Почти два месяца радуг

За обедом Акира сказала, что на одном месте все время сидеть скучно и предложила на днях, если погода наладится, съездить на термальный источник. - Там не вода, девочки, а просто парное молоко! И совсем недалеко. Я позвоню и закажу нам трансфер, если вы не против. Наверно, самый кайф залезть туда зимой, вокруг снег, холодно, пар изо рта, а ты нежишься в тепле и минеральных пузырьках… Но и летом там полно народа… А если после ванны в их спа-салоне заказать стоун-массаж или какое-нибудь обертывание, то, наверно, можно почувствовать себя царицей Нефертити и Клеопатрой одновременно… - Говорят, Клеопатра на самом деле была очень-очень страшной, - вклинилась в монолог Акиры Харука, - чуть ли не хромой и одноглазой. Нам на истории рассказывали. - Чтобы войти в анналы истории красивой женщиной, главное, не столько выглядеть красоткой, как вести себя, как красотка, - тут же парировала та. – Потому что если женщина к тридцати не научилась чувствовать себя красавицей, то вывод очевиден, она – дура. Впрочем, молодому поколению посещать источники не обязательно: по соседству целое сборище молодежи, так что, пока мы будем греть свои старые косточки, ты, Хару-чан, можешь очень весело и с пользой провести свое время. Харука нахмурилась, отодвинула от себя тарелку с салатом. - Спасибо, - сказала она, - я подумаю. За столом воцарилась тишина. Более деликатная и трепетная Майя тут же попыталась загладить неловкость. - Не обижайся, Хару-чан. Акира-сама со всеми такая прямолинейная: всегда говорит то, что думает. Но она очень хорошая… - Неужели? – усмехнулась Акира. -… и добрая. Ты ее просто плохо знаешь, - сказала Майя, не обращая внимания. - Мы все немного беспокоимся, что тебе здесь скучно: вряд ли компания взрослых музыкантш тебе интереснее твоих сверстников. - Каких еще сверстников? – не поняла Харука. Про ту компанию на пляже она, по-моему, забыла почти сразу, как мы ушли в дом. - Я краем глаза видела несколько симпатичных мальчиков, кажется, они были из коттеджа, который напротив нашего. Или… может, у тебя уже есть мальчик? Харука засмущалась, покачала головой. - Можно подумать, он у тебя есть, - прибежала на выручку сердобольная Майка. - Когда-то давно у меня был муж. - Неужели? - Потом, как говорят в бородатом анекдоте, он объелся груш, и я с этим завязала. - Нет у меня никакого мальчика, - сказала Харука. - Нет? – Акира оглядела ее критически с головы до ног. – Интересно, почему? По возрасту вроде как уже пора. Ты не нравишься мальчикам? Ты удивительно красивая девочка. Похожа на самородок, только не огранённый. - Никакой я не самородок… И совсем даже не красивая… Откуда вы такое взяли? - У тебя очень красивые ноги, - сказала Акира, не отрывая от нее взгляда. На миг даже мне стало неловко, что Харуку так беззастенчиво и подробно рассматривают. Я сама, если честно, долго считала ее самой обыкновенной. Обычным подростком. – Форма замечательная, высокий подъем и щиколотки такие узкие. Мне очень нравится, когда у девушек тонкие, узкие щиколотки. Миловидное личико. Ну, грудь, конечно, маловата… Не выпуская из одной руки чашку с кофе, а из другой дымящийся сигареты, Акира ленивой грациозной кошкой поднялась со своего стула, подошла к Харуке и поцеловала ее в щеку. - И щечка у тебя такая мяконькая и пушистенькая. На месте мальчиков я бы тебе точно прохода не давала. Харука залилась румянцем, наверно, даже ее щеки стали горячими. - Мне никто из них не нравится, - сказала она тихо. – Никто. А иногда я с ними дерусь. Они все дураки и лицемеры. Как говорит одна наша учительница – самый бездарный возраст. - Мичиру? – спросила, улыбаясь Акира. - Что? - Мичиру так говорит? - Мичи… Нет, это другая. Другая учительница. Которая по биологии. Не Кайо-сама… Майя осторожно придвинула ей чашку с дымящимся чаем. - Смешная ты, Харука, - сказала она. – Трудно тебе живется. Ты, наверно, с целым светом воюешь. 25 марта 20 … … года Когда он в хорошем настроении, то курит вместо сигарет без фильтра дорогущие кубинские сигары, сажает к себе на колени и называет меня маленькой Таис Афинской. Понятия не имею, кто это, у него много разных знакомых. Губки-губки, говорит он, не выпуская изо рта сигары. Дым тоненькой струйкой течет к потолку. Сладкие губки и талантливые пальчики… Раньше мне нравилось, что иногда он может быть добрым. А теперь… Когда на него сейчас находит, в такие моменты лучше не попадаться ему на глаза. Что это? Какие-то скрытые комплексы, замешанные на инцесте? Самое интересное, что есть в моей комнате – это окно. Сейчас за ним, правда, только темнота и дождь. Нет, у меня, как у всех, еще есть школьное барахло, кое-какая одежда, старый кожаный кошелек, ключи, плеер и фотография в черной дешевой пластиковой рамке с треснутым уголком. Фотография совсем старенькая, но я как могу, берегу ее. Это все, что осталось от мамы. Еще у меня есть копилка. Пассия отца подарила на день рождения, давно еще. Разрисованная глиняная собачка, кажется, это мопс в кружевном воротнике и армейской зеленой каске. У меня никогда не было живых собак. Я кидаю в копилку время от времени мелочь, сэкономленную на обедах в школе. Копилка почти уже полная, но если я все-таки соберусь удрать отсюда по-настоящему, мне вряд ли этих денег хватит на пару ночей даже в самой дешевой гостинице… Вообще, это, наверно, никому не интересно. А я опять разболталась. За привычным легче спрятать страх и бессилие. Хочется свернуться клубком в тени, укрыться в полумраке. Так со мной иногда бывает: ни мыслей, ни чувств, ни сна. Если лето, то я открываю окно и сажусь на подоконник, свешивая на улицу ноги. Кто-то боится высоты, а меня, наоборот, туда тянет, словно магнитом, как бродячую кошку, забраться как можно выше. На старой квартире у меня был свой способ убегать из дома. Напротив моего окна рос старый дуб. По нему, если схватиться за ближайшую к окну ветку, можно было перебраться на развилку чуть выше, подтянуться на руках и оказаться в тяжелой сочной кроне. Там, пусть ненадолго, я была в безопасности. Никому в голову не приходило лезть туда, а я могла насладиться покоем или дать волю своим чувствам…