Что это было?

Темная московская улочка, фонари на заре, асфальт усыпан изумрудными осколками пивных бутылок, сияющими грязью банками «жигулей», мостами вычерненных сигарет, скрученных в бараний рог. Ну и, конечно, море подсолнечных семечек, точнее, их останков. В воздухе стоит невидимый шум многочисленных голубиных крыльев и запах дворовых гопников. Я, кажется, знаю, откуда идет этот запах — от меня. Здорово, братуха, меня зовут Андрюха. Сижу я тут на расшатанной скамейке, примус починяю. Нет, я серьезно — вот он, стоит тут рядом. Он мой босяра, примус этот. Куда он, туда и я. А вообще, я секси, не просто гопник. Я многим местным бабкам нравлюсь. Они часто сидят на соседней скамеечке, той, что киргиз чумоглазый красит только раз в год вместо двух. Чумоглазый часто пьет с нами: под соленый огурчик, с такой вкусной хрустящей корочкой, с сухариками, которые бабушки всегда засушивают на замасленной тонкой нитке. А как мы делаем ерша! Нет, это надо было видеть. Сначала Николаша крадет из жадной аптеки на соседней улице спирт. Аптека сопротивляется, вредничает, но что поделать — Николаша изворотливее-то. В прошлый раз, кстати, когда Николаша уже вернулся из аптеки, с нами произошло чрезвычайно мозговыворачивающее событие. Спирт, значит, уже прибыл, и мы открывали последние бутылки пива, чтобы закатить ерша под сочный грейпфрут с красными-оранжевыми сладкими боками и взрывной серединой. Я догрызал последнюю пачку семечек и закуривал первую сигарету, одновременно чиня наш котел и сравнивая себя с Цезарем. Ничто не предвещало беды, даже внезапный фейерверк голубиных крыльев и голов, даже острый рев мотора. Мотоцикл. Почти мотоцикл. Синий, бликующий. С розовым металликом — как сексуально и романтично. А тут вдруг вырисовывается во-от такая бой-баба. Очень красивая, более того, и железная. Разумеется, кроме как галлюцинацию ее воспринять нельзя. Массовую галлюцинацию — и чумоглазый, и Николаша, и даже полдюжины дворовых ее заметили. Бабка крикнула «Мать честная» и начала натирать себе глаза и кусать локти. Не помогло, видимо. А на железную бабу это произвело сильнейшее впечатление... — Ты откуда такая, красавица? Аквамариновые кружки, опоясанные тончайшим малахитовым блеском, забликовали, лучезарно хмурясь. Баба попала в печальную неожиданность и пыталась со всеми потрохами из нее выбраться. Но, бабе повезло, и она неведомо как и неведомо куда умчалась. Дворовые пожимают плечами и, вздохнув, говорят: — Хорошая баба была, жаль, что ее не было...