Незабудки на его руках

Блейн раньше думал, что это карты Apple плохие. В самом деле: из-за лагов программы несколько человек заблудились в пустыне, потому что по карте там должен был быть город!.. Что же, теперь Блейн начал подозревать, что Google-карты ничуть не лучше. По крайней мере, найти дом Курта Блейн по ним так и не смог, а потом и вовсе начал подозревать, что забрёл куда-то не туда. В итоге просто остановился и, скрепя сердце, набрал номер Курта. — Привет, — послышалось мягкое с того конца, и Блейн пробормотал в ответ: — Привет. — О, боже! — тут же воскликнул Курт, и в телефоне послышались помехи — наверное, не самое удачное место было. — Ты же не приехал ещё? Я не дома, только с работы иду… — Эм… Нет, — в очередной раз поразившись его экспрессивности, мотнул головой Блейн. Он ведь, на самом деле, прекрасно представлял, как Курт сейчас взволнованно ворошит волосы, портя свою — наверняка! — великолепную причёску. Этого нельзя было допустить. — Я заблудился. — А, этого следовало ожидать. Ты где? — Я же заблудился. Не знаю, — оглянулся Блейн. Вокруг были дома и дома; что же, особый ориентир всё-таки имелся. — Я стою около большой вывески, которая призывает сдавать кровь. Я надеюсь, это ещё твой район, — тихо рассмеялся он. Курт наверняка сейчас поморщился, пальцами переносицу потирая. — Я буду около тебя через двадцать минут, подождёшь? — А у меня есть выбор? — поинтересовался Блейн, присаживаясь на ступеньку около вывески, и начал ждать. Было ещё относительно тепло, но он уже взял куртку с собой; лето в этом году продлилось дольше обычного. Оранжевые и красно-жёлтые листья начали опадать с деревьев, но зелёные ещё виднелись. Блейн как-то читал, что осень знаменует собой старость всего в природе, а зима — смерть. Он не был согласен. Осенью умирает только то, чему пора умирать: таким образом, то, что только появилось на свет, получает шанс на жизнь. Из-за стариков дети не могут быть свободными; из-за стариков дети не могут быть непредвзятыми, из-за стариков, из-за устаревших взглядов на мир Блейн немного боялся любить. Легко быть открытым геем в школе, где нулевая статистика издевательств и унижений, где царит терпимость и понимание. А вот в жизни — сложно. Поэтому Блейн и смотрел на Курта с восхищением — потому что Хаммел мог позволить себе заявить, что любит мужчин. Блейн неловко посмотрел на кончики своих ботинок. Курт был «лучше» его. «Лучше» не как «добрее», лучше как… «Качественнее»? Блейн не был уверен, что это — то слово, но другое на ум не шло. Курт был красивее, Курт был смелее, Курт был раскрепощённее, пусть так поначалу и не казалось. Курт даже умел петь, и его голос пусть не был так силён, как голос Блейна, но всё равно завораживал. Раньше Блейн даже не мог подумать о том, что будет гулять с парнем вроде Курта. Хотя раньше он не думал, что ему посчастливится найти хорошего гея — после встречи с Себастианом Блейн почему-то начал забывать, что далеко не все геи — такие, как Себастиан. Что бывает и кто-то вроде него самого. — Хэй? Привет, не сиди на холодных камнях, — тронул его за плечо Курт, и Блейн, подняв голову, улыбнулся. — Привет, — схватился за протянутую руку и встал. На часы глянул. — До матча у нас ещё куча времени, господи. — Сначала нужно дойти до моего дома, потом — приготовить попкорн. Или что там футбольные фанаты делают, — взмахнул тонкой рукой Курт чуть манерно, под локоть Блейна хватая, и почти потащил за собой. Для такого хрупкого парня он был действительно силён, и Блейн послушно пошёл за ним. Всё это напоминало бы прогулку влюблённых по парку, вечерей бы — но нет, солнце стояло ещё довольно высоко над горизонтом, когда Курт почти впихнул Блейна на порог своего дома и закрыл за ним дверь на замок. — Так, проходи, — торопливо