Когда сакура любит

Итак, это свершилось! Эра торжества отцовской воли над судьбой своего чада подошла к концу в тот самый миг, когда это самое чадо, взбрыкнув по привычке, неожиданно, хоть и не без усилий, добилось своей цели: Ичиго таки сделалась первокурсницей Академии шинигами вопреки остаткам недовольства главы клана Кучики — своего отца, по совместительству. Признаться, отвоеванной свободе принцесса радовалась даже больше нежели, собственно, самому поступлению в Академию, и это она осознала едва ли ни с первых дней занятий — скучных занятий, надо сказать. Учеба, как и предполагалось на семейном совете, далась наследнице легко, что и неудивительно: уровень домашнего образования юной Кучики был одним из самых высоких в сравнении даже с отпрысками аристократии, что уж говорить было о руконгайцах, в большинстве своем личностях не особо грамотных и воспитанных. Последний факт заставлял капитана Шестого отряда час от часу напрягаться и почаще заглядывать в Академию. Якобы, по делам. То, как глава одного из отрядов Готэя, ему нужно опытом своим с первокурсниками поделиться. То, как глава клуба каллиграфии, ему необходимо продемонстрировать свою превосходную манеру писания. То, как главе Великого Дома, вздумается ему поведать об истории устройства сейрейтейского общества от начала начал и до сегодняшнего дня перед широкой публикой в обход собственных принципов… В общем, капитан Кучики без зазрения совести прибегал ко всем возможным поводам, лишь бы наведываться в то место, которое занимало теперь в жизни его дочери важности не меньше чем семья и родовое гнездо. Но, безусловно, хитрости главы были слишком очевидны для того, кто знал его всю жизнь. Равно как и для того, кто безмерно его любил и долго сносил подобные штуки. — Бьякуя? — Гинрей добросовестно дождался пока служка дольет в пиалу чай и исчезнет — выносить сор из избы он не привык. — Ты что-то хотел сказать мне, дедушка? — слегка удивился внук мягко говоря не самому радостному виду деда. Тот кивнул: — Ичиго пожаловалась мне, что ты зачастил в Академию. Глава клана невольно выгнул бровь в удивлении, но с завидным спокойствием вновь приступил к завтраку, даже не удосужив сдавшую его дочь своим самым укоризненным взором. — О чем ты говоришь, дедушка? — мягко попенял тому он. — У меня нет совершенно никакого времени на праздное посещение этого учебного заведения, но моего присутствия там порой требуют обстоятельства. Вряд ли, как представитель верхушки знати, я волен отказать ректору Академии, если он обращается ко мне с просьбой или за помощью. С тех пор как Ичиго сделалась студенткой, я не хочу, чтобы ее авторитет пострадал. Гинрей чуть заметно улыбнулся в усы: в его внуке и со временем не исчезло то хитроумное озорство, которым он доставал весь Сейрейтей. И на какие извороты же он был мастак! Такие логические подвыперты заставляли мозг закипеть уже со вторым предложением, а утратить ход мыслей и того раньше. — Безусловно, твоя забота, как отца о дочери, имеет место быть, но… семнадцать визитов за два неполных месяца, Бьякуя? — Старик, потешаясь одними глазами, выжидающе взглянул на своего преемника, умного не по годам, но всё равно еще такого уязвимого, восприимчивого, молодого. — Не много ли? Ичиго, живо расправлявшаяся с трапезой тут же, рядом с родичами, не вытерпела и прыснула смехом, тщетно пытаясь скрыть свою пакостную улыбку за краями широкой чашки. Провинившегося родителя ей было нисколечко не жаль, более того она активно — и это виделось невооруженным оком — пыталась распространить свое влияние на отца, уже давшего раз слабину. Бьякуя медленно перевел взгляд на вобравшуюся в кенсейканы макушку дочери-студентки и, слегка выгнув в недоумении тонкие, точно нарисованные тушью, брови, безэмоционально нанес ответный ход: — Ичиго, мне предлагают место учителя по каллиграфии. Как думаешь, мне согласиться? От неожиданности девушка, уплетавшая онигири за обе щеки, аж поперхнулась, за что тут же отхватила новый нагоняй: — И я, кажется, уже говорил, как мне не нравятся твои завтраки впопыхах? Возможно, стоит обсудить с ректором перенос времени занятий на более поздний час? Дочкино лицо окрасилось в пунцовый, в цвет ярого внутреннего возмущения. — Тогда, отчего тебе самому не сделаться ректором, папа?! — Ичиго прижала пальцы к губам, чтобы не икнуть после осушенной залпом склянки воды. Вернув дыхание в должный вид, она сузила свои и без того колючие зеницы в приступе крайнего негодования и заметала из них упреки-молнии в безмятежное лицо отца. — Так тебе будет еще удобнее следить за мной, не так ли?! Удивляюсь, как это