Трансильвания: Воцарение Ночи

ГЛАВА 6 — ПОДЧИНЕНИЕ ГОЛОДА И КОНТРОЛЬ И стоило ль на свете этом появляться?.. О, если б знать заранее, что дальше ждет. День выдался пасмурным и туманным. Проснувшись после неистовой, срывающей все покровы с души, огненной и наполненной эйфорией первой брачной ночи, лежа на груди мужа, я решила еще на часок притвориться, что сплю. — Я слышу твое дыхание. Можешь не притворяться, тебе меня не обмануть. Вставай и надень что-нибудь особое. У меня для тебя есть свадебный подарок, который я хочу тебе торжественно вручить. Слуги несколько дней занимались твоим гардеробом, снимая мерки со свадебного платья, так что, думаю, есть, что выбрать. — Произнес мой неумолимый муж, принуждая меня подняться. — Я уже говорила, что ты — бездушное зло? — Тяжело вздохнула я, отворачиваясь от него и укрываясь с головой одеялом. — Ты мне это каждый день говоришь. — Граф безжалостно сорвал с меня мой барьер, отгораживавший меня от внешнего мира, и легонько подтолкнул к краю кровати. — Вот сейчас очень чутко было. — Авантюризма в этом перерождении не хватило? Я уже понял, что мечта всей твоей жизни — проспать ее от начала до конца. Учитывая, что она теперь бессмертная, интересно даже, через сколько тысяч лет тебе надоест?.. Поднимайся. Подарок вечно не станет ждать. Мы опаздываем. Я тяжело вздохнула, вставая с кровати в полусонном состоянии. Спорить с тираном бесполезно. Выбрав зеленое платье из парчи и уложив волосы, я позволила вывести себя из замка. — Куда мы направляемся я хотя бы могу узнать? — Спросила я, касаясь лба ладонью и из последних сил пытаясь сбросить с себя остатки сна. — В маленькой церквушке в соседней деревне сейчас утренняя служба. Сколько прекрасных живых артерий в одном месте. А самое главное — в каком месте! Тебя заставляли преклонить колени перед ликом божьим. Я знаю, что ты бы хотела заставить прихожан склонить колени перед тобой. Назваться их богиней. Перед тем, как выпьешь их досуха. — А знаешь. Не напрасно ты вырвал меня из объятий сна. Прямо даже настроение поднимается. — Я прибавила шаг, и вскоре мы достигли безымянной деревушки, располагавшейся за тыльной стороной территории замка. Население вымерло на время утренней службы. Мы проходили мимо опустевших и покосившихся от времени домов, тем временем я неторопливо разглядывала местную архитектуру, пока не показались купола с распятьями. Двери такой же ветхой, как и деревенские домики, церквушки оказались приоткрыты. Из-под них лилось мягкое золоченое свечение, и слышалось песнопение церковного хора. Я вошла первой, мой супруг следом. Опустив руку в купель со святой водой и осенив себя крестным знамением, я улыбнулась. Зуд и кровавая сыпь на коже, с шипением разъедавшая плоть, стоили произведенного эффекта, когда выстроившиеся в ряды прихожане обернулись в нашу сторону. Уже собравшись рассыпаться по углам церкви, испугавшиеся до чертиков люди стронулись со своих мест, когда на вампирской скорости я достигла алтаря и мягко положила руку на плечо священнослужителя. Обведя взглядом всех присутствующих, я улыбнулась и мысленно протянув нити к сознанию каждого из присутствующих, коротко и отрывисто приказала. — А теперь все заткнулись и замерли. — Знаешь, почему я больше люблю людей нашего мира, чем того, откуда я тебя выдернул? — Послышался голос моего мужа из-за спин замерших и застывших, как изваяния, прихожан. — И? — Я изогнула бровь дугой, глядя в его сторону. — В них есть вера. А в ком она есть, есть и страх, и уважение. Люди же твоего мира потеряли веру и забыли, кого нужно бояться. Ты — яркий представитель своей части человечества без веры. После обращения ты стала совершенно чокнутой. Поэтому с тобой и весело. — Чтобы не обижаться, сочту это за комплимент. — Я натянуто улыбнулась и уселась на алтарь, положив ногу на ногу, обводя взором обездвиженных присутствующих. — Что вы творите в обители Божьей? — Тихо произнес священнослужитель, заставив меня вспомнить о его присутствии. — Ах да, святой отец. Вы еще тут. — Я схватила его за рясу и перекинула через алтарь к своим ногам. — Видите ли, со вчерашнего дня я стала Вашей королевой. И хочу, чтобы этот храм был моим, а не вашего Бога. Молитесь своей королеве, святой отец. Сейчас не Бог решает жить Вам или умирать. Я поставила ногу на плечо священнослужителя и слегка надавила каблуком. Он поморщился от боли. Я улыбнулась. — Воздавайте мне почести, святой отец, пока я беседую с остальными присутствующими. Обведя взглядом парализованных моим внушением людей еще раз, я медленно развела ноги, приподняв подол платья, так, чтобы стала видна полоска черного кружевного белья. Прихожане не могли ни пошевелиться, ни издать ни звука, но стыд, агрессия, шок, а у некоторых мужчин и плохо скрываемое вожделение застыло на их обездвиженных лицах эмоциональными гримасами. — И куда делась та невинная и добрая девочка, которая умоляла меня пощадить заведующего больницы? Кошмарные видения довели ее до приема препаратов. Если бы она знала, что станет такой, она бы засунула голову в петлю и сломала себе шею. — Владислав покачал головой, но на губах его блуждала улыбка. Его обращенная дочь начинала соответствовать представлениям об истинном вампире своего ментора. Ни совести, ни жалости, ни сострадания. Взгляд же его, как и у остальных прихожан, был прикован к моим широко расставленным ногам на тончайших, высоких шпильках зеленых босоножек, шелковыми лентами перетягивающих лодыжки и икры. И к черному кружеву белья между ними. — Вы сломали ей шею на своем ложе тридцать первого мая, Ваше Величество. И Вы были правы, ибо она была слаба и никчемна. Я — лучшее, что могло с ней случиться за всю ее скучную человеческую жизнь. — Я обвела взглядом прихожан и громко оповестила. — Можете говорить. Все, что хотите. Сдвинетесь с места — разорву горло. — Бог тебя покарает, нехристь. — Тихо произнесла пожилая женщина в серой мешковатой одежде и перекрестилась. — А мне кажется, что ты сдохнешь здесь сегодня. Проверим, что произойдет сначала. — Я отпихнула каблуком тело истошно молившегося святого отца из-под ноги и легко спрыгнула вниз. Ударив кулаком по камню алтаря, а затем еще несколько раз, я превратила его в горстку пыли. Затем, обратившись в бестию, я взмыла под потолок, разбивая и круша иконы, и все, что попадалось под