Трансильвания: Воцарение Ночи

ГЛАВА 15 — В ОЖИДАНИИ РАСПЛАТЫ ЗА ГРЕХИ Столько лет, растворенных в ночи, Мне главу украшали терном… Марево огня рассветных лучей окрасило его волосы в алый цвет. Я только недавно проснулась, ощущая его руку, крепко прижимавшую меня к нему. И уже перевернулась на другой бок, чтобы посмотреть на него в то короткое мгновение, что он дремлет. Утренняя прохлада холодила мою кожу росой. Заперты в плену правил, установленных кем-то свыше. Нас лишили нашей свободы и права выбора. И все-таки мы боролись… Вот он спит. Так спокойно и безмятежно. Сейчас ему нет дела ни до чего. На лице застыло отстраненное и мрачное выражение. А каждая мышца, каждый нерв напряжены. Он не умеет расслабляться. Не после всего, что было. А я… Я не могу забыть о прошлой ночи, которая оставила раны на моем сердце и изувечила. Изувечила мыслью о том, что это был уже точно последний раз. Снова пришли на ум строки из стихотворения о Черном Человеке. 'Месяц умер. Синеет в окошко рассвет. Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала?' И правда, что? Что эта ночь наковеркала? Почему, когда спускаются сумерки, от себя становится невозможно сбежать? Почему днем кажется, что все прошло, а ночью болит еще сильнее?.. Вопросы без ответа. Слезы обожгли мне щеки. Я приподнялась на локте. Его черный плащ еще согревал нас обоих. Нервно встав и сделав круг по поляне, я снова прилегла, грудью прильнув к его холодной спине, накрывая нас плащом. Склонившись со слезами на глазах, я мучительно оставляла поцелуи на плече, на шее под затылком, убирая волосы, застегнутые дорогой заколкой, пропуская через них пальцы. Мои дрожащие пальцы слегка коснулись его нижней влажной губы. Этот рот — средоточие моих порочных желаний, мучений и кошмаров. Спи, любовь моя. Спи хотя бы еще немного. На свете не существовало никого более прекрасного и ранимо-беззащитного в этот час. Его кожа — холодный белый шелк. Не изувеченный, не порванный еще под воздействием пыток на лоскуты. Не залитый кровью, не украшенный жестоко и бездушно шрамами. Из-за моей тяжкой вины. А виновата я была лишь в том, что полюбила… И желала я малого — чтобы он всегда спал так безмятежно. Не тронутый орудиями пыток и руками моей садистки-подруги, с которой я стала общаться себе на горе. Истомленная тоской, разлукой и болью, я все чаще вспоминала его вопрос, заданный мне когда-то в еще лучшие для нас времена. Изменила бы я лучшему из лучших с ним? Оставила бы лучшего из лучших ради него, испорченного и порочного психопата?.. Но разве ж то была бы измена? Каждый лучший из лучших для кого-то — целая Вселенная… Для кого-то, но не для меня. А моя, быть может, худшая в мире Вселенная смежила веки своих черных глаз. Вчера мы оба подписали себе смертный приговор. И был лишь один выход — бежать, но где ты можешь скрыться от человека, даже нет, от дитя дракона, которое все обо всем и обо всех знает? Которое держит все и всех в этом мире под контролем… Я еще и не догадывалась, как скоро ее смех сольется с его криками боли, а кожу его покроют ожоги от серебра пополам с запекшейся кровью. Везде, где была любовь, на этом теле, которое я целовала и лелеяла, храм мой опорочит боль и смерть своими гнилыми касаниями, да так, что останется лишь только кричать и молить о пощаде и снисхождении на коленях, в готовности продать свою душу, когда твоя лучшая подруга будет надменно, с презрительной ухмылкой смеяться тебе в лицо, заставляя чувствовать себя униженной и виноватой за преступление, которого не совершала. Будто бы желать, чтобы не издевались над телом любимого мужчины, низменно и убого. Будто бы хоть у кого-то есть право высмеивать чужую слабость. Покой снизошел ко мне на минуты лишь сейчас, когда я, плача, целую прядь волос, наблюдаю, как мягко сомкнуты веки под безупречно красивыми длинными ресницами, как дыхание приоткрывает мягкие губы, приподнимает грудь и плечи. Я ведь знаю, что когда он проснется, тогда-то и вскроется ад на земле. Но есть еще несколько коротких минут. Когда просишь у защитника своего остановить ненадолго время, чтобы продлить лицезрение того, как дремлет ангел с подбитым крылом. Мой спаситель и разрушитель. Любовь моя. Владислав… Холодное, сырое и туманное утро обволокло меня своей влажностью, вползая под плащ, которым