Трансильвания: Воцарение Ночи

ГЛАВА 4 - ДОМ, МИЛЫЙ ДОМ Мир грез, жди меня, я в пути. Меня разбудил приступ головной боли за несколько часов до будильника. Сев на кровати, сдавив руками затылок и поморщившись, я задумалась. Как я попала в гостиницу, если оставалась на ночное дежурство?.. Постепенно события вчерашней ночи начали всплывать одно за другим. Дерзкая вылазка на четвертый этаж назло Стэнфилду, обескровленные тела, он, ночь с ним… — Дерьмо. — Я громко выругалась вслух. Посреди ночи девица выбегает из психушки в крови, шрамах, с диким взглядом, в состоянии дурмана. Кто, черт возьми, взял на себя ответственность посадить такую в такси и довезти до гостиницы? С кем остаток ночи провели пациенты, если в больнице оставались только я и охранник — Мистер Коулман? Вашу ж Машу… Я дала обещание, что согласна на ответственную работу. На меня возложили надежды и чаяния. На меня оставили всю больницу. И что я сделала? Я подвела их всех. А что я сделала еще? Нечто гораздо более преступное, нежели взвалить ответственность за больных на плечи охранника. Я выпустила древнее зло, уничтожавшее людей. Пациентов этой больницы. Я сняла распятия — единственное, что сдерживало его силы, и выбросила в окно. Какой хаос должен был воцариться за ночь, если голодавший неизвестно сколько дней, месяцев, лет вампир обрел свободу? Да чтоб меня! Встав с кровати, я пару раз стукнулась лбом о стену. Вены горели. Зудело, чесалось и болело все тело. А в голове звучал его приторный хрипловатый и невыносимо сексуальный голос. — Шрамы останутся, как подарок, чтобы ты помнила обо мне… Нет мне прощения. Тьфу, Боже мой, о чем я вообще думаю?.. А я думала о нем. И не могла остановиться. События прошлой ночи так врезались в память, что их было не вычистить, не отскоблить даже с порошком. И, пожалуй, с порошком их оттирать было бы уместно. Ибо так грязно и омерзительно до сегодняшнего дня я себя еще никогда не чувствовала. Надо прополоскать рот, ибо целоваться с мертвецом — действие за гранью всех допустимых норм. А дать ему доступ к своему телу… Боже, как я могла так пасть… Я с горечью посмотрела на себя в зеркало. — Поверь мне, солнышко, это еще не предел. Ты бы и ниже пала, предоставилась бы только возможность. — Прошептало с хрипотцой подсознание. И почему даже у моего подсознания его голос? — А есть куда ниже? — Скептически и укоризненно спросила я у отражения. Слава Богу, оно ничего не ответило. Да и что тут ответишь? Я нарушила обещание, данное мной заведующему, подвергла опасности жизни вверенных мне больных, оставила больницу в то время, когда требовалось мое присутствие. В своем лице я видела предательницу рода людского, потому что дала свободу демону, насытив своей плотью и кровью, которого, быть может, годами удерживали в заточении, чтобы спасти от него людей. Я клялась, что надежна… И я не лгала. Не в моем характере было поступать безответственно. Но все же я так поступила. Хоть и впервые. И ради чего? Ради простого секса? Да что со мной не так? .. — Не простого, а феерического секса, радость моя. — Подсознание издевалось и подтрунивало надо мной голосом мрачного, мертвого садиста. — Заткнись. — Процедила я сквозь стиснутые зубы. Внутреннее 'я' снова визгливо сцепилось в диалоге с подсознанием. — Меня зачаровали. Меня могли убить. У меня не было шансов сопротивляться. Как я еще могла поступить? — А хотела ли сопротивляться? — Тихий, насмешливый голос в голове гаденько захихикал. — Так. Заткнулись оба. — Скомандовала я вслух. — Кто бы там в голове ни болтал, нам всем нужно сейчас привести себя в порядок и идти с повинной к Алану Стэнфилду, молясь об увольнении без судебной за произошедшее ответственности. За ночь рубцы и шрамы значительно побелели, что не могло не радовать, но, разумеется, испариться они не могли, а моя паранойя заставляла меня думать, что их видно даже через одежду. Мне казалось, что они горят огненным узором поверх моего демисезонного пальто, чтобы каждый прохожий мог увидеть и ткнуть в меня пальцем, чтобы показать всем, во что я превратилась и до чего докатилась. Чувствуя себя стесненно и пристыженно, я спрятала лицо в воротник… Май подходил к концу, но трава еще была припорошена тонким слоем утреннего инея. Решив пройтись пешком, чтобы не привлекать внимания к моим мыслям посторонних, я, наконец, вспомнила, что ночью до гостиницы меня довез водитель такси, таинственным образом исчезнувший посреди шоссе в первый день, когда я вышла на работу; бормотавший об угрозе, нависшей надо мной и мистическим образом вернувший мне деньги. Вряд ли он был так прост, как казалось на первый взгляд. Возможно, он узнал меня. Но даже это не меняет того факта, что села я в такси с окровавленной шеей и лицом, в состоянии наркотической эйфории ПОСРЕДИ НОЧИ! Вряд ли обычный человек не озадачился бы до такой степени, чтобы хотя бы задать несколько вопросов. Но нет. Этот довез меня до круглых дверей гостиницы, молча. Кажется, весь мир был в курсе о существовании монстров и угрозе, от них исходившей. Кроме меня… Двери больницы захлопнулись за моей спиной, я поздоровалась с Мистером Коулманом, который отчего-то пристально смотрел на меня, не отрываясь. Пытаясь укрыться от этого обличающего взгляда, я вжала голову в плечи. Забежав