил – перехватил руку. – А как же задница?.. – проныл Амори, сводя бровки. – Еще будет тебе задница, – вздохнул Форд. – Я пойду переоденусь, – и он ушел, красиво ушел, несмотря на россыпь синяков и ссадин на спине. Амори, оставшись сам в гостиной, наконец смог расслабится. «Коди жив. Ничего серьезного нет. Только синяки и ссадины», – и эта мысль его грела больше, чем свитер.