Трансильвания: Воцарение Ночи

IV. БЫТЬ ЭЛЬФОМ ГЛАВА 18 — НАСЛЕДИЕ СЕСТЕР ШИАДДХАЛЬ А их связала прочно нить, Они друг другу в плен сдались… Послушай, как стучат сердца. Влюбленных не разъединить, И в поцелуй уста слились До смерти вечной, до конца. Легкий взмах головой, и волосы, рассекая воздух, опадают мне на лицо. Нога в черной босоножке на пятнадцатисантиметровом каблуке в неразрывном тандеме с металлическим холодным шестом медленно скользит по нему вверх и чуть ниже под мелодичные томные возгласы Джамелии в ритме 'Стоп'. Поворот вокруг шеста, и мои волосы снова нарушают все законы гравитации. Текила огнем обжигает мне горло, и все мои внутренние органы внезапно начинают полыхать адским огнем. Но я не боюсь подобных мелочей. Адреналин сейчас правит мной. Адреналин и буря вожделения. Я больше не хочу сдерживаться. На мне лишь босоножки, кружевное нижнее белье и гипюровая черная блузка, которая несколько секунд спустя опадает на пол к моим ногам после того, как я пьяным взглядом жеманно улыбаюсь через ее полупрозрачный рукав, как через платок, единственному зрителю. Прохожусь по ней каблуками, а он не сводит с меня голодного взгляда. В тот же момент опрокидываю бутылку, делаю залпом несколько глотков текилы и снова повторяю круг возле шеста, приседая и широко разводя колени. Когда пытаюсь подняться на ноги, голова испытывает головокружение, и меня заносит. Тогда в мгновение ока он оказывается рядом и вырывает бутылку из моих рук. Музыка загадочным образом стихает. — Ну-у-у-у-у. Что за ерунда. — Имея на это все мыслимые и немыслимые аргументы, обиделась я. — Хватит с тебя, пьянчужка. Ты уже надралась по самые не балуйся. Когда согласишься на обращение в вампира, пей потом сколько тебе вздумается, а с человеческим слабым организмом с тебя довольно. — Какой же ты гадкий. — Я шутливо несколько раз ударила его в грудь кулаками, тщетно пытаясь дотянуться до бутылки, но Владислав был непреклонен, заводя руку назад, не позволяя мне даже допрыгнуть до текилы. — Ведешь себя, как мамочка. Родительский контроль, мать вашу. Понимаешь? Ты понимаешь, а? Дэнелла 'Оттрахай Ее Траурный Гоблин' Тефенсен осталась в том мире, а на нашем я час назад установила защиту на непрогляд знаком 'Инвизус'. Кроме Хранителей Баланса Измерений этот мир не сможет увидеть и найти никто вообще. Мы свободны, дурачок. Свободны от этой суки, пока она там зубами скрежещет от того, что не может нас найти. А ты запрещаешь мне нажираться. Я хочу бухать, танцевать и трахать тебя до потери пульса. А ты. Хватит вести себя, как рыцарь печального образа. Я рассмеялась, держась за голову, и устроила нешуточную потасовку с кулаками, в результате которой мы грохнулись на пол, при всем этом я — на его грудь. — Лора, ты пьяна. — Резюмировал он, улыбаясь и заправляя прядь моих черных волос мне за ухо. — Тобой. Я всегда пьяна тобой. Иди сюда. — Длительный томительный поцелуй рисовал акупунктурные линии огня на всех моих внутренних органах. Выдохнув, я прошептала. — Это покрепче текилы. Работает, как и всегда, безотказно. Отстранившись, я смотрела на него через заволоченный пеленой томления и алкоголя взгляд. Такие знакомые сквозь все эти годы черты. Черные глаза, длинные трепещущие черные ресницы, выдающиеся скулы, прямой нос, маленький шрамик над тонкими губами, черные пряди волос, ниспадающие на лицо и золотое колечко в левом ухе. — Цыганенок… — Еле выдохнула я. — Я не верю своему счастью. — Почему ты не позволяешь мне обратить тебя, Лора? — Его сосредоточенный омраченный взгляд сейчас портил мне все веселье, и я тяжело вздохнула, опускаясь на спину на пол рядом с ним. — Ну зачем ты так торопишь события? Мы здесь всего вторые сутки. А я… Я уже привыкла к тому, что солнечный свет не причиняет мне больше боли. Если у меня синяки или шрамы, или порезы, мне достаточно выпить твоей крови, и ткани регенерируют. Как вчера, когда ты вечером избавил меня от показательных для Дэнеллы последствий нашей драки не на жизнь, а на смерть. Что тебя раздражает в моей человеческой составляющей? Ведь ко мне вернулась моя прежняя внешность… Ты холоднее меня. Я чувствую разницу температур, и мне это нравится. А еще ты сам знаешь, почему я не горю желанием скорей стать вампиром снова. — Я снова склонилась над ним, касаясь пальцами его полуоткрытых губ. — Я хочу кормить тебя своей кровью. А если стану вампиром, моя мертвая кровь будет непригодна. Я не хочу, чтобы ты питался из пакета или из чужого горла. Не хочу. Пусть мой вампир поглощает меня… — Зачем ты тянешься к боли, любимая? Это бессовестное использование тебя, и в этом нет ничего привлекательного. — Он смотрел на меня с легкой грустью, вытянув руки над головой. — А так я чувствую, что ты жив. А это все, что мне нужно. Я хочу просто знать, что ты существуешь. Иначе мне начинает казаться, что тебя снова отняли у меня. В миллионный раз. — Я не могла больше притворяться, что хочу смотреть ему в глаза так, чтобы он видел мою боль, поэтому я отвернулась, сев на полу и склонив голову на грудь. — Хей, бабочка, ты не обиделась? — Он погладил меня по спине с самым сочувствующим голосом на земле. — Нет. Я устала от судьбы. Судьба породила меня неврастеником, а все вокруг меня только и стремятся меня доломать. Религиознопомешанные матери, буйные психопаты-друзья. Я чувствую только скорбь последние годы, и ничего больше. Во мне уже нет жизни, любовь моя. Дэнелла Тефенсен выскоблила последнее, что от нее оставалось. — Зато у тебя есть текила. И я. — Он резко развернул меня к себе и прижал к своей груди, вернув мне бутылку, отрывисто целуя в макушку. — Люди — твари, но не позволяй им сломать себя. Помни просто, что среди всех них ты — лучшая. Никто тебе не скажет это, кроме меня. Ты будешь у всех и всегда виновата во всем. Но я тебя никогда ни в чем не винил и не буду. Со мной ты будешь свободна от стереотипов, девочка. Даже неврастеничкой, даже помешанной, даже с ума сходящей по мне и танцующей с текилой у шеста. Мне другая не нужна, как и тебе другой не нужен. — Сара Уилсон бы сейчас не уставала вопить о том, насколько далеко я ушла по наклонной вниз, и швырять меня к алтарю под образа. — Хорошо, наверное, делить жизнь с обезбашенным психопатом без предрассудков, для которого любой порок — не порок. — Улыбнулся мой муж. — К черту твою мать. Вырубай свои мысли. Не для того я вернул тебе это пойло, чтобы ты грузила себя. Хватит думать, Лора. Прекрати. Для этого я тут так смотрю тебе в глаза, чтобы ты забыла, как дышать, а ты вспоминаешь о Саре и Тефенсен. Это справедливо вообще? — Пожалуй, ты прав. Дай сюда руку. Встав на ноги, я изо всех сил разбила бутылку с текилой о тумбу рядом с кроватью, и, управляя жидкостью знаком 'Гидра', заставила ее очертить вокруг нас замкнутую линию. Отбросив ставшую ненужной бутылку и защитив нас коконом неприкасания, я закрыла глаза, визуализируя огонь, вытянув руку и полусогнув пальцы, будто держу в ладони мячик. — Игнификато. — Прошептала я, и, когда на ладони вспыхнул алый огненный шарик, я аккуратно заставила его скатиться с моей руки на очерченную спиртом окружность. Знаком 'Форте' усилив огонь, я заставила пламенный ровный круг взмыть выше наших голов. Пламя танцевало, окружив наши тела, а знак защиты не позволял ему навредить нам. Ковер, разумеется, не сохранить. Но я не переживала. Роберт у нас дворецкий на все руки. Достанет еще. В неразбавленном светом полумраке нашей комнаты, во всполохе алых огней, я видела, как тени играют на его демоническом, и, при этом, прекрасном лице всеми оттенками ночи. — Ты знаешь, что я отношусь к тебе, как к отцу. — Прошептала я, пока под порывом неизвестно откуда взявшегося ветра мои волосы летали по воздуху в огненных бликах. — С момента обращения я почувствовала это. Эту связь. Словно после перерождения я стала твоей новорожденной дочерью. Отец. Отец… Твоя дочь весь этот год была очень плохой девчонкой. Накажи ее… Я горела так, будто острые иглы кололи каждый сантиметр моего измученного тела, называя его отцом, зная, что, наверняка, со стороны выглядела бы, как порочная дрянь, даже не достигшая совершеннолетия. Но мне было плевать. Этот мужчина мне раз двадцать в прадеды годился, а я любила его, как жена, была привязана к нему, словно дочь, делила все его проблемы, подобно сестре, защищала, как мать, а отдавалась, будто шлюха, за которую он даже не платил. Мы были всем во всём друг для друга. И на мнение окружающего мира нам было плевать. Глядя на то, как его и без того темные глаза потемнели еще больше от желания, потому что я прекрасно понимала, что тот, кто любит контролировать всех и вся, не сможет удержаться от эмоций, если я признаю его своим отцом, я магией погасила огонь и села на кровать. Он сел на пол к моим коленям и взял мою руку в свои. Выпустив коготь, Владислав аккуратно провел им по вене сверху вниз, вскрывая ее, не сводя взгляда с моих глаз. Слезы выступили непроизвольно, потому что боль превысила лимиты. — Любишь? — Тихо спросил он, глядя в мои по-собачьи преданные глаза. Кровь заливала мне руку достаточно быстрыми потоками. — Больше жизни и смерти. — Я опустила голову на грудь, выдыхая от боли. Что ж. Теперь я сама этого просила. Причинять мне боль, чтобы я могла чувствовать жизнь. Мое существование пост-Тефенсен пока было вот таким убогим. Я уже не могла смиряться и думать, что все будет хорошо. Не после всего, что было. Кровь заливала ковер. Глаза моего мужа стали багровыми, а зрачки вертикальными, и тогда он вцепился клыками в мое запястье, раздирая и без того вспоротую вену. Я нервно пропустила свободную руку через волосы и зажала рот, чтобы не закричать. Он выпивал из меня жизнь, а я гладила в ответ его по иссиня-черным волосам и не могла избавиться от нежности, которая разрывала мне грудь. Мой мужчина… Потеряв и почти что потеряв его столько раз, сейчас я бы охотнее сто раз позволила оставить мне кровавое месиво вместо спины, чем снова оказаться под угрозой его потери. Когда он отстранился, последний раз вылизав мою рану языком и поцеловав в распоротое запястье, слезы уже непроизвольно стекали по моим щекам. Подняв на меня глаза, он улыбнулся. — Ты прекрасна. Боль и слезы делают тебя невозможно красивой. От этого хочется издеваться еще больше. Бабочка, однажды я тебя сломаю. Лети прочь… Отрицательно покачав головой, я коснулась большим пальцем нетравмированной руки его губ, стирая кровь, а затем, на зависть всем невинным душам, в воображении представляющим себя восхитительно-неправильными, облизала его, ощущая кровь с привкусом его губ, так погрузив в рот, что даже король порока судорожно выдохнул. Дав мне своей крови, чтобы залечить запястье, он тихо прошептал мне на ухо, пока я поглощала целебное лекарство из его вен. — Если хочешь, тебя никто не останавливает. Томительно вылизывать пальцы — не то же самое. Я вижу, куда твой мозг тянет все твои мыслишки, доченька. В состоянии депривации тебя неслабо так подкосило. Ты, действительно, была очень плохой девчонкой, потому что больше года никто не выколачивал из тебя дерьмо. Выгнув поясницу, я едва различимо прошептала. — Так выбей из меня дурь, папенька. — Жди, моя радость. — Он улыбнулся, поцеловал меня в щеку и вышел вон. Вернулся он, держа в руках веревку и плетку с десятью длинными кожаными хвостами. Искоса поглядев на меня и лукаво улыбнувшись, он опустил плетку на кровать, подойдя ко мне с веревкой. Я смиренно опустила голову перед господином и вытянула руки вперед. Не снимая с меня оставшееся белье, но накрепко связав мое тело по технике 'Шибари' и закрепив веревку у изголовья, он поцеловал меня в щеку. — Скажи. — В унижении и боли кроется наивысшая степень наслаждения, мэтр. — Я смотрела ему в глаза неотрывно, наблюдая за тем, как он снимает плащ, оставаясь в черно-золотом камзоле. — Стоп-слово? — Он вопросительно посмотрел на меня. — Бей уже до изнеможения безо всяких стоп-слов. Во мне столько этой энергии напряжения, нервов, усталости от жизни и прочей негативной хмари, которая живьем меня жрет, что я хочу лишь боли. От твоих рук. — Как пожелаешь, мотылек… Я рад твоему согласию. Бить насильно, чтобы выпустить и моих демонов тоже, как тогда в подземелье, без согласия, было чудовищно. Я хотел, чтобы ты сама захотела и предложила. — Давай. По живому без ножа. — Я широко развела колени, насколько позволяли веревки, закусив губу в волнительном ожидании. — Да ты окончательно без меня тронулась и поехала, с Тефенсен наедине. — С нагловатой усмешкой констатировал он, качая головой. — Но я понимаю. И судить не стану. Постараюсь лишь сохранить тебе эту часть тела так, чтобы с ней еще можно было работать в будущем. Все-таки искусство БДСМ так притягательно, что перед ним невозможно устоять, будь ты рабыня или же господин. Лучшее из изобретений человечества. Грубоватые кожаные хвосты плетки нежно проползли снизу вверх, касаясь половых губ сквозь белье. Подготовка к удару. Я знала об этом. Но рассудок уже заплывал в туман. Я вся агонизировала нижней частью тела. Еще до удара я почувствовала, как лоно полуоткрыто пульсирует и увлажняется. А затем последовал удар. Я лишь вскрикнула. Муж быстро заткнул меня, вложив мне в уста спелый плод клубники и целуя в лоб. Вскоре я уже перестала считать замахи плетки, ибо счета им не было. И это была самая настоящая экзекуция. Дикая боль не отменяла того, что я уже еле дышала, а мышцы внизу моего живота в сладостной муке сжимались и разжимались все чаще с каждым ударом. Воздействие алкоголя только усиляло ощущение болевого эффекта и вожделения. Кожаные хвосты уже ощущались внутри. Даже слой белья не отменял того факта, что меня всю практически удары раскрыли нараспашку. И очередной высвободил всплеск огненного сердца внизу моего живота. Не в силах сопротивляться этой мощной древней силе, сжав запястья Владислава в руках, я несколько раз выгнулась всем позвоночником и затихла, чувствуя влажный поток, изливающийся из меня пламенным огнем. Вечно экзальтированная, вечно на взводе, я не умела, неоднозначно выражаясь, выходить сухой из воды. Проскользнув двумя пальцами по ложбинке моей груди, Владислав бесцеремонно проник ими в меня, затем касаясь их языком и, напоследок, врываясь ими в мой рот. — Пока ты со мной, Уилсон, ты же сама виновата в том, что я проведу тебя через все мыслимые и немыслимые райские пороки. Почувствуй свой вкус, сладкая. Ты была так закована все эти полтора года, что до сих пор дрожишь и сдерживаешь себя. Вы-клю-чай. Я не позволю тебе со мной чего бы то ни было стесняться. Порвав все веревки когтями, он крепко прижал меня к груди. — Слушай свое сердце. И больше никого не слушай. Ты никому ничем не обязана. И не заслужила быть куклой в руках своих типа-друзей, потому что ты добрая и нежная, как дитя. Бабочка. Хватит себя винить за то, что родилась. Прекрати. Если не можешь так, подумай иначе. Полюбил бы мрачный тиран вроде меня недостойную? Все. Хватит дрожать. Дэнелла Тефенсен никогда сюда не явится. Никогда. Он долго успокаивающе гладил меня по волосам, пока обессилевшая от боли и оргазма, я, наконец, не вырубилась прямо у него на руках… *** Три месяца спустя. В небе послышался нарастающий гул грома, блеснула молния, как бы намекая на то, что природа хочет свободы, хочет скинуть с себя оковы, греметь, полыхать и неистовствовать. Этот мир целиком и полностью зижделся на мне, так как именно моя энергия дала жизнь проекции, и, поэтому он отражал мое настроение погодой. А я была сейчас затишьем перед бурей. Навестив деревни, я открыла интересную для себя информацию. Дома не пустовали, как я ожидала. Там проживали совершенно другие люди. Наверняка, расселением по нашему миру озаботились Хранители Баланса Измерений. Дома Арины, Герика, семьи Ласлоу, Баваль в Васерии занимали незнакомые мне крестьяне, которые даже и не поняли, кто я такая. В общем, пустотой наш новый дивный мир не страдал. Каждый дом заселяли незнакомые мне люди. Только замок остался для нас. Туда не посмели никого заселить. Пещера Андреа и Дерана вся