на минуту в ординаторскую и оставив там сумку и пальто на крючке, я вышла в холл второго этажа. Творилось нечто невероятное. Медперсонал стягивался в центр холла с каталками, накрытыми простынями. Все до одной были залиты кровью. Я насчитала в общей сумме десять каталок. Меня резко затошнило, и я прижала ладонь к лицу, с трудом сдерживая подступающие слезы. Мистер Уингфилд стал виной трагической оплошности. Он зашел, куда не следовало, и поплатился. Все, что творилось здесь и сейчас, было исключительно моей виной. И мне теперь с этим жить. Все равно, что я убила бы всех этих людей собственными руками. Капризная инфанта. Я захотела то, что мне не принадлежало, и ценой за это стали человеческие жизни. Все эти несчастные люди стали жертвами. Только вчера я обвиняла Стэнфилда в том, что он — чудовище. А на деле единственным чудовищем в этом помещении была я. Даже не Владислав. Я дернулась и замерла. Впервые даже мысленно я назвала его по имени, избежав эпитетов 'кошмар', 'садист' и им подобных. Но в этом была своя правда. Он был измучен жаждой. И насыщал свою утробу. В этой ситуации действовал принцип естественного отбора. Чудовище, которым стала я, было многим хуже. Я не выживала, не жаждала их крови. Я просто их убила, встав на сторону того, кого считала проклятием своей жизни. На этот раз я слишком далеко зашла. На этот раз у Бога не нашлось бы для меня прощения. Заметив меня, неуверенно топчущуюся у дверей ординаторской, заведующий подошел ко мне вплотную и коротко бросил через плечо. — Нам нужно поговорить. Прямо сейчас, в моем кабинете. Я окинула его быстрым взглядом. Он был смертельно бледен, вены выступили у него на лбу, а тени залегли под глазами, отчего он стал выглядеть намного старше своего возраста. Не дойдя до кабинета, заведующий развернулся в мою сторону и снял очки. Отерев пот со лба, он начал свою речь. — Следовало сразу ввести Вас в курс дела, Мисс Уилсон, но не предоставилось возможности, а сейчас мы в абсолютно бедственном положении, поэтому у меня не остается выбора. Мистер Коулман доложил нам, что поутру не обнаружил Вас на рабочем месте, и, поверьте мне, в иной ситуации взыскания с Вас не ограничились бы обычным штрафом, но сегодня я Вас прощаю. Сегодня мы нуждаемся в любой помощи от каждого из наших сотрудников. Какая бы глупость ни сподвигла Вас бежать отсюда, это моя вина в том, что я оставил больницу на новичка. Побегом Вы, возможно, спасли себе жизнь, и я не виню Вас в этом. Возможно, Вас напугали мои слова, но они были сказаны не просто так. Вчера я солгал по поводу смерти Мистера Уингфилда. И Вы мне не поверили. Я понял это по Вашим глазам. Вы слишком умны, Лора, чтобы даже человек со стажем мог Вас обмануть. Больного убил не несчастный случай. Психиатрическая больница штата Иллинойс №14 уже пятьдесят с лишним лет служит тюрьмой для самых опасных в мире преступников. — Стэнфилд понизил голос. — Страшнейших монстров и чудовищ из кошмаров, которыми люди любят пугать своих детей. Они реальны. Святой Орден из Рима охотится на них при помощи своих знаменитейших в мире охотников и доставляет сюда, а мы обеспечиваем их заключение. Охотники также приглядывают за их содержанием, за тем, чтобы они не выбрались отсюда. Но последние две недели они настолько загружены работой, что не могут быть с нами. Ни власти, ни пациенты не догадываются, кого в своих стенах скрывает больница. А если кто-нибудь из больных и узнает правду, мы — очень выгодное место для прикрытия подобной деятельности. Нашим пациентам все равно никто не поверит. Четвертый этаж содержит в своих палатах абсолютное зло. Каким бы монстром Вы меня не считали, Мисс Уилсон, я не экономлю бюджет больницы. В меню напротив палат четвертого этажа стояли прочерки, потому что четвертый этаж уже давно не больница, а тюрьма. Это рисковое предприятие, Мисс Уилсон. Держать монстров в непосредственной близости от людей, но, с другой стороны, где в нашем мире вообще возможно было бы держать в секрете подобное?.. А это важно, чтобы никто во внешнем мире не знал правды. Для их же безопасности. Старик Уингфилд по глупости своей поднялся на четвертый этаж. И поплатился за это своей жизнью. Но это было лишь начало череды бедствий. Похоже, что отведав его крови, самый могущественный и ужасающий зверь, которого мы держим здесь уже практически сорок лет, вырвался на свободу. Он уже совершал подобное дважды. Три года и почти что семнадцать лет назад. Он бежал, его гнали, но все-таки поймали и вернули сюда. А сейчас он слишком голоден и силен, он линчует всех, кто встает у него на пути. Будьте осторожны. Он выглядит, как мы. У него человеческая личина, но душа абсолютного зла. Он — Дьявол во плоти. И, если он освободится, и, как гласит пророчество монахов Святого Ордена, найдет свою погибшую несколько веков назад жену, реинкарнировавшую в нашем времени… Она — ключ к его воцарению. К воцарению Ночи над всем миром. С ее помощью он станет непобедим. Вместе они низвергнут всю сеть миров в прах. Да-да. Вы не ослышались. Наш мир — не единственный. Есть и другие… И все они будут порабощены властью тирана и ненасытного убийцы. Приспешники его ищут девушку по всему миру, ту, с которой он обвенчался еще в смертной жизни, чтобы привести к нему, уже около