Узор судьбы

Филипп стоял на пороге комнаты Ритера, прижавшись к косяку и глядя на переодевавшегося после вечерней пробежки хозяина комнаты. Тот был очень зол: мало того, что Филипп пробежал больше него, так и Арчер не было вот уже три дня. И в этот вечер вторника, когда он с Филиппом идёт встречать сестру с курсов кройки и шитья, ему придётся полагаться на Лансера. Филипп ощущал, как растёт злоба Ритера, что волнами расходится по комнате. И, если честно, то без хозяина она была куда как уютнее. Молочный ковролин, тёмно-синие обои с ромбическим узорным рисунком, белый потолок с лепниной по периметру. Высокое окно прикрывалось тончайшим тюлем, из-за любви Ритера к естественному освещению тяжёлые синие шторы всегда были открыты и прихватывались лентами. Высокая двуспальная кровать из тёмного дерева всегда была застелена белым бельём, только несколько подушек и покрывало были тёмно-синего цвета. Небольшая прикроватная тумбочка с лампой, обтянутой жемчужно-серой тканью, как на софе в изножье кровати. Чисто классическая комната, тёмное дерево, приглушённые тона, чёткие линии, даже два высоких зеркала, повешенные по обе стороны кровати, не выбивались их общего облика комнаты. Всё просто, благородно и предсказуемо, как и сам Ритер. Но в своём злобном состоянии он был способен на некоторые сюрпризы. - Проклятье! Где пропадает эта Арчер? Раздражённый Ритер, так и не сумевший завязать волосы, злобно откинул их за спину и резко сдёрнул футболку, в которой совершал пробежку. Уже потянувшись к рубашке, что лежала на софе, Ритер ощутил покалывание под левой лопаткой. Обернувшись, он встретил пристальный взгляд Филиппа, устремлённый на узор Командного Заклинания. Примечательно, что рядом показался материализовавшийся Кухулин, выглядевший отнюдь не расслабленно и беззаботно. Ритер нервно убрал серебряные пряди с лица. - Что-то не так? Филипп снял очки и посмотрел прямо в глаза начинавшему паниковать Ритеру. - У Ларреллин тоже Командные Заклинания на лопатке. Ритер облегчённо выдохнул. Всё же Филипп его пугал. Он был невообразимо силён. Не только магически, но и физически. А уж его пронзительного взгляда опасался даже отец. Казалось, что под ним ничего невозможно утаить. - Мы же родня. Довольно близкая. Кстати, ты сам переодеться не желаешь? - Через какой артефакт ты её вызывал? - Что? - Покажи мне катализатор для призыва Арчер, что ты использовал. Этот ничего не выражающий безэмоциональный тон злил куда как сильнее, чем какие-либо повелительные интонации. Ритер слишком резко - показывая своё раздражение - схватил с тумбочки костяной гребень. - Зачем тебе? - Возможно, я сумею разгадать личность призванного тобой Слуги. - Во-первых, это абсолютно неважно. Во-вторых, катализатор остался в квартире. В-третьих, не лезь не в своё дело. И тут же Ритера сшибло с места сильным ударом в плечо, разворачивая его спиной к зеркалу. - Советую тебе обратить внимание на твои Командные Заклинания. На самом деле, Ритер смотрел на них всего лишь во второй раз. Он знал, что они есть, и больше его ничего не должно было волновать. Но сейчас разозлённого Филиппа злить ещё больше не хотелось. В зеркале, как и прежде, отражался ровный круг с будто бы каменными валами по краям. В центре круга был коловрат с шестью лучами. - И что особенного, Фил? Даже Кухулин непонимающе покачал головой. Филипп возвёл кобальтовые очи к небу. - Я был о тебе лучшего мнения, Айнцберн. Видишь ли, лучи твоего Командного Заклинания заворачиваются против солнца. - И что? Резкий тон огрызающегося Айнцберна вызвал умилительную улыбку у Филиппа. В подобные моменты Ритер очень походил на Ларрель. - В эзотерике это очень важный аспект. Всё, что против солнца, то и против света. Ритер горделиво вздёрнул нос, выражая категорическое нежелание соглашаться с Филиппом. - Эти примитивные понятия об энергетических течениях весьма устарели, славянин. Главное в этой Войне – подчинённость Слуг. А посему, моим Командным Заклинанием я повелеваю тебе, Арчер, явись на мой зов! - Твою мать! Ритер, ты