мы были укрыты. Его ресницы несколько раз дрогнули, и он открыл глаза, поворачиваясь ко мне. Впервые за долгое время я увидела улыбку на его лице. Улыбку на лице того, кто так отчаялся, что не хотел продолжать жить без меня. — Сколько времени? — Тихо и полутомно спросил он, склонив голову к моей груди и целуя в шею. — Почти пять часов утра. Дэнелла просыпается около шести, а в семь-тридцать у нас с ней начинаются тренировки. Выходные кончились. Мы тоже. Прости меня. Ты знаешь, что я не хочу уходить. Но твоя жизнь важнее моего желания остаться. Еще пятнадцать минут, и я уйду. Навсегда. Не будем судьбу искушать. Мы и без того прошлись по грани. Когда дело дойдет до передачи сил, я хоть их и приму, но чтобы впитать знания старинных книг и манускриптов было необходимо оставаться девственницей, потому что порочным умам они никогда не откроются. И как только Тефенсен поймет, почему я не могу стать Хранителем Архивов, она возьмется за нас активно. Лучше сразу сказать, что на меня напали разбойники и изнасиловали. — А ты сможешь выглядеть убедительно, произнося ложь? Меня тебе еще ни разу не удалось обмануть. Тефенсен знает тебя, может быть, лишь на самую малость меньше. — Знаешь ли, вместо Кулинарного Института, я хотела поступать в Драматический. Я всегда видела и чувствовала себя актрисой. Вот я ей и стала. Немного не так, как хотелось, но уже ничего не попишешь. Я вылезла из-под плаща и села к нему спиной, застегивая на себе влажный от росы бюстгальтер, предварительно умывшись озерной ледяной водой, зачерпнув ее в ладони прямо из зарослей осоки. Он коснулся моей спины рукой. — Зажили, как и не было. Неужели в ее поступках есть хоть намек на что-то хорошее? — У меня почти что обновленное тело. Как ты сам и говорил — при пересечении границы с реальным миром я перестану быть вампиром и отменится все, что со мной было после обращения. Включая шрамы от ударов серебряного хлыста. Дэна только над моей внешностью поработала и над обретением фактора невинности. Остальное не ее заслуга, а моего родного мира. Так что, как видишь, ничего особенного хорошего она не сотворила. Слава Богам и Баваль, теперь у меня хотя бы черные волосы, хоть и фигура малолетки. Быть рыжей было отвратительно. Терпеть не могу рыжих. Дэвид Теннант вспоминается. Мои плечи аж передернуло от омерзения. Надев нижнее белье, топ и завязав юбку узлами на бедрах, пригладив растрепанные волосы, я прилегла головой на его обнаженную грудь. Больше он не напоминал изможденный скелет, обтянутый кожей. Он был свеж, силен, источал запах невыветрившегося до сих пор парфюма с сандалом и запах утра. Моя кровь и погибшая в его руках невинность полностью его исцелили. — До лучших времен. — Прошептала я, касаясь губами его шеи. — Обещаю тебе, я найду способ покончить с меткой и разорвать узы, принуждающие стать Хранителем Архивов и Хранителем Баланса Измерений. Я вернусь. Так трудно без любви твоей и без улыбки жить. Как много за ошибки приходится платить… На прощание его губы коснулись моей макушки, и он также тихо ответил. — Я подожду, только ты возвращайся навсегда. — Прощай, Владислав. — Последняя моя улыбка оказалась не в меру горькой, а последний взгляд в его глаза, чтобы запомнить их на тысячи лет и тысячи жизней вперед, и вовсе заставил меня пустить слезу. Уходила я уже, молча и не оборачиваясь. Я знала, что стоит мне только оглянуться, и сил на то, чтобы уйти уже не останется. *** Я уже почти подошла к пещере, когда увидела сидевшего у входа на камне Аарона Виллипета. Юноша склонил голову на грудь в дремоте. Глаза его то и дело прикрывались, но он ожесточенно потирал их кулаком, зевая и из последних сил борясь со сном. Я осеклась и встала у входа, как вкопанная. Из его состояния можно было сделать вывод, что он не спал всю ночь. Да, Баваль обещала смастерить заклинание непрогляда на Дэнеллу Тефенсен, но она не могла учесть всех ее шпионов и правых рук. Аарон поднял на меня сонные глаза. Он был бледен. Так, словно вся кровь вышла из его тела. И взгляд его был мрачен и ожесточен. Я приготовилась к худшему и, как оказалось, не напрасно. Одарив меня пространным, затуманенным дремотой взглядом, он горько вздохнул и тихо сказал. — Госпожа Тефенсен еще спит, а я ждал тебя. — И?.. — Не зная, что в таких ситуациях вообще спрашивают, я