десяти лет. Он чувствует, что она вернулась. Вампирские пары создаются навечно. И он ни перед чем не остановится, чтобы найти и вернуть ее. Без нее он — ничто. Будет гоним и пойман всякий раз. Но она… Она все миры поставит на колени и заставит склонить головы перед ним… Он умеет заставить работать на него. Многие купились его человеческой внешностью и помогали ему, не подозревая, кто он на самом деле, многих он соблазнил обещаниями вечной жизни и богатства, но итог оказывался всегда один. Все, кто помогает ему, получают единственное вознаграждение. Смерть. Он манипулирует сознанием, совращая самых невинных. Теперь Вы все знаете. Поэтому… Алан Стэнфилд не успел договорить. Его взгляд упал на рубцы в форме полумесяцев на моей открывшейся глазам шее и ключицах, потому что, выслушивая его рассказ, я разнервничалась и опустила руки вдоль тела, которые держала поднятыми к горлу, скрывая шрамы. — Ты… С обезумевшими глазами он отпрянул от меня в сторону, как от чудовища. Стиснув виски руками, заметавшись по коридору, он внезапно остановился и надрывно вскрикнул, взмахнув руками в отчаянии. — Боже мой! Тебя! Чем он тебя смог подкупить, Лора?! Обещаниями вечной прекрасной жизни? Богатством? Любовью? Это ложь! Ложь и абсурд! Ему нужна только она. Ведьма Маргарита Ланшери, которую он ищет по всему миру. Любой девочке, которой он морочил голову, обещая золотые горы и вечную жизнь с вечной любовью, он уже перегрыз глотку, как только стала не нужна. Пока ты работаешь на него, ты и останешься жива. Ты ведь спала с ним?.. Так знай, что ты умрешь, если он не обратит тебя в вампира. Что ему абсолютно не нужно. Как думаешь, что с тобой станет после физического контакта с мертвецом? С ядом, который источает его мертвое тело, его мертвая плоть? Ты сгниешь. Ты уже начинаешь разлагаться, ему и убивать тебя не нужно. Маленькая глупая идиотка! Он расхаживал по коридору взад-вперед, нервно сжав руки в кулаки, а я стояла, опустив голову, покраснев и чувствуя себя предательницей. Огромным усилием взяв себя в руки, заведующий выдохнул, успокоился и повернулся ко мне, стиснув в руках мои плечи. — Ты будешь судиться со всей строгостью за совершенное преступление. Остаток твоей никчемной жизни, пока ты еще не сгнила, ты будешь жалеть, что родилась на свет. Я чувствовал, что не стоит брать тебя на работу. Я пригрел змею на груди, которая ужалила меня прямо в сердце. Которая угробила годы моего труда. Которая уничтожила моих пациентов. Тебе уже все равно, кому платить по счетам. Я окажу тебе услугу. Он убьет тебя коварнее и изощреннее. А я предоставлю медперсоналу принять решение, что с тобой сделать и какую выбрать для тебя казнь. — А, быть может, он и не станет меня убивать? Быть может, я — не очередная жертва? — Сквозь зубы процедила я. — Как-то было бы неучтиво ждать свою девушку половину тысячелетия, чтобы потом за несколько дней убить ее, м? Я холодно, с вызовом посмотрела ему в глаза. Стэнфилд побелел, и, схватив меня за руку, резко рванул рукав халата, обнажая мое плечо. На нем красовалась метка, которую я всю жизнь считала родимым пятном. Змея с короной на голове, своим телом обвивающая розу. — Господи. — Стэнфилд отшатнулся. — Змей — это он. Библейский символ демона-искусителя. Роза символизирует женское начало. А корона на голове змея — его будущее воцарение над мирами. Когда он поймает ее и оплетет своими сетями, он получит царство. А он уже поймал и получил ее. Уже взял свое. Миры обречены… Подобная метка была только у нее, у Маргариты. Ей выжгли точно такое же клеймо, когда она была еще подростком, а обвинили в колдовстве и сожгли в тысяча четыреста шестьдесят втором году. Они оба погибли в тот год. Ты — это она. Значит, ты - та, за кого он жизнь отдаст. Ты — его шлюха. Вокруг заведующего постепенно собирались медсестры… — Взять ее! Не медлите! Убейте ее! До следующей реинкарнации могут пройти сотни лет. Наша святая миссия перед лицом Ватикана хотя бы отсрочить гибель миров. *** Вверх по ступеням лестницы. Выше и выше. От выхода меня отделяла живая стена из сотрудников Психиатрической Больницы штата Иллинойс №14, поэтому единственным путем обрести спасение, было решение кинуться в омут. Медсестры во главе с сопровождающей Мистера Уингфилда и Аланом вооружились скальпелями и шприцами. Безумие отражалось в их глазах. Стремление уничтожить то, что им приказали уничтожить, любой ценой. Теперь внешне, кроме спец-одежды, ничто не отличало их от пациентов. Маниакальные взгляды; объект беззащитной жертвы, который они постепенно окружали в кольцо, преследуя и затравливая, как добычу. Это был бег на выживание. В холле четвертого этажа по дороге к заветной палате я каблуком раздавила мерзкую темноволосую и черноглазую куклу с глазами-пуговицами. Ни секунды на то, чтобы перевести дыхание. Три этажа вверх… Я резко дернула ручку двери шестьдесят шестой палаты и ворвалась внутрь. Толпа сотрудников больницы — следом за мной. Я искренне надеялась, что они побоятся переступать порог, что движущая сила страха остановит их, но эта надежда была напрасной… Безрассудство победило здравый смысл. Их было больше. Они были вооружены и в порыве преследования не испугались бы даже самого Дьявола. Граф лениво возлежал на больничной койке, положив