Трансильвания: Воцарение Ночи

VI. БЫТЬ ОХОТНИЦЕЙ ГЛАВА 23 — ВОЦАРЕНИЕ РЕГИНЫ И ПРОКЛЯТИЕ РОДА САЛИВАН Он загубил таких, как ты, не одну, Словно куклою в час ночной, Теперь он может управлять тобой. Графа Константина Вольфа посвятили в короли. После этого ритуала четверо вампиров в длинных черных мантиях встали вокруг Анны и ее мужа, торжественно напомнив моей дочери преклонить колени. Мы стояли поодаль, в сторонке. Я, склонив голову на плечо мужа, он — приобняв меня за плечи… — Дщерь Владислава Дракулы Первого, ты встаешь на колени в последний раз в своей жизни. Отныне все остальные будут стоять на коленях пред тобой или познают гнев твой во всем его могуществе. Принимаешь ли ты власть супруга своего, короля мира нашего, Константина Вольфа Первого, сына Люциана, признаешь ли ты его королем своим, единственным истинным правителем мира нашего и всея Трансильвании, чтобы стать королевой его вовеки веков? — Произнес падре, и Анна внимательно уставилась на него немигающим взглядом своих изумрудных глаз. — Я принимаю его власть, как власть единственного истинного короля вовеки веков, чтобы стать его королевой. — Звучно произнесла моя дочь уже заученную реплику. Что ж, в отличие от меня у нее было немалое преимущество — время подготовиться и выучить текст. Мне же нашептывал его в голове мой супруг, а я, в свою очередь, с запинками и заминками выжимала реплики из себя. Я улыбнулась, глядя, как Анна Валериес-Тедеску целует перстень рода Константина и припадает к нему лбом. — Смеешься? — Раздался голос у меня в голове. Мне даже не нужно было поворачивать голову, чтобы знать, что Владислав улыбается полукривой ухмылкой. — Трудно поверить. Только что я также стояла на коленях перед тобой, касаясь твоего кольца губами и лбом. — Крепко сжав его руку, на которой красовался перстень с изображением символа Ордена Дракона, я окинула его взглядом через плечо. — Наша девочка — уже женщина. Как же быстро летит время… Затем, как по шаблону, моей дочерью, как в свое время мной, занялись старейшины. Елизар коснулся окровавленной ладонью лба Анны, одетой в торжественное и горевшее золотом платье, нараспев произнеся. — Кровь Елизара даст Вам Мудрость. Да здравствует Ее Величество, мудрая королева Анна Вольф Первая, дщерь мира нашего. Аластар оставил кровавый отпечаток ладони на левой руке регины, звучно произнеся. — Кровь Аластара подарит Справедливость. Да здравствует Ее Величество, справедливая королева Анна Вольф Первая. — Кровь Велиара дарует Щедрость. Да здравствует Ее Величество, щедрая королева… Звуки голоса третьего старейшины потонули в грохоте отворившихся в зал дверей, и на пороге возникла фигура в доспехах и алом плаще, развевавшемся за спиной посетителя. Лязг моих челюстей, казалось, разнесся по всему залу и был слышен даже за его пределами. — Не смейте даже прерывать церемонию коронации. — Прошипела я мужу сквозь плотно стиснутые зубы. — Я ликвидирую этого клоуна. — Лора, не смей. Он не стоит того. Один раз он тебя уже убил. — Владислав решительно крепко стиснул мое предплечье, окинув меня ледяным взглядом своих черных, как ночь, глаз. Ненавязчиво вырвав руку, я бросила на него лишь один короткий взгляд. — Проследи, чтобы Анна стала королевой. В прошлую нашу встречу я еще не была вампиром. Сегодня же Валерий-завоеватель сложит свою голову к моим ногам. — На поляну к лесу. — Рявкнула я Валерию-завоевателю, выходя из зала коронации, с силой захлопнув двери, чуть приподняв руку и используя знак 'Гравитацио', чтобы тащить бывшего короля Валахии за собой, как щенка на поводке. Не отпуская своего свекра ни на шаг от себя, весь путь из замка до поляны удерживая магическим знаком возле себя, я приняла свой меч из рук дворецкого на первом этаже, воззвав его несколько секунд назад зычным голосом, единственной фразой: 'Мой меч, Роберт!'