дебил?! Бесшумно возникшая в комнате Арчер, судя по выражению её лица, думала о своём Мастере в подобном ключе. - Мастер, не кажется ли вам, что Заклинания на подобную ерунду растрачивать не слишком умно? - Замолчи! Не смей говорить, пока тебя не спрашивают! Отвечай, где ты была? - Так мне молчать или говорить, Мастер? Взгляд Ритера горел нездоровым, безумным огнём. Филипп откровенно жалел, что начал разговор в подобном ключе. А всё началось из-за праздного любопытства. Личность Арчер всё ещё оставалась под большим вопросом. - Ритер, идём. Мы должны встретить Ларреллин. При упоминании имени сестры Ритер несколько сбавил обороты. По крайней мере, того шаткого состояния, когда в истерии рискуешь истратить все Заклинания, больше не было. Филипп обратился к Арчер. - Арчер, раз уж ты дома, будь добра, позаботься от ужине. Кухулин, будешь у неё на подхвате. Мысленно же Филипп попросил Лансера приглядеть, чтобы Арчер опять не смылась под шумок. В случае опасности, могло хватить и одного Сейбера, да и Филипп отнюдь не слабак. Пожалуй, только из-за уважения к Мастеру и справедливости просьбы Кухулин согласился остаться. Он и сам Арчер не доверял. - Вот всё и устроилось, Ритер. Постарайся впредь так бездумно не швыряться оставшимися Командными Заклинаниями. Всё, мы ушли. Филипп, едва ли не посвистывая вышел из комнаты, Ритер же выглядел поистине угнетённым. Мастера совершенно не замечали напряжённых взглядов Слуг, направленных друг на друга. *** - Думаю, что ты не расскажешь, куда ты уходила? Кухулин сидел на кухне и вот уже пол часа наблюдал за крутящейся у плиты Арчер. От его помощи она сухо отказалась. Настаивать он не стал: уж больно раздосадованной выглядела женщина. Даже сейчас, вместо того, чтобы огрызнуться, она лишь дёрнула плечом. - Были некоторые соображения о тактике наших действий. Увы, Мастер сбил меня с пути. Обычно Арчер была подчёркнуто учтива по отношению к своему Мастеру. Но применение Командного Заклинания заметно пошатнуло её расположение. Пожалуй, для продолжения разговора можно было ухватиться за эту нить. - Когда Ритер призвал тебя, какими были первые его слова? «Принеси мне Грааль любой ценой» - Арчер так и подмывало так ответить. Вот только Ритера это опять же выставит не в лучшем свете. Не самый лучший способ поддержать человека, что обижен на весь мир. - Неважно, что он мне сказал, важно то, что сказала или сделала я. - И что же ты сказала или сделала? Арчер тяжело вздохнула. Врать - при необходимости - она умела безупречно. Но сейчас не было никакого настроения. - Я промолчала. И стояла с неприлично открытым ртом. Кухулин сочувствующе улыбнулся: проблема плохого Мастера ему знакома не понаслышке. Но кажется, сочувствие лишь больше разозлило Арчер. - А какими были твои первые слова Мастеру? - Это было что-то вроде:«Наконец-то! Нормальный Мастер»! Арчер крайне удивлённо посмотрела на Лансера, пытаясь понять, шутит он, или говорит правду. - И как Карей сразу же не разорвал с тобой контракт? - Ну, после минутного шока, он посмеялся. Я призывался в прошлой Войне кузиной отца Филиппа. Увы, ей не повезло. И я попал в руки, безусловно, умного человека, но человеком ли он был? Удивило Кухулина, что во взгляде Арчер сквозило такое искреннее понимание, которое невозможно сыграть, лишь действительно понять и ощутить. К сожалению, понять такое мог либо очень мудрый человек в летах, либо погоревший на этом. - Я скоро вернусь. Арчер уловила лишь тень, спешащего куда-то Кухулина. Лансеры очень быстры, особенно, если их окрыляет надежда на построение нормальных человеческих отношений. Спустя пять минут Арчер и думать забыла о живчике двухтысячелетней давности. Свои мысли были куда как увлекательнее, и найти выход им было делом чести. Через какое-то время послышался щелчок замка и восторженный голос Ларреллин. - Божественные ароматы. Я адски хочу есть. - Ларреллин, поменьше подобных вульгарностей. «Я хочу кушать» - было бы более чем достаточно. - Братец, кушать я хотела приблизительно часа три назад. Сейчас я