скинул кофточку Курт, осторожно вешая её на спинку ближайшего стула. Блейн свою куртку пристроил на вешалке около двери, на которую Хаммел, как хозяин дома, вежливо указал, и пошёл за ним на кухню. У Курта дома было очень чисто. Блейн не был неряшливым, но лишний раз убираться не собирался, в доме же Хаммелов всё чуть ли не блестело. Блейн попытался отбросить предрассудки. Быть может, это его приёмный брат прибирается. Или отец. К слову о них: Блейн, оглянувшись, не заметил признаков существования брата. Если об отце Курта напоминали фотографии на стенах, то гейское нутро Блейна подсказывало: нет тут духа брата-натурала. Просто нет. И давно не было. — Так ты говорил, что у тебя есть приёмный брат?.. — ненавязчиво задал он вопрос, пристраиваясь около стола на кухне. Курт уже успел оббежать всю небольшую комнатку и налить своему гостю немного колы; что же, так Блейна в редко каких гостях встречали. Курт отпил из своего стакана и кивнул: — Да. Точнее, сводный, а не приёмный. Он сейчас в колледже, так что я давно с ним не общался… А его мать, моя мачеха, — закатил он глаза, — господи, я будто Золушка! Так вот, она — женщина хорошая, но сейчас уехала в командировку. Недавно нашла работу и… И уехала в командировку, — повторил он. — Отец разбирается с налогами своего магазина, так что у нас целый вечер на двоих. Блейн ощутил, как ему стало тесно в бабочке-галстуке, когда Курт ему подмигнул. Ему же не могло показаться? У него же не могло настолько разыграться воображение, верно?.. Только сумасшествия ему не хватало, если заголовки газет Лаймы начнут пестреть заголовками «Подросток-гей сошёл с ума из-за своей ориентации», это создаст кучу стереотипов и новых проблем для других несовершеннолетних гомосексуалов. Блейн поёжился. С того вечера в Бредстиксе в его сознании кое-что поменялось, и общение с Куртом сразу стало немного… неловким. Только потому, что он тоже был геем? Вполне возможно, но Блейну было печально от того, что даже набрать сообщение для Курта теперь можно было только после долгих раздумий, а не двусмысленно ли это звучит. — Ладно, я проведу тебе небольшую экскурсию, — расправил пакет с кукурузными зёрнами Курт, открывая микроволновку, и положил всё туда. Закрыл дверцу, выставил время и температуру, а потом, захватив наполовину полный стакан с колой, прошёл мимо Блейна. — Пойдём! — поманил рукой, и Блейн, языком по губам неосознанно мазнув, двинулся за ним. — Кухня, — обернулся назад Курт. — Туалет. Гостиная, тут будем смотреть футбол, вон там у нас комната… Не заходи туда, — покачал он головой, подходя к лестнице, и на втором этаже продолжил: — Тут комната Финна, моего брата, а здесь моя, — толкнул он дверь. Блейн заглянул. — Заходи, — легко толкнул его Курт в спину, и Блейн послушался . — У тебя очень аккуратно. — Спасибо, — склонил голову Курт. — Но, — повёл он рукой, — я привёл тебя сюда не для того, чтобы напрашиваться на комплименты. У меня есть кое-что, что, я надеюсь, сможет тебя заинтересовать, — и, снова взяв Блейна под локоть, подвёл его к книжному шкафу. — Видишь что-то знакомое? — Конечно, — пробежался глазами по классике Блейн, а потом его взгляд остекленел. Он увидел то, к чему его душа лежала ещё с шести лет, и ощутил, как сладкая патока разливается по его душе. — Это же… — Да, это новое издание «Гарри Поттера»! И, предвидя вопросы… Я видел твой экран блокировки телефона. «Не трожь мой телефон, маггл!» Как грозно, — состроил забавную рожицу Курт, глаза широко-широко раскрывая и руками делая странные пассы. Удивительно, но колы из стакана он при этом ни капли не разлил. — К слову, там есть дополнительные материалы, так что… — Я хочу. — Я даю, — ответил с такой же вожделеющей интонацией Курт. — С возвратом. — Разумеется, — заверил его