руку. Вдоволь насладившись разрушением, я, наконец, успокоилась и опустилась вниз, принимая человеческую форму. — Как видите, я все еще здесь, цела и невредима. Быть может, Бог и не против моего присутствия в своей обители? Попирая веру, я подтверждаю существование Всевышнего, а не отрицаю, как атеисты. Жаль, что в нашем мире нет современной техники, и я не могу передать послание моей любимой мамочке. Я бы с удовольствием записала на камеру для этой дочери божьей все, что здесь творится с моей подачи. Владислав медленно подошел ко мне и встал за моей спиной. — Посмотри-ка, вон тот похож на Дэвида Теннанта. — Усмехнулась я, указав пальцем на юного бледного рыжеволосого юношу, смотревшего в пол. — Знаешь… На вампирской скорости подскочив к упомянутому юноше и поставив его на колени, я сжала в руке его подбородок. — Ты мне не нравишься. Ты умрешь особой смертью от рук моего мужа. — Вообще-то ты принесла мне присягу. Это предполагает, что я указываю, что делать. — Послышался ухмыляющийся (я это ощущала спиной) голос моего супруга. — А после этого меня объявили королевой. А женщине-монарху нужно идти на уступки. — Я криво улыбнулась через плечо и снова обернулась к практически обмершему от страха юноше. — Ты знаешь, что мои родители хотели, чтобы я вышла замуж за такого, как ты? Никчемного, человеческого, не наделенного мозгами юнца. Я должна была бы всю жизнь готовить, стирать и ухаживать за мальчиком, подобным тебе. При всем том, что меня раздражают молодые бестолковые мальчики, и я предпочитаю мужчин постарше. Но нет. Мои родители считали такого, как ты, апогеем моей жизни, всем, чего я могла достичь. Знаешь, как это напрягает? При всем том, что любила я его. — Я кивнула головой в сторону Владислава. — Но кто бы стал меня слушать? Его считали средоточием зла. А знаешь почему? Мои родители страшными сказками пресытились. И религия разъела им мозг. Они всегда хотели быть правильными и поступать правильно. Потому что это правильно выбрать такого, как ты, завести детей, состариться и умереть. А быть с ним, убивать, чтобы питаться, повергать мир в хаос и террор — это неправильно. Против Бога. А я свергну любого Бога с пьедестала, который запретит мне любить. Потому что я неправильная. Потому что я не могу отменить то, что я чувствую. А то, что я чувствую. — Я рассмеялась дико и страшно, стирая набежавшую слезу со щеки. — Мой психоаналитик назвал бы созависимостью. Да, я — ужасный человек. У меня психологические проблемы. Я стала наркоманкой, и если бы моей дурью была бы настоящая дурь, это было бы еще полбеды, а мой наркотик — чувства к этому мужчине, которые толкают меня сначала поговорить с тобой, а потом разорвать тебе глотку, потому что ты — уродливое напоминание о том, кем я должна была стать, а он так влияет на меня, что я бегу от жизни смертных, потому что хочу большего. Обещание вечной любви всех ее ожидающих с ума сводит. Когда ты чувствуешь, что это то самое, пусть и трижды для всех неправильное. Знаешь, что ради него и во имя его ты убила бы сотню предложенных тебе в мужья мальчиков. Я ничего не могу сделать с этими чувствами. Они въелись в меня и грызут где-то на уровне сердца. И все меня ненавидят за это. Даже собственная мать, спланировавшая мою жизнь до последнего ее вздоха. Тогда мне ничего не остается, кроме как подтвердить ее слова о том, что я — чудовище. Я — чудовище. И я бы все отдала, чтобы никогда больше не быть человеком. Оскалив клыки, я вонзилась ими в шею юноши. Кровь брызнула на образа, взиравшие на всех присутствующих с печальной кротостью. — Заканчивай с ним. — С презрением глядя на юношу, обратилась я к Владиславу, отвернувшись. По звуку покатившегося по полу предмета я поняла, что мальчик был обезглавлен. — Вот и хорошо. — Улыбнулась я прихожанам. — На одного меньше. Когда я закончу здесь, я раскрашу все стены алой палитрой. Подойдите, Ваше Величество. Владислав подошел и вложил свою окровавленную руку в мою, улыбнувшись людям беспечной улыбкой. — Как думаешь… — Придвигаясь все ближе к груди супруга, я замерла в нескольких миллиметрах от его губ. — Местные занимаются любовью только в темноте и под одеялом? — Полагаю, что да. — Как насчет того, чтобы преподать им мастер-класс о том, как нужно заниматься этим правильно? — Я хищно смотрела ему в глаза, касаясь пальцами его окровавленных губ. — Боже, какой ты красивый. У меня ноги подкашиваются, и голова, как в тумане. — Хочешь сделать это в обители Божьей? — Он усмехнулся, не сводя с меня пристального взгляда. — Этому даже я тебя не учил. Как ты только смеешь все еще именовать меня силой зла? Ты же сама — конченная психопатка без крыши. — Ни чувств, ни сожаления, ни совести, ни человечности. Этому ты учил. Я лишь внесла приятные дополнения в правила. Усовершенствовала их, так скажем. Так рождались демоны во многих фильмах ужасов. Антихристы, которые потом уничтожали мир. Это наш с тобой маленький бесплатный медовый апокалипсис. Запустив руку в его волосы, я коснулась его губ своими… Мы творили беспредел и разврат на святой земле, а образа взирали и взирали на нас своими печальными взглядами… Когда оргазмическая волна оставила нас обоих в покое, одернув платье, я тихо произнесла. — Пора кончать с ними. Веселье закончилось. Мы пили кровь прихожан и рвали их тела на куски. Мы утоляли жажду, как дикие животные, голодавшие месяцами. Мы залили всю церковь кровью своих жертв. И я не могу сказать, что это вызвало ужас хотя бы в одном из нас. Мы чувствовали, что поступаем правильно. Ведь мы находились на самой верхушке пищевой цепи, и нам не было дела до человеческих чувств или жизней. Кровь насыщала нас и фонтанировала потоками из разорванных тел. Мы были самыми жестокими художниками своего времени, ведь, чтобы смешать палитру для своего творчества, мы покончили с жизнью двадцати шести жителей безымянной деревни… Позже, когда мы прилегли в поле на закате, смыв с себя кровь жертв в близлежавшем озере, я взяла в руки ромашку. — Зачем гадать, когда и без ромашки знаешь ответ? Любит. — Улыбнулся Владислав, касаясь моего лица теплыми пальцами. — Такой самоуверенный. — Я рассмеялась и покачала головой. — Как знать, быть может, объект моих гаданий какой-нибудь известный высокий голубоглазый красавец блондин? — Ты разбила мне сердце, моя королева. — Улыбнулся он в