готова хлебать прямо из половника. Арчер подавила смешок. Ей живо представилась изящная и воздушная Ларреллин, хлебающая картофельный суп-пюре прямо из кастрюльки. Поток мыслей перебило чьё-то внезапное появление прямо за спиной. И в обзоре Арчер появилось что-то алое. - Арчер… Сама Арчер не поняла, что больше её напугало. Внезапное ли появление Кухулина за спиной или что-то алое в его руке, но в следующую секунду Арчер обнаружила себя стоящей на одной из тумбочек и зажимающей в руках фарфоровую статуэтку амура. Представшая Мастерам и Сейберу картина будоражила воображение всех писателей-романистов. Прекрасная дева, напуганная пылкостью молодого мужчины, что сейчас взирает изумлённо на неё снизу вверх, держа в руках алую, не до конца раскрывшуюся розу на длинном стебле. Первым пришёл в себя и проявил небывалую смекалку сам Кухулин. - Арчер, этот цветок не слишком-то похож на Га Болг. Мастера, начавшие потихоньку отходить от шока, тихо захихикали. Сама Арчер медлила ещё несколько секунд, пока Лансер не протянул ей руку, помогая спуститься с тумбы. - Спасибо, Кухулин, мне очень приятно. «И было бы куда как приятнее, не слови я инфаркт. Благо, я уже мертва». Эту мысль Арчер не высказала даже мимикой. А вот на Мастеров и Ланселота она чуть прикрикнула. - На кухне в уличном находиться запрещено! Немедленно переодевайтесь, мыть руки и за стол. Небольшой инцидент на кухне настроил всех на радушный лад. Тем более, что роковая алая роза красовалась в чернённой медной вазе в центре обеденного стола. - Что за магические ароматы поразили меня? Ларреллин предвкушающе потёрла руки. Оголодавшая девушка вызывала какое-то удивительное, но такое естественное умиление, что даже первый рыцарь, что ни разу не порицал правил хорошего тона, снисходительно, и даже с некоторой теплотой воспринимал неконтролируемые вспышки естественности. Иногда сдавался даже Ритер. Сейчас как раз было это «иногда». К благоприятному настрою располагал шикарный ужин. Молочное ризотто с грибами было встречено на «ура». Свинина в вине, тушёная в горшочке вызвала даже шуточное препирательство с Ларреллин: той было лишь семнадцать лет, что вызвало шуточные протесты об употреблении ею блюд с алкоголем. После совместной помывки посуды компания переместилась за телевизор, вполглаза наблюдая за экскурсией району Мэйфер. - Как же журналисты любят элитные районы Лондона. Кстати, у Марка именно там располагается его клуб. Ларрель поморщилась при упоминании братом имени своего друга. Интересно, что Арчер тоже не выказала восторгов по этому поводу. - Про «Китай» в Лондоне не знает… даже не знаю кем надо быть. - «Китай»? Странное название. Кухулин и Ланселот кивнули, соглашаясь с Арчер. Ритер, находившийся в хорошем расположении духа, кивнул, готовый к пояснениям. - У Марка китайские корни. Ими он гордится больше, чем европейскими. Даже не знаю почему. Чёрт, совсем забыл. Я ему обещал, что на этих выходных я помогу ему разобрать документацию клуба. Филипп краем глаза уловил гримасу недовольства на лице Арчер. Поняв, что её засекли, она прямо посмотрела на Филиппа и отрицательно покачала головой. Филипп кивнул ей. Арчер, может, и "тёмная лошадка", но точно не дура. - А почему бы нам на эти длинные и праздничные выходные не выехать за город? Около секунды в гостиной царила осмысленная тишина, а потом Ларреллин восторженно захлопала в ладоши, Ланселот согласно склонил голову, Кухулин рыком выказал своё одобрение, Арчер расслаблено растеклась по креслу. Только Ритер, пусть и захваченный волной общего восторга, метался, помня о своём обещании. Арчер благодарно улыбнулась Филиппу, и перевела тёплый взгляд на Мастера. - Подумаешь, один раз не побалуете себя его печеньками. Я готовлю не хуже. Да и выходные на то и нужны, чтобы отдыхать... Тихо! От столь резкого перехода на какой-то миг поднялась паника, Фил успел скатиться с дивана, а Ланселот материализовать Арондит. Но Арчер всего лишь потянулась к пульту, прибавляя громкости. Экскурсионная передача завершалась обзором мистических