заросла мхом и плющом. Обитель Дэнеллы Тефенсен, даже ее копию, Хранители Баланса Измерений то ли побоялись отдавать в чужие руки, то ли по непонятным причинам оставили пустовать просто так. За три месяца я сделала всего одну вылазку в наш прежний мир, который все же больше зижделся на силе Дэнеллы. В его создание еще до моего появления вкладывала энергию маленькая девочка-волчица по имени Андреа. И этот смелый бросок я совершила ради Баваль, чтобы забрать ее к нам. Разумеется, крестьянин, которого определили в ее дом, когда был обеспечен другим, менее оснащенным богатым убранством, оказался, мягко скажем, недоволен. Но вотуумы протеста нас с Владиславом не интересовали. Для единственной живой наследницы семьи Ланшери-Цепеш мы были готовы обеспечить все условия… Картина за окном казалась довольно-таки сюрреалистической. Грозовое небо покрывалось тучами и чернело все быстрее, затянув мрачными облаками весь горизонт. Я открыла окно и вытянула руку в сторону персикового дерева, которое, благодаря моим стараниям и знаку 'Форте', усиляющему и убыстряющему рост, вытянулось от земли до окон шестнадцатого этажа, свесив в окно тяжелые ветви с нежными цветами всех розовых оттенков. Этот процесс я, разумеется, ускорила знаком 'Флоренто', потому что в нашем мире погода совершенно не благоволила цветению капризных, обожающих теплые условия растений. Я улыбнулась, глядя на неистовое сочетание розовых цветов и черных небес. Как жизнь на фоне смерти. Нечто живое под эгидой тленного, умирающего… Приподняв подол фиалкового цвета платья с глубоким декольте и белыми оборками на подоле, я села на подоконник, неосознанно проведя рукой по заплетенным в мелкие косички волосам и по длинным сиренево-зеленым серьгам в форме бабочек, которые, как утверждал Владислав, найти было не так и просто. Это и не удивительно. О цене мне было даже страшно спросить… На землю упали первые капли дождя, и я улыбнулась им, сосредотачивая внимание на ярких розовых цветах, перевесившихся через подоконник к нам прямо в комнату. — Фрукс. — Тихо прошептала я, примыкая большой палец к среднему, так, словно держала плод в руке. Цветок меня не разочаровал. Окончательно раскрыв лепестки мне навстречу, через несколько мгновений он опустил их, затем пожух, опал, и в завязи появился маленький зеленый плод, который постепенно рос, наливался и становился ярким, красно-желтым. Наконец, персик окончательно созрел, и я, протянув руку, сорвала плод, принимаясь задумчиво катать его по ладони. Маленькое чудо. Природа так охотно слушалась меня не только потому что я владела почти что всеми возможными магическими знаками. Это было преимущество созданного на своей энергии мира. Дэнелла упоминала как-то ранее, что мир, в создание которого ты вкладываешь свою силу и частичку себя, своей души, начинает дышать через твою грудь, жить согласно твоим правилам, исполняя твои желания, подчиняясь твоей воле и установленным тобой правилам. Лишь до того момента, по правде говоря, пока ты не потеряешь над ним контроль, и он не заживет, как ему будет на это угодно. Это грозило определенными, не очень-то хорошими последствиями для создателя, но тогда, когда она об этом говорила, я не вдавалась в подробности. Раздался негромкий стук в дверь, и в дверном проеме нарисовалась фигура короля. — Можно войти? — Осторожно спросил он. — Ты, и спрашиваешь? Я тебя раскусила, злобный пришелец. Улетай на свою планету и сейчас же верни моего мужа. — Повернув голову в его сторону и тряхнув косичками, я улыбнулась. — Отвлекать ведьму во время колдовства — высокая вероятность получить файрбол между глаз. Стараюсь не будить лихо. — Он пожал плечами, зашел и закрыл за собой дверь. — Чем занята? Какой знак практикуешь? — На этот раз 'Фрукс'. Пыталась заставить персиковое дерево поделиться плодами, но, честно говоря, сил хватило только на один. Не знаю, что со мной. Я рассеянна, зла и подавлена. Магия ко мне просто не идет в полную силу из-за моего внутреннего эмоционального дисбаланса. Даже гроза сейчас по моей вине. Посмотри, как поливает… Три месяца миновало с тех пор, как я на свободе, но не чувствую ее вкуса, не дышу полной грудью. Каждую ночь мне снится Дэнелла, и… Я не знаю. Я устала. Я не верю в свободу. Мне кажется, что все это время дано в кредит, чтобы потом сполна высчитать его с меня ужасающими процентами. Не ровен час, как снова придется вернуться на цепь. Стать никчемным животным под ее дудочкой. И не только мне, а и тебе. Я не могу так. Даже самый светлый день теперь омрачен. Страх отравляет и губит все живое вокруг меня. Я так устала. Смертельно… — Я отвернулась к окну, чтобы он не видел мои слезы, которые уже начали стекать по щекам. Моментально преодолев расстояние между нами, он взял меня за подбородок и повернул к себе, силой заставляя смотреть ему в глаза. — Птичка, прекрати. Я запрещаю тебе плакать. Холодные губы коснулись моего лба, затем — переносицы и, наконец, губ. Я выдохнула, зажмурившись, и тихо прошептала. — Время кормления. Давай. Я знаю, что ты с позавчерашнего дня не ел. — Дай мне лучше персик. Хочу показать кое-что. — Без слов я вложила ему в раскрытую ладонь плод, и он поднес его к губам, надкусив клыками. — Теперь смотри. Смотри, как действует яд вампира, любимая. То же самое сейчас происходит с тобой, но, учитывая, что ты уникальная и восхитительно-неправильная, это отражается не на внешности и не на теле, а на душе. Ты этого не замечаешь, но оно есть. — С грустью он вытянул руку с персиком в мою сторону. Идеальный наливной яркий красно-желтый плод постепенно начинал загнивать с укушенного уголка. — Вот, что наши отношения с тобой делают. Спорь, не спорь, а логика Дэнеллы Тефенсен железная. Я уничтожаю тебя и твой разум, мотылек. Чем больше лет, тем труднее выпутаться. Надо покончить, пока ты еще можешь здраво жить. — Ты этого хочешь? — Я вопросительно уставилась на него, изогнув правую бровь. — Хочешь, чтобы все закончилось прямо сейчас? — Нет. — Тихо произнес он. — Я без тебя крылья теряю. Но это отрава для тебя. Каждую ночь ты мечешься во сне от страха и паники, разрывая простыни и наволочки, а я держу тебя за запястья, хоть ты и не помнишь этого. Кошмары не отпускают тебя, любовь моя. — Я говорила с доктором Андерсеном по поводу изматывающих всплесков биоэлектрической активности, после которых я впадаю в неподвижный стазис на длительное время. Он говорит, что так проявляются у меня симптомы посттравматического стрессового расстройства, и, как только я разберусь с причиной возникновения панического страха, исчезнет и это состояние. Но попробуй разберись с Дэнеллой Тефенсен. Сам знаешь. — Я горько иронично усмехнулась. — При всем этом я точно знаю одно. Я не собираюсь тебя отпускать. И не отпущу, хочешь ты того или нет. Я по ножам пройду, но не отрекусь. Владислав, хватит отталкивать меня. Хватит решать, что для меня лучше. Оглянись вокруг. Боишься, что моя любовь меня убьет? Да меня все вокруг угнетает и убивает. И только любовь дает силу продолжать двигаться вперед. Я помню момент, когда самым ужасным в моей жизни кошмаром были сновидения и галлюцинации о тебе, об эпизоде из прошлого, в недрах подземелья. Психоаналитик Нолан даже транквилизаторы и нейролептики мне выписал. А сейчас я вспоминаю об этом, и мне смешно. С тех пор все стало настолько отвратно, что я даже не могу понять, что в тех видениях могло пугать настолько, чтобы подсесть на таблетки. Ад — это полтора года без тебя. Ад — это когда не позволено о тебе думать. Ад — это когда метка чернеет, и отправляешься убить любимого. Ад — это судьба, в будущем которой нет тебя. Вот что такое ад. А не склонность к подчинению тебе и не желание телесных наказаний от твоей руки. Это мелочи. Так же, как и моя высокоморальная душа. Она ничего без тебя не стоит. Дай сюда. Я взяла Владислава за руку, склоняясь к его ладони и надкусывая почерневший бочок персика, сглатывая сладковатую гниль. Есть с его рук снова напоминало о порочном тандеме дочери и отца… — Вот так. Не он ко мне, а я к нему. Во тьму, во тьму, во тьму… Снова процитировав поэтессу Анну из моего мира, я подняла на него взгляд залитых слезами глаз. — Душа моя, ты меня убиваешь. — Коротко выдохнул Владислав, и, сев на кровать и усадив меня к себе на колени, аккуратно подняв наверх сережку в форме бабочки и убрав спадающую на горло косичку, он коснулся пальцами бьющейся жилки, а затем впился острыми клыками мне в шею, рядом с ней и с воспаленными точками от прежних укусов, потому что я не позволяла ему залечивать мои раны, дезинфицируя их перекисью самостоятельно. Я запрокинула голову наверх, одной рукой придерживая его за волосы, пока его большой палец с заострившимся когтем, проскользнув ко мне в декольте, начал свой танец вокруг ореола соска в моем бюстгальтере. Я с шумом выдыхала, ожидая боль, но мой муж был аккуратен. Эндорфин и допамин заставляли плясать перед моими глазами блики синего и золотого огней. Я выгнула спину и полупридушенно застонала. Его пальцы летали по мне, словно крылья бабочки, трепещущие в свете лампочки. Его имя сейчас становилось моей молитвой, моей религией. Каждое его прикосновение, подобно игле, шьющей огненной нитью, пронизывало и зажигало каждый нерв моего воспаленного лихорадкой тела. Я вся уже состояла из пламенных стежков и швов. — Никогда. — Окончив пить мою кровь и коротко целуя меня в шею с шумным выдохом произнес он. — Не позволяй пить свою кровь другим вампирам. Видя, как тебя заводит процесс ее передачи, предупреждаю заранее. Даже детям. Даже ни капли. — Но почему? — Я тоже тяжело дышала, склонившись к его шее. — Процесс слишком интимен. Человеческие девушки, отдавая свою кровь вампирам и получая от гормонов радости, передаваемых им слюной живого мертвеца, дабы жертва не сопротивлялась, удовлетворение, считаются вампирскими шлюхами. Передача крови все равно, что секс. Ну и обрати внимание на себя. Я впервые за долгое время смутилась, глядя на то, как полы платья потихоньку обосновались, ниспадая по обеим сторонам от его ног и открывая участок моего черного кружевного белья, которым я уже касалась его колена, но затем снова подставила ему шею. Владислав только тяжело вздохнул. — Хоть говори, хоть убейся, а наркоманка всегда найдет, как самоудовлетвориться и с чего кайфануть. Окинув меня почти что осуждающим взглядом, в искренность которого не позволяла поверить разве что кривая ухмылка, намекающая на то, что мое поведение заставляет его внутреннего господина не менее самоудовлетворяться от доказательств своего величия, чем мою маскированную внутреннюю рабыню — от доказательств своей принадлежности ему, он снова впился мне в шею. Я приоткрыла губы в полустоне, нервно ерзая на его колене низом живота и выгибая спину, когда пронизывающе холодный голос прострелил меня с головы до пят. — Наверное, никогда не устану ловить этих пташек на горяченьком. А они никогда не устанут попадаться на похоти. Бедняжки наверстывают упущенное за целых полтора года мук и страданий жизни друг без друга. Пронзительно вскрикнув, я отшатнулась от мужа, поднимая округлившиеся от ужаса глаза на телепортировавшуюся и подпирающую ныне дверной косяк Дэнеллу Тефенсен. Непроизвольно подбородок затрясся, заставляя стучать зубы, и, готова поспорить, лицо мое стало белее мела. — И тебе привет, подружка. — Слегка усмехнулась она, не сводя с меня пристального взгляда. Понемногу возобладав над собой и, встав с кровати, нервно пошатываясь, я заслонила мужа собой, отталкивая его за спину, заняв оборонительную позицию и процедив сквозь зубы. — Уходи отсюда. Сейчас же. Через окно. Я ее задержу, пусть это и будет стоить мне последней капли крови. — Лора, Лора… Так и до крови из зубов недолго. Выдыхай понемногу. Я здесь не за тем, о чем вы оба уже успели подумать. Так что можешь грудью не защищать своего любимого грешника. Я пришла поговорить с тобой. Смерив ее презрительным взглядом, я окатила ее вдобавок мрачными волнами ненависти, предвещавшими разгорающуюся бурю. — Надо же. Великая и беспощадная Дэнелла Тефенсен теряет сноровку. Долго же ты меня искала. Подружка. Последнее слово я выплюнула ей в лицо, чтобы сразу стало понятно, что оно закавычено. — Ой да брось. Ты такая забавная и милая, когда злишься и боишься за его жизнь. — Медленно подойдя ко мне, она уставилась на мою шею, не скрывая ухмылки. — Я с первого дня знала, куда вы свалили, и кто вам помог, просто, честно, солнышки мои, не до вас было. Столько проблем нарисовалось. А сейчас решила зайти, навестить. Думаю, скучают тут, наверное, голубки мои влюбленные, без меня, пока вьют свое гнездышко, из последних сил веря в то, что они в безопасности, а Дэнелла 'Оттрахай Ее Траурный Гоблин' Тефенсен бесится там в своем мирке от того, что потеряла Славика и Лорушку из поля зрения. Как видишь, я, по-прежнему, в курсе всего и обо всем, даже о том, что пьянящий вкус свободы и текила толкают тебя вопить у шеста. — И что же это за проблемы такие, которые мешают сделать шаг до чужого мира за своими псами, чтобы вновь вернуть их на поводок? — Я с вызовом смотрела ей в глаза. Страха больше не было. Я находилась на своей территории и слепо верила, что здесь мир не позволит причинить мне и моему близкому вред. — А вот ты не суй свой красивый носик в это, тогда и никто не пострадает. Даже твой клыкастый хмырь. Я не собираюсь больше сажать вас на цепь. Устарело и стало не интересно за три месяца, это раз. Какие мотивы тогда мной двигали ты не знаешь и поэтому в полной мере судить меня не имеешь права, это два. И, в конце концов, кто я такая, чтобы постоянно ставить палки в колеса истинной любви, какой бы нимфоманской болезнью она ни была, это три. А ты даром времени не теряла, по шее вижу. Совсем опустилась в порок и мрак. Даже не позволяешь себя обратить, чтобы человеком катиться в пропасть и чувствовать нисхождение на смертной шкуре. Что, Лора, регулярные укусы позволяют чувствовать, что он, действительно, с тобой, что я с ним ничего не сделала, что вы свободны и имеете право дышать и быть вместе? Стоило оно того, сбегать, чтобы снова все потерять? Стоило ли три месяца видеть его улыбку, благодарить всех богов за то, что вы вместе, дышать полной грудью? Стоило оно того, чтобы сегодня все потерять, только обретя? — Я буду биться до смерти. Уйди или умри. У меня ПТСР из-за тебя. Ненавижу тебя! Проклинаю тебя! — По щекам моим струились слезы, осознавая, что-то, что она говорит — правда. Вот он, тот момент, когда я снова потеряю все. И от этого было только больнее. Потому что разъедавший виски вкус свободы я успела почувствовать, успела начать верить в то, что теперь счастье будет длиться вечно. Но кошмары были правдивее. Внутреннее 'я' предупреждало ими, что опасность не миновала. А я так не хотела слушать голос разума… И поплатилась. — Сядь уже на кровать и прекрати трястись, Лора. В тот момент, когда ты направилась в замок убивать того, кто сейчас очень удачно прячется за хрупкой бабской спиной, дрожа похлеще тебя, именно я тебе внушала остановиться и бросить кол. Бороться с меткой. Ты ни за что мне не поверишь, но я никогда не желала вам зла. Я хотела смерти этой скотине лишь дважды. После убийства Мии, Венири и Кронина и после убийства Дерана. И не говори сейчас, что это было жестоко и необоснованно. А вот то, что случилось потом… Когда-нибудь, быть может, я и смогу тебе рассказать, но не сейчас. А сейчас… Просто хочу, чтобы ты знала. Я — не враг тебе. Я — не враг вам обоим. Признай, что этот год, за исключением моих пинков тебя под дых словами и нескольких инцидентов несанкционированных пыток, нам было весело вместе. А теперь, только мне благодаря, ты вернула себе магию, хороша в рукопашной и владеешь мечом. Разве это ничего не стоит? Разве совсем ничего я для тебя не сделала? Ты не стоишь на коленях, не молишь о пощаде. Ты готова сражаться до последней капли крови за свои чувства. Разве это не то, чему я тебя учила? Это стойкость духа и сила. Можешь ненавидеть меня за пару инцидентов, но, вроде