ответ, сосредоточенно глядя на меня. — Это правда? Неужели чувства ко мне так влияют на тебя? Я знаю, что ничего не чувствую, просто не могу. У меня же нет души. Но все же мне больно знать, что мое влияние так болезненно и разрушительно для тебя. — Все в порядке. Я в порядке. В смысле, нет. Не совсем. Ты в моей голове проводишь больше времени, чем дома. Ты все знаешь. Пока ты здесь, все будет хорошо. Я буду в порядке. Сейчас я выпустила пар. Я сдерживала эмоции все мои семнадцать лет, и эта массовая резня… Она была необходима. Я чувствую, что установив свои правила, становлюсь менее зависимой от чужого мнения. Сейчас я морально очищена и свободна. И даже сыта. Но ты знаешь, в какой день я рассыплюсь на осколки, любовь моя. Если ты оставишь меня… Или если… — Я с трудом выдавила из себя следующее слово. — Погибнешь… Если с тобой что-то случится… Я держусь в жизни этой лишь за тебя. Если в моей жизни по какой-либо причине тебя не станет… Я уничтожу всех, до кого смогу добраться, уничтожу этот мир. А когда он будет гореть, и уже ничего больше не останется живого: ни растения, ни последнего бьющегося сердца, я убью себя. — В глазах моих стояли слезы. — Не бросай меня. Теперь я не смогу продолжать одна. Я — ничто без тебя. Я обвила руками его шею, прижавшись к нему всем телом, как ребенок льнет к матери. Сильные руки крепко сжали мое тело в объятьях. — Не отпущу, родная. Ничего не бойся. Я с тобой навсегда. Я удержу тебя над пропастью. — Это же притворство. — Мой голос звучал глухо и тихо. — Насчет отсутствия души, человечности и чувств. Ты переживаешь из-за меня. Я плачу сейчас. Мы — не бездушные твари. Мы чувствуем. Просто иначе. Острее. В нас нет лицемерия, как в людях. В силу того, что они смертны и всего боятся, боятся мстить, потому что им мешает закон, боятся говорить правду друг другу, потому что зависимы от мнения окружающих о себе, они и распыляются. Сегодня лицемерная улыбка соседу. Завтра — врагу. С близкими же, как кошка с собакой. А в нас нет страха. Главные чувства в нашей жизни для нас все. И мы направляем все свои чувства на того, кого любим, не растрачивая их на посторонних. Потому что нам не надо лицемерить. Потому что мы можем ненавидеть религию и уничтожить церковь, не боясь попасть в тюрьму. Нас может раздражать сосед, и мы можем внушить ему ударить себя ножом, не боясь того, что с утра придется интересоваться о его здоровьи, до которого нам нет никакого дела. Зато, если касается дело нас двоих, мы уничтожим миры, чтобы сохранить друг друга. Честность и любовь к единственному близкому человеку. Вот как мы стали чудовищами. — Пожалуй, ты права. — Муж нежно поцеловал меня в щеку и, сорвав ромашку, вплел ее в локон у меня за ухом. — Ужасно так говорить, но когда ты плачешь, ты становишься красивой и невинной, как наивное дитя. — Перестань. — Я попыталась спрятать лицо у него под рукой, тихо смеясь. — Невинное дитя только что прикончило двадцать шесть человек, расписало церковь кровью и занималось сексом с тобой на глазах испуганных прихожан. Не льсти мне и не скрывай правды. Я ужасна в момент психологического кризиса. Когда я — человек, я пью психотропные и сбегаю из дома, когда вампир, устраиваю массовую резню прихожан с уничтожением храма Божьего. Я — провал года. Худший человек и худший вампир. — Да ты права. Ты ужасна. — С совершенно серьезным выражением на лице произнес Владислав. — Ты больше пролила крови, чем выпила и половину присутствующих даже убить не смогла. Мне пришлось. Ты — однозначно худший вампир тысячелетия. — Твоя чуткость меня поражает второй раз за сегодняшний день. — С деланной серьезностью произнесла я, и мы расхохотались вдвоем одновременно. — Зато в других талантах тебе не откажешь. Ты красива и потрясно целуешься. — Слегка коснувшись моих губ, он отстранился и посмотрел мне в глаза. — Пойдем домой. Любая массовая резня требует продолжительного отдыха… Даже если этот свадебный подарок и был просто психологически необходим. Две фигуры, обнявшись, медленно удалялись по пшеничному полю прямиком в закат. *** Неделя после массовой резни в церкви прошла, как в тумане. Болела голова, тело пребывало в безразличном к миру оцепенении, а рассудок и сердце находились в состоянии смятения. До дел государственной важности муж меня еще не допускал, поэтому, когда сам он исчезал, я бродила по замку, слоняясь по коридорам, а когда и пересекая их на вампирской скорости, в надежде отыскать что-нибудь, чего до сих пор еще не видела. Мой дом, моя крепость стал и местом моего заключения, как и вся моя прежняя человеческая жизнь. Время останавливалось и замирало, когда Владислав не мог находиться рядом, и я опять начинала чувствовать себя чужой, будто ничего и не менялось. Будто и здесь мне не было места, как и во внешнем мире. Но когда появлялся он, все менялось. Мы ходили на прогулки, разговаривали о жизни, о поэзии, о музыке, могли часами лежать на природе, отключившись от реальности, и понимать друг друга с полумолчания. Нам не нужны были слова. О чувствах друг друга мы знали и без них. А через неделю он предложил мне познакомиться кое с кем. Приближался вечер. Солнце уже пересекло линию горизонта, и, когда мы вышли на улицу, мы попали в предсумрачный мрак. В потемках обычный человек с трудом смог бы разглядеть даже смутные очертания леса, но мои глаза видели все: каждый листик на дереве, каждую травинку, каждую частицу воздуха в обществе других, ей подобных частиц. Они располагались слишком плотно по отношению к друг другу, чем и создавали для человеческого глаза ложное ощущение целостности. Через пару минут я поняла, почему Владислав так сосредоточенно всматривается куда-то в глубину темного и мрачного леса. Из-за деревьев показалась стройная и изящная фигура женщины, затянутая в латексный черный костюм. Не смотря на то, что она находилась в километрах от нас (лес создавал ложное ощущение близости к замку), даже на таком немалом расстоянии я смогла разглядеть ее. Она была определенно выше меня, около ста семидесяти-ста семидесяти двух, ее короткие черные волосы, в беспорядке прилипшие к лицу, были мокрыми, благодаря утреннему дождю. В синих глазах, сиявших ледяным зимним огнем, казалось, застыла зиявшая черным пустота. Они делали черты ее красивого лица жесткими и безупречными. Девушка была не в меру худа, следующей