ногу на ногу и не дрогнул ни одним мускулом, когда безумная толпа со мной во главе ворвалась в его обиталище. Обернувшись и взглянув на нас, как на назойливых мух, он только безмятежно улыбнулся, обращаясь ко мне. — Ах, эта Мисс Уилсон. Ни дня без неприятностей. Попала в затруднительное положение? — Толпа со скальпелями, желающая твоей смерти, нынче называется затруднительным положением? По-моему, это катастрофа. — Сквозь зубы процедила я, не отворачиваясь и не сводя взгляда с толпы, застывшей в дверях и тяжело дышавшей, предвосхищая вкус крови врага. Отступать было некуда. Я находилась совсем рядом с его кроватью, уже спиной чувствуя дыхание вампира. — Ты преувеличиваешь возможности этого дешевого балагана. Зрелищность — десять баллов, функциональность не тянет и на слабенькую троечку. — Слегка коснувшись моей спины ладонью, он встал рядом. Стэнфилд вытащил из кармана серебряное распятие с рубином в центре. Надавив на камень пальцем и ухмыльнувшись, он позволил нам медленно наблюдать, как выезжает острое лезвие с одной из сторон креста. Владислав только усмехнулся, демонстрируя клыки. — Доктор, доктор… Мальчик достает свои игрушки. Я должен быть шокирован или уже умирать от страха? — Ты умрешь по-настоящему, когда это лезвие пронзит твое сердце. — Стэнфилд осклабился в презрительной усмешке. — А с твоей потаскушкой будет отдельный разговор. Эта гниющая тварь познает всю силу возвращающегося бумеранга ее предательства. Граф сделал вдох, чтобы загасить ярость, которая тенью отразилась на его лице, когда Стэнфилд упомянул обо мне. Презрительная ухмылка все еще не сходила с его лица. — А вот это ты зря. В мгновение ока он оказался рядом со Стэнфилдом и уже занес руку с когтями для удара, когда вперед выбежала медсестра, следившая за стариком Уингфилдом, и закрыла заведующего собой. Одно, как казалось на первый взгляд, легкое прикосновение острых когтей к ее горлу хирургически ровно отсекло ей голову, которая покатилась по полу комнаты в угол. По толпе пронесся рокот и безумный вой. Я оторопело смотрела на фонтанирующее кровью из шеи, извивающееся в конвульсиях тело. Обронив серебряное распятие с рубином, заведующий упал на колени к обездвиженной погибшей медсестре и взвыл нечеловеческим голосом. — Нэнси!.. Нэнси!.. — Все равно, что индейку распотрошить к Новому году. Ничего особенного. — Владислав улыбнулся, попробовав кровь обезглавленной на вкус, облизав окровавленные пальцы, и наклонился к Алану, схватив его за горло и подняв в воздух, как пушинку, над толпой. Медперсонал замер. Ни звука, ни движения. Все просто продолжали шокированно смотреть на обездвиженное мертвое тело. — Чувствуешь приближающуюся смерть? Хотя, зачем я спрашиваю. Твой страх витает в воздухе, ничтожество. Я убью тебя с радостью. Вампир оскалил зубы и приготовился вцепиться в глотку заведующего больницы. Силой заставив себя оторвать взгляд от мертвого тела медсестры, я кинулась к нему и схватила за руку, вскрикнув: — Нет. Граф с удивлением обернулся в мою сторону, не выпуская Стэнфилда. Когти на его руке погрузились в горло заведующего. Тот хрипел и пытался вырваться из последних сил. Струйки крови стекали с его шеи тонкими алыми полосками. Владислав смотрел на меня вопросительно, с долей раздражения во взгляде и явно недоумевал, как я могу проявлять такое бесстрашие после только что имевшего место быть инцидента с медсестрой Нэнси. — Пожалуйста, не убивай его. — Только и вымолвила я, отпуская холодную мертвую руку вампира и с долей затравленности во взгляде опуская глаза. — Почему же я должен проявлять такую неслыханную милость? Он бы тебя не отпустил. Мне показалось, что ты пришла ко мне в поисках помощи, а не критиковать мои методы наказания тех, кто посмел даже подумать о том, чтобы поднять руку на мою законную жену. — Пожалуйста. Если для тебя имеет хоть какое-то значение мое слово, отпусти его. Он просто защищает своих. Он верит, что хочет для них лучшего. К тому же, жизни больных в его руках. Он отвечает за эту больницу, и без него эти люди не справятся. Они все. И персонал, и пациенты. — Они пришли жечь тебя, резать и убивать. А ты просишь для них милосердия. Милая, милая девочка, когда будем жить вместе, я научу тебя, как надо поступать с врагами. А пока… — Владислав вдохнул запах дрожавшего и обезумевшего от страха Алана Стэнфилда и откинул его прямо в находившуюся в состоянии шока и онемения толпу. — Запомни, доктор. — Граф обратился к заведующему. — Ваше идиотское пророчество столь же лживо, сколь и монахи, что выдумали его. Ты остался жив только благодаря своей королеве. Не смотря на то, что пытался убить ее. Твоя королева милосердна, чего не скажешь обо мне, ведь я бы разделал тебя на куски без суда и сомнений, потому что ты и тебе подобные — лишь пища для меня. Поэтому помни об этом, просыпаясь каждое утро. Ты обязан ей жизнью. И передай своим дружкам-охотникам, когда они вернутся сюда. Не смейте больше меня преследовать. Теперь нас двое. Любые попытки бесполезны. Вместо того, чтобы вернуть меня в заключение, вы обречете свои головы украшать пики ворот моего замка. Вампир обернулся ко мне. — Готова покинуть это злачное место и вернуться домой? — Да. — Коротко ответила я. — Тогда забирайся ко мне на спину. И