ограничилась несложным союзом в качестве ответа, превратив его в вопрос. — Я был на празднике и всю ночь не спал. Я знаю, что ты была с Вороном, Корина. Я тяжело выдохнула и сжала руки в кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Опустив взгляд, я тихо и затравленно спросила. — И что ты собираешься делать с этим знанием? — Хороший сын обязан пойти и доложить все госпоже Тефенсен. — Незамедлительно ответил он, и в этот момент я почувствовала, как злость начала подниматься внутри меня и закипать. — Давай. Вали, стукачок. Ты ведь только ради шпионажа и живешь в пещере. Какой там из тебя Хранитель Архивов. Она даже не тренировала тебя ни разу. Оторвет Дэнелла Тефенсен мне башку, хоть окончатся мои мучения. А тебе покоя потом ни на небе, ни на земле не будет. Во-первых, потому что сказанное слово терзает до конца жизни, если оно сказано во зло. А, во-вторых, неужели ты думаешь, если она убьет Владислава, после этого твой отец будет в почете и избавлен от смерти? Дэнелла Тефенсен — чертов домоклов меч, Аарон. Для нее не имеет значения, сколько раз ты перед ней выслужишься и поцелуешь ей ножки. Она как ненавидела вампиров, так и будет. Как говорится, сгорим мы — вы сгорите вместе с нами. После того, как ты перестанешь быть нужен ей для выполнения грязной работы, после того, как она убьет моего мужа, голова Уиллоби Виллипета окажется следующей на частоколе. И, если мне удастся выжить, а Владиславу - нет, на это зрелище я приду посмотреть и буду ей рукоплескать. Я раздраженно дернулась в пещеру. Аарон перехватил меня за руку, а я по инерции наотмашь ударила его по лицу изо всех сил. — Не смей ко мне прикасаться, вонючий раб, подстилка Тефенсен. Я — королева этого мира, и мне еще жить в этом теле. А ты — грязь. Стукачок. — Корина, я просто сказал, что хороший сын обязан сделать. Но я — не только сын, я еще и друг. А хороший друг никогда не заставит своего друга страдать. — Во взгляде юноши, исполненном боли и сострадания, светилось понимание. Я выдохнула и разжала кулаки. — Я знаю, что касается меня и моего отца, я могу сослаться на то, что потерял тебя или что не видел, куда ты ушла, или что мне стало плохо, и я не уследил за тобой. Что это было не намеренно. Но также я знаю, что если речь зайдет о тебе, если я сдам тебя, у тебя отходных путей не будет, и ты потеряешь любимого навсегда. Ты в большей ловушке, и ты больше жертва, нежели я. Хотя, отрицать твою вину тоже нельзя. Ты знала, чем эти поступки чреваты и повела себя безответственно. — Безответственно? — Только успокоившись, я снова начинала взрываться. В голове бешено стучал пульс, а я уже была готова убить Аарона голыми руками. — Какие же вы все — бездарные идиоты. Кого ни спроси, каждый скажет, что мне ничего больше не нужно в этой жизни, кроме как переспать с ним. Он умирал. Из-за твоей дорогой госпожи. Из-за того, что она заставила меня врать ему, что я выхожу за тебя, и все у нас отлично. Через неделю для него бы все закончилось, если бы он не взял мою энергию. О-ох. Меня тошнит от всех вас. Я быстрым шагом влетела в пещеру и уже направилась по коридору к нашей с Тефенсен комнате, когда Аарон снова окликнул меня. — Корина. Ты мне нравишься. Я не хочу, чтобы ты страдала. Прекрати всех вписывать в свой личный список врагов за одну фразу. У тебя в этом списке, как мне кажется, уже все внесены, кроме Его Величества. — Все дело в выборе сторон, Виллипет. Мы с тобой в одной лодке. Нас одинаково крепко связали жизнями любимых. Выбирай, либо ты со мной, и мы боремся вместе против Дэны, поддерживая друг друга, либо ты с ней, и тогда я тебя прокляну. Я овладела знаком, который позволяет вытягивать из легких кислород, Аарон. Если с Владиславом что-то случится, и в этом виноват будешь ты, ты будешь задыхаться медленно и несколько суток. Я не позволю тебе терять сознание, дав каплю воздуха, а потом снова выжав все до крупицы. И это будет пытка. Попробуй сделать выбор правильно. Не только Дэнеллу стоит бояться. Я убиваю тоже достойно. Спроси Арину из Васерии, экс-жену Герика. Хотя. Она тебе не ответит. Я ж ее башки лишила. Не оборачиваясь более, через несколько секунд я переступила порог комнаты пещеры, которую Тефенсен предусмотрительно на эту ночь оставила открытой, чтобы по приходу я ее не будила, отключив систему