. Милый Роберт сердечно пожелал мне победы, я же в ответ только коротко кивнула. Предоставив отцу мужа возможность сражаться и использовать свой меч, я хищно усмехнулась ему, высоко подняв оружие, подаренное Дэнеллой Тефенсен, над головой. Мы рубились со скоростью света, вращаясь в вольтах и пируэтах, и я, в конце концов, признала, что воин из него, в принципе, не такой уж и плохой. Но он выдохся. И довольно быстро, потому что я была неутомимым бессмертным и проклятым созданием. Дыхание седовласого и седобородого виновника всех моих бед стало учащенным, движения замедлились с очередным оборотом вокруг себя, с каждым вольтом, финтом и пируэтом он все больше иссякал, когда я, наконец, приставила кончик клинка к его горлу, вздернув им голову Валерия-завоевателя кверху. Обреченность тяжелой тенью залегла в его глазах. — Интересно только одно. — Сладко пропела я с неприкрытой угрозой в голосе, не сводя взгляда с пожилого узурпатора. — На что ты рассчитывал, прерывая коронацию моей дочери?.. Выжить? На то, что я проявлю милосердие и отпущу тебя, пару раз пнув под дых и плюнув в спину? Ты сжег меня заживо. Из-за тебя моя дочь повесилась. А мужчина, который стал для меня всем в жизни… Его ты изуродовал больше всех остальных, потому что ломал его психику, начиная с детства. Шрамы, побои и ссадины на теле шестилетнего ребенка. Так со своим чадом может вести себя только чудовище. А потом ты гнал и травил его веками, сговорившись со всеми профессиональными охотниками и Святым Орденом в Ватикане уничтожить его в девятнадцатом веке, при всем том, что он не портил тебе жизнь, а жил со своими невестами, пытался воскресить своих детей, и все на этом! Из-за тебя погибли мои настоящие родители, и я росла нелюбимым и нежеланным подкидышем. Ты поспособствовал смерти моей бабушки, перерезал мне глотку. На что ты надеялся, скажи мне?! — Я устал бежать, ведьма. — Сухо и холодно отрезал Валерий-завоеватель. — Я мог бы скрываться так вечно, даже не пробуя вас уничтожить, но вот вы… Как ты и говорила на том столбе. Больше не люди. Но снова все в сборе. Владислав, Маргарита и Адриана. Как и в пятнадцатом веке. Бремя тяжкой любви позволяет ей мучительно возрождаться вновь и вновь. Вы все переродились. Все в добром здравии. А моя Алианна гниет в земле почти шесть столетий. Я не боюсь смерти. Убей меня, цыганская безродная бесноватая сука! Ты не изменишь себя никогда. Хоть десять раз переродись, хоть выучись на педагога и пройди курсы любви и всепрощения, ты все равно останешься продажной тварью своих темных духов и подстилкой вырожденного моей любимой щенка, который до сих пор так и не стал мужчиной. Он стал еще большим закомплексованным животным за века, все инстинкты которого твердят ему прятаться под юбкой у своей суки, которую он уже шесть веков забыть не может только потому что она лишила его невинности и отсосала, когда было необходимо. Что же ты медлишь, цыганская тварь? Давай, руби! С силой надавив на клинок, я с удовлетворением проследила, как тонкое лезвие входит под кожу на горле узурпатора и хищно ухмыльнулась. — Это еще не все, Валерий. Назови. Мое. Настоящее. Имя. Глядя мне в глаза. И тогда я охотно подарю тебе смерть. Его лицо исказилось такой гримасой ненависти, что эта самая гримаса была, пожалуй, в состоянии напугать и заставить отшатнуться любого смертного. Но я этим смертным уже не была. — Маргарита Ланшери, проклятая… Договорить он не успел. Издав нечеловеческий вскрик, я рубанула наотмашь. Голова Валерия-завоевателя мягко откатилась к одному из деревьев нашего хвойного леса. С улыбкой вытерев окровавленное лезвие меча о подол своего торжественного малинового платья, я бросила через плечо, крутанувшись на каблуках и направившись в сторону замка. — И я — не безродная цыганка, тупое чмо. Я — гражданка Соединенных Штатов Америки… *** Пока чета Вольф постепенно вступала в монархические обязательства и была загружена государственными делами и проблемами, мы с мужем, ныне бездельники и тунеядцы, праздновали смерть узурпатора Валерия-завоевателя, но не всем замком, а узким кругом собравшихся. Кроме нас за столом восседали Милена, которую я насильно вытащила из ее мира, начисто забыв о ревности, потому