Почти два месяца радуг

7 апреля 20…… года (из дневника Харуки Тено) Наверно, это не такой уж и важный момент, чтобы про него рассказывать. Но я все-таки расскажу. Тем более, сегодня у нас снова был урок у нашей классной, только не по искусству, а другой, по литературе. Так уж получилось, что во всех школах мне почему-то гуманитарные предметы удавались лучше, чем математика, физика и остальная заумная галиматья, на которой можно сломать мозг. Ну, наверно, кроме английского. Отойдя от остального класса в сторону, я стояла, прижавшись лбом к стеклу, и ждала звонка. За окном снова лил дождь. Ненавижу дождь. В такую погоду тянет спрятаться ото всех подальше, свернуться клубком и дремать. Сырость, лужи. Снова все будет мокрым… Какой-то длинный сегодня день. А еще мне очень хотелось понять – мисс Кайо, какая она на самом деле? Да, сначала она мне понравилась. А потом… Холодная, очень правильная и равнодушная, меня это било, как обухом, и все же за этим мне все-таки чудилось что-то большее. Как будто на ней надета очень удобная маска. Наверно, она хороший учитель и очень красивая, но мне почему-то было важно - что она за человек. Даже если она в мою сторону почти и не смотрела. Зачем, для чего? Я и сама этого не знала. А потом я опоздала на ее урок. Случайно. И еще, когда отвечала, надо мной все смеялись. Все, кроме мисс Кайо. И лицо при этом у нее сделалось таким задумчивым и странным. И очень серьезным. Обо всем по порядку. Честно говоря, на урок к мисс Кайо я не собиралась опаздывать. Хитоми опять притащила в школу завтрак на двоих, но, вот странность, вручила мне перевязанную кокетливой лентой коробочку и куда-то убежала. Кажется, она собирается принимать участие в школьных выборах или что-то в этом роде. Мне же легче, не пристает. А когда до звонка оставалось минуты три, в коридоре меня поймала та самая дама, к которой мы с папашей приходили в самый первый день. Из учебной части. - Тено? Новенькая из 10 «Б»? – она поглядела на меня поверх своих крупных очков и поманила к себе пальцем. – Иди-ка сюда. Я подошла. Куда мне деваться? Согнулась в почтительном поклоне. - Здравствуйте, - честно говоря, я и помнить не помнила, как ее зовут, но постоянная смена школ давно приучила к тому, что в обращении с начальством надо быть очень послушным и вежливым. На всякий случай. Дама из учебной части пристально изучала меня. - Я крайне озадачена, Харука, - сообщила она мне. Надо же, она, оказывается, и как звать меня запомнила. – Я не нашла твою анкету. И тестов твоих тоже. Ты что, не сдавала их? - Анкета? Тесты?.. Какая еще анкета?.. В ее руках были какие-то листы. Которыми она и помахала перед моим носом. - Я дала все мисс Кайо еще на прошлой неделе. Разве она ничего не отдавала тебе? – и так пристально сквозь очки глазами зырк-зырк. «Мисс Кайо… она мне вообще ничего не давала», - чуть не сорвалось с языка, который я и прикусила в самый последний момент. Да, с начальством следует вести себя очень вежливо, чтобы у него не было причин для недовольства тобой – это неписаная истина. Но была еще истина, которая шла вразрез с первой. Никого не подставлять, а уж тем более по таким мелочам – это уж совсем низко… И в этот момент грохнул звонок. - Тено Харука? Ты меня слышишь? У нее была какая-то странная манера глядеть – не поймешь, что выражают сейчас ее глаза под очками, губы складывались без улыбки – верхняя тонкая губка прилегала к толстой мясистой нижней. И по ее лицу в общем тоже сложно хоть что-то предугадать. - Я… мисс Кайо дала мне тесты, но я, кажется, потеряла их, - для большей убедительности я даже принялась копаться в сумке, под снисходительным взглядом заведующей. – Простите… Мимо нас с щебетом и смехом растекались по классам последние опаздывающие ученики. Я с тоской оглянулась на лестницу. Кажется, за стеклянной дверью мелькнули зеленоватые волосы мисс Кайо. Урок начался… - Простите… Боюсь, мне пора… мне нужно идти. - Иди со мной, - велела заведующая, не обращая на звонок никакого внимания. Что мне еще оставалось? На двери приемной, куда я попадала уже второй раз, золотилась на табличке надпись: «Эйко Суэзу, заведующая учебной частью». Я сразу вспомнила и этот большой стол с тяжелым кожаным креслом, и мокрую ветку клена, что стучалась в окно. Мисс Эйко доставала из стола какие-то бумаги. – Держи. Их следует сделать до завтра. Успеешь? И уж будь любезна, постарайся в этот раз ничего не потерять. - Конечно, - я слабо выдавила из себя улыбку, сворачивая листы в трубку. Урок в самом разгаре. Сколько минут прошло – пять, десять? Направилась к двери. – Спасибо. - Подожди, - вдруг спохватилась мисс Эйко. – Почему ты до сих пор без формы? Тебе что, ее еще не купили? Я молчала. Она тоже помолчала, а потом затарабанила карандашом о столешницу. - Тено, я жду. Ты что, не читала правила? - Я читала и у меня есть форма, но… - Тогда в чем дело? – упорно продолжала вопрошать заведующая.