держись крепче. В столбе вихря человек, который только что стоял передо мной, исчез. Вместо него посреди комнаты оказался огромный черный нетопырь, пожалуй, в три моих роста. Два перепончатых крыла развернулись и накрыли собой все пространство палаты. В мускулистом теле чудовища перекатывались мышцы, а так называемое лицо летучей мыши с высоко поднятыми висками, вертикальными зрачками хищных пурпурных глаз и острыми, как лезвия зубами, воистину могло заставить остановиться даже самое бесстрашное сердце. Он мягко опустился на пол и ждал. Персонал больницы отпрянул и перекрестился. Я колебалась. Теперь я видела чудовище в его истинном обличии. Так стоило ли доверять ему? — Справедливости ради, надо заметить, что он только что спас тебе жизнь. — Укоризненно подметило подсознание. — Да-да. — Вступило с ним в извечный спор внутреннее 'я'. — Спас от того, во что сам втянул. Разве можно доверять тому, кто только что отсек бедной женщине голову. — Можно подумать, был шанс избежать этого. — Презрительно фыркнуло подсознание. — Пророчество все равно бы сбылось. Они должны были быть вместе. К тому же, боится ли теперь Лора Владислава, избавившись от панического ужаса не подпускать его, чтобы не обречь себя на вечные чувства, м? А женщина сама напросилась. — Надоели оба. — Вмешалась я. Я сделала шаг вперед и коснулась головы монстра ладонью. Он был ужасен, устрашал, но я больше не боялась. Страх исчез. На коленях я взобралась на спину монстра и крепко обвила его руками за шею, склонив свою голову к его. — Я доверяю тебе. Я приняла решение и сделала выбор. В этом мире мне не осталось места. Забери меня в свой. — Прошептала я на ухо зверю. Нетопырь моментально взмыл в воздух, разбил своими огромными крыльями окно палаты и полетел навстречу голубому небу и облакам… Солнце весело припекало; облака летели по голубому покрывалу, подобно взмыленным коням; на душе было как-то легко и безмятежно, если, конечно, не смотреть вниз и не думать о том, что я лечу по небу не на самолете, а на спине нетопыря-вампира, который является мифом тысячелетия — графом Владиславом Дракулой. Это заставляло задуматься в какой-то мере, но сейчас я не хотела думать. Меньше часа назад я избежала смерти от рук своих же коллег, я устала физически и морально. Отдавшись воле судьбы, я решила: будь что будет. Как принято говорить — двум смертям не бывать, одной не миновать. Пролетая над центральным парком, нетопырь начал снижаться. Утро еще было в самом разгаре, и никого не было видно на улицах, хотя, пройдет всего пара часов, и аллеи заполнят суровые, но нежные голоса матерей и веселые детские. Опустившись рядом с раскидистым деревом, вампир спустил меня на землю на своем крыле и принял человеческое обличие. — Солнце слишком активное. Поднимемся в воздух на закате, а пока отдохнем. Главное, оторвались от преследователей. — Владислав тяжело дышал, а кожа на его лице покрылась ожогами. Я предпочла промолчать о том, что преследователи, наверняка, сейчас заняты более важным делом, чем преследовать нас — отстирыванием своих штанов, и легла на землю под раскидистые ветви дуба. Вампир мягко опустился рядом. Он не сводил с меня глаз. Глубоких, черных и печальных. Сейчас они не выглядели пугающе. Сейчас мне не казалось, что я смотрю в глаза самой Смерти. Я улыбнулась. Солнце светило мне в глаза, поэтому я смотрела прищуренно. Одним глазом. — Что? — Ты тут. Просто в это трудно поверить. Ты бы поняла, если бы ждала кого-то больше пяти столетий. Может, я — зверь и чудовище, садист, каковым ты имеешь право меня считать, но сейчас у монстра болит где-то слева. Там, где половину тысячелетия уже ничего не бьется. Сегодня я чуть не потерял тебя, едва получив. Снова. Не знаю, был ли я готов. И привыкну ли когда-нибудь к тому, что Судьба всегда тебя забирает. Потому что чудовища не заслуживают свое 'долго и счастливо'. — Он нежно убрал прядь волос с моей щеки. От прикосновения холодных пальцев меня пробрал озноб. Взгляд глаза в глаза длился всего несколько мгновений, потом он отвернулся. — Сегодня ты отпустил заведующего, когда я попросила. Быть может, ты и не такое чудовище, каковым себя считаешь? — Я коснулась ладонью его щеки, и он едва заметно дрогнул, прикрыв глаза. — Быть может, ты просто сильно на меня влияешь, и я не могу сопротивляться тебе, Рита. Затем он снова посмотрел на меня, и какая-то уязвленная нежность, которая на это короткое мгновение проскользнула в его глазах, исчезла, сменившись привычным отсутствующим, пустым и холодным взглядом. — Ты сегодня пережила глубокий стресс. Постарайся поспать. Путь предстоит долгий. Я опустила голову ему на грудь. Дали о себе знать усталость, напряжение и страх подступающей смерти. Сон постепенно смежил мне веки, сделав их тяжелыми, почти что каменными, и я отключилась… Архипелаг звезд рассыпался по вечернему небу, которое постепенно из темно-синего перекрашивалось в черный. Казалось, можно было подать рукой, чтобы сорвать любую звезду с эбенового покрывала. Я задумчиво смотрела на звезды, и сердце мое замирало от тоски. Тоски одиночества… Покидая мир людей, свой мир, я внезапно осознала, что в нем не осталось ни одного человека, которому я была бы нужна. Разве что, кроме отца. Тяготило мое сердце еще и понимание