стадией подобной худобы называют анорексию. Она даже нарушала все мыслимые и немыслимые законы гравитации, ибо ее черные сапоги на высоких каблуках не увязали в почве. Она передвигалась быстрым, уверенным шагом, словно паря в нескольких миллиметрах от земли. Вампирша была красива, но красота эта была холодной и отчужденной. Не прошло и сорока секунд, как она уже стояла перед нами. — Владислав… — Она чуть склонила голову, приветствуя моего мужа. Девушка оказалась первой, не преклонившей колени, не испытывавшей страха, не трепетавшей перед королем Трансильвании и всего этого мира. Она вела себя так, будто была с ним на равных. Он тоже вел себя иначе. Смотрел на нее каким-то туманным взглядом, при этом в глазах его вспыхнула и тут же погасла неуловимая искра. То же самое произошло и с мимолетной улыбкой на его губах, появившейся и застывшей, едва он поглядел на нее. Я поочередно смотрела на них обоих. Они напоминали мне друг друга, как две половины одного целого. Властный взгляд, презрение к миру живых в глазах, ледяная красота и черный цвет одежд. Когда они смотрели друг на друга, словно планеты становились в ряд, потому что это было правильно. Я отвернулась, делая вид, что любуюсь пейзажем и замком в вечерних сумерках, потому что не могла смотреть на них вместе. Тяжело ощущать себя третьей лишней, а я именно ей сейчас и была, в кругу любовников, которых, наверняка, развело пророчество. Я. Потому что страсти здесь точно не остыли и не утихли. Девушка смотрела на меня несколько холодно и с долей плохо скрываемого презрения. Неизвестно, сколько сотен лет они были вместе. Пока не появилась я. — Прекрати. — Раздался голос в моей голове, и муж крепко сжал мою руку в своей. — Как можно быть настолько неуверенной в себе? В конечном итоге я выбрал тебя. Не ее. Она знала, на что шла. Знала, что добровольно соглашается на отношения без будущего, лишь на время, пока я жду тебя. А если она вообразила, что ты никогда не переродишься, не вернешься домой, и корона, и трон, и статус моей жены достанутся ей, это лишь ее вина и ничья больше. — Так значит, она должна была стать королевой. Сколько бы ты еще ждал меня, прежде чем надоело настолько, чтобы жениться на другой? — Я направила мысленный поток речи отточенно резко и быстро в сознание супруга. Кажется, удалось спровоцировать небольшую мигрень. Вот и славно. — Малютка качает права. Не ревнуй. Я бы никогда не сделал ее королевой. Я и начал с ней встречаться только потому что внешне она — точная копия девушки, потомка с моего семейного древа, которую я близко знал в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году. Та девушка хоть и была охотницей, но восхищала меня своей красотой, характером и силой воли. Она была отчаянно храброй и безумно сильной. В ней был огонь, который я разглядел и в ее вампирском двойнике. На этом все. Тебе достаточно знать это? — Он коснулся виска, улыбаясь. — Вполне. — Я, наконец, улыбнулась в ответ, хоть и вышло довольно скупо. Мешало статическое электричество, повисшее в воздухе между парой вампиров. — Лора, это Селена. — Наконец, произнес он вслух, не потрудившись представить меня ей. — Она станет твоим учителем и научит тебя охотиться и выживать в мире людей и охотников на вампиров. — Ты… Ты не поступишь так со мной. — Вспышка ярости отразилась на лице вампирши, и она кинула уничтожающий, испепеляющий дотла взгляд в мою сторону. — Сначала ты привез ее сюда, и будто этого было недостаточно, теперь ты еще хочешь, чтобы я обучала ее? Если она — твоя судьба, так, может, сам и займешься ее воспитанием? Слухи идут. В церкви на окраине деревни у вас неплохо получилось, может, и дальше справитесь сами? Если за время пребывания в тюрьме другого измерения ты и забыл, то я могу напомнить, что ты можешь подчинить и заставить работать на себя кого угодно. Но со мной у тебя не выйдет провернуть то же самое. Я — не твоя рабыня. — Пожалуй ты права, моя дорогая. Я могу подчинить и заставить работать на себя кого угодно. — Владислав помедлил, а потом быстрым движением схватил девушку за горло и сдавил так, что она начала судорожно задыхаться. — Тех же, кто смеет проявить храбрость и отказаться играть по моим правилам, я убиваю. Ну так что, радость моя? Проявишь хотя бы толику уважения к своей королеве или хочешь, чтобы твое вековое существование оборвалось завтра на рассвете, на казни? Незаменимых не бывает, я могу найти для жены и другого, более сговорчивого наставника. Как бы мне ни хотелось сбросить все его прошлое вместе с бывшими женщинами в яму, облить бензином и бросить зажженную спичку, однако, я понимала, что начинать строить отношения с насилия — не лучший способ подружиться с бешеной бывшей моего мужа. Если же он счел, что именно она должна стать моим наставником, значит, мы с ней должны дойти до фазы какого-то согласия и научиться терпеть друг друга. Поэтому я положила руку на плечо Владислава и тихо прошептала. — Пожалуйста, отпусти ее. Ей нужно время, чтобы принять подобное. Это непривычно. Шокирует. Даже меня. — Новая порция демократии от Лоры Уилсон-Дракула. — Он улыбнулся уголками рта, и, отпустив девушку, с удовлетворением проследил, как она падает на землю плашмя. Поднявшись, она одарила его взглядом, который дал понять, что упала она сама, а не ее достоинство. Молча взяв меня за руку и больше не произнося ни слова, она развернулась в сторону леса и зашагала в быстром темпе. Когда мы с ней оказались на опушке, она повернулась в мою сторону и раздраженно, с плохо скрываемой яростью в голосе произнесла. — Слушать внимательно все, что я буду говорить. Не перебивать. Не вставлять свои реплики. Не ныть и не жаловаться. Сосредоточить все внимание. Все поняла? Я знаю, что пигалицам из миров без магии, весьма трудно выполнять эти указания, потому что мозги ваши заточены только под компьютерные игры и безделье, но уж будь добра, постарайся. И, Бога ради, не лезь на колья грудью, иначе этот ублюдок душу из меня вытрясет. — Селена, я не враг тебе. И если Владислав так настроен, то я не… — Еще одно. Не произносить имени этого сукиного сына вслух. Насчет остального, разберемся. Прибавь шаг, иначе мы до рассвета не доберемся. — Произнесла она, увлекая меня за собой в чащу леса. Прикосновение к девушке прокатилось по мне волной озноба, когда она первый раз взяла