- Форму обязаны носить все. Это честь школы! Форма приучает к аккуратности и порядку. Ты вообще собираешься носить форму? На самом деле у меня был ответ на этот вопрос, и такой, что он чертовски походил на правду. Но настоящая правда никому не интересна, кроме того, она влечет за собой долгие и ненужные объяснения… Я тряхнула головой. Конечно, рано или поздно до этого бы дошло. Мне, разумеется, хотелось, чтобы попозже, а лучше, чтобы никогда. Но в своих старых джинсах и рубашке я выделялась среди одинаковых учеников, как бы выделялся пингвин, попав на базарную площадь. Правда, у меня был план, как сделать так, чтобы никто больше не приставал ко мне с этим вопросом. Мне нужно было раздобыть форму, но не женский вариант, с этими дурацкими голубыми бантиками на груди и на попе, а мужскую. Она выглядела вполне приличной – клетчатые брюки, коричневая рубашка и пиджак. Для этого нужны были деньги, но я надеялась, что той суммы, что сейчас лежала в моей копилке, должно было хватить. Деньги и немного времени. И удачи. - Что значит нет? – возопила мисс Эйко. – Правила школы одинаковы для всех! Я сегодня же позвоню твоему отцу! Я покачала головой и самым честным, вежливым и почтительным тоном, на который была способна, ответила. Почти правду. - Папа готовится к международной выставке. Это очень для него важно, его почти никогда нет дома. Эйко-сама, у меня и правда, есть форма, я заберу ее из мастерской на выходных, ее немного приводили в порядок… Я понимаю, что честь школы – это действительно очень важно… Мисс Эйко подозрительно зыркнула на меня из-за своих очков. Опять ничего не разберешь – поверила она мне или нет? Эти бантики висели в моем шкафу, задвинутые в самый дальний угол. Хорошо, что папаша последние дни на самом деле так занят, что почти не обращает на меня никакого внимания. Можно делать, что хочешь. Ну… почти. А пассии его нет до меня никакого дела. И никогда не было. - Вот и прекрасно… - Я могу идти? – я мелкими шажками пятилась двери, пока не уткнулась в нее рюкзаком. - Иди, - заведующая снова взялась за свои бумажки и кажется, потеряла ко мне всякий интерес. И я выскользнула в коридор. На больших часах в коридоре был почти час. Это значит, с начала пары прошло почти полчаса. Может, никуда не ходить – и будь что будет? Но ноги уже сами понесли меня на третий этаж. Пускай лучше мисс Кайо меня сама выгонит. Или какое другое наказание придумает. И тогда тоже – пусть будь что будет. *** Лодка мягко ткнулась носом в песчаную отмель. Дальше берег уходил огромной крутой дугой, и отсюда были видны только самые верхушки растущих на нем старых рыже-зеленых сосен. Харука спрыгнула в воду, протащила лодку пару метров вперед, чтобы не смыло приливом, привязала бечевкой к растущему у самой воды дереву. Под раскидистой кроной полуденное солнце обещало быть ласковым и совсем не жарким. Самое то, для того, чтобы не сгореть. Мы постелили на траву плед, вытащили из сумки термос с кофе, пакет сока и бутерброды. Харука сказала, что все это надо зарыть в песок, пока не так жарко, и получится импровизированный холодильник. Я сбросила свой сарафан и, оставшись в купальнике, упала спиной на плед, раскинув в стороны руки, я наслаждалась свободой нашего утра. Вокруг был только высокий небесный купол, плеск ленивых волн и еще чайки, что разрезают крыльями воздух и парят, издали напоминая хищных коршунов. Харука несколько мгновений смотрела на меня с высоты своего роста, я невольно залюбовалась ей – ее лицо показалось мне вдруг невероятно красивым: высокие скулы, точеный носик, серые, в густых ресницах, глаза… кажется, я никогда в жизни раньше не находила кого-то настолько прекрасным. Глубоко вздохнув, Харука взлохматила свои волосы, затем сняла рубаху, приспособив ее на упругую ветку над моей головой, словно белый парус на мачту, и сразу по колено провалилась в воду. Я перевернулась на живот и принялась смотреть – на