того, что больше я никогда не вернусь домой. И, хоть по дому я и не скучала, все равно отпускать свое прошлое во имя неясного неизведанного будущего не так-то и просто… Неторопливо, сонно и лениво дорога подошла к концу, когда в небе загорелась первая утренняя звезда, и показались высокие и мрачные шпили темного средневекового замка. Мой 'экипаж' начал постепенно снижаться на поляну на территории замка, миновав по воздуху высокие черные железные ворота с пиками. — Прибыли. — В смятении обреченно прошептало мое внутреннее 'я'. *** Пролетая над облаками и шпилями величественного и средневекового замка, я и представить себе не могла, что если посмотреть снизу, островерхие края башен, на самом деле, уходят так высоко в небо, что теряются в утренних тучах, скрывающих солнечный свет. Я взирала на построение с тревогой и благоговением. Замок был столь величественным и, одновременно, наполненным поражающего тишиной безмолвия, что захватывало дух, и от трепета мурашки ползли по коже. Я положила руку на плечо своего спасителя и разрушителя, он же в ответ крепко сжал мои пальцы ладонью. На поляне, возле стен завораживающего, магического, древнего сооружения находились лишь мы двое. Я посмотрела на себя, и, к своему удивлению, обнаружила, что на мне не оказалось белого, рабочего халата Психиатрической Больницы штата Иллинойс №14. Не обнаружилось также шрамов и рубцов. Моя кожа напоминала хрупкий и нежный, бледный фарфор, не побитый, не искалеченный насильственными действиями человека, который сейчас держал меня за руку. Вместо халата на мне оказалось голубое шелковое платье с корсетом, плотно облегающим бедра. Подол струился шелками, ниспадая до земли. На ногах моих обнаружились светло-голубые туфельки на маленьком каблуке с блестками. — Но как? — Я обернулась к сопровождающему меня графу-вампиру, изумленно взглянув на него. — Ничего удивительного, Лора. Ты была самой могущественной ведьмой нашего мира. Природа чувствует твое возвращение. Твоя земля признает тебя и выражает свое почтение таким образом. Излечивая раны, удивляя нарядами… Модель платья оставляла плечи открытыми, но я не ощущала холода. По коже блуждал теплый летний ветерок. Я чувствовала себя так умиротворенно и спокойно, как никогда ранее. Мои длинные волосы, завитые в тугие локоны, были забраны в высокую прическу, и, спадая на спину, так искрились в лучах несколько секунд назад пробившегося сквозь тучи солнца, что слепили глаза. Золотые серьги с темно-синими сапфирами и перстень с лазуритом на среднем пальце правой руки удачно дополнили картину наряда. Но больше всего здесь удивляли даже не чудеса преображения, а ощущение того, что в этом мире возможно все. — Добро пожаловать домой. Половину тысячелетия спустя мы, наконец, дома. Вместе… Ради этого стоило продать душу и обречь себя на превращение в чудовище. Владислав нежно посмотрел на меня. А в глазах его блестели искорки смеха. Он говорил о превращении в монстра, шутя. Он знал, что все, кто здесь находится, прекрасно знали, что его устраивает жизнь проклятого существа. Более того, он гордится тем, кто он есть. Глядя на него сейчас: на обезоруживающую улыбку на тонких и бледных губах; на пряди волос, спадающие на невыносимо прекрасное лицо; на искру жизни и улыбки в глазах, трудно было вообразить, что он — вампир, существо, внушающее и изводящее ночными кошмарами, пьющее кровь и, время от времени, обращающееся в нетопыря. Он был идеален до безбожности, но идеален порочно. Каждый взгляд в его сторону заставлял пробуждаться зверя во мне самой. Голодного, ненасытного, жаждущего… С той же страстью, что он желал крови и ужаса в глазах жертвы, я желала его. Он так легко читал мои мысли, что я отвернулась, чтобы он не заподозрил, о чем я думаю. Порочно и неправильно. Но я не хотела, чтобы человек, которого я вижу всего лишь второй раз, догадывался, что стал моей Вселенной… Окна замка выходили на поляну, о которой я уже упоминала. За нашими же спинами расположился огромный, по своим масштабам, черный, и, достаточно, неприветливый лес. На самой его опушке обосновалась крошечная каменная пещерка. За грядой деревьев, не внушающих особого доверия, тянулся в обе стороны от самой высокой своей точки гребень Карпатских гор, уходивший пиками высоко вверх. Взошедшее солнце ложилось на него своими утренними лучами, заставляя искриться и блестеть радугой самоцветов. Я восхищенно вздохнула и замерла. Насколько хватало обзора, по другую сторону замка не оказалось ничего выдающегося: старая полуразрушенная мельница, пятнадцатого века постройки, небольшая деревушка из покосившихся старых и ветхих домов… Трансильвания — райский и запретный уголок Румынии, куда еще не проникла цивилизация и ее модерн. Здесь казалось более реальным встретить на тропинке вдоль леса проезжающую мимо карету, запряженную шестеркой лошадей. С другой стороны, то, что было обыденным для меня, здесь бы не вписалось в пейзаж. Представить автомобиль, бесшумно скользящий между вековых сосен, казалось абсурдом. Едва достигнув дверей, я удостоилась чести наблюдать, как они сами собой растворяются, словно приглашая войти. Все еще не отпуская моей руки, Владислав посмотрел на меня. — Больше не будет ни страдания, ни боли. Только счастье. Здесь ты не