меня за руку. Учитывая, что сама я была не наделенным теплом мертвым вампиром, она, на удивление, оказалась еще холоднее меня. — Мы идем в деревню, да? — Нарушив неловкое, воцарившееся на долгое время молчание, спросила я, когда мы уже углубились в лес. — Тебя когда-нибудь постигало глубокое разочарование? — Молвила Селена, не оборачиваясь ко мне, но шагая со мной бок о бок. — Когда все, чего ты ждала, рушится и идет прахом из-за обычной человеческой девчонки? Что в тебе такого, чего ему не хватало во мне? Вампирша обернулась ко мне и посмотрела на меня с горечью. В глазах у нее стояли слезы. — Это к твоей фразе о том, что ты мне не враг. Да, возможно, ты и права. Но ты всю мою жизнь под откос пустила. Как мне смотреть на тебя? Я верила ему. Он обещал жениться на мне. Я любила его без памяти, беззаветно… Тебе ли не знать, какое влияние он и его внешность могут оказать на женщину. Он влюбил в себя даже меня. Мне сто двадцать один год. Я прожила целое столетие и думала, что уже никто не сможет разбить мне сердце. Что я уже не маленькая девочка и не позволю этому случиться. Но все-таки это случилось, и хоть я и знаю, что ты не виновата в том, какого мужчину выбрала, согласись, что тебе самой неприятно, когда прошлое мужа всплывает и так внезапно. Но все же ты вступилась за меня. Спасибо… Наверное. Мне бы не хватило великодушия поступить, как ты. Быть может, в твоем мире без магии и не все одинаковые и примитивные создания… — Пожалуйста. Нам, девочкам, надо держаться вместе. — Я улыбнулась ей, заметив и ее неловкую ответную улыбку, которую она, как ни старалась, так и не сумела скрыть. — Просто хочу предупредить, потому что ты на стерву не похожа. Твой супруг не такой мягкий и сердечный, каким пытается казаться. Может, пока у вашего брака и нежная стадия развития, но, поверь мне, ты его знаешь не так, как я. Со мной он даже не пытался казаться джентльменом, как с тобой. Я знаю его семьдесят три года, и все эти годы я любила его, а он пытался внести как можно больше разочарования в мою жизнь. Но каждый раз, как я говорила 'хватит', что не намерена продолжать порочный круг этих отношений, он возвращал меня обратно. А я возвращалась, потому что хотела любить его. Потому что когда его любишь, он становится центром твоего мироздания, и ты хочешь возвращаться, сколько бы боли ни испытала, спасать его от врагов в надежде, в робкой надежде на то, что он полюбит тебя хотя бы немного больше, чем себя самого. Я была на твоем месте еще до твоего рождения. Но с сегодняшнего дня я больше не хочу бороться за эти отношения. Семьдесят три года — слишком долгий срок. В обмен на присягу, преданность, верность и любовь я получила только боль и разочарование. Теперь это твой крест, Лора Уилсон. И тебе его нести вечно. Возможно, мы и подружимся. Последние слова Селена произнесла, когда мы уже входили в ничем не отличавшуюся от той, что мы с Владиславом уже посетили в поисках пищи и развлечений, деревню. Мое закрытое сине-черное бархатное платье волочилось по грязной и мокрой от утреннего дождя земле. Оно было каким-то особенным, поэтому я и выбрала именно его. Благодаря нашему дворецкому Роберту и еще нескольким слугам мой гардероб был полностью обновлен всевозможными платьями, туфлями, корсетами, кружевным нижним бельем, однако же в нем не оказалось ничего практичного. В скором времени я планировала исправить это упущение и добавить в свой шкаф брюки и какие-нибудь соответствующие стилю эпохи и места сапоги. Платья во время охоты значительно стесняли движения. Помимо этого еще раз наступив каблуком на злосчастный подол, я едва удержалась от искушения оторвать его. Старые, покосившиеся от времени дома с крышами, зиявшими на просвет… На улице деревни не оказалось ни единого крестьянина. Тишину можно было бы даже назвать мертвой, если бы не пение птиц, доносившееся из леса, оставшегося у нас за спиной. В самом центре деревни, дома которой располагались полукругом, располагался темный и глубокий колодец. Селена толкнула дверь одного из домов, обладателя самой ветхой крыши во всей деревне, которая, на удивление, оказалась не заперта и незамедлительно, с протяжным скрипом отворилась внутрь. В этом мире жизнь застыла в эпохе начала девятнадцатого века, поэтому не стоило рассчитывать обнаружить здесь электричество. Во всей близлежавшей местности свет искусственной природы был проведен только в королевском замке. Темноту полузаснувшего дома разряжал только тусклый свет свечи на столе, которая, едва стоило нам пустить поток свежего воздуха в дом через открытую дверь, обратилась в огарок, тонкой полоской испустивший в воздух вьющийся серый дымок. На низенькой кровати, прикрывшись пыльным мешком, в котором женщина, наверняка, хранила всю зиму овощи, лежала мать со своим младенцем. — Вот тебе урок номер один. — Раздался голос Селены в моем подсознании. — Если укушенный умрет с ядом вампира в крови, но его тело будет обескровлено не полностью, он воскреснет для бессмертного существования в качестве не-мертвого. Как ты сама понимаешь, обращать кого попало нам запрещают старейшины кланов, которые хранят баланс и следят за соблюдением кодекса правил вампирского мира. Ты с ними, наверняка, познакомилась на коронации. Их четверо — Елизар, Аластар, Велиар и Виктор. Последний, к слову сказать, обратил меня. Виктор видел во мне потенциал. — Селена помолчала несколько секунд, затем продолжила. — Ты должна чувствовать, осушила ли человека полностью, потому что после укуса возможность превращения жертвы в живого мертвеца, очень велика. Не имеет значения, сломаешь ли ты шею жертве, обескровленной частично, или позволишь умереть от потери крови, если на момент смерти в ней останется хоть капля человеческой крови, она обратится. Пока за тобой наблюдал Владислав, он следил, чтобы ты по глупости не создала новичка. Теперь ответственность за возможные ошибки лежит на тебе. Пока я рядом и наблюдаю, можешь начинать охоту. Затем я проверю, как ты усвоила урок. На вампирской скорости она подскочила к грубо сколоченной лежанке, на которой спали мирным сном крестьянка со своим маленьким сыном. — Приступай. — Селена провела ногтем указательного пальца, заострившимся до состояния когтя, по шее женщины. Тонкая струйка крови стекла по горлу уже пробуждавшейся крестьянки к ее груди. Старый