нее и на море. Море, несмотря на раннее утро, с берега казалось теплым, чуть серебристым, словно в нем трепетали крылышки мотыльков, и волны до берега доходили мелкие и гладкие, почти без пены, на дне были видны зеленые и розовые камешки. Казалось, море все еще спало. Оно начиналось совсем рядом, в двух шагах и только иногда чуть вздыхало, бросая к ногам маленькую упругую волну. Харука зашла еще глубже и поплыла. Я уже убедилась, что плавать она умела превосходно, как рыба, тем более, когда плаваешь не на скорость, а просто для собственного удовольствия. Потом она перевернулась на спину. Помахала мне рукой. Солнце поднималось быстро, вынырнув из туманной дымки на горизонте, и зной с каждой минутой становился все ощутимей. И кожу начало немного припекать. Харука плыла к нашему дереву вдоль высокой гряды – наверно, там было глубже. Я встретила ее с полотенцем, осторожно вытирая раскрасневшееся лицо и намокшие волосы, развязывая завязки и высвобождая Харуку из намокших шорт, которые она, купаясь, так и не сняла… Ее руки мягко легли поверх моих, не давая им двигаться дальше. - Мичиру… - нарушила она тишину, - да так высохнет… не надо. - Высохнет, - согласилась я, опускаясь перед ней на колени и вытирая капельки воды со стройных икр. Джинсовые шорты сползли по ее ногам вместе с трусиками. - Только не на тебе. В мои планы не входит, чтобы ты простыла. Вот, смотри, теперь гораздо лучше… - Да я здорова, как бык, - она смутилась, когда я не удержалась и позволила губам прикоснуться к ее гладкой прохладной от воды лодыжке и тут же ощутила, как длинные чуткие пальцы Харуки немедленно скользнули в мои волосы, лаская шелковистые пряди. Она прижалась ко мне вся, а я обняла ее еще крепче, погладила по плечам, по тоненьким ключицам. Она потянулась в моих объятиях, такая юная, невинная и при этом соблазнительно чувственная… Господи, что со мной происходит? Никак не могу отделаться от мысли, что там, под полотенцем, на ней сейчас совсем ничего нет… Я встретила ее взгляд и поцеловала холодное влажное ушко, стараясь добраться до ее губ. Харука завязала полотенце на груди узлом, опустилась на покрывало. И моя голова очень удобно оказывается на ее животе. А руки ее все еще в моих волосах. Смотрим на бескрайнее небо, молчим. - Не тяжело тебе? - Совсем нет. Лежи, не вставай. Я бы всю жизнь так с тобой бы и лежала. Знаешь, а здесь небо какое-то не такое… - У тебя здесь все не такое. Какое хоть такое – не такое? - Ну, не как в Токио. Здесь оно синее-синее, даже синее моря. А в Токио, помнишь, оно все время какое-то серое… - Угу, - отвечаю, а сама думаю, под каким предлогом содрать с нее это полотенце, обнажить грудь и, очень медленно, покрывая ее поцелуями, чтобы она сама меня умоляла о продолжении, спускаться все ниже... Лаская, целуя, покусывая. Воспламеняя… Мечтать, что она не ускользнет в этот раз. Мне казалось, что это заклинило в моей голове, в тщетных попытках объяснить самой себе свои желания, я словно угодила в какую-то сладкую ловушку. Может, предложить кремом от загара намазать? Под нашим деревом, правда, пока еще тень. А голову как будто уже напекло. Может, потому что я впервые за все время не торможу себя, не напоминаю себе, что она ребенок? Она права, здесь другой мир. Мир, в котором можно не бояться быть самими собой. Не отталкивать ее. Наоборот, прижаться сильнее, чтобы чувствовать ее всю… Обладать и одновременно отдаваться, становиться частью другого… Права была Майка, она бы оказалась здесь лишней. - Иди ко мне, - шепнула я, добираясь до маленького розового ушка. У меня на нее сегодня были совершенно определённые планы. Желание, которое я сумела заглушить на время, вскипятило мою кровь с новой силой. Я хотела ее. Хотела заняться с ней любовью прямо здесь и втайне надеялась, что она, наконец, хоть немного позволит мне пойти дальше, чем просто гладить и целовать ее. - Мичиру… - Почему же я не могу с тобой сдерживаться… - я тихонько сжала пальцами ее лицо и запрокинула, чтобы поцеловать в плотно сжатые губы. – И, главное, совсем не хочу… - Мичиру… - Что, малыш? Ты не хочешь? - Хочу…- Харука вдруг обреченно вздохнула, когда я осторожно накрыла ее руки своими. Смятение в глазах напротив вылилось в будоражащую мою сердце тревогу. Она осторожно забрала руку из моей ладони и отвернулась. – Только… только ты должна знать кое-что. - Да? - Помнишь, когда я напросилась ехать с тобой сюда? Помнишь? - Помню. И