что сестра заслужила эту минуту торжества, как и все мы; наш дворецкий, Роберт, и, разумеется, вездесущая Дэнелла. Сначала пили, потом рассказывали истории. Моему многострадальному супругу досталось на этот раз от моей подруги погоняло 'чма в ботах', но, если бы мы каждый раз яростно реагировали на каждую саркастическую ремарку Тефенсен, мы загремели бы в больницу с нервами уже через пару часов. Об этом заявил наш уже не вполне трезвый дворецкий Роберт. Смеялись все, включая девушку-дракона. Затем Владислав рассказал всем присутствовавшим, что наши чувства настолько многовековые и непоколебимые, что восходят корнями к третьему тысячелетию до нашей эры и к Древнему Египту. История любви фараона по имени Сэти Третий и его наложницы Нафрит, заколотой кинжалом правителя в его же постели при загадочных и мистических обстоятельствах, реплика от реплики становилась все более загадочной и витиеватой в хитросплетениях и интригах, обрастала все новыми и новыми филигранными подробностями, уже подозрительно похожими на пьяную ахинею. Так что пятнадцать минут спустя самые трезвые из компании я и Дэна, закатив глаза и переглянувшись, сошлись на мнении о том, что водка с примесью крови, действительно, оказывает дурной эффект на мозги моего суженого, заставляя его против его же воли нести околесицу. Рассудительно, пока Владислав не видит, я убрала зловещее пойло со стола себе под ноги, а он, к моему удивлению, даже не заметил и не возмутился, к концу ужина просто склонив голову мне на плечо и сладко уснув. Выслушав кучу нескончаемых пошлых дерьмопотоков Дэнеллы о том, что пьяных и сонных всегда насилуют, и чтобы я зря время не теряла, а начинала приступать к черному и такому любимому делу уже сейчас, дескать, ибо его длинные томные ресницы и мерно вздымавшаяся во сне грудь за пару секунд уже довели меня до бесстыдных развратных фантазий в моем протравленном мозгу, которые ей видны невооруженным взглядом, я лишь с укоризной посмотрела на не умевшую униматься и затыкаться Тефенсен и, воспользовавшись силой и обличием бестии, доставила сонного экс-короля в спальню. Прикорнув на краешке кровати, чтобы случайно не разбудить любимого, я погрузилась в сон, который пробудил вторую ступень памяти, возвращая мне недоступные ранее воспоминания из девятнадцатого века… *** 1820 год. Рыжеволосая девушка закрыла глаза и погрузилась в воду с головой. Через пару минут она вынырнула, заправила за уши свои намокшие длинные волосы и откинулась спиной на край ванной. Теплая освященная вода с приятным запахом елейного масла ласкала кожу, и юная Аниита Саливан позволила себе понежиться в ней еще минут десять. Затем, однако, она встала, завернулась в белое махровое полотенце и вышагнула на холодный кафель. Сегодня ее ждало ответственное задание. Каждая минута была дорога, поэтому больше восемнадцатилетняя охотница не могла тратить время попусту, даже на приятные человеческие необходимости. Потрепав рукой свои распрямившиеся от воды длинные рыжие волосы, она подошла к зеркалу, решительным движением руки стерла с него запотевшую пелену и встретилась с глубоким и пронзительным взглядом своих зеленых глаз. Почему ее глаза обладали таким изумрудным оттенком, сама Аниита дать себе в том отчета не могла. Ее семья со стороны отца обладала вполне себе нордической холодной внешностью. Почти у всех представителей старинного рода охотников были небесно-голубые очи. Со стороны же матери встречались лишь кареглазые шатены. А она была иной. Зеленый цвет ее глаз был каким-то манящим, зачаровывавшим своей глубиной. Сбросив полотенце на кафель и окинув придирчивым взглядом свою стройную фигуру: длинные ноги, узкую талию, широкие бедра и высокую грудь, нарушавшую все законы гравитации, девушка закусила губу практически до крови, когда услышала негромкий голос Тани Лианны Саливан из ее комнаты. — Аниита, поторапливайся! Чай остывает. Не нагрянешь же ты в замок вампира, злодея номер один последнего тысячелетия, к ночи, чтобы он осушил тебя на месте… Послушно