будешь странной, никем не понятой чудачкой. Ты станешь королевой. И своего народа, и моей. Ты готова к этому? Теперь все изменится. Кончился век гонения и презрений. Любой, кто посмеет теперь сказать хоть одно нелицеприятное слово в твой адрес… Сама решишь, как его уничтожить. Больше никто и никогда здесь, в этом мире, пока я — король, не заставит тебя страдать, я обещаю. — Я совсем не готовилась к пафосным речам, поэтому, давайте просто зайдем, Ваше Величество. — Я рассмеялась сквозь слезы, и одной рукой придерживая подол платья, другой крепко сжимая руку темного рыцаря моей жизни, переступила порог королевского замка. Внешне замок производил неприветливое и даже угнетающее впечатление, но внутреннее его убранство поразило своей роскошью. Порядка сорока этажей. Винтовая лестница с перилами, украшенными каменными цветами, по которой было возможно подняться и осмотреть весь замок тем, кто не владел огромными и сильными крыльями. Двери, инкрустированные золотом, серебром и другими драгоценными камнями, отворялись наружу, таким же образом, как и входная, открывая взору великолепные и большие кровати под багровым балдахином, горящие золотом и серебром прикроватные столики, трюмо. Постепенно поднимаясь по лестнице, мы, наконец, достигли шестнадцатого этажа. Миновав ряд черных дубовых дверей, мы подошли к единственной и самой большой, вырезанной из красного дерева. Граф слегка коснулся ее, и она отворилась… Внутри оказался пожилой мужчина, лет пятидесяти-шестидесяти на вид. Он вытирал пыль с прикроватного стеклянного столика. Помимо этого, в комнате оказалось трюмо с раздвижными зеркалами, зеркало в позолоченной раме от пола до потолка на противоположной от окна стене, внушительных размеров кровать на золотых ножках, спинка которой была украшена, как и лестница, каменными розами. Вдобавок к этому убранство комнаты завершало бархатное алое покрывало на кровати. Услышав звук открываемой двери, пожилой мужчина обернулся. На его лице отобразились одновременно изумление и страх, смешанные с безумным поклонением, едва он увидел своего повелителя. — Ваше Величество! — Седовласый дворецкий рухнул ниц под ноги графа. — Не могу поверить! Вы вернулись! Но… Как это возможно? — Встаньте с колен, Роберт. — Мягко и властно произнес Владислав. — И принесите завтрак для юной леди. С дороги она очень проголодалась, вдобавок к этому, она не ела уже два дня. Я почувствовала себя неловко, ведь дома я привыкла обслуживать себя сама, и, бросив робкий взгляд на Роберта, произнесла. — О, право, прошу Вас не беспокоиться. Я совсем не голодна. — Я все же настаиваю на том, чтобы Вы позавтракали, Миледи. — Требовательно произнес граф, прищуренно исподлобья глядя на меня. — От того, насколько Вы будете сыты, зависит то, насколько буду сыт я, поэтому я, пожалуй, вынужден принудить Вас к здоровому питанию. Роберт поклонился, и, вжав голову в плечи, вышел из комнаты. Краска моментально ударила мне в лицо. Определенно, у короля этого мира не было совести. Ни на грамм. Он при своем же дворецком объявил, что намерен мной питаться. И не в качестве шутки, а совершенно серьезно. Вряд ли в замке были люди кроме меня. Вряд ли он желал выходить на охоту в первый же день возвращения домой… Я не понимала, как в нем уживалась эта двойственность. Одновременно он питал ко мне некие нежные чувства. Он с трепетом, хоть и едва заметным, брал меня за руку, касался моего лица, почти любовно убирая волосы, гладил тыльной стороной ладони мою щеку. Но и тот, кто насылал на меня кошмары каждую ночь, он, эта его темная сторона никуда не делась. Этот Владислав был готов на все, чтобы иметь возможность брать меня и мою кровь, когда ему захочется. Оставлять шрамы и улыбаться мне в глаза, вскрывая мои вены. Он получал все, что желал. И это была непреложная истина. Потому что ступившие за грань вампиризма уже с трудом ощущают и понимают, что такое душа, которая скорее, присуща смертным, нежели бессмертным, потому что сама суть души в ее смертности. Для тех же, кто живет вечно, она — бесполезный и слишком тяжелый груз. Подав голос, граф вывел меня из раздумий. — Это моя комната. — Тихо произнес он, опустившись на кровать и коснувшись ладонью алого бархатного покрывала. Он видел, что я слежу за движением его руки, и поэтому сдавил ткань так, что я едва не задохнулась. Будто это было мое горло. Усмехнувшись, он продолжил. — Теперь она принадлежит и тебе. Я не уловила, сказал он это о комнате или же о кровати, глядя на которую, я внезапно почувствовала невыносимую усталость. Она невероятно манила своей мягкой пуховой лебяжьей периной прилечь и уснуть. Гробовым сном. — Если честно, я ожидала, увидеть гробы вместо кровати. — Вжав голову в плечи, тихо и неуверенно произнесла я. — Гробы… — Владислав снова усмехнулся. — Мой гроб в подвале замка. Там я проводил сотни дней в одиночестве, пока спал один. Кровать здесь, как исключение, для тебя. Но если ты не страдаешь клаустрофобией и не против присоединиться ко мне в подвале, я могу и тебя в гроб засунуть. Ты же знаешь, милая. Чувствуешь, что твой страх, который сейчас сдавливает тебе виски, потому что ты боишься смерти, твои муки забавляют меня и делают сильнее. Я — хищник. Каким бы мягким я, порой, ни казался, ты прекрасно