мест района. Что-то мутное о кровоточащем дереве остролиста, что-то об алхимической лаборатории фанатиков начала двадцатого века, что-то о тенях, оккупирующих некоторые переулки... Эфир плавно перешёл в обзор питейных заведений всего города. Арчер продолжала бездумно вглядываться в зашторенное окно, уйдя в неведомые дали своего подсознания. Филипп поднялся, отряхивая домашние брюки. - Я, конечно, знал, что немцы любят выпить… - Не больше, чем русские или ирландцы. - Отлично, значит, ты всё ещё здесь. Я тут кое о чём вспомнил. Филипп пристально посмотрел на Ритера. Тот около минуты отказывался понимать, что от него ждут. Но вскоре озарение коснулось лица Айнцберна и он побежал наверх в сою комнату. Вернулся он с кружевной салфеткой в руках, которую отдал Филиппу. Тот развернул салфетку, вытряхивая мелкие пылинки, обнажая старую серебряную табакерку. Ларреллин потрясённо ахнула, переводя взгляды с показательно спокойного Ритера на задумчивую Арчер. - Это же неизвестный катализатор. Даже Ахт не знал, кого можно призвать. - А я рискнул. Кинув взгляд на огрызнувшегося Ритера, Филипп открыл табакерку; показывая всем окровавленный патрон, он протянул табакерку Арчер. - Ты можешь сказать, что это? - Патрон. Филипп закатил глаза. - Я не слепой, сам вижу. - Думаешь, он у меня один был за всю жизнь? Ларреллин отёрла лоб костяшками пальцев. - Джубахтсейту это принёс Вальтер Кауфман фон Айнсберн – супруг Сигурн. Он сказал – «так рождается легенда». - Доктор Вальтер Кауфман? Арчер протянула чуть подрагивающую руку к табакерке, вновь уйдя в глубокую задумчивость. Филипп поспешил разбить затянувшееся молчание. - У тебя, оказывается, огромный бонус. До этого не было Слуг с огнестрельным оружием. Арчер зажала патрон между средним и указательным пальцем, бездумно рассматривая его. - Не думала, что герр Кауфман уделит столь большое внимание этому событию. Для меня оно было пренеприятнейшим. Наверное, поэтому я запамятовала. Ритер задумчиво покусывал губы. - Джубахтсейт очень уважал Вальтера. За интеллект. Он был очень умным и хитрым. Поэтому Джубахтсейт сделал его особой пешкой в третьей войне, отдав Сигурн. Увы, тот выбыл довольно быстро. - Да. Только я слышала, что он был очень способным предсказателем. Мог только глянуть на человека и прочесть его судьбу. Ларреллин взглянула на улыбающуюся Арчер, которая отставила табакерку в сторону. - Интересно. Я доктора Вальтера Кауфмана знала совершенно с иной стороны. Ларреллин сложила ладошки в молитвенном жесте. - Расскажи о нём. И про это «рождение легенды». Арчер вновь взглянула на чёрный прямоугольник зашторенного окна. - Не поздновато ли для страшных сказок? Все собравшиеся отрицательно покачали головами. - Хорошо. Но сказка эта столь длинна, сколь неприятна. *** Я помню доктора Кауфмана почтенным старцем, любящим оперу, прогулки по ночному Берлину и коллекционировавшим куклы. Разные. Фарфоровые, восковые, тряпичные, даже несколько новейших пластмассовых. На светских вечерах в нашем доме я видела его лишь два раза. Он был самым отчуждённым гостем и самым благодарным слушателем музыкальных произведений в исполнении на фортепиано или чтение прозы. В больнице же он был непререкаемым авторитетом. Превосходный практикующий психиатр и не менее превосходный, пусть и ушедший на покой, патологоанатом. Я стажировалась в этой поликлинике, когда от герра Кауфмана потребовались услуги как психиатра, так и патологоанатома. Как сейчас помню этот душистый вечер конца знойного мая. Доктор рассказывал удивительные истории из времён своего далёкого студенчества. В тот день он впервые коснулся в разговорах истории своей службы во время Первой мировой войны. Я была слишком молода, а потому аромат грядущих изменений донёсся до меня лишь когда в ординаторскую заглянула усатая борода полицейского с просьбой позвать хирурга. Это был единственный раз, когда я почувствовала всем сердцем ту гнилую подоплёку выбранной мною профессии. Ей было наверное лет тринадцать. Она была удивительно хороша, не было свойственной