сканирования и идентификации… *** Дэна еще спала, свернувшись калачиком, перебравшись на постель Андреа, решив, что если я сегодня не ночую в пещере из-за праздника, длившегося допоздна, то и удобная кровать мне ни к чему. Чтобы не разбудить ее, я на цыпочках подошла к шкафу, стянула с себя танцевальный костюм Маргариты Ланшери, поморщившись от неприятной боли, которую причиняли маленькие насечки по всему телу, полученные мной от стеблей осоки, закопала его поглубже среди спортивных вещей Дэны и надела сияющую белизной футболку и серые спортивные штаны. Расчесав спутавшиеся за ночь волосы, вытащив из них маленькие травинки, я стянула их в высокий хвост на макушке, и, прикорнув на раскладушке Дерана, уткнулась лбом в холодную стену. Сон не шел. Воспоминания о минувшей ночи разъедали мозг, тихонько нашептывая на ухо два убийственных слова: 'Никогда больше'. Я знала, что Аарон будет молчать, но лишь до тех пор, пока она не прижмет его к стенке и не начнет угрожать. Быть может, я обошлась с ним жестоко, несправедливо и по-свински этим утром. Быть может, бедный парень и не заслуживал угроз от меня после пережитого, но я пережила тоже немало. Отец Аарона не умирал. Дэнелла не пытала Уиллоби ни разу. Я же после произошедшего сломалась и превратилась из человека с не совсем здоровыми нервами и совсем не здоровой психикой в закоренелого неврастеника с пунктиком по охране своей территории от врага. А мужа я априори считала своей территорией, и, пожалуй, единственной. Больше я ничего не нажила, но больше ничего мне и не было нужно. Я оглянулась на девушку в бессильной злобе. Она спала, прижав руки к лицу, разметав золотистые волосы по подушке и свернувшись калачиком, а мою голову бередили самые черные мысли, от исполнения которых я себя удерживала не потому, что во мне взыгрывали дружеские чувства или гуманизм, а потому что я знала, что с ее рефлексами и жизнью настороже, ожидая подвоха каждую минуту и не доверяя никому, я просто не успею закончить начатое и обреку себя, вдобавок ко всему, еще и на ее ярость, которая стирает все живое вокруг. Сдавить бы сейчас ее тощую шею и сломать, как кукле, но я только поднесу руку, а Дэнелла глубоко никогда не засыпает, и из фазы поверхностного сна она вынырнет за секунду, почуяв опасность, и тогда сломает мне эту руку и все остальные кости в моем теле. Я попала в ад. Я не могла ни уйти, ни сбежать, ни отказаться от этой пародии на жизнь, ни даже покончить со своей мучительницей. Я не могла избавиться от нее никаким образом, пока она, шаг за шагом, методично разрушала все в моей жизни… Дэнелла перевернулась на другой бок, зевнула и открыла глаза. Посмотрев с минуту в потолок, она села на кровати, потирая кулаками веки, дабы окончательно проснуться. — Доброе утро. — Стараясь изобразить отстраненный 'как ни в чем не бывало' тон, кивнула я девушке-дракону. — Как спалось? — Пойдет. А тебе? Отдых на природе, наверняка, не самая удобная ночевка в мире. Я вовремя прикусила язык, удерживая себя от саркастической реплики о том, что это был лучший отдых за все полтора года жизни с ней и сна на мягкой постели. — Хорошо. Без сновидений и кошмаров. А насчет природы — это ты зря. Тебе бы хоть раз в кемпинг смотаться и дать всем отдохнуть, включая меня и Аарона. Свежий воздух, трава шелковая, правда, с утра сыровато, но не все коту Масленица. — Я пожала плечами, и левое предательски заныло, напоминая о его укусе, но я вовремя удержалась от того, чтобы не поморщиться. Дэнелла уже окончательно проснулась и воззрилась на меня удивленным взглядом. — Черные волосы? — Я танцевала восточный танец на битых стеклах. А, как ты знаешь, на востоке рыжих не бывает. Девушки-помощницы организатора выкрасили меня в черный. Я не желала подводить Баваль и впутывать ее в эту историю, поэтому врала, как могла. Женщина старалась помочь мне. Нам обоим. Последнее, чего я хотела - это, чтобы эта милая старушка, божий одуванчик, попала под раздачу от психованной суки, возомнившей себя вершителем всея судеб. Кажется, я никогда не привыкну к резкому контрасту каменной пещеры и современной утвари, предметов мебели и навороченной компьютерной техники на входе. Дэнелла встала с кровати, и пару минут спустя запах свежесваренного кофе разнесся по всей нашей комнате. Отрывисто