кивнув своему отражению, охотница покинула ванную комнату и, войдя в свою комнату почти что нос к носу столкнулась с низкорослой, худощавой, коротко стриженной шатенкой лет тридцати пяти. Со своей матерью. — Ты понимаешь, какая ответственность возлегла на твои плечи, Аниита? Понимаешь, что права на ошибку у тебя не будет? Понимаешь, что миссия твоя священна, а долг перед Господом Богом не позволит отступить? — Спрашивала дочь Таня Саливан, затягивая тугой латексный коричневого цвета корсет на груди дочери. Заплетя ее волосы на манер французской косы, женщина коснулась ладонью лица Анииты. — Понимаешь? — Еще раз спросила она. — Если честно, не совсем. Что позволит ему, если, как ты говоришь он — бездушный и беспринципный монстр, не убить меня в тот же момент, как только увидит? Как вообще подобраться к королю вампиров и ликвидировать его, оставшись в живых? Или вы с папой на заклание меня отправляете? — Нахмурила брови юная охотница. — Он не сможет поднять на тебя руку, каким бы бездушным чудовищем ни был. Ты — реинкарнация его жены, за которую он продал душу. Смотри. Таня достала с самой высокой полки книжного шкафа потрепанный старый дневник предков семьи Саливан. Открыв его и переложив ляссе на другую страницу, женщина взяла в руки небольшую фотографию и протянула ее дочери, которая, едва окинув снимок взглядом, вздрогнула и прижала ладонь ко рту в состоянии шокированности. Фотография была немного выцветшая и выполненная в алых и темно-коричневых тонах. В самом углу ее значилась дата. Тысяча четыреста сорок второй год. Снимок запечатлил юношу в бархатном алом плаще с длинными полувьющимися распущенными волосами с перстнем-печаткой, изображавшим дракона, на среднем пальце правой руки. Рядом с ним, практически прильнув к юноше, стояла черноволосая женщина с длинными кудрями в черном платье до пола с красными оборками на подоле и черной шалью с алыми цветами на плечах. Женщина улыбалась в напряженном полуоскале. Фотография выпала из задрожавшей руки охотницы и еще бесконечное количество времени приземлялась на пол. Подняв на мать увлажненные от слез глаза, Аниита глухим и надломленным голосом задала всего лишь один вопрос. — Почему я так на нее похожа?.. — Потому что в сговоре этого чудовища с силами тьмы, он заключил сделку. Его душа в обмен на воскрешение его жены. И ее дух поселился в тебе, Аниита. Пользуясь своим внешним сходством с ней, ты сможешь его убить. Будучи человеком, он любил эту женщину. Но даже став бессмертным злом, его тяга к ней непреодолима. Пока он раздумывает, что с тобой делать, бей колом в грудь. Вкладывай всю силу. Если у тебя ничего не выйдет, беги и не расстраивайся. Мы попросим уничтожить Дракулу друга семьи — Гэбриэла Ван Хельсинга. Он имел опыт одержания победы над многими жутчайшими чудовищами. Но, все же, я хотела бы, чтобы это была ты, дочь. Этим подвигом ты бы возвысила наш род и позволила всем Саливанам остаться записанными в историю в качестве великих борцов со злом. — Улыбнувшись, мать вложила в руку дочери серебряный кол и застегнула на ней коричневый кожаный плащ. — Коснуться тебя он не сможет, ибо пуговицы твоей одежды серебряные, а ты омыта освященной водой. Пить твою кровь тоже. Святая вода есть и в твоем организме. Ты в безопасности настолько, насколько охотник вообще может быть на подобном задании. Помни только об одном. Он умеет воздействовать на разум. Развращать, подчинять. Держи свое сознание чистым. Не позволяй гнусным манипуляциям смутить твой разум и пошатнуть твою веру. Ступай. Я люблю тебя, Аниита. Поцеловав дочь на прощание, Таня небрежно смахнула набежавшую слезинку… Замок Дракулы оказался таким, каким его и представляла юная охотница на нечисть. Высокий, неприступный и темный, шпилями разрезавший затуманенные и затянутые грозовыми тучами небеса. Рыжая охотница миновала пост стражи, лишь сказав, как учила мать, что Маргарита Ланшери вернулась. Она слегка дрожала, ожидая встречи с графом-вампиром. Но дело было не только в предстоявшем ей ответственном