Блейн, пошутив: — Я же не слизеринец какой-нибудь. — Не все слизеринцы плохие, — нахмурился Курт. — Меня Распределяющая Шляпа на Поттерморе распределила на Слизерин. — Д-да? Я бы сказал, что ты больше гриффиндорец, — удивлённо пробормотал Блейн, вытаскивая «Философский камень» из шкафа. Он решил брать понемногу, тем более, что сумка его была не такой уж большой. — Гриффиндорцы храбры, но глупы, — качнул головой Курт. — Теперь я понимаю, почему ты на Слизерине, — пробормотал Блейн. — А ты по духу хаффлпаффовец, — легко стукнул краем стакана о стакан Андерсона Курт, и они оба зазвенели. — Я люблю барсуков, — согласился Блейн, разворачиваясь. Это была ошибка, потому что Курт как раз взмахнул рукой — и почти вся кола Блейна оказалась на нём. Блейн испуганно замер. — Боже, прости, — растянул он слова, не зная, что и сказать. Кола же не отстирывается? Не отстирывается, да?.. — Да ничего, — скрипнул зубами Курт, тут же растеряв частичку дружелюбия. Он сощурился, а потом, махнув рукой, попросил: — Подождёшь в гостиной? Я переоденусь и спущусь. Когда Блейна выставили из комнаты, он подумал, что… Он идиот, да. Криворукий идиот. Вместе с тем в нём боролось желание ещё и подглядеть за Куртом в замочную скважину, как у какого-то двенадцатилетки, так что Андерсону ничего не оставалось, как присвоить себе титул аж невежливого криворукого идиота. И спуститься в гостиную; на самом деле, Блейн пошёл на кухню, потому что слышал надоедливое пищание микроволновки. Её он выключил — благо, требовалось нажать на единственную кнопку, но доставать попкорн из неё не стал: что-то подсказывало ему, что Курту не понравится, если он начнёт хозяйничать в его доме. Он глянул на время. Матч должен был начаться уже совсем скоро. Блейн прошёлся вдоль дивана в гостиной, куда зашёл после кухни. Он оказался довольно мягким и удобным; на журнальном столике рядом стояла лампа, а под ней — ещё одна фотография в рамочке. Блейн осторожно взял её: на ней был запечатлён весьма крупный мужчина с такой хрупкой на его фоне женщиной и маленьким мальчиком, который смеялся. Андерсон провёл пальцами по ребристой рамке, вздыхая. Курт уже тогда не одевался, как обычные мальчишки: так странно было видеть его без татуировок и пирсинга, но в то же время так… Нормально. Нет, Блейну очень нравились его татуировки. Просто маленький Курт был… другим. Чуть более нежным, кажется. — Это я, папа и мама. Одна из лучших фотографий с ней, — послышался тихий вздох над ухом, и Блейн вздрогнул. Он и не заметил, как подошёл Курт, а тот, обойдя диван, сел рядом с Блейном, поставив миску с попкорном сбоку от себя. — Сколько тебе тут? — Шесть. В голосе Курта прозвучала не только нежность, но и странная тягучая боль — Блейну стало неловко. Он, кажется, влез куда-то, куда не должен был. — Прости, — покачал головой он виновато, ставя фото обратно на журнальный столик. — И за одежду прости. — Ерунда, я же переоделся. А одежду вообще редко больше одного раза надеваю, — с радостью отвлёкся от горестной темы Курт и взмахнул руками. — Эта рубашка на мне даже лучше сидит. Блейн не мог успокоиться. Он всегда был человеком чести, а в этот раз ему не повезло — но невезением нельзя оправдывать все свои ошибки и неловкие провалы, так что выхода другого Андерсон не видел. — Я заплачу, сколько стоила та рубашка? — Это неважно, — скрипнул зубами Курт. — Мне неловко просто, я так не могу, — развернулся к нему Блейн. — Понимаешь? — Если хочешь заплатить… Отдай мне эту бабочку, — указал на галстук Курт, соглашаясь. Блейн кивнул: — Ладно. — Отлично! Я как раз положил на неё глаз, — обрадованно воскликнул Хаммел, подсаживаясь к Блейну поближе, и осторожно схватился за края зелёно-жёлтой ленты. Потянул мягко — и бабочка развязалась, выскальзывая послушно из-под