зевнув, девушка разделила содержимое кофеварки на две чашки. Протянув одну мне и сделав глоток, она сказала. — Разомнемся в рукопашной. Затем, наконец, возьмешься за меч. — Меч? — На минуту восторг затмил даже это гнетущее и очерняющее все вокруг меня ожидание расплаты за грехи. — Ты доверишь мне меч? Полтора года спустя я даже не верю в это! Ей-богу, я чуть не завальсировала по комнате, как маленькая, радостно смеясь. Я так давно мечтала держать массивное холодное оружие в руках и владеть им, уметь обороняться при его помощи, что даже шкала моего настроения медленно и верно поползла вверх. Все-таки не правы были те, кто говорил, что мне нужно только одно. Доставляли мне радость и некоторые другие вещи. Просто, таковых было не очень много. — Ну ты же сдала экзамен по рукопашной. Время перейти к новому этапу. Через несколько дней я планирую передать тебе часть своих сил, чтобы ты стала Хранителем Архивов, наконец. К этому времени ты уже должна научиться держать оружие в руках, потому что, когда ты получишь должность, а метка станет черной, нас ждет немало сражений. И с нечистью, и с такими силами, о которых ты даже и понятия не имеешь до сих пор. Чтобы выжить в борьбе с такими субъектами, одного удара в челюсть да некрупного файрбола с помощью 'Игнификато' точно будет недостаточно. До этого я просто опасалась, что ты покалечишь или даже прикончишь себя этим мечом, но сейчас я вижу, что ты готова. Позавтракав на скорую руку, мы с Дэной вышли из пещеры на поляну. Сделав привычную зарядку и размассировав мышцы, мы начали вальсировать в рукопашной разминке. Я ловко парировала удар, и Дэнелла криво усмехнулась. — Ну-с, девочка моя. Я дала тебе отдышаться, прийти в себя, причем очень деликатно, не налетая с самого утра, а теперь, когда ты расслабилась, и каждый нерв в тебе успокоился, я требую отчета. Грустно, но сейчас нервишки полетят прямиком в мусорный бак. — О чем ты? — Я сделала максимально удивленное лицо максимально невозмутимо, а по легким огонь уже дал залп. Прикинуться шлангом — тут ничего такого, если ты — прирожденная актриса, но внутри себя ты все равно понимаешь, о чем речь. А про таких, как я, говорят буквально — 'На воре и шапка горит'. Сейчас же требовалось, фигурально выражаясь, прикрыть горевшую шапку руками, да не абы как, а даже, чтобы дымка от тления видно не было. — Вот значит как. Теперь она косить под дуру будет, чудненько. Я спрашиваю о том, что случилось с твоей девственностью, столь необходимой, чтобы при совокуплении с моей силой она открыла тебе врата в Хранители Архивов?.. Хотя, какой смысл спрашивать? Все здесь присутствующие знают и что случилось, и с кем это случилось, правда, солнышко? Бессильная ярость отразилась в ее глазах, и она пнула дважды мыском кроссовки меня в колено. Это было ощутимо больно, еще и учитывая, что только вчера я падала им на осколки. Каждый шаг по поляне давался болью. Ныли ступни, колени, плечо и внутренняя сторона бедра. Саднило и между ног. Терять девственность, пусть и самым наиболее быстрым и нежным способом, все равно было чертовски больно. — Для начала все руки в насечках, и это только то, что я вижу. — У нас хвойный лес, Дэна. Я все ели этой ночью обошла, гуляя. — Мысленно я выругалась раз тридцать. Звучало все это нелепо и притянуто за уши, хоть я и решила отрицать до победного. Пусть она и знала правду, даже уже не имело значения доложил ли ей Аарон или она как-то сама узнала, но признать вину — подписать нам обоим смертный приговор. — А насчет девственности… Я не хотела говорить, но я опять напоролась на разбойников. В этот раз мне не удалось им противостоять. Да, они меня изнасиловали, и нет, я не хочу об этом говорить. У меня была ужасная ночь, и я не хочу об этом вспоминать. Если один раз ты уже вернула мне девственность, что тебе помешает еще раз провернуть подобное? — Мученица ты моя бедная. — Дэнелла безысходно покачала головой. — Одним знаком 'Игнификато' можно было подпалить разбойникам задницы, и они бы убежали, истошно вопя. Версия один не прокатила. Давай вторую, мне уже даже интересно послушать, какой бред ты еще прогонишь. Ах, что ты наделал милый разбойник!.. Дэнелла томно закатила глаза, даже не догадываясь, что процитировала строчку из песни рок-оперы 'Юнона и Авось' моего мира. Но, вероятно, она