её возрасту угловатости. Чистая арийка с белоснежной кожей и длинными волосами пенного цвета. Думаю, что взор её был поистине прекрасен. И думается мне до сих пор, что он же её и погубил. Она была жива и тихо спала на больничной каталке, и в тот момент мы опасались что она проснётся и обнаружит, что больше никогда ничего не увидит. Глаза её были вырезаны. Опоённая, одурманенная, она стала жертвой чудовища. Того единственного, что ходит на двух ногах и обладает изощрённым умом, способным продумывать свои ходы. Она скончалась. Доктор Кауфман утверждал, что, несмотря на аккуратность работы, действовал не профессионал. Для трансплантации очи не пойдут. Разве что на кровавый сувенир. Тогда-то ему сказали, что она не первая. И даже не десятая и не двадцатая. Счёт убиенных красавиц шёл на третий десяток. Доктора попросили составить психологический портрет. Удивляюсь сама себе: в ту длинную ночь, обложенный многотомными материалами дела, он выбрал меня ему помогать. Мне казалось, что это не вымоется из моего сознания ни рекой времени, ни потоками алкоголя, к которому я не пристрастилась. А вот со временем просчиталась. - Что думаешь? Он протягивал мне фотографии каждой жертвы. Девушки со спущенной кожей, со снятым скальпом, ампутированными конечностями, выдранными зубами. - Когда-то они были прекрасны. - Замечание более мудрое, чем кажется. Мне казалось бессмысленным подобное уродство. Он их опаивал или накачивал наркотиками; подросткам легко втереться в доверие, хоть они сами это и отрицают. Но, помимо смертельных повреждений, иных не было. Они не были изнасилованы. И, стыдно признаться, тогда мне это казалось более логичным поступком. Испить красоту можно было бы и подобным методом. Помимо того, что он извращённый коллекционер прекрасного, больше ничего в голову не приходило. - Вы правы. Но, для полноты образа, нам не хватает лишь знания о его мотивации. Он был гениальным психологом: меня не удивляло, что он прочёл мои мысли с моего лица. Итог нашего ночного бдения был мало информативен. Продуманность его убийств отметала все домыслы о психически нездоровом человеке. Невинность жертв исключала сексуальную озабоченность. Неточность операций подчёркивала высокую образованность, но не точные медицинские познания. И под это описание походил слишком широкий спектр лиц. Тем временем наступала осень. Счёт жертв шёл на пятый десяток. Доктор Кауфман буквально ночевал на работе, проводя вскрытия. Неизменно ассистировала ему я. Должно быть меня, как даму, должно было смутить, что меня не выбивает из колеи при виде изувеченного тела. Мёртвое или полуживое. Я не падала в манерные обмороки а детально записывала все проводимые Кауфманом операции. Кажется, это было начало октября. Как причудливо свился узор судьбы в ту яркую, дождливую и полную ужаса осень. Не моей судьбы. Но я сыграла роль немалую. Через меня вернули отцу наш фамильный мушкет. LandPattem. Английского производства. По легенде, подарок самой королевы, когда она услышала легенду нашей семьи. Мастеру было велено его почистить. И заказ занёс он в больницу, велев отдать отцу, чтобы тот проверил работоспособность оружия. Проверить его пришлось гораздо раньше, чем мушкет попал в руки отцу. В одну из ночных смен в больницу доставили пятьдесят пятую жертву. Молодая женщина, так нам казалось. Узнать точнее или опознать её не представлялось возможным. Она была одной из тех немногих, у кого коллекционер крал лицо. Ужас состоял в том, что она не сдавалась. Она плакала, кричала, молилась, но она жила. Я не могу даже сосчитать, сколько раз проявилось моё малодушие, когда я не осмеливалась придушить её подушкой или накачать морфием. Лишь потом я поняла, что кому-то свыше было угодно, чтобы она прожила чуть дольше доступного логике срока. К вечеру следующего дня из одного из военных лагерей доставили молодого офицера, сильно простудившегося во время дежурства. Последние несколько ночей были дождливыми, будто небо прохудилось и вода обрушивалась каменными плитами. Хотя, скорее это был