понимаешь, что меня не изменить и не исцелить. Человеческие эмоции насыщают меня почти так же, как и кровь. А твои эмоции… — Он крепко сжал пальцами мой подбородок. — Это пик райского наслаждения. Чувствовать твою любовь, наивность, неиспорченность… Это храм для зверя. Он склонил голову к моей шее, пока я судорожно пыталась заставить себя унять дрожь в руках, но в это мгновение раздался стук в дверь. Резким движением граф усадил меня к себе на колени прямо на глазах дворецкого. Тот опустил взгляд в пол, а поднос с завтраком на стол. Нежнейшее белое мясо куропатки, приправленное тмином, аккуратные ломтики отварного картофеля с добавлением мускатного ореха, форель, и на десерт — чашка горячего латте и шоколадный мусс. Я скупо улыбнулась, насколько хватало смелости, учитывая свое положение. Меня стесняло, что я оказалась на коленях у мужчины, наличие прислуги, а также то, что мне подают завтрак. На лбу у Роберта выступила испарина. Он затравленно косился в сторону графа, он боялся. Чашка с латте предательски соскользнула с подноса практически у самого стола, и, упав ему под ноги, пролилась на персидский ковер. — Боже мой, Роберт, Вы не обожглись? — Я вырвалась из крепкого обхвата рук вампира и, подбежав к дворецкому, наклонилась, чтобы поднять чашку. Моментально вскочив с кровати и оказавшись рядом со мной, граф резко дернул меня за руку, заставив распрямиться, и закатил глаза. — Что ты делаешь, Лора? Никакой демократии. Никакого якшания с прислугой. Над преображением в королеву, видимо, придется еще работать и работать. В этом перерождении тебе черствости характера не досталось. Значит, придется ломать эту мягкость, как шею кукле. Он определенно знал все мои мысли. Сравнение с кукольной шеей пришло мне в голову еще в больнице, когда впервые увидела его. На редкость, неприятным обстоятельством стала его постоянная прописка в моей голове. Я выдернула руку из захвата вампира и холодно посмотрела на него. — Он просто человек. Любой совершает ошибки. Мир не из идеальных людей состоит. Опасный огонь сверкнул в глазах Владислава наряду с внезапной вспышкой ярости, которую вызвала моя непокорность. Вдох-выдох. Он взял зверя в себе под контроль и улыбнулся. — Это точно ты, Рита. Этот непокорный характер и острый язык заставили меня влюбиться без памяти в пятнадцатом веке. И уже, когда дворецкий покинул комнату, он добавил. — Но сейчас не пятнадцатый век. Тот влюбленный мальчик умер, чтобы смог родиться я. Запомни, не стоит провоцировать меня и перечить мне при прислуге. Понимаешь? Он сгреб меня в охапку, сжав мою талию в своих руках. — Понимаешь, птичка? — Мне извиниться? — Я наивно посмотрела ему в глаза и как бы невзначай коснулась рукой своей шеи и открытых, незащищенных плеч. — А, может, я уже прощена, Ваше Величество? — Принимаю извинение от твоих вен и артерий. — Улыбнулся он. — Они подумают над этим. — Я закусила губу, склонив голову набок и коснувшись пряжки ремня с эмблемой Ордена Дракона. Расстегивая ремень, я улыбнулась в ответ, глядя ему в глаза. — Думаешь, у меня слишком мягкий характер? Я умею и жестко играть. — Твой завтрак остывает. — Граф изогнул бровь и вопросительно посмотрел на меня. — Меня изводит голод другой природы. Поэтому, мне плевать. Мгновение он смотрел мне в глаза, затем просто отшвырнул меня на кровать, осторожно опустившись сверху и зажав мое лицо в ладонях. — Наедине, можешь вести себя, как хочешь, ведьма. Любой каприз… *** Последнюю неделю моего человеческого существования мы очень редко выходили из спальни. Голод, страшный нечеловеческий голод по единению душ и тел швырял нас в объятия друг друга. Сбросив маски своих человеческих лиц и отдавшись инстинктам животных внутри себя, мы готовы были разорвать друг друга. Уничтожение, поглощение и похоть. В каком направлении скрылась та непорочная половина моей души, о которой он так часто любил говорить, я не имела представления… Тридцать первого мая две тысячи четвертого года граф сделал мне предложение. Он не вставал на одно колено, не давал клятв, а просто произнес, глядя мне в глаза. — Лора Уилсон. Окажешь мне честь стать моей женой? Я коснулась его лица, и, прижавшись своим лбом к его, закрыв глаза, прошептала. — К чему эти вопросы. Ты и без них знаешь, что я твоя. С первого взгляда, с первой встречи я проклята тобой. Я не могу без тебя. Больше не смогу. Я стану твоей женой, только пообещай мне, что это навечно. Пообещай, что никуда не денешься, не исчезнешь, не пропадешь, не бросишь. Я боялась влюбляться в тебя, но ты настоял и не оставил мне выбора. Теперь, не смей исчезать. Если тебя не станет, я просто сойду с ума. — Я никуда от тебя не денусь. — Он коснулся моей щеки. — Ты зря боишься меня потерять. С сегодняшнего дня и до скончания веков. Мы будем жить вечно. — Я согласна… Золотое кольцо с бриллиантом в десять карат стало продолжением моей руки. Спиной ощущая шелковые простыни, я сгорала дотла от жадных поцелуев, обжигающих адским пламенем мою шею и плечи. — Обещаю. Навечно. — Произнес он. Острые клыки, едва коснувшись кожи, вонзились в яремную вену. Сделав пару глотков, граф отстранился и посмотрел на меня. Взгляд длился всего несколько мгновений. Затем грубым и отточенно быстрым движением рук вампир сломал мне шею…