дом, женщина с ребенком и Селена внезапно стали кроваво-алыми, а картинка перед глазами — четкой, даже резкой и ярче всего в ней выделялись капли крови. Если бы я сейчас могла посмотреть на себя со стороны, я бы увидела, что глазное яблоко и радужка моих глаз стали багрово-красными, а круглый зрачок вытянулся, став вертикальным. Клыки заострились и вытянулись. Я наклонилась к полусонной и слизнула кровь с ее горла. В этот момент крестьянка проснулась. Всего несколько секунд ей хватило, чтобы начать понимать, что происходит. Она с ужасом смотрела на нас с Селеной, прижимая к груди младенца, пока, наконец, вероятно, не смирилась со своей участью. Тогда она тихо прошептала, закрыв глаза и опустив голову. — Убейте меня. Возьмите мою жизнь, только не трогайте ребенка. Отпустите моего малыша. — Слезы безвольно стекали по ее щекам. — Прости, мамаша. — Селена сдавила шею женщины в руке, наклоняя ее в мою сторону. От звука ее голоса проснулся младенец и громко, надрывисто заплакал. — Мужика я здесь не вижу, а мы с Ее Величеством не похожи на воспитательниц или сиделок. Приюта для сирот мы тоже пока не организовывали. Так что, не обессудь. И ничего личного. Просто сегодня твоя очередь. Я приложила палец к губам крестьянки и мысленно попросила ее не дергаться. Погрузив клыки в вену, я почувствовала, как белая человеческая жизненная энергия вливается в мое тело, согревая его, и бежит по пищеводу в желудок. Женщина только тихо всхлипывала, чувствуя, что обречена, и назойливо громко кричал и плакал ее ребенок. Это невыносимо раздражало. Через пару минут крестьянка лишилась сознания из-за потери крови. Вдоволь насытившись ею, я откинула от себя бессознательное тело на лежанку, вытерла тыльной стороной ладони кровь с губ и вопросительно поглядела на Селену. — А вот тебе и первая ошибка в первом же домашнем задании. — Сейчас нам не было необходимости разговаривать мысленно, поэтому Селена говорила вслух. — Думаешь, что осушила ее досуха? — Пульс замедлен. Сердце почти остановилось. Да. Она осушена. — Я прислушалась к импульсам умирающего тела и утвердительно кивнула головой. — Похоже, что ты прогуливала уроки биологии и анатомии. Когда человек умирает от потери крови, это не значит, что в нем не остается ни капли, это значит, что он потерял большую ее часть. Данный человеческий индивид осушен на три четверти. И в данный момент ее тело проходит через трансформацию, потому что сердце готово остановиться. Тогда процесс будет уже необратим, и потребуется осиновый кол. Выпей ее до конца, пока сердце еще бьется. Как я уже упоминала, не каждый заслуживает вечную жизнь. Пожав плечами, я снова прильнула к ране на горле женщины. Через несколько секунд я почувствовала предсмертную конвульсию, в которой несколько раз неестественно дернулось и изогнулось тело крестьянки, а потом поток ее жизненной энергии внезапно прекратился, словно перекрыли кран. Судорога продолжалась по инерции еще секунд сорок, затем тело жертвы обмякло. — Есть разница? — Селена удовлетворительно посмотрела на меня, и я улыбнулась ей. — Я и не думала, что быть вампиром, значит, нести такую ответственность. В организме человека, в среднем, четыре-пять литров крови. Как мы умудряемся столько питаться и оставаться в форме? — Мы — самые быстрые существа во всех мирах. И обмен веществ в нашем организме работает на большой скорости. — Ответила Селена, кивнув головой в сторону кричащего младенца. — Проблема в том, что скорость эта гипертрофированно большая. Поэтому мы голодны всегда, сколько бы жертв ни осушили. Теперь — ребенок. Попытка номер два. Младенец кричал. Мой сверхчувствительный слух был раздражен, а барабанные перепонки разрывались. В голове и глазах лопались сосуды. Мигрень начинала накрывать меня своей черной отвратительной волной боли. — Когда же ты успокоишься и заткнешься. Я с раздражением взяла маленькое тельце, завернутое в грубую холщину. На долю секунды внутри меня всколыхнулось самой мне неведомое чувство. Но я была вампиром без человечности. Мне была неведома мораль, и я не собиралась соблюдать ее рамки, поэтому я задвинула это ноющее чувство жалости куда подальше. Я была голодна, а ребенок был моей пищей. Моим шведским столом. С повышенным остервенением от раздражения я вонзила клыки в тощую крохотную шейку. Крик стал невыносим. Эта ультразвуковая волна безжалостно проходилась по моей голове и каждому нерву. И хоть это издевательство над сверхчувствительным вампирским слухом длилось всего пару мгновений, мне это время показалось вечностью, пока я не почувствала короткую, но сильную телесную конвульсию, и не услышала звук долгожданной, возвращавшейся в окружающее меня пространство тишины. Тонкие струйки голубоватой непорочной детской энергии иссякли, и, опустив младенца на грудь мертвой матери, я посмотрела на Селену вопросительным взглядом. — Думаю, первый урок ты усвоила. А сейчас мы отправляемся на второй. Некоторых селян не устраивает наличие вампиров в нашем мире, и они пытаются бунтовать. В этой деревне живет семейство местных охотников. Они не высококвалифицированные, как те, что заточили Владислава в твоем мире, поэтому он оставил их в живых шутки ради. Разумеется, доля риска есть. Но ты никогда не научишься обороняться от охотников, если не встретишься с ними лицом к лицу. Главное, ничего не бойся. Я с тобой, и прослежу за тем, чтобы ты не налетела на кол. Иначе обычной казнью я не отделаюсь. Его Величество мысленно мне сказал, что если с его бабочкой что-нибудь случится, он почтет за удовольствие взять нож и собственноручно срезать с меня кожу до последнего лоскута. Он любит тебя, Лора. Как меня бы никогда не стал. На лице Селены отразилась плохо скрываемая горечь, но она тут же взяла себя в руки. Закрыв за собой дверь, мы вышли из дома и побрели по тропинке к хижине на самой окраине деревни. — А сейчас самое главное, когда идешь в дом к охотникам. Не крадись, не прячься. Используй элемент неожиданности. — Селена с первого удара ноги вышибла дверь, даже не потрудившись остаться незамеченной. На столе горели свечи. Вокруг него собрались трое. Мужчина преклонных лет, рыжеволосая девушка (вероятно, его дочь) и юноша. Они склонились над разложенными распятиями, серебряными и осиновыми кольями, бутылями со святой водой. Каждый импульс моего вампирского тела внушал