как, все живы, поэтому, может, ты призаткнешься обвинять меня и обсудим твою семью и твое наследие, пока вы мне, любовнички, до зевоты не наскучили? — С этими словами Дэнелла материализовала в воздухе мой меч, которым я тренировалась все последнее время, пока не попалась на цепь и не сбежала. Протянув мне оружие и отметив мой восхищенный прибалдевший взгляд, она улыбнулась. — Я даже с дарами, чтобы вы поверили мне. Я знаю, что ты невероятно прониклась к этому оружию во время тренировок, поэтому отдаю его безвозмездно. А для твоего благоверного у меня другой подарок. Эх ты, князь, не стыдно от одной девки за юбкой другой прятаться? Выползай давай и прими мой подарок, как подобает королю. Мой муж плавно осадил меня на диван и встал, направляясь к Дэнелле. С мольбой в глазах я схватила его за рукав, пытаясь остановить всеми силами. Но он был непреклонен. Прослыть трусом он боялся, наверное, больше всего на свете, а сейчас был пристыжен и поэтому решил бросить вызов судьбе. Тефенсен вложила в открытую ладонь Владислава его обручальное кольцо с переплетенными крыльями двух летучих мышей. — Вы так скоропалительно валили, что даже такой реквизит, как кольцо, символизирующее вечность и нерушимость вашего брака забыли. Клеймо с символом Ордена Дракона возвращать не буду. Лепить его уже некуда, полагаю. Усмехнулась она, и постепенно как-то лед тронулся. Он тоже улыбнулся ей в ответ. — А теперь, когда нервные дерганья окончены, Лора, пора тебе узнать правду о своей настоящей семье. Я пришла только потому что птичка напела, что трон королевы эльфов ждет свою наследницу, юная Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль-Дракула. Это твое настоящее имя, данное тебе при рождении. Дочь Лары Шиаддхаль — принцессы эльфов и Крегина — ее любовника, простого смертного. Тебе было не положено знать, пока ты не раскроешь все свои внутренние потенциалы силы, свою истинную историю, потому что она небезопасна для неподготовленной. Но теперь ты готова. А я и еще одна девушка, которую весьма близко знал твой супруг до твоего появления здесь, тебе ее поведаем. Так что бросай свою экзистенциальную тоску и слушай меня внимательно. Дэнелла подставила алый бархатный пуфик к кровати и села на него, пока мы, вроде бы выдохнув, сели на постели, сжимая в руке руку друг друга. Этот нервный жест моя подпорченная подружка не смогла не приметить и не одарить лукавой усмешкой. Затем, все-таки настроясь на лад, она начала свою речь. — А сейчас поднимем руки те, кто знает, кто спас ваши задницы от меня, когда вы чуть не отдали богу души на цепи. Да. Король может не поднимать. И он, и я знаем и уже давно. Это была… — Дэнелла выждала эффектную паузу, затем продолжила. — Твоя настоящая мать, Лора. — Чего? — Я с непониманием уставилась на нее. Ее речи о наследии, эльфах и их правителях, а теперь еще и намеки на то, что призрачная девушка, которая спасла нас — моя настоящая мать, приводили меня в замешательство. — Какая еще мать? Моя мать, Сара Уилсон, живет в реальном мире, в городе Хартфорд, и даже в момент своей нежной молодости она никогда не была такой изящной, великолепной, прекрасной. Нет. Я не хочу сказать, что Сара Уилсон — уродина… Но… Красота девушки-призрака была… Запредельной. — Да брось, Лора. Ни один человек не будет чувствовать себя здесь, как рыба в воде, если он принадлежит иному миру. Не удивляешься тому, что тебе здесь все стало легко и так мило, стоило тебе только ступить на эти земли? Не удивляешься тому, что дух самой могущественной ведьмы пятнадцатого столетия реинкарнировался в теле вроде бы обычной студентки Кулинарного института? Не поражает то, что у тебя даже друзей не было во вроде бы твоем мире никогда, и ты чувствовала себя чужой? Даже для семьи. Единственный маяк манил тебя оттуда сюда. Судьба твоя. Твой муж. Который стал важнее всего сущего настолько, что ты позволила себе это показать и дать повод Саре Уилсон кидать тебя под образа… Я тебе еще в свою бытность Киры, посылая в мозг гаденькие картинки расправы над твоим суженым, еще и показала то, что сказала покойной Анне Дракула о том, что твой муж поимел три поколения твоей семьи. Представляешь его и Сару Уилсон? У меня, конечно, дикая к нему антипатия, но я никогда не отрицала, что твой мужик красив и лицом, и телом. Всем, кроме души. Этим тебя и додалбливала во время пикировок, заставляя течь нон-стоп. И вкус у короля отменный. Чтоб его глаз упал на Сару Уилсон… Необходимо было случиться атомной войне, как минимум. Тебя отдали на воспитание Уилсонам, потому что иначе было нельзя, Лора. Томас и Сара — твои приемные родители. А родилась ты здесь. Здесь твой настоящий дом. Сказать, что у меня отвисла челюсть — ничего не сказать. Одновременно с этим пришла боль, обида, злость и опустошенность. Мой муж и моя условно называемая таковой подруга знали обо мне все, а я - нет. И они скрывали тот факт, что я — подкидыш целых восемнадцать с половиной лет. — Это касается моей семьи, и почему тогда я узнаю обо всем последней? Как вообще моя мать, если это правда, допустила, чтобы меня воспитывала эта помешанная религиозная фанатичка? Где ее материнский инстинкт был? Где она была все мое детство? Почему я была ей не нужна? — Голос мой дрожал, почти что срываясь в крик. Взгляд Тефенсен стал омраченно печальным. — Большую часть твоего детства твоя мать была мертва. Как и твой отец. Они стали жертвами ужаснейшей череды событий. Именно от них ты унаследовала те самые качества, среди которых одно непреложное. Погибать за свою любовь, отдавая всю себя. Они были такими же. И умерли ради друг друга, в последние минуты жизни спрятав тебя и твою сестру в реальном мире, чтобы вас не уничтожила коронованная семья эльфов и отец твоего супруга — Валерий-завоеватель. Только вот ты, милая, попала сурово. В семейку Хранителей Баланса Измерений. Сара Уилсон работает на организацию с молодости, и с твоего детства была в курсе о существовании сети других миров. В ее руках было пророчество о воцарении Ночи. Так что никакая твоя приемная мать — не религиозная фанатичка. Она из секты тех, кто пристально следил, чтобы ты никогда не встретилась с любимым и не досталась ему, во имя спасения всех миров. Она была твоим наблюдателем, она присматривала за тобой, начиная с пеленок. Потому что, исходя из пророчества, вы двое и вместе — это просто ка-бум. И именно поэтому она пыталась запретить тебе твою ментальную с ним связь, зная КТО охотится за ее дочерью и зачем. Заставить тебя поверить, что ты поехавшая, что его не существует, что он — грязь, которой стоит сторониться, и тут я с ней абсолютно согласна, было единственной надеждой на то, что ты прекратишь искать его, думая, что ты просто больна. Сара, Нолан и Дэвид Теннант — служители организации Хранителей Баланса Измерений, которые в состоянии менять время, ход истории и память, однако ж не могли поменять пророчество, хоть и старались изо всех сил. Чувствуя, что ты начинаешь отвечать мужу, Сара Уилсон бесилась до умопомрачения, потому что ставила своей несостоятельностью работу всей жизни организации под угрозу. С каждым днем претерпевая все большие провалы, она боялась того, что ее лишат памяти, как тебя после двенадцати и пятнадцати лет, как друга твоего мужа — Гэбриэла Ван Хельсинга. Хранители Баланса Измерений всегда подчищают неугодные им воспоминания в головах людей, когда это ставит под угрозу работу их организации. Когда ты сбежала из дома, ка-бум все-таки случился. Но обо всем позже. Нам пора навестить Милиэль Изиду Кармину Эстеллу Шиаддхаль-Дракула, твою сестричку, которая за чаем расскажет нам подробнее вашу историю. Не успела я обмозговать тот факт, что у меня есть сестра, а вся моя прежняя жизнь, оказывается, была ложью, в которой мне врали не только родственники, состоя в организации, которая одно время смерти мне желала, но и любимый, зная правду и скрывая ее, я вдруг увидела, как Дэнелла Тефенсен проворно хватает нас с Владиславом за руки, и тут же мир расплывается перед моими глазами белыми бликами искр… *** Кромешная темнота обволокла нас с головы до ног. Я постепенно открыла глаза, не отпуская руки Дэнеллы. Пространство вокруг нас менялось. А когда тьма рассеялась окончательно, я обнаружила, что все мы трое стоим на яркой зеленой поляне, на которой возвышался шпилями в небо высокий и величественный замок из серой каменной кладки. Этот замок был выполнен практически по той же технологии, что и наш, выделяясь лишь минимальными различиями в башенках и вензелях. Ну и, разумеется, окраской. Наш был черным… И если я достаточно хорошо знала мужа, я готова была поклясться, что это еще один его дом. Слишком уж чувствовался безупречный стиль в возведении данной конструкции. Его придирчивый, склонный к идеализации и тяге к безупречному вкус. Владислав обреченно вздохнул за моей спиной. По всему его понурому виду становилось тут же ясно, что он не испытывал никакого желания возвращаться сюда снова, что в очередной раз подтверждало мою теорию о том, что это был его дом номер два. Двери в замок оказались выполнены по той же технологии, что и наши, посему они отворились перед нами едва мы только возникли на пороге. Следом появился испуганный рыжеволосый и рыжебородый вампир-дворецкий, который тут же склонился перед нами. — Добро пожаловать, Ваше Величество. Мы очень рады видеть Вас спустя почти что двадцать лет. На Дэнеллу мужчина не обратил никакого внимания, зато ко мне проявил живой интерес, чуть ли не заставив свою челюсть встретиться с полом. — Ваше Величество, в смысле, королева, то есть, госпожа Милена, когда Вы успели сменить прическу? Я видел Вас всего двадцать минут назад. В любом случае, косички — смелый выбор. Мне нравится. Мой муж нервно закатил глаза. — Прескотт, хватит нести чушь. Это моя жена — Лора. Позови Милену. Мы пришли с ней поговорить. Названный Прескоттом дворецкий попробовал что-то возразить, но потом передумал и умчался вон по коридору, который оказался зеркальным отражением нашего, наверх по витой лестнице. Я повернулась в сторону супруга. — Что это за прикол? Почему он назвал меня Миленой? Владислав стиснул зубы и крепко сжал мою руку в своей. — Бабочка, ты только не злись… Смерив его холодным взглядом, я с шумом выдохнула. — Мне это уже не нравится. Так начинаются все беседы о предательствах… Сказать что-либо еще я просто не успела. По лестнице нам навстречу спускались трое. Девушка, одетая в алое бархатное платье, с каштановыми волосами, увенчанными золотой короной и уложенными в высокую прическу, лет семнадцати на вид, девушка чуть постарше с длинными иссиня-черными волосами и изумрудными глазами в золотом и дворецкий Прескотт. Королева этого мира, Милена, подняла на нас взгляд, и челюсть, на сей раз моя, чуть не встретилась с полом. Я смотрела точно в зеркало. Эта девушка была как две капли воды похожа на меня. Я встречалась с явлением доппельгангеров в моей жизни уже дважды. Девушка с фото тысяча четыреста сорок второго года, Маргарита Ланшери, была моей точной копией. Моя покойная (стыдно о таком говорить, но ведь это была правда — что меня нисколько не печалил факт смерти этой испорченной психопатичной девицы) дочь, Анна Эронауэр, в девичестве Дракула, также была вылитой мной за исключением цвета глаз. И вот. Третья. Точная копия. Доппельгангер. Одна была оригиналом меня. Исходником, реинкарнацией которой я являлась на данный момент. Другая унаследовала внешнее сходство со мной, потому что была моей дочерью. Какое отношение ко мне имела Милена я пока не имела ни малейшего представления. Словно угадав ход моих мыслей, Владислав опечаленно выдохнул. — Лора, познакомься с королевой этого мира, Миленой Марией Джейкобс-Дракула, урожденной Милиэль Шиаддхаль. Она — твоя родная сестра, и близнец, по совместительству. Она появилась на этот свет всего через пару минут после тебя. Я знаю об этом, потому что помогал Ларе Шиаддхаль, вашей родной матери, подарить вас обеих этому миру, принимая роды. — Чего? — Я обернулась, окинув полыхающим взглядом ярости супруга. — Джейкобс-Дракула? У тебя совесть вообще есть, двоеженец чертов? Я, значит, страдаю и умираю из-за тебя. Я душу тебе вручаю. А ты что? Я уже не буду любовниц упоминать. Девочек на одну ночь. Но какого Дьявола, ты мне ответь. Ты состоял в связи с моей матерью, как утверждает Тефенсен. Ты ставил раком нашу дочь в нашей же ванной. Теперь ты еще и, оказывается, женат на моей сестре. Ты на всех девушек худо-бедно похожих на меня кидаешься? Дэнелла уже собиралась что-то сказать, но тут брюнетка в золотом платье проворно слетела с лестницы и кинулась на шею моему мужу с горловым криком. — ПАПКА ВЕРНУЛСЯ!!! Приложив палец к виску, я отвернулась к Дэнелле, тяжело выдыхая. — Я сейчас точно здесь все и всех разнесу. Зря я его не убила, пока метка черной была. — Я тебе предлагала тысячу раз, а ты отказывалась. — Неумолимо пожала плечами Тефенсен. — Живи теперь с подлым, двуличным, но красивым. Отвергла мальчишку Аарона, сбежала. А он до сих пор тебя забыть не может. Вот так-то. Уже двух хороших мужчин, юного Виллипета и Джорджа Ласлоу, послала к чертям собачьим ради лицемерного воронья. Огребай теперь и не жалуйся. Хочешь рокового мужика, терпи с ним вместе тысячу баб, будучи тысяча первой. И Аарон, и Джордж неиспорченными были. Ты была их первой и единственной. А что ты ждешь от того, кто получает удовольствие, стегая девку, как сидорову козу? Он хочет иметь все. Да побольше. Мои препирания с Дэнеллой прервала юная дочь Владислава и Милены, которая тепло обняла меня, назвав тетей. Девушка представила себя, как Фрейю Дракула, и я невольно обняла ее в ответ. Ни один ребенок не виноват в грехе своих родителей. Регину этого мира, как я поняла по ее взгляду и осанке, мне винить было не в чем. Все это время Милена стояла неподвижно, нервно сжимая руку Прескотта в своей. Я даже мысленно улыбнулась. Отношения между королевой и дворецким, второй так называемой семьи моего гиблого изменника, мне напоминали наши с Робертом. У себя дома я, действительно, могла положиться только на дворецкого. Да на Амбердо Андерсена. Остальные были лгунами и предателями. Наконец, Милена подала голос, заставив меня снова вздрогнуть. Я точно слышала себя со стороны. — Не волнуйся ты так, сестренка. Он остался тебе верен, по крайней мере в отношении меня. Меня он отыскал первой и провернул игру-репетицию, перед тем, как начать с тобой. Из двух близнецов не я оказалась Маргаритой Ланшери. Дух могущественной ведьмы пятнадцатого столетия взял сосуд первенца, хотя внешне мы абсолютно идентичны и ей, и друг другу. Но мне повезло меньше. Отыскав меня, он решил жениться. Мы с ним обосновали наш мир, став его королем и королевой, завели семью. Но жили мы всего лишь год вместе, пока он перебежками спасался от охотников. И пока нагло убеждал меня в том, что именно я — Маргарита, его судьба и вечность, а ведь все это время дух ее обитал в теле бедняжки-студентки Кулинарного института. Ты, право, так убога. Я хотя бы более престижный, Юридический университет окончила. Но как только мой муж напал на твой след, его не осталось в моей жизни. Погнался за тобой, женился, и за все двадцать лет первый раз явился сюда, напрочь забыв на все это время обо мне, детях, нашем мире и обязанностях короля. Твоя реакция мне более чем понятна. Ты обо мне даже не знала, хотя я знала о тебе все. Я же была столь мелкой и незначительной для него, что он решил обо мне даже не говорить. Твои спутанные чувства мне понятны, сестра. А вот чем он думал, притаскивая сюда своего лютого врага и ту, на которую променял меня, это вопрос. Он меня вообще ни во что не ставит. Нам с Фрейей и остальными только лучше без него. Зачем он вообще возвращается. Это вопрос без ответа. Смерив моего и своего мужа яростным взглядом, она окатила волной презрения и Дэнеллу, и меня. Тем временем, я выдыхала. Все-таки, наверное, зря я сорвалась на мужа, если с момента, как я прибыла, он ни разу даже не навещал свою вторую семью… Значит, я была ему