бывала на моей Родине чаще, чем я могла себе представить, потому что следом начала насвистывать себе под нос 'Очи черные. Очи жгучие', давя злобный смешок, неторопливо нарезая вместе со мной круги по поляне. — Действительно, меня за идиотку держишь? Думаешь, я ничего не замечаю или тебя не знаю? Да вы полночи зажигали народ на помосте. Да-да-да! Сальса, самба, чечетка, умопомрачительное танго, а потом как-то незаметно вертикальные танцы перешли в горизонтальные, а насечки на твоей коже — порезы от болотной осоки, где вы прятались со своей пятисотлетней гнилой тварью. О-о-о, мой цыганенок, любовь моя, Владислав… Ты омерзительна до блевотины. Дрянная шлюха. Шлюхи хотя бы за деньги продаются, в этом есть рациональная доля смысла. Ты же за эту мразь, чья жизнь дерьма в поле не стоит. Придумала уже, как мне его убить? Или моей фантазии оставляешь милого на растерзание? Его бледную шейку, губы его с привкусом клубники и тлена, эти широкие плечи и сильную грудь, из которой с придыханием рвалось твое имя. А его руки… Сколько сладости и боли за одну ночь они причинили. Вырву. С корнем. А ты посмотришь. Посмотришь, сука, на то, что бывает с каждым, кто думает, что достаточно умен, чтобы суметь обмануть меня. Дэнелла не прекращала мурлыкать мне на ухо, совершая выпады и каждый раз нанося болезненный удар. Только мурлыканье это было взбесившейся кошки, готовой вцепиться мне в морду. Дэнелла еще что-то сказала на тему: 'Чистосердечное признание смягчает наказание. От смерти долгой и мучительной до быстрой и почти безболезненной.' Я парировала, не отступая от своей лжи. — Хватит посыпать головы пеплом невиновным. Я уже все сказала. Меня изнасиловали. Точка. — Знаешь, в чем твоя главная ошибка? Даже если бы я не видела все, что было, своими глазами, я бы все равно все поняла. Нет. Заклятие вашего потомка служит вам хорошую службу, не спорю. Мои экстрасенсорные способности оно блокировало. Но по тебе видно. Ты сама себя выдаешь. Оцени свою походку, манеру разговора. Почти год со мной жила отчаявшаяся девушка, уставшая от всего, нервная и изувеченная жестокой судьбой в отрыве от любимого. Эта девушка не умела расслабляться. Ее дергало, все мышцы в ее теле и даже на ее лице были напряжены. А сегодня весь тонус расслаблен. Походка женственная, покачивая бедрами. Взгляд с поволокой. Девку, получившую то, о чем мечтала днем и ночью каждый из дней своей жизни, видно насквозь. Даже голос плавный и певучий. Сучка после случки расцвела. Хоть предупреждай, хоть лопни. Слишком громко думаешь, сестричка. Ты уже спокойнее была, не видев его год, а сегодня с раннего утра в эту хорошенькую головку так и долбятся мысли о любимых руках, губах и теле. Мои аргументы более весомы. А ты. Лживая дилетантка. Надо хотя бы попробовать научить тебя врать, потому что от всего, что ты говоришь, веет дешевизной и глупостью. Ты никому бы кроме него не отдалась. Если бы не удалось убить противника, ты бы убила себя. Он-то другое дело. Тут ты всегда согласна. И в войну, и в катастрофу. Умоляя о любви сопливым нытьем, так и ждешь момента, чтобы ножки раздвинуть, чтобы твой король и господин тебе присунул. Краска ударила мне в лицо. Я была взведена, на грани, нервно раздергана, а эта сука всегда знала, где уязвимо. Куда бить. — Гляньте-ка на нее. Покраснела, как маков цвет, почувствовав себя раскрытой. Почувствовав, что она ничего даже в своей головке спрятать не может. Стесняется теперь наша девочка. — Дэнелла демонически усмехнулась. — Зачем теперь-то стесняться, Лорели. Там, на озере, твоя одежда к ногам твоего престарелого кобеля летела со скоростью света. И не было никакого смущения. Только адреналин в крови. Глупости. Бросай. Видишь же, чем смачнее твоя реакция, тем приятнее бить тебя словами между ног. Стер насильник грубой рукой пыльцу бабочки. Какая трагедия. Правда, она позволила ему это сделать уже дважды. Нравится опытность мужчины, у которого была адова тысяча женщин, нежных и невинных, холивших и лелеявших его воронью мертвую тушу, лишь чтобы научиться вертеть той единственной, как ему хочется? Он вот преуспел. Ты бежишь к нему слепо. А он смеется, торжествует и ставит в списке таких же опороченных им бабочек напротив твоего имени уже второй крестик. А ты. Все такая же неизлечимая дура, как и была. Человек