Его смысл

— Ты глупый и скучный, Элайджа, — бросил он, словно бы невзначай, между жгущими горло глотками. Элайджа и бровью не повел на очередную провокацию, но в углу его рта явно наметилась напряженная складочка. Кол осклабился, глянув на старшего брата сквозь граненое стекло стакана. Как же он ненавидел это выражение на его лице. Лице, так похожем на его собственное и в то же время совсем другое. — Я опять провинился перед тобой, брат? Иногда я думаю, что ты мог быть вдвое приятнее, если бы оказался псиной, вроде Клауса. Собаки, знаешь ли, смотрят в глаза… Стекло затрещало под пальцами, мерно шелестнули страницы братовой книги. На кончике языка стало сладко, а в голове — пусто и легко, стоило Элайдже опустить ресницы. Какой же ты идиот, Кол Майклсон… Сдержанный и будто собранный из одних только изящных выверенных движений, он отложил раскрытый том на столик. Рука потянулась к пуговицам наглухо застегнутого ворота, расслабляя. — Чего ты от меня добиваешься, Коул? — подчеркнуто вежливо вопросил он, будто и не заметив, как младший досадливо закусил губы, мгновенно среагировав на собственное полное имя. Оно звучало, как упрек в устах старшего брата, как желание показать: ему не нужно слов, чтобы поставить на место зарвавшегося мальчишку. Стакан полетел в стену с пронзающим вязкую ватную тишину звоном, оставив на стене коричневатые пятна от невыпитого виски, осколки сверкнули на солнце, пробивающемся сквозь неплотно прикрытые портьеры. Элайджа задержал на них короткий взгляд, но смолчал. — Дело в Давине Клэр, так? Между нами ничего не поменялось, она ведь просто девочка… — остановился, поймав себя на том, что оправдывается. В несколько шагов пересек разделяющее их пространство, руки сжали резные подлокотники кресла, по обе стороны от начавшего было подыматься брата. Тот посмотрел с сочувствием, обжегшим сильнее пощечины. — Разумеется, не поменялось, Кол, — ласково произнес он, словно малому ребенку объяснял. — Ты — мой брат, и, если потребуется, я отдам жизнь за тебя, но и только. Смех заклокатал в горле: даром, что слова эти — лживы, ведь он умирал столько раз…, но только брат? После всего, что было меж ними, после смятых простыней по утрам и громадного зеркала в человеческий рост, в котором отражались двое, так похожие друг на друга, один из них обещал всегда оставаться рядом. После стольких веков и попыток заслужить хотя бы толики ответного чувства от того, кто стал всем еще до рождения бессмертных… — Ты не можешь так со мной, — Кол улыбнулся, всегда улыбался так, что становилось больно. Он чувствовал себя утопающим, когда брал в ладони родное лицо, приближая губы к губам. Так нужно, нужнее крови и целой жизни. На миг Элайджа запустил пальцы в его волосы, пропуская сквозь них жесткие пряди цвета горького шоколада. Кол готов был обрушить весь мир к носкам его дорогих туфель из тонкой кожи в этот миг. Миг, чтобы его отстранить. — Нас могут увидеть и понять не должным образом. Пойми, брат. Так больше не может продолжаться, — сказал и вышел прочь, будто и не заметив кровавой вспышки в глубине темных глаз брата. Элайджа знал, кого винить, если младший брат снова слетит с катушек, но слишком им дорожил, чтобы позволить этой порочной, пустившей корни так глубоко связи погубить его. Да помогут тебе боги, милая Давина, уберечь того, кого не смог он и они сами.