дороже этой Милены. Сейчас я посмотрела на него даже с некой теплотой, ибо подобное не могло не радовать. — Милли. Прекращай визги. Не любовь всей жизни эльфийских принцесс-двойняшек привел одну из них ко второй, а я. Так что, будь добра, налей нам чаю, пока твои клыки еще держатся в челюсти. — Тебе права голоса вообще не давали. — Озлобленно прошипела Милена, оскалившись и воззрившись на нас яростным взглядом своих багровых глаз. — Ты не заслуживаешь жить после всего, что делала с моим мужем. Быть может, мы с ним и не вместе, и любит он моего доппельгангера, но это не значит, что я его забыла или разлюбила. Поэтому, гори в аду, сука драконья. И проваливай. С сестрой и мужем я разберусь сама. — Ах ты ж дрянь. — Дэна рванулась к Милене, выпуская в ее сторону знак 'Игнификато', который, на удивление, словно столкнувшись с невидимым барьером, тут же погас. — Твоя магия не причинит вреда создательнице мира, в котором ты находишься. — Презрительно скривила губы Милена. И допустила оплошность. Потому что, в мгновение ока, оказавшись с ней рядом, Тефенсен схватила ее за горло и подняла вверх над собой. — Значит, будем действовать по старинке. — Осклабилась в ответ девушка-дракон. — Окажешь немного радушного приветствия для меня и Лоры, или мне включать фантазию и думать, как причинить боль вашему с сестрой возлюбленному? Лора знает, что воображение у меня весьма насыщенно-психопатическое, и ради него я могу провернуть такие пытки на его шкуре, которых еще в мире не придумали. Вы — сестрички Шиаддхаль, им одержимы до умопомрачения. Вас заставить что-то сделать, достаточно мне имя его произнести. Ну что? Так и будешь вести себя, как сука, и тогда я приступаю к обещанному? Как-то резко побледнели больше обычного и Прескотт, и Фрейя, и Милена, и тот, на кого был направлен по адресу план расправы, и даже я. Я медленно закрыла мужа собой. Дэнелла, обернувшись, только фыркнула. — Дуры. Иногда мне стыдно за себя, что принадлежу к сопливому розовобантиковому бабскому миру. Получив пощечину от Милены, Тефенсен приложила руку к щеке, от неожиданности выпустив девушку. Я, Прескотт и Фрейя широко раскрыли рты, ожидая кровавую баню. Никто до сих пор не осмеливался бить Дэну по лицу. Поняв, что она натворила, и что в воздухе повис запах угрозы, готовый вот-вот вылиться в кровопролитную бойню, Милена затравленно оглянулась на нашу разношерстную компанию. — Лора. Владислав. Добро пожаловать. Прескотт, накрой дорогим гостям в столовой. У нас чаепитие. Кровь для меня и короля. Сестре, я отсюда чую, что она человек, чего-нибудь из сладкого. Госпоже Тефенсен объедки недоеденного последними моими гостями. Придав себе отрешенный и деловой вид, Милена кивком головы указала нам подниматься по лестнице со словами. — Нас ждет очень долгий разговор… Фрейя, откланявшись, пожелала нам приятного аппетита и удалилась к себе. Прескотт, окончив возиться со столовыми приборами и пищей, ретировался чуть позже дочери моего мужа. За столом в столовой на пятом этаже мы собрались четверо. Королева этого мира уселась во главе стола на кожаное кресло ручной работы с витиеватыми подлокотниками, указав нам на широкий и белоснежный диван. Мы с Владиславом уселись, откинувшись на спинку дивана, а Тефенсен отказалась садиться и встала за нашими спинами, один раз для проформы садистски схватив моего мужа за волосы и, с полминуты вцепившись в конский хвост, забранный заколкой-невидимкой, все же отпустила, демонически усмехаясь. — Спинку ровнее, королек. Не сутулься. Твои сестрички-близняшки смотрят на тебя обе такими взглядами мечтательно-вожделенными сейчас, пока ты втайне думаешь о том, что на троих, пожалуй, было бы весело. Пока обе целуют тебе ножки. Не расслабляйся тут у меня, скот. Твой кошмар все еще здесь. Убью-ю-ю. Последнее слово Тефенсен пропела почти что елейным голоском. Но улыбалась она лишь до тех пор, пока я не огрела ее по блудной руке своей с размаху. Стиснув зубы, девушка-дракон отвесила мне невидимый для Милены подзатыльник. Королева этого мира разлила по бокалам вино и кровь и обворожительно улыбнулась нам. — Дорогой муж. Дорогая сестра. К тебе, как и ко мне должна постепенно возвращаться память предков, которая расскажет о минувших событиях… Но раз уж этого не произошло пока, и я полагаю лишь потому, что участнице пророчества о воцарении Ночи, по мнению Хранителей Баланса Измерений, не положено знать правду о своем прошлом, ибо это невыгодно для них по одной из известных только им причин… Тогда слушай то, что у меня есть тебе рассказать. Так как я — не Маргарита Ланшери, меня ограничение высших не коснулось, и ко мне вернулась память предков, сложив всю историю в единую мозаику. Наши родители, Лара, были мучениками, которых во всей сети миров волшебных причислили к лику святых… *** Давным-давно, на границе мира мертвых и живых обосновалось место, которое и люди, и эльфы называли Благодатной Долиной, ибо был это счастливый, цветущий край, край умиротворения и пик света, в земли которого никогда не являла свой суровый и морозный лик зима. С давних и незапамятных времен в краях Благодатной Долины поселились королевские династии эльфов — детей природы, что правили народами тех земель по правде и справедливости, а те, в ответ, платили им благодарностью. Красота каждой новой королевы превосходила и затмевала собой красоту предыдущей. С начала тысяча трехсотых годов в Благодатной Долине воцарилась королевская династия эльфов по фамилии Шиаддхаль. Женщин неземной красоты, невероятно сильных, властных и волевых. Отличительной чертой рода было то, что каждая из этой королевской династии имела невероятного цвета изумрудные глаза — цвета живой и трепещущей энергии природы. Девы Шиаддхаль были так прекрасны собой, что все мужчины теряли головы и мечтали хотя бы раз коснуться этих воздушных, ослепительных и хрупких красавиц. Но были у этих волшебных созданий и враги. Злобные твари ночи. Не-мертвые. Живые мертвецы. Вампиры. Кровь эльфов издревле влекла кровожадных ночных существ. И если человеческая кровь их насыщала и давала им жизнь, эльфийская же была для них божественной неземной амброзией. Также она вскрывала все пороки проклятых душ. Множество эльфиек, даже из рода Шиаддхаль, благодаря невероятному вкусу своей крови, становились жертвами вампиров и погибали. Еще больше девушек королевской династии были изнасилованы и только потом обескровлены, ибо душ у живых мертвецов никогда не было. Они желали брать то, что хотели. Любой ценой. Дабы защитить и обезопасить юных дев, их родители окружали их гвардией телохранителей, одновременно с этим строя Цитадели. Имея договор с магами и колдунами тех земель, эльфы заключили с ними сделку. В обмен на неограниченное использование магии в королевских землях детей природы, колдуны связывали энергетику жизни каждой новой королевы с Цитаделью, возведенной в ее честь. Таким образом, если юная королева погибала от рук вампира или по какой-то другой причине, не имевшей отношение к старости, а ее приносили в Цитадель, девушка возвращалась к жизни, а башня теряла заряд своих воскрешающих свойств. Воскресить королеву ее собственная Цитадель могла лишь единожды. Да и то не окончательно. Зависнув на грани между жизнью и смертью, дева теряла цвет своих волос и становилась совсем седой до самого своего конца. В тысяча триста тринадцатом году первая королева из рода Шиаддхаль по имени Алана создала совет семерых, в который вошли ее самые близкие соратницы, которые признали Шиаддхаль абсолютной монархией для эльфийского народа. Связавшись с тайным Орденом Хранителей Баланса Измерений и заручившись его поддержкой, от Хранителей Архивов совет получил древнюю Книгу Судеб. Книга эта обладала тайной силой. Она сама собой писала историю древнего рода эльфов и владела способностью признать королевскую кровь Шиаддхаль в тех, кто бежал от судьбы, престола и предназначения, или же в незаконнорожденных дочерях рода сего. Спустя шесть с половиной веков к власти пришла королева по имени Изида Шиаддхаль. От времени повествования отступая в прошлое, произошло это порядка шестидесяти лет назад. Уже к времени начала правления Изиды династия получила право управления Благодатной Долиной за счет мудрости королев, их справедливости и доброты. Обладая такой движущей силой, как сострадание и сочувствие своим подданным, королевы Шиаддхаль настолько зарекомендовали себя с хорошей стороны, что ни у одного из жителей Благодатной Долины даже мысли не возникало о свержении власти династии или допущении войны. Долина процветала и благоухала, как в четырнадцатом веке, при королеве Алане, так и уже в двадцатом, при пожилой к этому времени, но не потерявшей стати, высокой, седовласой и зеленоглазой Изиде, которая проявила себя в качестве самой мудрой из рода Шиаддхаль. При ней совет семерых возглавляла вечно молодая, высокая и темноволосая эльфийка по имени Айнид Глайн, которой исполнилось уже порядка семисот лет. Она была единственной из всех эльфов, кто застал правление Аланы. Остальные же были смертны и жили не дольше обычных людей. Около восьмидесяти-девяноста лет… Не лишним будет упомянуть, что Айнид, владея бессмертием и вечной молодостью, состоя в совете еще при королеве Алане, правда, не в качестве возглавляющей его, была столь своенравной, что чтобы заставить ее прислушиваться к чужому слову, необходимо было принудить Вселенную вращаться против своей оси. И уже о многом говорило то, что Изиду она слушалась всегда и во всем, потому что мудрая Шиаддхаль имела безусловный авторитет и заслужила непоколебимое доверие не только всех народов земель Благодатной Долины, но и самой Айнид… Помимо этого, в совете не менее важную роль играла Беатрисса Мерильдо, паж, избранный Книгой Судеб. Все дело в том, что своенравный реликт позволял себе слушаться и открываться далеко не каждому, делая выбор из совета семерых в пользу лишь одной эльфийки. В двадцатом веке эта честь выпала леди Мерильдо. Возраст же сорока лет для королевы был критическим. В этот период жизни каждая эльфийка обязана передать трон дочери. Была в этом еще одна особенность. Какого бы мужчину ни выбрала королева эльфов этой династии, в роду все равно рождались одни только девочки. Своеобразное проклятие рода Шиаддхаль, восходившее корнями к глубокому прошлому, в котором, как говорилось в книгах, мать первой правительницы, Аланы, сотворила немыслимый грех, состоя в порочной связи с вампиром после рождения дочери. За это и она, и все ее потомки понесли на своих плечах тяжкий крест невозможности дать жизнь мужскому поколению. Изида, которой уже исполнилось сорок два, растила свою единственную надежду на светлое будущее Благодатной Долины — восемнадцатилетнюю дочь Лару. Оставалось всего полгода до того момента, как юная Лара Шиаддхаль должна была унаследовать престол от матери, разделив жизнь с достойным и знатным претендентом на трон из цыганского племени. Так как в королевской династии из-за проклятия, понесенного родом, не рождалось сыновей, короля выбирали либо из эльфов, либо из знатных и достойных людей. И горе было той из Шиаддхаль, кто посмотрит в сторону обычного крестьянина. Такая связь, связь с простолюдином, могла окончиться смертной казнью и для принцессы, и для ее возлюбленного. Так и Лара Шиаддхаль, обреченная выходить замуж не по любви, стала против воли невестой бессмертного короля всех цыган, по имени Валерий-завоеватель. Выполняя на этой земле святую миссию уничтожения того, кому он дал жизнь в тысяча четыреста двадцать втором году — князю Владиславу III Цепешу, отринувшему эту жизнь и заключившему сделку с Дьяволом в обмен на вечное влачение во тьме в качестве бездушного монстра и исчадия ада в тысяча четыреста шестьдесят втором, Валерий-завоеватель не мог умереть, пока не сотрет с лица земли чудовище, которому дал жизнь. Объединение с эльфами под их короной гарантировало Валерию-завоевателю их протекторат в священной войне против живых мертвецов, а эльфам — силы бессмертного короля цыган, позволявшие покончить с проклятыми детьми ночи, вампирами, раз и навсегда. Покуда священная миссия Валерия-завоевателя в войне против собственного же сына не была завершена, он был обречен жить и скитаться по земле долгую целую вечность, не обретая покоя. В этом было проклятие самого Валерия-завоевателя за тяжкий грех. Грех порождения того, кто стал сущим проклятием земель Благодатной Долины и мрачной тенью из пророчества о вечном воцарении Ночи для всех существующих миров… *** 1987 год. Противная сырость мокрым комком забиралась в легкие. В затянутом грозовыми тучами небе не было ни малейшего намека даже на тонюсенький солнечный луч. Около двух часов назад, обманув стражников и сбежав из дома, юная эльфийская принцесса и наследница престола — Лара Далайна Авира Рания Шиаддхаль в нежно-изумрудном под цвет глаз, расшитом золотыми нитями парчовом платье, с влажными из-за промозглого мокрого воздуха, завивавшимися от сырости и полурастрепанными золотыми волосами, потихонечку опустилась на каменную кладку руин древнего храма. Сразу после коронации именно на этом месте должны были возвести, а вскоре и пропитать ее стены животворящей магией, способной вернуть королеву к жизни, Цитадель Чайки. Именно так с греческого переводилось имя эльфийской наследницы престола. Завидев темную точку на горизонте, юная Шиаддхаль улыбнулась и, сорвавшись с места, словно воздушная нимфа побежала ей навстречу. — Лара! — Крегин, ты пришел! — Лара крепко сжала в объятиях подбежавшего к ней темноволосого юношу в серой крестьянской холщине. Слезы облегчения и радости заструились по щекам красавицы. — Как я мог не вернуться к тебе. Я всегда к тебе возвращаюсь. Тем более, сейчас. — Юный крестьянин осторожно коснулся рукой живота принцессы. — Я уже слышу, словно наяву, детский смех и представляю жизнь, полную счастья и радости. Если у нас родится девочка, я назову ее твоим именем. — Ах, мой бедный, милый Крегин. — Темные тени скорби и отчаяния сделали лицо Лары исполненным печали и безысходности. — Если моя мать и совет узнают, что я жду от тебя ребенка, они убьют меня. Казнят. А потом найдут и казнят тебя. Мы так рискуем. Мы ходим по грани и однажды скрывать мою беременность уже станет невозможно. — Дорогая, послушай меня! — Крегин зажал лицо любимой в ладонях, заставив ее смотреть ему в глаза, а затем судорожно обняв и прижав к себе. — Я обещал тебе, что мы с тобой сбежим, хоть на край света от них, и исчезнем. И я не отказываюсь от своих слов. Никто и никогда не узнает, где мы. Никто нас не найдет. Мы будем счастливы, обещаю. — От Валерия-завоевателя нигде не скроешься. Он выслеживает своего сына-вампира, чтобы убить его, вот уже пять столетий. Он отыщет меня даже на краю света, потому что наш союз дает ему дополнительный резерв сил, чтобы уничтожить свое же творение и получить прощение за то, что дал ему жизнь, у ватиканских монахов, которые написали пророчество о воцарении Ночи. Сделав убийство сына своей первостепенной задачей, он ни за что не оставит меня в покое, потому что лишь брак со мной гарантирует ему эльфийский трон и эльфийскую армию. Моя мать, ненавидя вампиров, поддерживает его и говорит, что я обязана стать женой этого бессмертного шестидесятилетнего омерзительного старика и что иного выбора у меня нет. Я люблю свою мать и не посмею ее ослушаться… И, признаюсь тебе, мне болезненна мысль о том, что я оставлю Изиду Шиаддхаль и сбегу. Я люблю свою мать, и у меня разрывается сердце от одной этой мысли. Предав ее, я предам и своих людей, потому что уже в этом году я должна стать королевой, получив от матери корону и трон. А я… Я должна быть ответственна. Я не могу нарушить обет и предать свой народ… Они верят в меня. — Твой народ, который тебя же и уничтожит, узнав о том, что ты сделала. Неужели ты думаешь, что они пощадят тебя? Хотя, наверное, ты все-таки права. Я знаю, что наши отношения — ошибка. — Обреченно вздохнул Крегин. — Между нами пропасть пролегла. Ты — будущая королева, а я — обычный человек, крестьянин, которых эльфы поголовно называют 'презренными'. Мы обречены. Наш союз не одобрит даже Изида, не смотря на то, что она, как королева, славится своей мудростью. Предрассудки могут погубить тебя. Лучше нам вообще перестать встречаться. У нас нет будущего. Судьба решила все за нас еще до нашего рождения. — Послушай. — Лара взяла Крегина за руку и приложила ее к своей груди. — Слышишь, как бьется мое сердце? Слышишь его ритм? Это одно сердце на двоих. Я сказала, что будет трудно. Я сказала, что не могу. Я сказала, что после того, как мы сделаем это, нам придется бежать и скрываться от Валерия-завоевателя, моей матери и армии эльфов всю оставшуюся жизнь. Что в бегах будет и наше дитя всю его жизнь. Но я не сказала, что не хочу. Лучше свобода и жизнь в бегах, чем неволя в роскоши. На короткое мгновение Лара припала к губам возлюбленного и тихо прошептала. — Мне пора, иначе меня хватятся. Храни тебя Господь, я каждую ночь молюсь за тебя и наше дитя. У нас с тобой было два сердца, как одно. Теперь наше сердце бьется на троих. И ради нашего ребенка мы должны бежать. Какая разница, хочу ли я остаться со своим народом и матерью, если, когда вскроется правда, мой же народ убьет моего ребенка, убьет тебя мне в наказание. А потом Валерий-завоеватель покончит и со мной. Я наслышана о нем. Он дик и свиреп. А еще он — цыган. А я их боюсь… — Помедлив, Лара произнесла всего одну фразу. — Я люблю тебя, Крегин. — Я тоже тебя люблю. И всегда буду. — Обняв любимую на прощание и ощущая тонкий запах жасмина, источаемый ее волосами, Крегин неохотно разжал объятия, выпуская птицу на свободу. Глупую молодую птицу, которая не желала лететь прочь. *** — Где ты опять пропадала, дочь? — Изида окинула Лару пронзительным взглядом своих строгих изумрудных глаз. — Снова обманула охрану? Как можно быть такой беспечной? Неужели ты забыла, что вампиры — реальная угроза, а не миф? Не терпится быть изнасилованной и обескровленной кровожадным ночным созданием? Всегда где-то поблизости самый отвратительный из их племени. Сын твоего будущего мужа. — Я… — Запнувшись и выдержав короткую паузу, Лара ответила, пересекая комнату по направлению к королеве Изиде. — Я прогуливалась по окрестностям, Ваше Величество. Я знаю, что угроза вампиров реальна. Но ведь территории же охраняются. А днем вампирам не гулять под солнцем. В знак уважения перед королевой-матерью девушка слегка склонила голову. — Сегодня пасмурный день, так что вампиры могут появиться в любое время. Цитадель Чайки еще даже не начали возводить, потому что ты еще не королева. Если с тобой что-то случится, ты умрешь окончательно. Ладно, глупая моя девочка. — Изида сменила напряженный и слегка гневный тон на милостивый. — Через час в замок приедет Валерий-завоеватель, чтобы познакомиться с тобой, если ты еще не забыла. Но я даже не удивлюсь, узнав, что забыла. Ты такая рассеянная последнее время, что я уже не знаю, что и думать… Усадив дочь на стул возле огромного зеркала в позолоченной раме, Изида взяла в руки гребень, усыпанный маленькими бриллиантами, и плавно заскользила им по волнистым волосам молодой эльфийки. Умелыми и быстрыми движениями руки Изиды превратили непослушные локоны Лары в тугую длинную золотую косу, через которую королева пропустила золотистую сетку с жемчугами. — Ты прекрасна, дочь моя. Никогда не забывай об этом. — Статная женщина украсила шею дочери ожерельем в форме тяжелого изумруда в тон платью и глазам принцессы эльфов и уже на полтона ниже произнесла. — Надеюсь, он останется тобой доволен. Сделай все от тебя зависящее, чтобы понравиться Валерию-завоевателю. — Но я не хочу за него замуж. — В голосе Лары зазвучало скорбное отчаяние, а с глаз заструились слезы. — Ты должна. Незамужняя женщина не может претендовать на престол и быть королевой. Где ты видела королеву без короля?.. — Заставив дочь развернуться к ней на стуле, королева Изида крепко сжала ее плечи руками. — Мне уже сорок два года, Лара. А тебе почти что девятнадцать. Мой путь в качестве королевы подходит к концу. Приходит твое время. И лучшей партии, чем Валерий-завоеватель тебе не сыскать. Кто еще станет так храбро сражаться против сил зла и кровожадных порождений ночи? Вдобавок, он — король всех цыган. Он не из 'презренных'. — Плечи Изиды передернуло от отвращения. Для юной Шиаддхаль, разумеется, это не осталось незамеченным. — Он стар и омерзителен! Насколько я слышала, ему шестьдесят на внешний вид. Я еще даже не видела его, а уже не выношу. Почему?.. Скажи мне, почему я должна себя насиловать браком с ненавистным? — Лара. — Изида от раздражения на повышенный тон голоса дочери свела брови дугой, и морщины проступили на волевом и прекрасном лице женщины. — Если тебя это успокоит, то знай. Я никогда не любила Иваниуса. Меня принудила выйти за него мать, когда мне только-только исполнилось семнадцать. Моя мать была более жестким человеком, чем я. Я тебя жалею, как никогда не жалели меня. Мне было семнадцать, а Иваниусу Шмидту пятьдесят два. Я очень долго переживала, как и ты, мечтая о браке по любви, но за годы совместной жизни с королем, пусть она длилась и не так долго, как нам хотелось, я поняла насколько переоценивают истинную любовь. Красивые признания, подарки, мишура — это все глупости, девочка. Мы с Иваниусом со второго года совместной жизни и вплоть до его смерти научились понимать друг друга с полуслова, доверять друг другу безоговорочно. И когда твой отец умер, умерла и часть души моей вместе с ним. Я так и не вышла замуж вновь. Потому что он стал моей душой, без которой в этом мире мне показалось пусто с любым другим. Любовь — это общий дом и понимание… Когда повзрослеешь, ты поймешь это. И, как знать, может, Валерий-завоеватель станет тем самым. Отцом, наставником и защитником… Закончив реплику и, вероятно, предавшись воспоминаниям, Изида уставились немигающим взглядом в одну точку, будто бы смотря не на стену, а сквозь нее… *** Первая встреча и первое впечатление, как и ожидала юная Шиаддхаль, произвели на нее угнетающее впечатление. Валерий-завоеватель оказался именно таким, каким он ей и представлялся: шестидесятилетним, мрачным и неулыбчивым морщинистым типом с длинными седыми волосами, седой бородой, в железных доспехах с алым плащом, развевающимся за его полуссутуленной спиной. Первый взгляд на этого человека вызвал в наследнице престола ощущение неприязни, и, чем больше она смотрела на него, тем сильнее становилось это чувство, прорисовываясь все более мрачными красками. С первого взгляда девушка ощутила, что этот человек станет не ее защитником, отцом и покровителем, а ее погибелью. Обменявшись с Ларой парой фраз и заручившись благословением от лица Айнид Глайн и Изиды Шиаддхаль, Валерий-завоеватель настоял на проведении свадьбы уже через три дня. Что ни говори, а прибрать трон к рукам бессмертный цыган желал с неистовой силою. Ей не дали времени обдумать план побега. И уже через три дня в белом и со слезами на глазах Лара Шиаддхаль шла к алтарю в зале для коронации эльфийских королев. Дав несколько ничего не значивших для нее клятв и свято веруя, что даже будучи женой пожилого тирана, ей удастся сбежать с Крегином, девушка приняла корону и власть из рук матери в присутствии совета семерых. До ночи оставалась всего половина дня и вечер, когда Валерий-завоеватель узнает, что Лара не девственна. Это станет началом конца и для нее, и для Крегина, и для их будущего малыша. Улизнув от бдительных охранников и даже от вездесущих хищных и черных, словно ночь, глаз своего мужа, невероятно вдохновленного своим вступлением в статус короля эльфов, накинув серый плащ с капюшоном и максимально стараясь казаться незаметной, девушка кинулась бежать прочь и не остановилась, пока не увидела бедную ветхую дверь деревенского дома Крегина. Едва услышав нервную барабанную дробь по дереву, Крегин выбежал на улицу, накрепко стиснув Лару в объятиях. — Бежим! Сейчас же! — В глазах юной Шиаддхаль блестели слезы. — Я сбежала от стражи в последний раз, но больше мне не удастся. Валерий-завоеватель женился на мне и получил трон. Теперь он — король. Узнав о моем грехе и о беременности, а о первом он узнает уже сегодня ночью, он казнит меня, и наш ребенок не увидит даже лучика солнца, погибнув нерожденным. Любимый, спаси меня. Моя мать хоть все еще и считается регентом, но вся власть сейчас у Валерия-завоевателя. Он держит наши судьбы в своих руках. Даже если бы Изида и захотела сохранить мне или внуку жизнь, он ей не позволит. Да и она, наверняка, будет согласна с ним во всем. Ты — мой последний шанс, Крегин. Спаси меня. Спаси наше дитя. Умоляю… Разжав объятия, Крегин как-то резко похолодел. — Прости, Лара, все вышло так спонтанно… Вчера у меня умерла сестра. Она кашляла кровью несколько месяцев, и в вечер минувшего дня ее не стало. Я не могу сейчас оставить родителей одних на произвол судьбы. Они подавлены… Я — единственный, кто сейчас есть у них. Я предлагал тебе бежать. Ты была ни в чем не уверена и отказывалась всякий раз. Теперь не могу я. Прости, любимая. Я уверен, ты справишься и придумаешь что-нибудь. Попробуем хотя бы через месяц… — Отрекаешься? — В глазах Лары застыла потаенная злость, и отстраненное холодное выражение на ее лице освидетельствовало, что она впала в состояние, близкое к ярости, не на шутку. — Нет. Я не отрекаюсь. Я просто не могу. Я тебе говорил всегда, что спонтанные решения — не моя сильная сторона. Надо было бежать до свадьбы… Попробовав коснуться руки любимой женщины, он увидел лишь, как она высвобождает ладонь и поворачивается к нему спиной со словами. — Я была о тебе лучшего мнения, любовь моя. Не беспокойся так. Конечно же я справлюсь, когда веревка сломает мне шею, убив наше еще нерожденное дитя в утробе. Но ты не переживай. Проводи сестру в последний путь достойно. Раз уж на этапе, когда встал вопрос жизни и смерти, ты предпочел мертвых живым. А ведь живых еще можно спасти… Больше юная королева эльфов не оглядывалась, в слезах кинувшись по направлению к замку Изиды. Миновав пост стражи и чудом избежав неприятной встречи с мужем, девушка на цыпочках пробралась к своей спальне и обмерла. Дверь мистическим образом оказалась открыта, хоть Лара и прекрасно помнила, что запирала ее на ключ. С замиранием сердца она толкнула тяжелую дверь из золота и серебра и вошла внутрь, ожидая встретить там Валерия-завоевателя и нести постыдный отчет о том, где она была все это время. Но, на деле, оказалось еще хуже, чем ожидала королева эльфов… Спиной ко входу на ее кровати сидел незнакомец в черном. Его волосы были забраны в высокий конский хвост. Услышав обостренным слухом, что он не один, мужчина обернулся в сторону онемевшей в проходе Лары. На вид ему было около сорока. Черные пряди обрамляли не в меру бледное лицо правильных, заостренных, аристократических черт, а в левом ухе поблескивала золотая серьга в форме колечка. Из-под плаща с узором в виде едва заметных поблескивавших серебром на черном листьев, виднелся строгий черный камзол без принтов. Оценив ее быстрым взглядом, он, наблюдая за ее реакцией, оскалился, проводя кончиком языка по заострившимся клыкам, зрачки его стали вертикальными, а глаза побагровели. Вампир. Не-мертвый. Сын ее мужа — Валерия-завоевателя, Владислав III Цепеш. Дракула. Колосажатель. Мать много раз ей показывала фотографии исчадия ада, которого нужно бояться больше всех вампиров вместе взятых. И сейчас он сидел на ее кровати. Мысли Лары лихорадочно шевелились в голове. Не надеясь дожить до дня завтрашнего после ночи, которая откроет постыдную правду о том, что она не девственна, внезапно юная эльфийка поняла, что смерть решила ее навестить раньше ночи. Повинуясь гипнотическим импульсам взгляда вампира, девушка сделала шаг внутрь, и тут же дверь захлопнулась за ее спиной. Попытавшись нащупать рукой ручку, она изо всех сил дернула ее. Тщетно. Дверь была заперта. Безумие и страх сковали голову Лары стальным обручем. Бежать было некуда. Спастись невозможно. Даже если она закричит, чем взбесит убийцу, стражники прибегут не сразу. Какое-то время они потратят на взлом двери. А высосать всю кровь из ее тела — меньше минуты. Никто не придет на помощь. Она обречена. Кровь эльфов для вампиров — первый сорт. Дурманящий и заволакивающий рассудок наркотик. Истязать молоденьких девочек их племени, высасывая досуха — для вампиров первостепенное развлечение. Некоторые дети ночи даже насильно брали эльфиек замуж. Чтобы всю дальнейшую жизнь иметь возле себя источник эйфорической крови эльфов, пока жертва, проводя время под воздействием наркотических эндорфинов, выделяемых слюной вампира, перестает соображать, что происходит вокруг нее, и добровольно отдает свою кровь. Но пугало ее не только это. Безотчетный глубинный страх рождали в душе юной королевы хищные черные глаза вампира. Глаза Валерия-завоевателя на лице его сына. — В замешательстве, как я попал сюда? — Вампир ухмыльнулся, окинув стройную фигурку эльфийки плотоядным взглядом. — Ваши гвардейцы — стадо идиотов. Зачем охранять двери, когда мы, смрадные дети самой ночи, умеем летать и проникаем в приоткрытые окна? Возле которых как раз никто и не дежурит. В общем, как бы то ни было, я все равно пошел на риск. Потому что в замке сейчас находится король эльфов и цыган, по совместительству, твой муж, по совместительству, мой дорогой и любимый папочка. — Ты — его сын. — Из последних сил выдавила, прохрипев, потому что голос отказывался ее слушаться, юная Шиаддхаль. — Тот самый Владислав Дракула. Сын Дракона. Сын самого Дьявола. Валерий-завоеватель ищет тебя, чтобы убить. Помедлив и выдержав паузу, она затравленно поглядела ему в глаза, сложив руки на груди и опустив голову. — Давай. Только молю, быстро. Я очень боюсь боли. И я обречена так и так. Когда твой отец узнает о том, что со мной случилось, мне все равно не жить. Лучше я не доставлю ему радости казнить меня. Лучше пусть ты нанесешь удар, и я умру, как мученица от рук вампира, а не как опозоренная своей же семьей, потому что полюбила 'презренного'. Только не трогай меня. Я отдам тебе свою кровь до последней капли. Только не касайся меня, прошу. Я хочу умереть верной мужчине, которого выбрало мое сердце. Вампир презрительно фыркнул. — Дьявол. Вы все, эльфы, так драматичны? Меня уже тошнит от этого смирения и покорности, девочка. Какие гены достанутся Маргарите… Прокомментировал бы, да это вне всех возможных и невозможных понятий… Я не собираюсь тебя убивать, Чайка. А если хотел бы, я бы уже это сделал. Сексуально ты меня тоже не интересуешь, так что можешь расслабиться. Ты нужна мне целой и невредимой. Точнее, нет, не ты. Честно говоря, мне вообще плевать на тебя, и встреться мы на нейтральной территории, я осушил бы тебя до последней капли, но сейчас я рискую единственным, что мне дорого. Жизнью. Чтобы спасти тебя. Мне нужно то, что в твоем чреве. Я чувствую ее каждой клеткой тела. Ты вынашиваешь девушку, в которой реинкарнируется дух моей погибшей жены. Вот до нее мне есть дело. А до тебя нет. Можешь не переоценивать свою красоту и изящность. По сравнению с ней любая меркнет, и красавица неземной внешности, если поставить ее рядом с Маргаритой, начинает казаться кривой уродиной. Судя по тому, что твой человечек тебя бросил, жить тебе осталось до ночи. Но моя женщина не сгинет с тобой вместе. Идем со мной. Я во всех мирах, как дома. Я проведу тебя в свой мир и спрячу. Так, что тебя смогут найти лишь Хранители Баланса Измерений, а твоя семья и Валерий - нет. Так я бежал и прятался от отца все это время. Только от высококвалифицированных охотников не скроешься. Я уже устаю сбегать из их тюрьмы и снова в нее возвращаться. Жить на последнем четвертом этаже психиатрической клиники год за годом, знаешь ли, не курорт. — Я никуда не пойду с вампиром. И я не оставлю Крегина. Если мать и Валерий-завоеватель узнают, что я сбежала, потому что жду ребенка от 'презренного', они найдут его, если им не удастся отыскать меня. Они казнят его. В