XII. Ревущие двадцатые (Дэймон/Стефан )
12 января 2016 г. в 20:39
Всему виною Клаус и его пахабные речи, увлекающие разум в темную, кровавую, но столь же сладостную пучину.
«Мы бессмертны и вольны взять столько, сколько того пожелаем. Мне, однако, порой и всего бывает мало…» — так он говорил, а Стефан жадно внимал каждое слово с греховных уст Перворожденного.
Желать брата — так обычно и правильно теперь. А признать это — и того легче.
Он рыщет по миру в поисках Дэймона не один десяток лет. А находит в опустевшем баре вырывающим горло последнему посетителю. Всегда сдержанного, охладевшего, разочарованного в бессмертии с первого вздоха брата. Брата, сейчас откидывающего непокорную черноволосую голову в довольном, пресыщенном, безумном смехе. Кровавые брызги разлетаются веером вокруг него; негромко играет джаз; глаза шальные и пьяные. Неужели они поменялись ролями?
— А, Потрошитель пришел на зов крови, — тянет насмешливо, не глядя на брата, застывшего в дверях.
Стефан оттягивает тугой узел галстука-бабочки, расслабляя, и облизыаает пересохшие вдруг губы. В считанные секунды оказывает рядом, целуя его, такого живого, красивого, настоящего. А Дэймон смеется над ним, срывая с плеч кипельно-белую рубашку, пачкая алыми пятнами-отпечатками идеально отглаженный ворот. Слизать с плутовски-припухлых губ чужую кровь и горечь терпкого виски, припасть к бледной шее, клеймя своими уже метками, вспыхивающими на коже и тут же тающими без следа.
— Я скучал, братец, — разбирает Стефан вязкий, свистящий шепот, обжигающий висок.
И обещает в свою очередь:
— Больше не будешь…