воротника Блейна. Тот коснулся ладонью шеи: было чуть непривычно, но теперь всё хотя бы встало на свои места. — Надевай, — посмотрел он на Курта внимательно. — Что, сейчас? — удивился тот. — Да. Она подходит к твоему наряду. Ладно, — сам коснулся руки Курта Блейн, забирая у него галстук, — я помогу. Он хорошо завязывал бабочки на себе. Это было правда просто, а вот на других людях — гораздо сложнее. Курт покраснел, когда Блейн осторожно поднял воротник его рубашки и плеч коснулся; Блейн улыбнулся довольно. Ему удалось смутить Курта, а вместе с этим — сделать его ещё более красивым. Эта жёлто-зелёная бабочка была так же изящна, как и всё в Курте. Когда оба крылышка раскрылись, а воротник вернулся в обычное своё состояние, Блейн вздохнул: ему даже было не жаль. А Курт чуть дрожащей рукой вцепился в пульт, лежащий неподалёку, и включил телевизор. — Г-говорю сразу, — запнулся он отчего-то, — я ничего в этом не понимаю. — Всё просто, — успокоил его Блейн. — Сейчас объясню. Смотри, в каждой команде по одиннадцать игроков. Они делятся на квотербека, лайнменов, беков и ресиверов. Квотер… — Господи, остановись, — округлились глаза Курта, и он поднял руки вверх, будто сдаваясь. — Я не могу. Правда. Я лучше ничего не буду знать. Он выглядел по-настоящему испуганным новыми знаниями, и Блейн сощурился: наверное, его отец уже принимал попытки познакомить своего голубого, как рассветное небо, сына с традиционным американским спортом. Вряд ли, если не получилось у него, получится у Блейна. — Лучше возьми попкорн, — со всё такими же круглыми глазами протянул Курт ему тарелку. — Ла-адно, — согласился Блейн. — Спасибо. В телевизоре тем временем команды начали выходить на поле. Примерно к концу этого действа Курт перестал концентрироваться полностью, извинился и схватил лежащий между подушками журнальчик, будто это был спасательный круг. Блейн даже поразился такому быстрому отключению от мира спорта. Это было и правда странно. Курт, кажется, говорил в Бредстиксе, что любит не футбол, а шарфики. Блейн же даже не подозревал, насколько всё запущенно, поэтому не принял его слова во внимание; а стоило бы. Первый тайм прошёл весьма уныло как для игроков, так и для Блейна. Он пришёл в чужой дом, сел на чужой диван и начал смотреть чужой телевизор, в то время как хозяин дома рассматривал новые модели костюмов в модном журнале. Это всё навевало тоску. На Курта, похоже, тоже, и перед вторым таймом он всё-таки подсел к Блейну поближе. — Ладно, рассказывай. — Так вот, — тут же оживился Блейн. — Команды состоят из квотербека, ресиверов… Он думал, что сможет быть хоть в чём-то прекраснее Курта, но самый злейший враг артиста — скука! — помешал ему. Курт клюнул его носом прямо в плечо, засыпая на половине второго тайма, и легко прилёг Блейну ну грудь. Тот замер: он и не думал, что Хаммел такой лёгкий. Лёгкий, словно пушинка, словно солнечный луч. Блейн почувствовал его парфюм: пропал так привычный запах корицы, что от Курта исходил и манил раньше, но теперь Блейн больше видел, чем чувствовал. Его взгляд задержался на бледных тонких губах — Блейна повело, и он неловко приобнял Хаммела, к себе прижимая. Растатуированная, но тонкая и изящная рука того обняла его в ответ, и рубашка на спине чуть задралась. Блейн украдкой бросил взгляд. На пояснице Курта была большая татуировка с крыльями, перьями и надписью «Будь гордым». Чёрно-белая, яркая и контрастная, она бросалась в глаза — и была странной. Что-то в нём напрягало Блейна, но, наверное, Курт не жалел, когда набивал её. Блейн торопливо перевёл глаза на экран телевизора, где защищающаяся команда как раз получила мяч. Он и так позволял себе слишком много мыслей, не хватало ещё подобных, но… Курт был такой тёплый, что его просто нельзя было оттолкнуть.