мне бежать отсюда прочь, но Селена подтолкнула меня войти, не оставив мне выбора. Как удобно для нее. Если она подставит меня и уйдет отсюда, со временем, которого им обоим отписано безмерно, когда Владислав сможет ее простить за осиновый кол в моей груди, она снова станет главной претенденткой на трон. В воздухе повисла фиолетовым облаком опасность, и я развернулась к двери, чтобы убраться отсюда подальше. Холодная рука Селены сжала мое плечо в смертоносные тиски. — Нет пути назад, Лора. Вечно убегать и отступать ты не сможешь. Я не собираюсь подставлять тебя, что бы ты обо мне ни думала. Мы с ним — дело давно минувших дней. Нападай и помни, что сражаешься за выживание, а не пропитание, поэтому убивай. Оценив противников за долю секунды и выбрав самого потенциально опасного, я молниеносно атаковала юношу. Нанеся два тяжелых удара ему в грудь и обойдя его, я сдавила рукой его плечо так, что послышался хруст ломаемой ключицы. — Что это было, милый охотник? Кажется, ключица? — Я улыбнулась, ожидая, что перелом удержит юношу от ответных действий. Но вопреки этому он оказался резистентным к боли. Когда смыслом твоей жизни становится убийство бессмертных кровожадных тварей ночи, видимо, порог боли становится выше, а тренировки позволяют развить скорость до молниеносности. — Защищайся! Кол! Осторожно! — Вскрикнула Селена, опоздав с возгласом. Брызги святой воды попали мне в глаза, ослепив, и тут же я почувствовала кол, нацеленный мне прямо в сердце. Ослепнув и истошно визжа от попадания святой воды на поверхность глазных яблок, я пыталась увернуться от кола вслепую, когда услышала вскрик и, несколько секунд спустя, звук дробления костей. Когда зрение постепенно вернулось ко мне, я увидела труп юноши на полу со сломанной шеей. Селена уже занималась девушкой, которая сжимала в руке распятие с рубином и острым лезвием, точь-в-точь, как оружие Алана Стэнфилда, которым он безуспешно пытался убить моего мужа. Когда девушка попробовала вонзить распятие в сердце вампирши, Селена блокировала ее удар, рукой прикрывая сердце. Кол проткнул запястье моей наставницы, не причинив ей вреда. Селена молниеносно вытащила деревяшку и отбросила кол в угол, вцепившись клыками в шею девушки до предсмертной судороги. Когда мы обернулись в поисках старика, мы обнаружили, что он исчез. Дверь открылась и захлопнулась за нашими спинами, и резвый дед исчез в сгустившихся сумерках. — Пожалуй, на сегодня хватит. — Сделав глубокий вдох и выдох следом за ним, Селена стерла кровь с губ и обернулась ко мне. — Ты заставила меня понервничать. Еще бы немного, и бежать было бы уже бесполезно. Владислав нашел бы меня даже на краю мира. Даже на краю любого из сети миров. Видела, как я защищалась? Возьми на вооружение. И не отвлекайся на минутный триумф. Промедление часто стоит жизни новичкам. Тяжело дыша, я стерла морозный пот со лба и заправила пару выбившихся из прически локонов за уши. Платье было безнадежно порвано на груди, в зоне декольте. Моя грудь медленно и тяжело вздымалась и опускалась от каждого хриплого вдоха и выдоха. Идеально ровная прическа превратилась в хаос. Ссадины и царапины на лице и шее, не успевшие регенерировать, говорили о том, что борьба была недолгой, но яростной. Глаза все еще горели, будто после воздействия перцового баллончика. — Идем. — Селена протянула мне руку. — Доставлю тебя супругу. Надеюсь, что хотя бы пару уроков о том, как защищаться и правильно питаться, из нашего сегодняшнего променада ты извлекла. Молча, без возражений, я вышла за вампиршей из дома охотников, и мы направились в сторону замка. *** Около двух месяцев Селена учила меня защищаться от охотников на вампиров и борьбе. Когда миновало это время, я отдала ей должное, признав, что если бы не ее так называемые уроки, мне, как новообращенной, было бы практически невозможно выживать в этом удивительном, но опасном мире. Через несколько дней после моей просьбы Роберт доставил прямо в мою спальню мой заказ для охоты: черные вельветовые брюки, черные ботфорты из замши со шнуровкой, размером до колена, белую блузу с длинными рукавами, с принтом из маленьких красных цветов, черный тугой корсет, идеально подчеркивавший талию и грудь, и фиолетовый плащ с капюшоном. В тот день, когда Селена сочла меня готовой жить и выживать в этом мире без ее помощи, я сидела абсолютно без сил на кровати в своей комнате, вернувшись из деревни, после сражения одновременно с тремя охотниками, когда прямо посреди дня зашел Владислав. — Уже освободился от государственных дел? — Я улыбнулась, глядя на него. — Я решил сегодня оставить все дела на своих заместителей и показать тебе кое-что. Я только тяжело вздохнула. Всю ночь я сражалась с опытными охотниками и была выжатой и уставшей, но так как спорить с ним абсолютно бесполезно, я просто накинула фиолетовый плащ на плечи, и, взяв мужа за руку, вышла на лестницу. Последнее время из-за тренировок и вылазок в деревню, а также из-за его королевских обязанностей мы очень мало времени проводили вместе, что меня очень сильно расстраивало, поэтому, хоть я и валилась с ног, я была рада возможности куда-то выбраться с ним вместе… Миновав округ деревни, из которой недавно вернулась, который я называла дистриктом на англоязычный манер, и поле, мы оказались перед крепкой высокой деревянной постройкой. И сколько доносилось из-за двери запахов! Свежескошенная трава, сено, молоко, лошадиный запах и даже запах человека. — Королевская конюшня. — Владислав сосредоточил взгляд на двери, и она тихо и осторожно отворилась. Я изумленно приоткрыла рот. Столько времени спустя я все еще не перестала удивляться, сколько возможностей открыто перед тобой, если ты — вампир. А уж особенно если ты — древний вампир, как мой муж… Мы вошли. В ноздри ударил резкий лошадиный запах и красноватый запах раздражения животного. Крайнее стойло в правом углу было открыто. Внутри находилась молодая девушка с русыми волосами, собранными на затылке, в грубой серой робе, гребнем расчесывая волнистую золотистую гриву пегой лошади. Увидев нас, работница конюшни вздрогнула. Склонив голову под выразительным взглядом графа в качестве приветствия монархических особ, она поспешно покинула конюшню, выйдя наружу из противоположных ворот. Каблуки моих сапог уверенно ступали по деревянным доскам и мягкому