что? - Я соврала тогда тебе про море. - В смысле?.. - Ты всегда говорила мне – все, что угодно, только не вранье. Что ты все поймешь и примешь. Помнишь? Так вот… я тебе снова соврала. Я была до этого на море. Целых два раза, – она посмотрела на меня и слабо, невесело улыбнулась. Я нахмурилась, отпустила ее, села, еще ничего не понимая. – Первый – еще давно, мне годика четыре было. Но раз я это помню – то считается?.. Мама, она тогда живая была, учила меня плавать. Было весело и так… как будто плохого с тобой никогда и ничего произойти просто не может. А второй раз… Харука затихла. Тоже села, обхватила колени руками и, прижав их к груди, положила на них голову. Вокруг нас было так тихо, что было слышно, как на дереве дрожат, поворачиваясь к солнцу, листочки. И минуты все капают, как капли невысохшего ночного дождя с этих листьев. Харука продолжала, проглотив пронзительный комок в горле: – А второй раз был в прошлом году. У каких-то знакомых отца на круизной яхте. Большая компания, много выпивки. Гуляли до утра, только я моря почти и не видела, потому что темно было… Я все молчала. Мне отчего-то и хотелось и не хотелось услышать продолжение этой круизной истории. Тогда Харука открыла глаза и посмотрела на меня. - Дальше? – спросила она скучным голосом. - Ты, наверно, скучаешь по маме? – осторожно выговорила я. Харука не ответила и принялась разглядывать дальний берег, с которого мы приплыли. На нем угадывались игрушечная набережная, утопающая в зелени акаций и дикого винограда, очертания домиков на береговой линии и длинная каланча башни насосной станции. Потом сказала: - Иногда мама читала мне перед сном разные сказки. Это было хорошее время. И я запомнила одну фразу из той последней книжки, а потом почти все время повторяла ее себе, и она немного примиряла меня с тем, что мамы больше нет. Знаешь, какую? Я ее, оказывается, до сих пор помню. «Если однажды настанет день, когда мы не сможем быть вместе, просто сохрани меня в своем сердце, и я буду в нем навеки»,- она улыбнулась мне одними глазами. – Мичиру… Ты не сердишься на меня? - За что? – удивилась я. - За то, что я наврала. Я боялась, что если ты уедешь, я снова останусь одна. Не хочу я так дальше… Не хочу и не могу. Поэтому я и придумала тогда про море… Я коснулась кончиками пальцев щеки лежащей рядом со мной девушки. - Не могу я на тебя сердиться. Вот никак. Даже когда вроде бы и надо. Харука повернула голову и поцеловала мою ладонь. Сглотнула, точно в горле нее действительно было сухо-сухо. - Спасибо, - сказала она. – Мне рассказывать дальше? - Про маму или про яхту? - Маму сбила машина, когда мне было восемь. Их так и не нашли. А может, особо и не искали, сказали, что она сама была виновата. А на яхте… на яхте тогда… - она вздрогнула всем телом, закусила губу. И зажмурилась, словно очень хотела не заплакать. Я изо всех сил стиснула ее руку. - Так, про яхту отложим. Расскажешь потом как-нибудь. Ну… когда снова захочешь. Харука! Иди сюда, девчонка. Дай мне слово, не будешь больше меня обманывать по таким пустякам и не по пустякам тоже не будешь... Знаешь, что бы там обо мне ни думала, мне небезразлично, какие сомнения и тревоги тебя гложут. Я же тебя… я же тебе не совсем посторонний человек, верно? Доверяй мне хоть немного. Хорошо? Я протянула руку и осторожно дотронулась до плеча Хару, ощущая подушечками пальцев ее прохладную кожу, покрытую мурашками. Харука поймала мою руку, сильно потерлась лицом о ладонь. - Я обещаю, - прошептала она, только так тихо, что оставалось только по губам прочитать. Я с нежностью убрала упавшие ей на лоб уже подсохшие пряди волос и снова удобно устроилась у нее на коленях. Харука вдруг сказала: - Сегодня такой хороший день. Только жалко немного, что он скоро кончится, и мы больше сюда никогда не приедем. Да? Я могла ей соврать, что мы можем вернуться сюда и завтра, и послезавтра, или приехать на будущий год. Но я не стала этого делать. Не потому, что и сама чувствовала, что в заповедник мы больше не попадем. Просто, даже вернувшись куда-то на день позже, все становится другим. Харука молчала. Перебирала мои волосы и молчала. Я думаю, она это тоже поняла. А потом я вдруг вспомнила: - Харука, а что это была за книжка? Прямо какая-то высокая философия… Харука вскинула голову, посмотрела в небо, где все сияло золотым и синим. Помолчала. - Ты только не смейся, - сказала она. – Это Винни-Пух.