ты еще на лекциях со мной не сидишь? Гинрей перевел заинтригованный взгляд с наследницы на внука, ожидая парирующего удара. Бьякуя заметил это и усмехнулся уголками губ; памятуя, кто из двух последних Кучики должен быть мудрее, он предпочел уступить, хоть позиций пока своих не сдал. — Хорошо, Ичиго, я перестану наведываться так часто в Академию, если ты попросишь лейтенанта Шибу сделать то же самое. Ичиго округлила очи в недюжинном изумлении, а потом гулко захлопала ресницами, не веря в то, что ее отец мог быть таким собственником. — А-а-а-а, так всё дело в Кайене? — оторопела она, но после — разозлилась еще больше: — Он мне просто друг! К тому же он взрослый мужчина! Сомневаюсь, что смогу заставить его передвигаться истинно по угодным тебе путям! Мне что, Сенбонзакурой его отгонять от себя?! Ее отец многозначительно фыркнул: — Честно говоря, не понимаю, почему ты до сих пор именно так и не поступила с ним? Принцесса, наплевав на приличия, вскочила из-за стола и, топнув ногой в сердцах, растворилась в сюнпо так, что отец и пожурить ее не успел: навыки поступи у его дочери стремительно возрастали — занятия в Академии всё-таки привносили должный элемент регулярности тренировок. Для неугомонной Ичиго это было более чем уместно, ведь отцу с его настырностью в обучении и бдением дисциплины она заметно уступала. — Ай-яй-яй, — как бы невзначай и вполголоса пробормотал Гинрей, порядком утомившийся от постоянных препирательств отца с дочерью; ссоры меж наследниками особливо ранили сердце старейшины рода, пускай даже эти ссоры были простым выплеском эмоций в борьбе за самоутверждение аристократов. — Я понял тебя, дедушка. — Бьякуя скептически поджал губы и решил сегодня отложить запланированный визит к ректору, дорога к кабинету которому так удачно проходила мимо лектория для передового класса первого курса. — И всё же ты не можешь запретить мне о ней беспокоиться? — с толикой недовольства заметил глава клана. — Какому отцу можно запретить окутывать заботой свое чадо? — пофилософствовал старший Кучики. — Лишь бы эти заботливые объятия не превратились в душащие путы… — Вот именно! — раздался знакомый фырк меж мужчинами. Вернувшаяся Ичиго, забывшая сумку с принадлежностями, горячо чмокнула мудрого дедушку в щеку и, помедлив немного, бегло поцеловала и родителя. Как бы ни злилась она на него, никого ближе его у Ичиго не существовало во всех мирах. Никогда не видевшая мать, она дорого ценила своего отца, пускай и такого, впадавшего подчас в крайности, тирана. Вихрь сюнпо снова потревожил траву у энгавы и обозначил след унесшейся на учебу студентки. Понемногу она втягивалась в этот ритм, а ее верные провожатые — Котаро и Аяне — даже весьма подоспели в поступи, как для простолюдинов. Впрочем, Ичиго не страдала снобизмом. Не в пример отцу, она не делила души на социальные слои — со всеми общалась на равных, притом, что она никогда не забывала своего места в иерархии этих самых слоев. Тем не менее принцесса одного из самых влиятельных кланов аристократов в выборе круга общения отталкивалась прежде всего не от материальных богатств собеседника, а прежде всего — от его моральных качеств. Так, Котаро и Аяне являлись для нее едва ли ни бесценными товарищами, которые ни разу не предали ее, которые проявляли к ней, госпоже, не только должное уважение, но и чисто человеческое понимание, что для аристократов, вышколенных от и до, точно заводные куклы, значило достаточно. Они редко обличали свою сущность на людях, и теми, с кем могли это сделать, так просто не разбрасывались. — Значит, до полудня, как обычно? — подмигнула Ичиго служанке и телохранителю, отпуская тех погулять на время занятий, где находиться посторонним и не разрешалось особо, да и надобности такой не имелось: стены Академии были одним из самых безопасных мест Сейрейтея. Недаром же сюда смело отдавали отпрысков знати, вплоть до самых оберегаемых? Парочка почтительно поклонилась своей понятливой госпоже и, проводив ее взглядом до самых ворот, лишь после этого удалилась: на ближайшую ярмарку, или в какой-нибудь общественный парк, а то и дольше — в предместья Рукона. Ичиго тем временем спешно семенила до центрального корпуса, усмехаясь хитрой кошкой. Водить отца за нос касательно полагавшегося леди сопровождения по-прежнему удавалось всем троим, хотя… зная поразительную проницательность главы Дома Кучики можно было и предположить, что об обмане он давно ведал — просто продолжал смотреть на это сквозь пальцы до первой серьезной опасности. В случае же беды — заговорщиков, естественно, постигнет страшная кара от Кучики Бьякуи, но, пока