задании. Было что-то еще… Томление… Мать сказала, что она — реинкарнация погибшей жены графа Владислава Дракулы, и, хоть и девушка не помнила ничего из прошлой жизни, но эта встреча все равно ее волновала. Юная Саливан переступила порог замка и направилась по лестнице, на которой тут и там виднелись неоконченные статуи злобных демонов и чертей, пытавших добрых и светлых ангелов, наверх. Достигнув шестнадцатого этажа, она замерла, увидев в коридоре обращенный к ней спиной силуэт мужчины в черном с забранными в конский хвост золотой заколкой волосами. Медленно, без опрометчивых движений он обернулся в ее сторону. Одного взгляда в его черные, как ночь, глаза хватило, чтобы головокружение захлестнуло ее с головой. Внезапно барьер в ее голове пал, одарив ее невыносимой головной болью. Но эта боль стоила того. Она все вспомнила. Церковно-приходскую школу монастыря 'Бистрица', прогулки в вишневом саду, первый поцелуй, первое занятие любовью, как родилась их дочь, как она сгорела на костре. Глаза Анииты наполнились слезами, но она все еще стояла неподвижно. — Рита… — Прохрипел он, вытягивая руку в ее сторону, словно желая коснуться рыжих, будто само солнце, волос. — Владислав… — Она кинулась к нему на грудь, вдыхая запах его парфюма с сандалом, роняя слезы на его черные одежды. Охотница мало помалу пришла в себя, вернувшись к реальности только несколько продолжительных мгновений спустя и обнаружив себя в спальне вампира. Вжав ее в стену, граф расплел ее косу и уже расстегивал застежки ее коричневого плаща, при каждом прикосновении к ее одежде морщась от боли. Кожа его рук шипела и плавилась. Серебро оставляло ожоги на пальцах, разъедая их до крови и маленьких язвочек. — Конфетка в ядовитой обертке. — Это было первое, что она услышала из уст мрачно улыбавшегося Владислава. — Чтобы невозможно было распаковывать, смаковать и есть. — Аниита оскалилась в полуулыбке, глядя на завораживающие прикосновения вампира к серебру, которые обжигали его кожу. — Воспринимаю это как приглашение. — С выражением застывшей муки на лице улыбнулся в ответ граф. Шипение и потрескивание язвившихся ран сердцебиением отдавалось в ее ушах. Не в силах более выносить это кошмарное зрелище, Аниита взяла руки мужчины, которого знала уже больше четырех веков, в свои. Коснувшись губами каждого пальца поочередно, она тихо произнесла всего лишь два слова. — Позволь мне… Ее руки наскоро пробежались по застежкам и лентам корсета. Расправившись с собственной одеждой, она прильнула к вампиру всем своим организмом, начиная заниматься его плащом. Полностью обнаженная, она все еще причиняла ему боль телом, омытым святой водой. Сняв с шеи распятие и скинув его к ногам, она коснулась его губ. Через мгновение она уже сцеловывала кровь с шипевших язв его уст. Он был полубезумен. Графа не останавливала мука. Как он страдал без этой женщины все эти годы знали только ад и небеса. Они оба стали огнем. Температура его становилась выше под воздействием боли, расплавлявшей его руки и тело каждым прикосновением к охотнице. Кровь и ожоги. Боль и сладострастие. Все слилось воедино в мириаде вечности, которой стали их сплетенные тела. Аниита почти молила любимого не причинять себе боль, но он не слышал ее. Его жажда в данный момент была впервые за все время с самого начала его существования сильнее его. Эта жажда не могла сравниться даже с жаждой крови. Она выжаривала его изнутри. Невыносимое желание любви. Ее любви. Склонившись к шее Анииты Саливан, вампир оскалил клыки, обвив ее сильной рукой за талию и прижав к себе. — Не пей. — Полушепотом со свистом захватывавшего и ее вожделения прошептала охотница. — Моя кровь отравлена святой водой. — Значит, я позволю себе отравиться тобой. — Прошептал он, и клыки, нежно коснувшись бьющейся жилки на ее шее, аккуратно пропороли плоть. Легкие Владислава растлевал огонь. Ему казалось, что он пьет не кровь, а раскаленное пламя, пока новая версия Маргариты Ланшери умоляла его остановиться, целуя его израненные руки, лоб