огромный занавес, медленно, но верно закрывающий затянувшуюся постановку. Офицер, практически не переставая, громко и иссушающе кашлял. Он не спал и ходил по коридору больницы, в перерывах между приступами уделяя внимание медицинским сёстрам. Доктор Кауфман, к сожалению офицера, отозвал меня, чтобы помочь переправить последнюю жертву в хирургию. Ждать её смерти было невыносимо, сидеть сложа руки было излишне совестно. Хирурги решили хотя бы попытаться что-то сделать. Я помню, с каким участливым видом этот офицер склонился над ней. Помню, как она открыла глаза, разглядывая его лицо. И как дико она закричала, находя в себе силы направить на него палец. Помню, как тут же рука её безвольно опустилась, глаза закатились и она умолкла. Навсегда. Как говорится? На воре и шапка горит? Офицер проявил небывалую прыть. Напрасно. Даже если бы в больнице не дежурили полицейские, то его можно было бы найти в части. Если не там, то информация о нём была в той же части. Он происходил родом из известной офицерской династии. Я помню ту истерию, что напала на него в ординаторской. Следователю казалось, что он записывает романы, способные составить конкуренцию Шелли, Эдгару По или Ле Фаню. - Неужели вы и в самом деле верите, что искания Франкенштейна – это лишь красивая сказка?! Или миф о Пигмалионе всего лишь миф, превозносящий благочестие богов?! Нет, это реальность, доступная тем, кто ищет! Любая раса, любой народ выродится, если не будет искать или развиваться! Если не будет идти путём совершенства! Они были прекрасны! Глаза, губы, кожа, руки, груди! Они послужили прогрессу нашей расы! - Легенды, сказки – ложь. Своим умом вы думать не привыкли? Он мне казался фанатиком, одержимым идеей создания идеала, навеянного ему готическими романами. Но тот взгляд, его последний взгляд я долго видела во снах. - Я сорвал покров предубеждения. Те искания Франкенштейна – быль. Как быль тот долгий сон, что видел Рип ван Винкль, что уснув, проснулся в новой жизни. Мы срываем покрова с тайн времён прошедших! Хайль Аненербе! Он был скор и смел. Секунда, и он прыгает вниз с подоконника. Он бежал так скоро, но виделось мне всё как во сне, вязком и тягуче противном. И в этом безумном угаре не было у меня контроля над собой. Моё безумное желание об избавлении от этой грязи нашло выход, обходя моё сознание. Я помню сталь, что холодила пальцы. Патрон, что жёг мою ладонь. Приклад, что сквозь долгие года всё пряно древесиной пах. И громкий залп. И кровь, что растекалась по брусчатке. Пал тот пёс Аида, что личину человеческую надел. Сердце зверя стали не стерпело. *** В полутёмной комнате царило полузадушенное молчание. Картины прошлого кошмара, казалось, лентой кинофильма пролетели перед глазами. Ларреллин украдкой утирала слёзы, Ритер тщился нащупать на столике стакан воды, который Ланселот вот уже несколько минут протягивал Ли, чуть зеленоватый Кухулин переглядывался с Филиппом, который, хоть и готовился стать хирургом, испытывал сейчас отнюдь не профессиональное любопытство. Арчер утомлённо растеклась по креслу, глаза её были сухи, но капилляры полопались. Воспоминания дались ей тяжело. Но силы, чтобы подняться, она нашла. - Прошу простить меня. Мне следовало настоять на молчании. Рассказ вышел слишком долгим и не ко времени. Вам всем завтра рано вставать. И я надеюсь, что для добрых снов времени всё же достанет. Арчер, пошатываясь, вышла из комнаты. Через несколько секунд послышались медленные шаги по лестнице. Следующим поднялся Филипп. - Она права, мы засиделись. На сон у нас осталось шесть часов и тратить их на что-то иное я не советую. Угнетённые чувством отвращения, разошлись они по комнатам. Эта тревожная ночь давила свинцовой тяжестью, что душила сквозь неглубокий сон с мутными видениями... Эту серую, тягучую муть разбило аккуратное прикосновение тёплых пальцев ко лбу. Открыв глаза, Ларреллин увидела склонившегося над ней Ланселота. В следующий момент Ларреллин чётко ощутила оживление, царящее в квартире. - Ланселот, что случилось? - Арчер ушла.