сену. — Выбирай себе любую лошадь. Мы отправляемся в горы. — Произнес мой муж, мягко улыбнувшись. — Я видел, с какой грустью ты смотришь на них и решил, что ты не будешь против прогулки в горах. Его улыбка сокрушала мое сердце, которое расцветало, словно посреди весны. Я отвела взгляд, пряча глаза и краснея. Я все еще смущалась, не в силах привыкнуть к тому, что я с ним, что судьба свела меня с прекрасным, как сама ночь, падшим ангелом. Мы подошли к стойлу, за заграждением которого послушно стоял черный и прекрасный, сильный конь. Шелковая шерстка животного лоснилась и блестела в лучах восходящего солнца. Владислав остановился рядом с ним и посмотрел на лошадь чуть ли не с любовью. Граф положил руку животному на переносицу, поглаживая шелковистую шерстку. Конь в ответ лишь фыркнул и нетерпеливо ударил копытом, предвосхищая долгий и быстрый, как ветер, бег. — Познакомься с Велесом. Мой конь. — Произнес Владислав, с восхищением и любовью продолжая поглаживать коня. — Велес? Как Бог Плодородия? — Я удивленно изогнула правую бровь. — Да. Он был назван в честь Божества, потому что он, действительно, божественный, но и быстрый, и сильный, как черт. Лошади его породы необычайно миролюбивы, но одновременно с этим, своенравны, и не выносят неволи. Они свободны, как ветер в поле. Лошадь пойдет за тобой куда угодно, если ты дашь ей понять, что она — твой партнер и верный товарищ. Но только смей пытаться доказать ей, что ты — ее хозяин, смело жди, что вышибет из седла. Именно лошадь тебя ведет. В вашем тандеме она главная. — Никогда не могла даже подумать, что у человека власти, который держит в подчинении весь мир и пытается контролировать даже близких людей, может быть такое, на удивление, миролюбивое увлечение. — Ну какое-то увлечение даже у таких тиранов, как я, должно же быть. Я — вампир, но не бессердечная тварь. — Улыбнулся Владислав, продолжив разговор о лошадях. — Велес является прямым потомком Крога. С ним мы вместе прошли не одну войну, выиграли не одно сражение в пятнадцатом веке. И Велес, и Крог — лошади фризской породы, которая была выведена в Нидерландах. И, к слову сказать, ты была знакома с Крогом непонаслышке в твоей прошлой жизни, Рита… Каждый раз, когда он глубоко задумывался о прошлом, словно отсылаясь мысленно к тому времени, он всегда называл меня Ритой, а не Лорой. Я же лишь молчала, не зная, что сказать. Я не чувствовала себя ею, я ничего не помнила из прошлой жизни. Что если я — не Маргарита Ланшери? Вдруг он ошибается? И что будет со мной, если он поймет, что не я — любовь всей его жизни? Где я окажусь тогда? Я, которая дышит лишь им. Я, которая была не в силах мыслить о чем-либо, о ком-либо, кроме него. Я, в эпицентре жизни которой был лишь он. Вокруг него вращалась вся моя Вселенная… Если он меня прогонит… Я решила не продолжать мысль и не думать об этом. Если я начинала, мне становилось по-настоящему страшно. За три месяца мы ни дня не провели в разлуке, и я всем организмом чувствовала, что если такой день настанет, мое сердце разорвется от тоски, и я умру. Даже в моменты, когда Селена занималась моим обучением, я чувствовала себя оторванной от части себя и неполноценной вдали от него. Владислав открыл стойло и вывел коня. Я же прошла чуть дальше и увидела чудесную жемчужного цвета тонконогую лошадь с необычайно длинной, заплетенной в косы белоснежной гривой. — Эту кобылицу зовут Лира. Я догадывался, что она тебе понравится. Мой муж снова улыбнулся одной из тех редких улыбок, за которую и жизнь отдать ничего не стоит. Я наклонилась головой к шее кобылицы. Та меня совсем не боялась. Потуже затянув волосы в узел на затылке, выведя лошадь из стойла, с помощью Владислава я уверенно влезла к ней на спину. Я не находилась в седле с детства, но навык не утеряла. Сжав поводья в руках, я почувствовала, что готова. Переглянувшись с мужем, я натянула их, а Владислав пришпорил Велеса. Вслед за мужем я выскочила из конюшни на прекрасной белоснежной Лире… Воздух становился все более чистым и свежим, чем ближе мы подъезжали к подножию Карпатских гор. Велес резко остановился, почувствовав, как его всадник натянул поводья, будто ждал этого каждую минуту бега. Послушная моей команде, Лира послушно встала рядом с черным жеребцом графа. — Если ты живешь в Трансильвании, у тебя нет никакого права отказаться от уникальной возможности увидеть Карпаты вблизи. — Произнес мой супруг, устремляя взгляд вверх. Я последовала его примеру. Снег горел. Он переливался на вершине яркими самоцветами. Там, где не ступала еще нога человеческая, снежный покров отличался чистотой, белизной, нетронутостью. Высота самой высокой точки поражала. Вправо и влево хребет гор тянулся нескончаемой полосой чередующихся с огромными верхушками, устремленными в небо, небольших холмиков с редкой, но яркой и зеленой порослью. Мы с мужем находились настолько рядом, что я ощущала плечом его плечо. Меня возводила до божественного одухотворения дивная и невыносимая красота Карпатских гор. — Даже не знаю, что и сказать. Владислав, это прекрасно. — Маленькая слезинка скатилась с моей щеки, застывая на ней маленькой капелькой льда. *** Несколько дней спустя мы посетили еще одну деревню. Граф называл ее Васерией. В длинном белом кружевном платье под свадебным белым зонтом, прячущим меня от солнца, я шла вдоль деревни, держа мужа в идеальном черном под руку. Мы были, как черное и белое, как ночь и день, как вечные жених и невеста. — В этой деревне живет женщина, которая является моим прямым потомком. Моим и Риты. — Тихо сказал он. — Мы никогда не охотимся здесь. Это непреложный закон. Мы шли, осыпая улицу золотыми монетами, и жители выглядывали из окон, приветственно нам кивая и улыбаясь. Они не боялись вампиров. Похоже они знали и чувствовали, что находятся под защитой короля. Худая юная девушка выбежала на улицу и, поймав свою горсть золотых монет из нашей казны, закружилась в воздухе, вскрикнув. — Да здравствует король Владислав! Да здравствует королева Лора! — Как тебя зовут? — Я улыбнулась милой крестьянке с озорными конопушками на лице. — Арина! Ваше Величество, меня зовут Арина! — Весело ответила мне девушка, вальсируя босыми ступнями по грязи и смеясь от всей души… А золотые монеты все летели и летели, кружась в воздухе и осыпаясь на землю богатым и ярким летним ливнем…