и веки. Он окинул ее, обнаженную и трепетавшую в его руках, словно бабочка на языках огня, полуголодным и изможденным взглядом своих побагровевших глаз. По губам вампира стекала кровь. Она боялась его. Боялась того, что он может с ней сделать. К ее восемнадцати годам он был ее первым. Прошептав ему на ухо, что ей страшно, она получила такой же тихий ответ с полуприкосновением к ее уху почти теплых от причиненных мучений губ о том, что он не будет с ней грубым. Мягко разведя ее колени и поглаживая ладонью гладкую татуировку в форме змеи, опоясывавшей собой розу, на ее плече, вампир вжался в нее всем телом. Ноги Анииты и Владислава переплелись, и юная охотница даже успела позабыть о страхе, который терзал ее сознание всего пару мгновений назад. Желание заполонило каждую клеточку ее организма, пока она отказывалась отводить взгляд от его черных глаз. Перед самым пробуждением я увидела Анииту Саливан в луже крови с торчавшим из груди ножом. Над ней возвышалась исполненная презрения Таня Лианна Саливан, с обезумевшим взглядом, сжав губы в тонкую полоску и вытирая окровавленные руки о подол безвкусного цветастого платья. Я вынырнула. Уже без крика, но тяжело дыша и хватаясь за грудь, переживая фантомные боли в сердце снова и снова. Кто-то крепко обнял меня и коснулся губами моей макушки. — Аниита… — Констатировал он. — Дальше будет не так болезненно. Самые ужасные кошмары позади. Больше ты не умирала. Возвращающаяся память рода эльфов по сравнению с этим — ерунда. А воспоминание из подземелья — минимальная неприятность. Больше тебе не придется проживать свою смерть, бабочка. Все позади. Крепко сжав мои руки в своих, Владислав крепко обнял меня. — Но почему родная мама ее убила? — Чуть ли не плача, спросила я. — Аниита была беременна от меня. И не смогла этого скрыть. К сожалению, союз вампира и человека может подарить ребенка, пусть это и огромная редкость. Один случай на миллион. Охотница попала в этот список, потому что Адриана мне тоже была обещана Дьяволом, как и жена. Дети людей и вампиров развиваются в утробе матери очень быстро. Через неделю у юной Саливан уже был живот беременной как минимум четыре месяца. Таня все поняла. Она любила свою дочь, но мало того, что была охотницей, так еще и была причислена к Хранителям Баланса Измерений. Она не могла позволить родиться нашему ребенку. Неземной твари. А я… Понял, что случилось только после смерти первой реинкарнации Риты. Слов не хватит описать, насколько вина захлестнула меня и снова повлекла на дно. Моя женщина умерла опять, потому что не смогла преодолеть чувства ко мне и убить меня, как должна была. А Валерий-завоеватель был рядом. Он нашептал Тане, что ее дочь не убила вампира отнюдь не потому что сил не хватило, а потому что захотела его всем организмом, да еще и понесла чадо от него. Быть может, сама Таня, как мать, и не дошла бы до такой жестокости. Но мозги ее уже были промыты моим гребаным папашей. Он воздействует на сознание. Он внушил ей, что убить Анииту — ее священная первостепенная миссия. А она очень легко поддалась внушению… Поспи еще, мотылек. Ты устала. Новые воспоминания не должны нахлынуть так быстро после старых. Восстанови силы. Я уткнулась в грудь мужа, свернулась калачиком и сладко задремала, через несколько часов проснувшись побитой, но все-таки не столь уничтоженной, как при пробуждении от двух своих смертей, и констатировав, что Владислав был в корне не прав. Память рода Шиаддхаль вернулась за эти пару часов сна. Я своими глазами увидела любовь матери Аланы и вампира, правление Аланы, печальную долю своей прапрабабки Кармины Шиаддхаль, потерявшей мужа совсем молодой, правление гордой и величественной Изиды, выданной замуж за Иваниуса Шмидта так рано, побег Лары Далайны Авиры Рании Шиаддхаль из замка династии, ее роды и ее смерть на виселице. Вместе с этим я стала безмолвным свидетелем того, как отрубили голову моему отцу — Крегину, единственной и несчастной трагической любви моей покинувшей наш бренный мир столь рано матери…