ли, вампир ли, снова ли человек, не имеет значения. Мозги изувечены. С каждым годом все более клинически. Дэнелла сплюнула на землю. — Верь, во что хочешь. — Я лишь покачала головой. — Я не беру свои слова обратно. Да. Мы танцевали с ним на помосте на празднике, но потом все кончилось. Мы разошлись. Ничего больше не было. — Любые средства хороши, если пытаешься спасти полюбовника от смерти в муках, да, Лорели? Наказание сладострастных грешников — библейская тема, моя милая, оттого и вызывает трепет. Позволь мне двумя ударами доказать, что я права, а ты — дешевая шлюшка-некрофилка, которая отдастся за черные глаза и пару укусов. Можешь считать до двух. Раз… Мысок кроссовки Тефенсен нанес быстрый, но резкий удар мне в пах. Я вскрикнула. Ногу пронзила тугая, давящая боль, и она разгорелась пламенем. — И два. — Я не успела сообразить, как Дэнелла уже оказалась за моей спиной. Сдавив мое плечо, она с мрачным удовлетворением смотрела, как алые пятна проступали на белой одежде, рисуя своим узором крест на моей репутации и на всех сказанных ранее словах. Я пыталась хватать ртом воздух. Боль опоясала всю меня и сдавила череп. Без единого промаха Дэна нанесла удары в места укусов. Все было плохо. Она все знала. — Тайное всегда становится явным. А грехи проступают даже сквозь одежду. Их не скрыть, моя дорогая. Помнишь, какое обещание я тебе дала?.. На сегодня можешь быть свободна от тренировки. Я иду уничтожать. Хотя… Может тебя, красотку, с собой взять и внешность тебе прежнюю вернуть? Чтобы любимый подыхал, глядя в глаза жене, и видел ее лицо, понимая, что она ничего не может сделать, чтобы спасти его. Над вами издеваться, крысы мои лабораторные, одно удовольствие. Два неуравновешенных порочных создания, ничего не желающие от жизни кроме друг друга. Не повезло вам, детки. Попались на мой вертел. Дэна вжимала меня в ствол дерева, яростно прожигая своими зелеными глазами. Напрасно я трепыхалась, пытаясь освободиться. Я была зажата намертво. Девушка склонилась к моему уху и тихо прошептала. — Тебе не скрыть от меня ничего. А я знаю, что есть и другие секреты, помимо алчных, страстных воздыханий по бывшему. Что же это? Убить друга во сне хочешь? И до такого дна уже докатилась? Да, я позволяю тебе класть себя на обе лопатки, тренируясь при этом не в полную силу. Я — дитя Дракона. Тебе не справиться со мной, если я использую весь свой потенциал. — Останься и тренируй меня. — Прохрипела я сквозь боль и полупридушенное ее рукой горло. — Дай мне меч. И да начнется сражение. — Когда последствия готовы застучать по заднице, она сразу вспоминает о своей миссии. Как мило. Раньше было не загонишь на тренировку. Что, мотив появился? — Лицо Тефенсен исказила яростная гримаса отвращения. Помедлив несколько секунд она продолжила. — Хорошо. Бери меч. Он лежит под камнем у входа в пещеру. Не ради сражения, просто хочу посмотреть, как ты будешь барахтаться из последних сил с ранеными ступнями, коленями, кровоточащими плечом и ногой. Девушка отпустила меня. Я дошла до камня и вытащила из-под него меч, завернутый в тряпицу. Развернув его, я была поражена. Это было оружие мечты. Столь прекрасное, что слов человеческого словаря будет мало, чтобы описать его. Тяжелый металлический эфес. Золотая рукоять оканчивалась головой разинувшего пасть дракона с изумрудными глазами. Клинок из благородной стали сверкал на солнце разноцветными гранями. Я сделала пробный взмах. Меч с тяжелым и грузным звуком рассекал воздух. Это было смертоносное оружие. Таким, вероятно было возможно убить кого угодно. Мысленно я уже успела расставить приоритеты. Я знала, что держа оружие в руках впервые, у меня никаких шансов против Дэнеллы. Но ей придется очень постараться, прежде чем ей удастся убить меня. А если она потратит на меня весь резерв своих сил, больше никого убить она не сможет. Я знала еще и, что суждение мое было не в меру детским. Что бы могло помешать ей отдохнуть и пойти убивать завтра, послезавтра, через месяц?.. Но я хотела верить, что все, что творилось, было моей виной. А не станет меня, некого будет наказывать. Сознательно приготовившись к смерти и стиснув зубы, я кинулась в атаку. Дэна, тем временем, материализовала меч магией. Клинок моего меча, излучавший золотистое сияние, чудом отразил первый удар ее