мгновение ока покрыв расстояние между ними, вампир вжал эльфийку в стену, сдавив рукой ей горло. Юная Шиаддхаль нервно дернулась, ощущая, как поток воздуха в легкие перекрывается, и как контраст ее теплого и его холодного тел заставляет ее дрожать и покрываться инеем и мурашками. — Милая Лара. — Взбешенно прошипел он, оскаливая клыки. — Мне нет дела до подростковых сопливых драм. Мне плевать на твоего Крегина. Гори он синим пламенем. Если уж на то пошло, он подставил тебя, и твою пятую точку сейчас из беды спасаю я. Твой кровный враг. А еще, если ты не поняла до сих пор, — это не просьба, что касается твоего побега со мной. Это приказ. Я — король вампиров и своего мира. И в моей Вселенной титулы вроде королевы эльфов ничего не значат, потому что, как таковых, эльфов нет в моем мире. Ты будешь первой. Неужели ты думаешь, что не носи ты дитя, обещанное мне Дьяволом; дитя, за перерождение души которой я душу продал, я бы стал с тобой возиться и потратил хоть минуту своего личного времени, к тому же рискуя своей жизнью и находясь в одном доме с отцом, который один из немногих, кто знает, как меня убить?.. Собирай свои вещи. Все, что необходимо. И мы уходим. СЕЙЧАС ЖЕ!!! — Но ведь… Король вампиров не дал девушке окончить фразу, отпустив ее из цепкого захвата своей руки с когтями, и, сползая по стене на пол, Лара закашлялась. — Ты беременна от 'презренного', инфантильная ты дура. Тебя привяжут к столбу позора и будут бить, выколачивая признание. Потом они снесут голову твоему незадачливому глупому человечишке, заставив тебя смотреть на это. А потом, когда твоя шея сломается в петле, а ты в последний момент увидишь, что в глазах Изиды Шиаддхаль нет и намека на жалость к своему порождению, потом… Потом твое тело станет мертвым и через несколько дней начнет гнить. А с тобой вместе начнет гнить и любовь всей моей жизни. А в следующий раз она может реинкарнировать через столетия. Мое терпение на исходе. Она нужна мне сейчас. Так что? Мне еще раз повторить, чтобы ты собиралась без лишних вопросов, пока сюда не заявился твой муженек? Хочешь узнать, каково это, когда из-за тебя вся фамилия Шиаддхаль обрастет дурной славой, а твой род будет опозорен? Подумав, что ты сбежала, потому что боишься быть женой шестидесятилетнего тирана, никто даже не узнает о тайнах твоего развратного сердца, и твой юный Крегин останется жив. А с ним вас обоих найдут и убьют. Есть еще поводы сопротивляться, или мой план единственно верный, Чайка? Тебе даже долго не скрыть беременность. Придумав отговорку об утрате девственности каким-нибудь неординарным способом, живот прятать все девять месяцев ты все равно не сможешь. А сбежишь, родишь и сможешь вернуться назад. Я скрою малышку от глаз твоей семьи. Ей ничего не будет угрожать. А ты вернешься домой, как блудная дочь, сбежавшая по глупости молодости, а не как нарушившая правила королевской семьи и родившая от 'презренного'. Речь вампира подействовала на нее отрезвляюще. Имея довольно беспокойное воображение, девушка живо представила и свою смерть, и смерть тех, кого любила больше всего на свете — Крегина и своего ребенка. Покачав головой, не снимая плаща и не забрав ничего из прежней жизни, юная Шиаддхаль протянула руку вампиру. — Только не смей обмануть меня. Как знать, вдруг весь твой план — ложь, а на самом деле ты хочешь выпить меня досуха, выкрав меня из замка, чтобы моя семья не догадалась какой именно вампир сотворил столь гнусные вещи с королевой эльфов? Вампир закатил глаза, сжимая ладонь эльфийки в своей и подходя к распахнутому настежь окну. — Я бы УЖЕ это сделал, если бы хотел. Готова? Лара только кивнула. Подхватив девушку на руки, вампир взобрался на подоконник и, не глядя себе под ноги, спрыгнул вниз… *** Шесть месяцев постоянного побега и перемещения по мирам. Пробыв в одном из магических миров около двух недель, королева эльфов и король вампиров снова бежали. В данный момент они с ноги открыли дверь амбара, откуда источало свой тонкий запах свежее сено, еще недавно бывшее травой. В дальнем углу лежали мешки с зерном… Отпустив руку графа, девушка свернулась на полу, устланном соломой, калачиком, издав пронзительный крик. — Я больше не могу! Эта боль разрывает меня. Я не выдержу… Не выдержу! — От истощенности, бессилия и боли, слезы с глаз Лары струились потоками града. — Не выдумывай. Ты справишься. — Наклонившись к девушке, вампир зажал ее лицо между ладоней. — Дыши! Дыши глубже! Когда начнутся схватки, я приму роды. Тебе нечего бояться. За эти годы я получил и медицинское образование. Воды отошли. Крепко зажав потные ладони девушки в руках и задрав подол ее длинного платья до живота, он тренировал ее дышать. Дышать глубоко. И в глазах его, таких же черных, как проклятые глаза ее ненавистного мужа, Лара видела беспокойство за нее, участие. Да. Он говорил, что ее жизнь ничего не стоит. Что он старается только ради ее ребенка. Но незатаенные тревога и паника сейчас были не наигранными. Как вампир, он избегал чувств. Избегал их публичного проявления, видимо, боясь освистания. Но в глубине этих глаз, глаз самой ночи читалось участие и сопереживание. В момент, не сковывающий болью схваток, юная эльфийка смотрела в эти глаза и думала лишь об одном. Возможно, не люби она Крегина всей душой и сердцем, она бы всю себя посвятила этому созданию ночи, наплевав на предрассудки между кланами. Владислав находился с ней рядом почти что шесть месяцев. За шесть месяцев в бегах они стали так близки, что Шиаддхаль раньше даже не могла и представить, что подобное вообще реально. Он олицетворял силу. Он был уверен в себе. Не дрожал. Не бежал, когда необходимо было принять ответственное решение. Он был рядом все то время, которое они находились в бегах, ни разу не питался ею и присматривал. Присматривал за каждым ее шагом и заботился, пока она была беспомощной, отягощенной беременностью юной девочкой, не привыкшей к жизни вне замка и комфорта… Как бы Лара ни любила Крегина, забыть его поступок, исполненный предательством, когда она так отчаянно нуждалась в протянутой руке помощи от любимого, девушка просто не могла. Новый приступ пронзил ее тело насквозь и, коротко взвыв, девушка изогнула позвоночник. — Тужься еще. Вдох и на выдохе тужься. Уже видна головка. Поднажми, Чайка. Ну же. Ты же сильная. Давай, Лара… Девушке удалось выдохнуть только через пару минут, когда туманным расплывчатым зрением она увидела, как князь самой тьмы сидит на полу, держа в руках окровавленное детское тельце, несколько секунд назад острым, как нож, когтем перерезав пуповину. Его взгляд был жесток и печален. Глядя на зеленоглазую девочку, которая вместо того, чтобы закричать, смотрела на вампира изумленными изумрудными глазами и тянула маленькие ручонки к его лицу, Владислав пребывал в смятении. Этот момент был всем во всём. Но матери той, за которую он продал душу и веру, все еще требовалась его помощь. Роды не закончились. Через несколько мгновений на свет появилось еще одно зеленоглазое чудо. Близнецы были рождены с разницей всего лишь в пару минут, но девочка, родившаяся второй была более хилой, хоть и розовее щеками, и, едва стоило князю взять ее на руки, она противно зарыдала, издав душещипательный крик. Тогда, опустив ее на солому и вернувшись к той, в маленькое тельце которой уже вселился дух могущественной ведьмы пятнадцатого столетия, Владислав, молча, прижал ее к груди. Слов не требовалось. Она пришла в этот мир. Его страдания окончены. Пока она будет малышкой, он будет присматривать за ней, как ангел-хранитель, как отец. А когда она повзрослеет, он отыщет ее в любой эпохе и времени, куда бы сейчас ни занесло их с ее матерью стремление укрыть девочек от опасности. Отыщет и сделает своей любовницей, женой, и, может быть, когда-нибудь, матерью его детей. В воздухе над вампиром и малюткой зависла ночная бабочка, как из ниоткуда прилетевшая на свет, и маленькая дочь Лары Шиаддхаль, весело улыбаясь, протянула ручонку в ее сторону. — Моя бабочка. — Незаметно для роженицы подумал князь-вампир и передал малышку в руки уже постепенно приходившей в себя королевы эльфов. — Крегин предал меня, но, когда мы были еще счастливы, он говорил, что если родится девочка, он хотел бы, чтобы ее звали моим именем. Лара… — Тихо прошептала юная Шиаддхаль. — Вторая Чайка нашей семьи. Передав Владиславу девочку, она взяла на руки свою вторую малышку. — А ее будут звать Милли. Милиэль. На эльфийском это имя означает 'Мир'. Оторвав длинный подол с оборками от своего наряда, уже безбожно запачканного кровью, королева эльфов и король вампиров сделали из него пеленки и завернули близняшек, потому что новорожденные уже начинали ежиться от холода. Моментально согревшись в самодельных пеленках, девочки уснули почти сразу же после укутывания. — Господи. Что же мне делать с ними. С моими ангелами. Я не смогу их оставить, Владислав. Не смогу… А если я вернусь с ними домой, их убьют. И Валерий-завоеватель, и их же родная бабушка. За то, что они — мерзость. Порождение грязной связи с 'презренным'. Но посмотри на этих малюток. Разве они мерзость? Они прекрасны. Пусть у них нет заостренных ушей, как у меня, и у всех эльфов, но взгляни. Их глаза. Изумрудные, как трава, они выдают принадлежность девочек к роду Шиаддхаль. Лара должна стать королевой эльфов после меня. Что же мне делать, Владислав, что? — В глазах Лары блестели слезы отчаяния. — Тебе придется их отпустить. — Мужчина крепко сжал плечо эльфийки рукой. — Я договорился с Хранителями Баланса Измерений, хоть они и считали Лару угрозой из-за пророчества о воцарении Ночи и хотели ее смерти, но сейчас, вроде бы, изменили свое решение. Они сказали мне на пороге каких домов оставить девочек. В реальном мире. В мире без волшебства. Там найти кого-либо просто невозможно, потому что магия не работает. О них позаботятся хорошие женщины, которые, хоть и омрачает мою душу эта мысль, но являются частью организации, Сара Уилсон и Дороти Джейкобс. Все же одно омрачение стоит того, чтобы твои дочери выросли вдалеке от нашего безумного магического мира, вдали от войн, битв за престол, кровопролитий, жертвоприношений и предательств. В наших мирах из всего, что можно причислить к хорошему, только честь и мораль. Но, на деле, реальные миры спокойнее. Хоть их жители и забыли, кого нужно бояться и отреклись от Бога… Не переживай. Я прослежу, чтобы девочки ни в чем не нуждались, и присмотрю за ними. А когда придет время, ты снова их увидишь. Бросив на Лару печальный взгляд, исполненный сочувствия, Владислав тяжело и обреченно вздохнул. Он прекрасно знал, что не доброты душевной и щедрости ради Хранители Баланса Измерений позволили малюткам Шиаддхаль расти и воспитываться в реальном мире без магии. Он заключил с ними сделку. Жизнь его жены в обмен на смерть ее матери. Он должен был выдать Лару Изиде и Валерию сразу после родов, тогда рождение ее детей останется под грифом 'Инкогнито'. Также он знал, что когда Лара-Маргарита вырастет, она может никогда его не простить за подлое предательство собственной матери, но пока он предпочитал не думать об этом. Он стерпит ее ненависть к нему, если она останется жива, и предоставится возможность терпеть ее ненависть в принципе. Он был эгоистичен. Настолько, что готов был пойти на что угодно, лишь бы она жила. Даже на предательство ее матери, обнимавшей своих малюток в последний раз. Дав эльфийке своей крови, дабы ее повреждения затянулись, он плотоядно окинул ее горящим взором. Постоянно приглядывая за Ларой, он не питался уже несколько месяцев, и уже был не в силах найти добычу, которая бы не сопротивлялась. Юная Шиаддхаль утвердительно кивнула, все же стиснув зубы от страха. — Ты много для меня сделал, Владислав. Я у тебя в неоплатном долгу. Бери мою кровь. Убрав прядь спутанных и мокрых от пота золотых волос, девушка открыла ему свою шею. Резко усадив ее на колени и не церемонясь, он впился в ее бьющуюся на шее жилку. Легкие обдало огнем. Наркотик тек по его венам. Настолько сладкий, что он лишился контроля над собой и перестал замечать, что рвет в лоскуты уже и без того истрепанное и порванное в муках родов платье эльфийки, касаясь каждого участка ее воспаленного страстью тела. В глубине души, как бы ни было это порочно и неправильно, Лара тоже этого хотела. Хотела почувствовать рядом с собой и в себе уверенного и не дрожавшего перед трудностями мужчину. Подпав под влияние гормонов радости, снижавших порог ее боли от укусов, Лара выгнула весь позвоночник, подаваясь в сторону Владислава, чтобы ему было удобно пить ее кровь и ласкать ее, разгоряченную и потную, после агонических родовых пыток. Лед и пламень столкнулись, вызвав шквал и парад планет, в котором вампир уже не замечал, какая девушка с ним рядом сейчас, глядя лишь в ее глаза. Изумрудные глаза своей мертвой любви по имени Маргарита Ланшери. Опрокинув золотоволосую Шиаддхаль на спину, разведя ей колени и врезаясь в нее все глубже и глубже, он лишь иронически думал о том, что девушка должна познать, что есть истинное наслаждение, перед тем, как петля, по его договоренности с Хранителями Баланса Измерений, сломает Ларе шею, чтобы Рита могла жить. Чтобы Валерий, его отец, никогда не узнал о том, что он где-то поблизости и снова не объявил на него охоту. Чтобы существование его и его будущей жены оставалось втайне для врагов впредь и навсегда. А единственным истинным наслаждением, как прирожденный Нарцисс, Владислав считал лишь соитие с ним. Зная, что у Лары был всего один мужчина, и тот из крестьянского слоя населения, он причинил девушке за эти пару часов такую боль, о которой она раньше и помыслить-то не могла. Рассуждая на тему, о которой Ларе было неоткуда знать, он с холодностью безжалостного убийцы даже этим актом гарантировал Хранителям Баланса Измерений смерть наследницы престола эльфов. Если Лара каким-то чудом избежит наказания, она сгниет благодаря трупным ядам в организме из-за своей особенной нежной эльфийской природы всего за месяц… Не имело значения, что он, за последние шесть месяцев находясь в бегах с королевой, начал к ней испытывать, какие чувства начал питать. Имело значение лишь произнесенное им Ларе в день побега. — …Ты нужна мне целой и невредимой. Точнее, нет, не ты. Честно говоря, мне вообще плевать на тебя, и встреться мы на нейтральной территории, я осушил бы тебя до последней капли, но сейчас я рискую единственным, что мне дорого. Жизнью. Чтобы спасти тебя. Мне нужно то, что в твоем чреве… И, теперь, когда Маргарита больше не была частью Лары, их бега подошли к концу, а все, что было сказано ранее, вернулось на круги своя. Теперь одна Шиаддхаль должна была умереть, чтобы другая имела возможность жить… Заставив Лару снова кричать от боли, грубо вонзившись в нее всем своим естеством, с коварной усмешкой Владислав впился в ее шею, стискивая ее руки в своих, зажимая ей рот и вытягивая яростными глотками эту манящую наркотическую и непревзойденную амброзию под названием эльфийская кровь. *** Не поднимая взгляда друг на друга, в гнетущем молчании они плели корзины из соломы, сидя на полу в амбаре, скрестив ноги под собой по-турецки. То, что случилось между ними около двух часов назад было и неправильно, и непростительно, будучи и бездумной эйфорией, и тем, что не дало ничего положительного ни из одной из сторон. Оцарапывая маленькие белые пальцы грубой соломой, не знавшие никогда физического труда, Лара поминутно тяжело вздыхала. Раны на шее саднили, и болело все тело. Девушка чувствовала себя загрязненной и опороченной душой, предав все, во что верила. Предав свою любовь. Острым концом соломинки королева эльфов выцарапала на самодельных шелковых пеленках из подола ее платья, на одной 'Лара', а на другой — 'Милиэль'. — Ты обещал, что они попадут на порог к хорошим людям, а не к убийцам или же детоненавистникам. — Хрипло произнесла Лара и даже не узнала свой голос. — Надеюсь, что это правда. Я не могу их отдать… Не могу… У тебя есть то, что не в моей власти. Вечная жизнь. Присмотри