серебристого. Может быть, я еще побарахтаюсь?.. — Глупая девчонка. — Дэна покачала головой, глядя на меня, как на обреченную. — Не собираюсь я тебя убивать. И, как ты уже правильно заметила, даже если убью, мне ничего не помешает отдохнуть пару дней и все равно навестить короля. Хочешь умереть? Так сделай так, чтобы это было не напрасно. Потому что, если ты надеешься, что своей смертью спасешь ему жизнь, то это самая настоящая никчемная смерть. Тупой удар в бок рукоятью заставил задыхаться от боли. Еще один, и я упала на землю. Потирая бок от ушиба и глотая ртом воздух, я чувствовала, как кровоточат колени из-за падения. На ногах стоять и вовсе было невозможно. Даже не буду говорить, как горели плечо и нога, не перестававшие истекать кровью после ее ударов. Она наказывала меня и специально била по самым болевым точкам, чтобы посмотреть, сколько во мне еще осталось резерва сил, чтобы я снова и снова падала и поднималась. — Сдавайся, Корина. Ты уже не держишься на ногах. Иди отдыхать в пещеру. Вся твоя одежда пропиталась кровью. Я могу и не хотеть, но забить тебя до смерти, если так и будешь лезть на рожон. Обречен твой милый. Ничем ты уже ему не поможешь. Могу прибить его, пока будешь отдыхать. Или переступив через твое бездыханное тело. Выбор за тобой. — Я. Не. Устала. Катись в ад, чудовище. — Я сплюнула на землю, с вызовом глядя в ее глаза. Даже слюна была окровавленной, стекая с разбитых ее пощечинами губ. — Ты можешь сломать, но не сломить. — Да. В вас обоих горит тот самый огонь. Иронично, что он произнес эти слова за двадцать минут до своей смерти. Упоминание о том кошмаре, что я пережила, что мы пережили, активировало меня. В нежелании повторения я решила отыскать в себе последние резервы. Оттолкнув Тефенсен от себя ударом рукояти в живот, пусть и не очень-то изящным, блокировав ее удар, я перешла в наступление. В принципе, в этом не было ничего сложного. Сражение на мечах напоминало рукопашную, только с предметом. С чертовски тяжелым предметом, который приходилось не только удерживать, а еще и наносить им удары. Каждый раз, когда Тефенсен уговаривала меня сдаться, я выхаркивала 'нет' вместе с кровью. Меч отсекал моему противнику пути к отступлению, но только стоило мне начать ликовать в тот момент, когда сама чуть не вжала Дэнеллу в ствол дерева, она извернулась и до хруста сжала и без того расплывшееся багровыми пятнами плечо. Я рявкнула от боли, словно щенок, которого топят в ведре. — Выключай свою программу самоуничтожения, дурочка. Хватит биться, словно рыба на песке. Ты уже проиграла. Но я даже восхищена. Может, эта ночь и не была напрасной. Воспоминания делают из тебя воина. Он в тебе такой огонь сопротивления зарождает, что ты начинаешь невольно восхищать, сражаясь из последних сил за то, что дорого. Хорошо, Корина. — Я тяжело дышала, отирая пот. Из разбитого носа и рассеченных губ струилась кровь. Она струилась вообще отовсюду. На моем теле не было живого места, и уже проступали синяки. А сил и вовсе не осталось. — Будь по-твоему. Пусть пока живет твой ненаглядный. Но я дарю ему жизнь не от щедрости душевной, а потому что придумала наказание посерьезней. Я обещала передать тебе свою силу на днях. Я сделаю это завтра же с утра, сократив сроки твоей жизни с твоей собственной волей, потому что ты предала меня. А когда метка почернеет, ты отправишься в замок убить вампира сама. Эдакий Троянский конь в прекрасной оболочке. Я верну тебе твое прежнее тело, чтобы он даже сопротивляться не смог да и не успел. Не ожидая, что женщина его мечты не приголубить его пришла, а убить. Ты принесешь мне его голову в мешке и будешь улыбаться, а не рыдать. Это станет искуплением греха сегодняшней ночи. Иди отдохни. Вечером я залечу твои раны, а с утра ты примешь мои силы, иначе я — не Дэнелла Тефенсен. Отпустив мое плечо, но крепко сжав ладонь, она силком затащила меня в пещеру и кинула на кровать. Да. Она была права. Превратить меня в чудовище и заставить убить единственного, кого я любила во всех мирах и временах - это, действительно, более серьезное и, вместе с тем, извращенно-изощренное наказание, чем убийство от рук самой Дэны. Во мне не осталось сил даже на то, чтобы разрыдаться. Я просто наглухо вырубилась через три минуты после того, как меня грубо швырнули на постель.