за ними, как и обещал. Владислав только утвердительно кивнул, ни слова не молвив больше. Он все сделал правильно, так откуда? Откуда в нем рождалось это гнусное, ничем не затупляемое ощущение того, что он ведет себя, как последняя тварь? Пытаясь скинуть с себя навязчивую, разжигавшую грудь черным огнем и такую никчемную вину, он закончил с корзиной, бережно положив в нее малютку Лару, и коротко бросил. — Пока ты спала эти два часа, лишившись сил, я раздобыл тебе новое платье. Оно лежит на мешке с зерном. Смой с себя кровь. Озеро находится за амбаром в десяти шагах. Одевайся, и мы направляемся в мир без магии. Выбросив рваное и окровавленное платье в прибрежные кусты, смыв с себя кровь в озере, девушка зашла в амбар нагая. Вода стекала с ее длинных золотых волос и тела. Вампир даже не обернулся в ее сторону, с сосредоточенным и хмурым взглядом касаясь указательным пальцем щеки спящей малютки Лары. Одевшись, эльфийка взяла в руки корзину с Милиэль. Даже сейчас она догадывалась, что король вампиров эгоистично не позволит ей нести старшую дочь. Портал представлял собой сиявшую синим свечением дверь в пространстве. Шагнув, девушка и граф оказались на темной улочке, густо засаженной деревьями, среди построек коттеджного типа. Поставив корзину с Милиэль Шиаддхаль на верхнюю ступеньку лестницы небольшого деревянного домика с железной буквой 'J', прибитой к двери, и с фонариком, освещавшим собой половину улицы, Лара и Владислав спрятались за деревьями. В окнах погас свет, но, услышав шорохи, вскоре дверь отворилась, и на пороге показалась темноволосая полноватая женщина. Всплеснув руками от увиденного и подняв корзину, бормоча что-то о безответственных матерях, женщина хлопнула дверь с такой силой, что фонарь погас. Почувствовав себя, как никогда, опустошенно, юная Шиаддхаль уже была готова пустить слезу, но Владислав лишь грубо подтолкнул девушку к голубоватому свечению в пространстве. — Нет времени оплакивать дочерей. Гвардейцы эльфов повсюду. Они напали на твой след. Чем быстрее мы спрячем Лару, тем лучше. Мы высадимся в отдаленном от города Хартфорд месте. Оттуда, благо ночное небо позволяет, я донесу вас с дочерью на спине. Шагнув в портал и, действительно, высадившись в лишь отдаленно напоминавшем город местечке, вампир моментально обратился в нетопыря. Лара невольно отпрянула, прижимая корзину с дочерью к груди. Огромная черная летучая мышь с горящими багровым огнем глазами, вертикальными зрачками и острыми, как ножи, зубами внушила ей такой страх, что девушка съежилась и затряслась в приступе паники. — Нет времени на драмы. Залезай ко мне на спину. — Послышался голос в голове эльфийки. — Нас настигают. Быстрее. Звериные глаза прожигали девушку багровым огнем, а оскаленная в ухмылке пасть с двумя рядами острых ножей внушала оторопь. Все еще прижимая корзинку с дочерью к груди, девушка взобралась на спину демонического создания, и они полетели, освещаемые лишь Луной да ее вечными спутниками — ночными звездами, пока мягко и плавно не опустились на асфальт перед шестнадцатиэтажным зданием из бело-желтых блоков. — Что это за место? — В состоянии изумления и шокированности Лара подняла голову вверх, рассматривая высокий дом, неоновые вывески по соседству, провожая взглядом толпы угрюмых запоздалых с трудового рабочего дня пешеходов, череду громких и шумных автомобилей и автобусов. Все свои недолгие восемнадцать лет эльфийка провела в Благодатной Долине волшебного мира. Даже в воображении девушка не могла нарисовать что-то подобное, и сейчас чувствовала себя неуютно в этом бьющемся в бешеных биоритмах сердце города: ярком, шумном и сбивающем с толку. То место, в котором они оставили Милиэль, было, не в сравнение с этим, ей ближе. В растущих повсюду деревьях вокруг небольших коттеджей больше ощущался дух ее родного мира, в отличие от места, где кипит цивилизация и не смолкает ни на секунду вращающееся колесо прогресса. Король же вампиров, напротив, чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Вероятно, он проводил здесь много времени. — Этот город называется Хартфорд. Сейчас мы находимся на улице 'Оук-драйв'. Дом пятидесятый. Хотя, вряд ли тебе это о чем-то говорит. — Коротко бросил Владислав через плечо, и, миновав проулок, набрав нужную комбинацию цифр на двери дома, добился того, что дверь пронзительно запищала и отворилась. Внутри оказалось достаточно темно, чтобы ничего не видеть юной королеве эльфов, но недостаточно, чтобы лишить создание ночи вампирского зрения. Поддержав Лару за локоть, когда она споткнулась о ступеньку, он подвел ее к лифту, который уже вскоре нес их наверх, на девятый этаж. — С малышкой Ларой все будет в порядке. Я обещал, что присмотрю за ней. Иди же. Когда положишь корзинку у входа, нажми на звонок. Это такая черная выступающая вперед кнопка сбоку у двери. Юная Шиаддхаль коротко кивнула и сделала несколько шагов по направлению к двери. Она держала спину прямой из последних сил, хотя все ее тело сотрясали судорожные рыдания, которые еще не успели увлажнить глаза, но успели вызвать нервный тремор. На долю секунды остановившись возле двери из красного дерева, на которой красовалась железная, витиеватая литера 'W', Лара поцеловала спящую дочку в лобик, и пара слезинок упала на крошечную щечку маленькой Шиаддхаль. — Прощай, моя малышка. — Принцесса эльфов поставила корзинку на желтый-черный, видавший виды линолеум и нажала пальцем на кнопку, о которой говорил вампир. Тихая мелодия раздалась за дверью, и Лара поспешно покинула коридор. Когда лифт уже стремительно уносил их вниз, обладая прекрасным слухом, вампир и эльфийка услышали, как что-то напевая высоким женским сопрано, некто открыл дверь и с шуршанием поднял что-то с пола — корзину. Затем дверь захлопнулась и закрылась на засов. Паника и безысходность догнали ее сейчас, в тот момент, когда она в сопровождении Владислава вышла на улицу. Вот теперь королева Шиаддхаль почувствовала себя одной на всем белом свете, опустошенной и неживой. Больше не за что было бороться. Не на что надеяться. Ее дочери… Скорее всего, она никогда больше их не увидит. И в этом была лишь ее вина. Виновата, что полюбила… Подобная дурная карма преследовала ее семью с тринадцатого столетия. Проклятие невозможности родить мальчика. Которое ниспослали на головы Шиаддхаль за то, что одна из них полюбила вампира… Больше не в силах сдерживать утробный вопль, Лара дала волю слезам. С каждым проделанным шагом ее все больше захлестывала истерия, которой с каждым проделанным шагом она поддавалась все больше и больше. Без лишних слов, на короткое мгновение, Владислав крепко сжал девушку в своих цепких объятьях. Постояв так с минуту, он прошептал ей на ухо. — Никуда отсюда не уходи. Я перекушу каким-нибудь ночным путником и вернусь за тобой. Подождешь? Взяв ее за подбородок, вампир сосредоточенно поглядел в глаза девушке, в которой до сих пор нервные импульсы порождали его черные глаза, так напоминавшие глаза ее мужа-тирана, которого она ненавидела больше всех на свете за то, что пришлось так поступить с собственными детьми. С детства Лара мечтала о дочке. Наряжать ее в красивые платья, играть с ней в куклы, причесывать перед сном и читать сказки об эльфийском народе, авантюрных приключениях и славных сражениях на ночь. Теперь же обе ее дочери будут называть матерью чужих женщин. Чужие женщины увидят их взросление, их первые улыбки. Чужие женщины выдадут замуж ее дочерей. Все потому, что она посмела полюбить 'презренного', а ее народ был слишком критичен и нетерпим. Правила, возведенные в культ в Благодатной Долине, почитались всеми и каждым. Их нарушение грозило смертью. — Хорошо. Я останусь здесь. Коротко кивнув в ответ на согласие эльфийки, вампир направился в сторону лесополосы. — Мир без магии. Хартфорд. Оук-драйв. Пятидесятый дом. Она около двери. Одна. Сопротивление не окажет, в силу психического разлома и полного бессилия после родов и расставания с дочерьми. Я выполнил условия сделки. Помните об этом. Если с головы Лары Изиды Кармины Эстеллы Шиаддхаль хоть волосок упадет, нашему соглашению конец. Я найду вас и разорву вам глотки. Хочу, чтобы вы уяснили это для себя. Я украшу вашими внутренностями ваш же офис. Передав мысленный сигнал Хранителям Баланса Измерений, он ждал, стоя на лесной опушке, скрывшись в тени высоких дубов, которые и дали название этой улице. Голубоватое свечение осветило собой пятидесятый дом на Оук-драйв, и из портала показались две фигуры, облаченные в черное. Двое седовласых высоких эльфов с зачесанными назад волосами и поблескивавшими в левом ухе серьгами мгновенно схватили не успевшую даже оказать сопротивление златовласую, худенькую, сгорбленную от горя фигурку. Толкнув ее в открытый посреди улицы портал, они сами исчезли в нем, и голубое свечение погасло. Все кончено. Теперь Лара Шиаддхаль старшая предстанет перед судом за совершенное преступление — за любовь к 'презренному', и ответит за него посредством смертной казни. Владислав задумчиво смотрел на то место, где еще недавно горело голубое пламя, а юная девушка истерически кричала, сопротивляясь, пытаясь вырваться, зовя его на помощь. Против воли по щеке вампира стекла скупая слеза. Дать себе отчет откуда она взялась и по какой причине, его мертвое, давно переставшее биться сердце так и не смогло… *** Амфитеатр так называемого зала суда эльфов напоминал Колизей. Бесчисленным и бесконечным рядам с обвинителями не было конца. Люди что-то кричали со своих мест, ожесточенно сотрясали воздух руками и массивными палицами, плевали с презрением на арену. За ее спиной, в восемнадцати шагах, расположилась виселица. Она стояла в самом центре, похожем на манеж. Одета она была просто, даже чересчур просто, в облачение из грубой мешковины. Золотые волосы трепали порывы северного ветра, а ее изумрудные глаза полуслепым от все заволочившего горя взглядом пристально рассматривали этот мир и людей, которые его населяли. То был мир зла. Мир ненависти и презрения. Мир жестокости, где правила позволяют безжалостно лишить человека жизни. Мир, в котором все его население привыкло жить по шаблону и никогда не приемлет ничего иного… Ее нежные босые ступни до крови резали острые камни и жесткий песок. Среди тысячи тысяч глаз презиравших и плюющих в нее, она видела глаза той, кто была готова простить ее и поступиться правилами. Глаза той, кто никогда не смогла бы презирать ее. Той, которая хотела властью всей династии Шиаддхаль остановить омерзительных тварей, бросавших камни в хрупкую фигурку на арене с криками и воплями: 'Шлюха вампира!', 'Потаскуха презренного!' Но, увы, это было уже не в ее власти. Кроме материнской любви, за несколько часов постаревшая, словно за сотню лет, Изида Шиаддхаль не имела иной власти. Теперь королем эльфов был Валерий-завоеватель. И отдать приказ о казни или помиловании мог только он. Изумрудные глаза королевы-матери роняли слезы на покрытое морщинами в сорок два года и изведенное муками лицо. Возжелав всему миру доказать, что ее дочь невиновна, что все, что эти люди имеют против Лары — пустые слова, и ни у кого нет реальных доказательств ее греха, Изида понимала, что эти тысячи тысяч просто насмерть забьют ее палицами. А приказ об этом отдаст сам Валерий-завоеватель. В который раз королева-мать осознала, насколько была развита интуиция ее дочери, ведь Лара панически боялась отца одного из порочных ночных созданий и брака с ним, словно это приведет ее к смерти. Но какое теперь это имело значение? Юная королева эльфов в восемнадцати шагах от виселицы, а она беспомощно наблюдает из толпы, не в силах помешать этому безумию. Неслышно подошел Валерий-завоеватель. Седые волосы крепкого и высокого шестидесятилетнего мужчины разметались в беспорядке по его спине, за которой ветер трепал фиолетовый плащ, накинутый поверх доспехов. Королева-мать взяла короля эльфов и всех цыган за руку. По ее щекам стекали крупные слезы, но, увидев это, Валерий-завоеватель только безжалостно усмехнулся. — Они нашли ее посреди улицы в другом мире. Это ничего не доказывает. У вас нет реальных доказательств ее вины. Пожалуйста, молю тебя. Как мать. Помилуй ее. Лара не могла… Она не могла быть связанной с 'презренным' и, что еще хуже, она не могла состоять в порочной связи с твоим сыном. Я не так ее воспитывала. Это всего лишь слова. У гвардейцев, что притащили ее сюда, нет ничего, кроме голословных обвинений. Предоставьте реальные доказательства вины моей дочери. Иначе — не смейте трогать ее. Я знаю. Я точно знаю. Что бы ни сподвигло Лару бежать, у нее есть на то весомая причина. Ты же — муж ее. Что тебе стоит помиловать одну хрупкую, невиновную девочку? Она еще девочка. Валерий… Пожалуйста. Ты, как король, пользуясь авторитетом, можешь ее спасти. Это старуху-мать уже никто не станет слушать… Вырвав свою руку из рук раздавленной горем и уничтоженной Изиды, Валерий-завоеватель лишь усмехнулся во второй раз. — Не смей называть сына Сатаны и порождение тьмы моим сыном. Мало я сделал что ли, чтобы положить конец его гнилому существованию, после того, как дал жизнь, в надежде на то, что мальчик вырастет сыном божьим, а не превратится в исчадие ада. У меня есть все необходимые мне доказательства. У меня есть этот 'презренный', по одной реакции на которого, ты поймешь, что она с ним встречалась тайком от тебя. И не гневи Бога. Не смей напоминать мне о том, что эта эльфийская шлюха — моя жена. После того, как она отдалась мертвому щенку, которого я породил и которого убью однажды, мне даже прикасаться к ней, как к женщине, противно. А гвардейцы ничего не выдумывали. У них свой информатор, который им все и сообщил. Что твоя дочь бежала с мертвым выродком, из-за которого любовь всей моей жизни — Алианна, покинула меня в расцвете сил. Лара бежала потому что боялась, что я узнаю о ее распутстве и с 'презренным', и с тем, кого ты так неосмотрительно назвала моим сыном. Королева Шиаддхаль предала свой народ и своего мужа, и она понесет наказание, которое заслужила. Сегодня я — ее личный палач. Валерий зашагал прочь, и его длинный фиолетовый плащ зашуршал по земле. Спустившись на манеж по лестнице и приблизившись к эльфийке, он накрутил ее золотистый локон на палец и прошептал ей на ухо. — Ты, как и все распутные твари. Не в силах устоять перед моим сыном. Боишься уже смерти? Или выжить боишься? Ты же сгниешь за месяц, если даже останешься в живых, ведь такова природа каждого вампира. Входя с ним в тесную связь, ты заражаешься трупными ядами, которые выжирают тебя, пока не останется от тебя один лишь скелет, а вся плоть не сгниет. Но тебе повезло, что ты такая красивая. Будь моей женой. И, приняв просьбу твоей матери, я спасу тебя. Даже достану антидот, чтобы ты выжила после ночи с вампиром. Ну что? Ты готова забыть своего 'презренного' крестьянина и быть моей?.. — Гори в аду, Валерий-завоеватель! Лучше принять смерть свободной, чем жить с тобой. Владислав был прав. Это ты — чудовище, а не он! Изумрудные глаза эльфийки одарили Валерия-завоевателя взглядом, исполненным презрения, и девушка сплюнула на песок ему под ноги в ответ на его «щедрый» ультиматум. Обращаясь к гвардейцам, Валерий-завоеватель процедил сквозь зубы. — Ведите 'презренного'. Несколько мгновений спустя двое стражей вытолкнули в центр манежа Крегина со связанными руками. В немом изумлении он воззрился на Лару, а она на него — с отягощающей мрачной скорбью и слезами, заранее зная, чем все это закончится. — Я назвала ее своим именем, как ты и хотел. Мне кажется, что она будет похожа на тебя. — Едва различимо прошелестели губы Лары. Еще в счастливые, ничем не омраченные минуты их счастья, Крегин всегда умел читать по губам возлюбленной, даже если они просто шевелились, не издавая ни звука. Он слегка склонил голову на грудь, чтобы дать понять, что он разобрал то, что она хотела ему сказать. — Я люблю тебя. Прости меня. — Одними губами произнес в ответ Крегин, и Лара понимающе кивнула со слезами на глазах. — Лара Далайна Авира Рания Шиаддхаль. — Голос Валерия разносился по всему амфитеатру, становился все более вязким и тягучим, давил на виски, проникая внутрь и разрушая все живое и там. — Королева всей Благодатной Долины. Наша надежда, опора и оплот. Вы обвиняетесь в преступной и омерзительной связи с 'презренным'. В измене своему супругу, то есть мне. Вы обвиняетесь в сговоре с сыном Сатаны и грешным распутством с ним наедине. Вы совершили непростительный поступок, имея дело с 'презренным'. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что Вы предали своих подданных и то, за что они боролись столетиями. За что боролся я. Издревле дети мрака уничтожали наш светлый и мирный народ, а мы шли против них священной войной. Вы же, блудница, помеченная Дьяволом, спутались с вампиром, из-за которых даже на всей фамилии рода Вашего лежит проклятие. Мое окончательное слово, данное мне властью свободного цыганского племени и эльфийского народа, и да не вызовет оно пререканий. За все Ваши грехи, являющиеся грехами наивысшей степени тяжести, Вы приговариваетесь к смертной казни через повешение. Приговор окончательный. С этими словами Валерий-завоеватель ударил изо всех сил посохом по песку. С трибуны ему рукоплескали тысячи тысяч с возбужденными ажиотажем красными мордами. — В наказание же за предательство всего Вашего рода, Вы будете наблюдать процесс обезглавливания своего 'презренного'. Тем временем, Лару уже возвели на постамент виселицы и продели ее шею в петлю. Эльфийка дернулась в сторону любимого. В искаженных болью чертах ее лица не осталось ничего живого. Услышав о жестокой и несправедливой расправе над невиновным, сердце королевы эльфов подскочило в груди и маетно дернулось на мгновение. Но лишь на одно мгновение. Затем же девушка замерла, словно изваяние, похожая на треснувший, но еще не рассыпавшийся на мелкие осколки хрусталь. Она должна быть спокойной сейчас. Должна улыбаться. Быть может, ей и самой недолго осталось, но она была обязана внушить Крегину чувство покоя и умиротворения, чтобы он не почувствовал боль. Обведя взглядом полыхавшую яростью и ненавистью трибуну, она поняла одно. Они никогда не победят. Никогда. Что бы они ни сделали с ними сейчас, влюбленные умрут, как мученики, а не как грешники. И пусть это видит весь мир. Двое стражей гвардии удерживали ее за руки в петле, еще один занес поблескивавший на солнце меч над головой Крегина. Лишь на долю секунды их глаза встретились, и она почти что искренне улыбнулась. — Закрой глаза. Закрой их, любимый. Думай о весне, о теплом солнце и о моей улыбке. Крегин послушно закрыл глаза, едва заметно кивнув в ответ девушке. За пеленой сомкнутых век он видел яркие блики солнца, светившиеся жизнью зеленые глаза и улыбку. Улыбку той, с кем не позволила состариться зловещая судьба. Но длилось это лишь один единственный миг. А когда он закончился, крик Лары: неистовый, горловой и надломленный, пронесся по песчаной арене. Девушка вырывалась, как раненое животное из силка, а кровь стекала с клинка стража на выжженный солнцем горячий песок. Обернувшись в сторону Валерия-завоевателя, Лара окинула его яростным, исполненным презрения и желания убивать, взглядом. — Ты не знаешь и половины, Валерий-завоеватель. Убив меня и, быть может, мою мать, ты все равно не покончишь с нашим родом, и однажды Шиаддхаль взойдет на трон и свергнет тебя. Я буду вечно жить в моих дочерях, ты слышишь? Ты не победил. Ты не победил, убив Крегина. Ты не победишь, повесив меня. Ты не победишь, растоптав Изиду, мою мать, достойнейшую из королев. Рано или поздно Лара займет мое место и принесет тебе хаос и погибель, ведь именно моя старшая дочь — ключевая фигура древнего, как мир, пророчества о воцарении Ночи. Новая Шиаддхаль вновь вернет мою фамилию на трон, и подойдут к концу года гонений, нетерпимости и злобы. В Благодатной Долине воцарится мир, в котором не будет больше никогда 'презренных', несчастных и сломанных судеб тебе назло. Потому что ты можешь сломать. Но не сломить. Ногти Лары из последних сил царапали руки стражей-гвардейцев и впивались им под кожу. Возникший, как из ниоткуда, палач в красном облачении с закрытым красной маской лицом покрепче затянул петлю на шее королевы эльфов. — Заканчивай с ней, Боггарт. — Валерий-завоеватель махнул рукой палачу, презрительно скривившись. Напоследок, девушка повернула голову в сторону трибуны и сквозь мириады искаженных ненавистью и презрением лиц, ополоумевших от ярости, отыскала глаза плачущей, словно ребенок, и шепчущей молитву всем богам с просьбой заступиться и не оставить дочь на пороге смерти, Изиды Шиаддхаль. — Я виновна во всем, в чем меня обвиняют, мама. Но я любила этих мужчин. Один был всем для меня. Моей жизнью, моей песней. Я всегда хотела следовать за ним, мама. Жить и воспитывать наших детей в мире. Но противоречия и злоба не позволили нам обрести счастье. И тогда другой мужчина вошел в мою жизнь. Он — не зло, каковым все его считают. Да, он бывает груб и жесток, но он не заслуживает смерти. Он был моей опорой и поддержкой все эти шесть месяцев. Без него были бы мертвы не только мы с Крегином, но и наши близняшки. Я благодарна ему и всегда буду. Я виновна в том, что умею чувствовать. И в том, что даже под оболочками врагов и 'презренных' вижу прекрасную человеческую душу. Прости меня за это. Я люблю тебя, мама, и всегда буду. Даже если смерть нас разлучит. Прощай. Надеюсь, что не навсегда, и мы еще встретимся. В Благодатной Долине даже в смерти видят что-то хорошее… — Доченька. — Только и успела выдохнуть Изида, когда Боггарт ударом ноги открыл дверцу в помосте, а душный узел затянулся на шее эльфийки, с хрустом ломая ей шею. Золотоволосая королева эльфов повисла, подобно переломанной и изуродованной тряпичной кукле. Изида громко вскрикнула и упала на колени. Мир перед ее глазами окрасился черными красками. В состоянии удушливого горя, женщина не заметила, как убийца ее единственной дочери с надменным видом встал над ней, распростертой и изувеченной горем. Звуки его омерзительного голоса внезапно раздались в ее голове. — Совет семерых больше не считает мать предательницы имеющей право носить корону, Изида. Теперь я — полноправный король Благодатной Долины. А ты, либо остаешься в живых и выполняешь все, что я тебе скажу, приняв мою власть, как абсолютную монархию, либо разделяешь судьбу той, которой дала жизнь. Отказываясь слушать жестокие слова и чувствовать, как Валерий-завоеватель с клоком седых волос срывает корону с головы королевы-матери, женщина, словно молитву, шепчет и шепчет вновь и вновь имя своей единственной, погибшей так рано дочери… *** Дослушав последние слова Милены, я медленно встала с дивана. Мир пошатнулся перед глазами, начиная заплывать черными пульсирующими кругами. Владислав в последнюю секунду удержал меня от падения, но это никак не очищало его от того, что он совершил. Из последних сил давя злость, с ледяной яростью в голосе я прошипела. — Не смей прикасаться ко мне, ибо, ей-богу, я сейчас убью тебя. У меня была мама, которая любила меня и могла вырастить меня здоровой и счастливой, а ты убедил ее скинуть меня психопатке, которая разрушила меня, выжгла во мне все светлое и живое, что было. А потом ты предал мою маму, и ее повесили. И еще около двадцати лет ты врал, кто я на самом деле. Малодушно боясь, что когда я узнаю правду, я никогда не прощу тебя из-за того, что ты сделал с мамой. Нет. Убери свои руки. Или я за себя не отвечаю. С трудом удержавшись на ногах, я позволила лишь Тефенсен подхватить меня и вернуть на диван. Выдохнув несколько раз, я оглядела всех присутствующих. — Я приняла решение. Всех, кто со мной, я приветствую. Все, кто против, можете выметаться уже сейчас. На следующей неделе я иду в Благодатную Долину, свергаю узурпатора и предаю его смерти. Если моя настоящая бабушка еще жива, то я верну ей корону. Если нет, я займу место матери, как она и обещала Валерию. Совету семерых, который подверг Изиду Шиаддхаль наказанию за ошибки матери, я тоже покажу, где раки зимуют. Я готова надрать им задницы. Дэнелла натаскивала меня полтора года. У меня есть вся необходимая мне магия, навыки борьбы в рукопашной и на мечах. Я прикончу эту тварь на днях, и, если Тефенсен еще коллекционирует головы на лесных пнях, эту принести в качестве декора для меня честью будет. Я — Лара Изида Кармина Эстелла Шиаддхаль-Дракула, и я стану следующей королевой эльфов и всей Благодатной Долины… А теперь, позвольте откланяться. Мы слишком устали от избытка информации. Это все вместе еще нужно привести к общему знаменателю. Владислав, мы уходим. Милена распорядилась, чтобы Прескотт нас проводил до дверей. Когда он покинул нас, а мой муж опередил нас с Дэнеллой, та схватила меня за руку и оттащила в угол. — Какого?.. Она не дала мне договорить. — Прекрати злиться на мужа. Ты сама не своя. Он спасал тебе жизнь, как мог. Ваш враг сейчас Валерий-завоеватель. Сосредоточься на подготовке к свержению тирана. Помни все, чему я тебя научила. Я верю, что ты в силах его одолеть. — Тебе-то какое дело, злюсь я или нет? — Практически на дыбы взвилась я. — Издеваешься или это такой сложный прикол? — Он приходил ко мне. — Дэна практически вжала меня в стену. — Почти сразу после ночи у озера. Умолял меня подвергнуть его процедуре очищения, чтобы стать человеком и снова быть с тобой. Существование в качестве смертного он считает, в принципе, худшим из того, что с ним могло бы когда-либо случиться. А ради тебя он был готов отказаться от того, что ему дороже всего на свете — его вампирической сути. Да. Я не перевариваю его. Ко многим вампирам я отношусь лояльнее, чем к нему, потому что меня бесит не вампир в нем, а он сам, как личность. Но к тебе это не относится. Так что, прими к сведению и уважай. Это многого стоит. Пусть и обладая таким уровнем гордости, он никогда тебе в этом не признается, в том, что умолял меня позволить ему разделить жизнь с тобой. Жизнь слишком коротка, Лора, чтобы тратить ее на обиды… — И что же ты не согласилась? — Иронично осклабилась я. — Глаза мозолит, когда мы вместе и счастливы, не важно, людьми или вампирами? — Недооцениваешь степень порочности мужа своего. Тебя очищение едва не сгноило, пока ты принимала мою силу. А ты так… Отстраненно во мраке. Он же — сама суть мрака. Отказаться от порока для него значит отказаться от себя. Очищение никогда бы не позволило ему стать человеком, потому что вес его грехов слишком тяжел. Оно бы разорвало и разметало его по миру на молекулы. — Тем более тогда понять не могу. Столько раз собиралась уничтожить, а тут предоставился такой удобный момент покончить с врагом раз и навсегда. — Что ты вообще можешь понять… — Тефенсен презрительно фыркнула. — Я никогда не хотела его смерти. Не потому что я ему ее не желала, а потому что мне мир мил и дорог таким, какой он есть. Не станет его, ты, сумасшедшая, разнесешь все вокруг в чертовы щепки и осколки, не оставив от нашей прекрасной мини-Вселенной и камня на камне. Мне такого век не надо. А вообще… Ободряюще похлопав меня по плечу, Дэнелла с какой-то грустью посмотрела мне в глаза. — Готовься к свержению Валерия-завоевателя, отдыхай по мере сил и никогда… Слышишь, никогда! Под натиском тварей вроде меня не позволяй переубедить себя и заставить отказаться от чувств. Чувства — самое главное в жизни. Не позволяй себя сломить подобным Тефенсен. Не отрекаются, любя. Продолжай заботиться о муже, как заботилась раньше. Ты такая, какой мне никогда не стать. Добрая, терпеливая и верная… Немного окосев от таких разговоров по душам, я вышла из дверей, покинула территории замка сестры и шагнула в белесое свечение портала домой. *** К вечеру, оставшись наедине, когда все остальные, кто разошелся, а кто остался в другом мире, мы сидели на своей кровати. Он задумчиво, с книгой в руках, я — положив ноги ему на колени. — Извини меня за дневной взбрык. — Тихо произнесла я. — Ты был такой же пешкой, как и мать с отцом, как и бабушка, в этой игре. Единственное зло, и Дэнелла в этом абсолютно права, это Валерий-завоеватель. Пожав плечами, он кинул на меня взгляд своих черных, как ночь глаз, из-под очков. — Думаю, я заслужил это. За предательство твоей матери. Я думал, ты обидишься серьезнее и надолго. Я махнула рукой. — Жизнь слишком коротка для драм. Помедлив, я продолжила. — Почему ты не рассказал мне, что хотел пройти процедуру очищения, чтобы быть со мной?.. Коротко передернув плечами, мой муж прожег меня одним из непонятных мне взглядов. — Ничего не вышло. Какой смысл упоминать об этом, в таком случае?.. С минуту мы молчали, затем он нарушил молчание, отложив книгу в сторону. — Ты такая спокойная. Где же удары в грудь, по лицу, с криками: 'Вероломная тварь, ты предал мою мать! Гори в аду!' Я лишь пожала плечами, рассеянно водя стопой по его колену. — Я не вижу в этом смысла. Я ее даже не знала. А мы с тобой почти что двадцать лет проходим все круги ада вместе. Я не могу что-то чувствовать к абсолютно чужой мне женщине по одному лишь рассказу Милены. Если к ней вернулась память предков, ко мне, большое 'неспасибо' Хранителям Баланса Измерений, до сих пор нет. А слова не в состоянии вызвать во мне надлежащих эмоций, чтобы полюбить ее настолько, что возненавидеть тебя. — Но это было бы правильно. А ты всегда стремишься поступать по зову внутреннего 'я'. Коротко махнув рукой снова, я окинула его испытующим взглядом, в котором плясали бесенятами искорки. — Ты и моя мать. В амбаре, на соломе. Тебе всегда необходимо доказывать, что ты — элита? — Да знаешь. Я не хотел ее. Она была анорексична и посредственна на внешность, не смотря на то, что все остальные видели в королеве Шиаддхаль божественное чудо неземной красы, хотя и была Лара вполне обычной. Блондинки меня не привлекают. Это все воздействие эльфийской крови… — Она, действительно, так сильно влияет на сознание? — Вытянувшись на кровати в струну, искоса глядя на него, я погладила его по ноге выше колена. Почувствовав нервное возбуждение, его передернуло, и он замер, закрыв глаза, являя моему взору идеальный аристократический профиль, обрамленный черными прядями волос. Пару секунд спустя он все же ответил. — Словно наркотик. — И моя кровь тоже с содержанием эльфийской? — На тридцать три процента. Так как до Лары королевы Шиаддхаль связывали свою жизнь не только с эльфами, но и с людьми знатных родов. Но твоя. Она вообще особенная. Пусть концентрация крови эльфов в ней и меньше половины, она все равно кипятит кровь и возбуждает. На вкус, как сливочный шоколад с ликером. Я уже полностью перепозла на его колени. Спустив платье с плечей и вжавшись в него полуобнаженной грудью, я убрала волосы с шеи. — Добро пожаловать, мой король. Прошу — к столу. Ваш наркотик ждет Вас. А мой, в виде эндорфина и допамина, меня. Сжав мою изгибавшуюся в его руках талию, Владислав окинул меня хищным плотоядным взглядом. — Ну что, моя испорченная бабочка, тебя уже заводит то, что эльфы и вампиры, по идее, смертельные враги, а такие, как ты, добровольно отдающие кровь и тело, считаются вампирскими потаскушками?.. В мире эльфов тебя бы уже казнили, потому что даже матери Аланы пришлось заплатить будущими поколениями за грех любви к вампиру. Я даже не стала скрывать истины. — Да. Мы из враждующих кланов. Подобное ужасно, недопустимо, порочно и неправильно. Но кто здесь восхитительно-неправильная сучка своего короля, который младенцем держал ее на руках и видел ее обнаженной сразу после рождения? Какие ж мы с тобой испорченные… Взгляд из огня и неистовства, обжег моего мужа, и передернув обнаженным плечом, я коснулась пальцами его нижней губы, проникая в рот. Тогда, уже ни секунды не медля, он опрокинул меня на кровать, вжимая мои руки в шелк, над моей головой, и вонзил клыки мне в открытую шею, предварительно оставив несколько поцелуев на груди. В ответ я крепко стиснула его бедра коленями, обвив ногой за талию. Сине-золотая волна удовольствия накрыла меня с головой, и я отправилась самой порочной в мире дорогой в рай.