всё обходилось, никто из беспечной молодежи не забивал себе подобным головы. Мир вокруг буйствовал теплом, красками, миром и летом, не давая оснований для черных мыслей. — Фу-ух, когда же уже закончится эта жара? — проворчала Ичиго, плюхаясь на место за первой партой справа от своего неминуемого соседа — Изуру. — Доброе утро, Ичиго-сан, — полукивком-полупоклоном ответил парень и смущенно улыбнулся, созерцая раскрасневшуюся от бега и зноя подругу. Она судорожно обмахивалась каким-то явно древним фолиантом, мало обращая внимания на истинную ценность свитка, прихваченного не иначе как из Центрального Архива, коим владела семья Кучики, для доклада на лекции по истории Общества душ. Впрочем, скоро важность этого документа перестала занимать и рассудительного Киру: от быстрого махания бумагой, черные длинные волосы принцессы стали развеивать цветочный аромат вокруг себя и даже задевать отдельными шелковыми прядками лицо парня, заставляя того смущенно заерзать на скамье и покраснеть в тон ягодного румянца Кучики. От девушки данный конфуз не ускользнул от взгляда — она в безмолвном допросе уставилась на давнего друга, явно требуя объяснений и его поведению, и бегающему взгляду, и испарине, блеснувшей у него на шее. — Жа… жарко, — кивнул тот, соглашаясь с ее недавним комментарием, и немного оттянул ворот плотно запахнутого на груди косодэ. В то время, как все студенты вынужденно ходили расхристанными, с широко распахнутыми на груди одеждами, воспитанный Кира продолжал париться в грубом хлопке, не смея нарушать устоявшиеся нормы и правила. Ичиго хмыкнула своим мыслям. Будучи под стать другу одета с иголочки, она всё же, как истинная, не лишенная капризов и тщеславия, Кучики подменила бедное студенческое шихакушо шелковым, более дорогим и, главное, хоть немного спасительно-прохладным. — Ну ты же слушать меня не хочешь, — изогнула она губы в удрученности и тут же потянулась заправить длинную челку Киры за ухо. — Говорила же — подстригись. У аристократа отобрало дар речи; оторопелые глаза его впились в чужие пальцы, что так ласково коснулись его волос. — Да я… уже, — насилу сумел выдавить он из себя и робко пригладил остриженный затылок. Без длинноватых волос Изуру заметно чувствовал себя неуютно, но так он, по твердому убеждению Ичиго, хоть на мальчика стал похожим. Порой ей казалось, что наследник Кира со своим милым личиком мог составить даже ей конкуренцию. Кучики усмехнулась, покровительственно кивнув. Приосанившись за столом, она настроилась на ожидание учителя, но дверь в большую, выстроенную амфитеатром, аудиторию уже распахнулась, впуская внутрь учителя по истории Общества душ — добрейшей души старичка, Этокаму-сенсея, выучившего не одно поколение семей собравшихся ныне на учебу ребят. Студенты дружно склонились в глубоком поклоне, приветствуя уважаемого синигами, а после бодро расселись обратно за партами, активно зашуршали листами, зацокали тушницами, разливая в воздухе острый запах туши и смоченных в ней шерстинок кистей. Все приготовились внимать новой увлекательной лекции, обращая на учителя ясные и широко распахнутые глаза. Тот мягко улыбнулся, в судорожной радости запахнувшись в теплое, не по сезону, хаори покрепче. Разложив на кафедре бумаги преподавателя, впрочем, так и не заглянув в них, он проследовал к первым рядам и начал лекцию без опоры на скучный текст и без того сложной, перенасыщенной датами и именами, науки: — Как я уже начал сказывать вам в минувший раз, более трех тысяч лет назад, а именно, начиная с шестьсот двадцать первого года от сотворения Общества душ, наш мир окунулся в поистине первобытные, жуткие, кровопролитные войны за выживание душ, рождая в нашей истории первых величайших героев и первых страаашных злодеев… Рассказ сенсея походил больше на какую-то старую и оттого увлекательную сказку, да и сам он своим миролюбивым голосом напоминал доброго дедушку, ведавшего внукам давние легенды. Ряды студентов негромко зашумели, зароптали шепотом, бурно реагируя на продолжение затронутой еще на прошлом уроке темы, явно гадая наперед, чьи имена были у этих самых «первых». Ичиго улыбнулась, немного нервозно сжав кончиками пальцев свиток, найденный на нижних этажах Архива. В нем имелись описания нескольких случаев из той седой древности, о которой завел речь Этокама-сан. Наследнице клана хранителей истории было бы непростительно не воспользоваться своими возможностями, чтобы не приоткрыть завесу на белые пятна истории, и Ичиго сама вызвалась подготовить маленький доклад, а сенсей ни в коем разе не стал возражать против такой похвальной инициативы. — Кто-нибудь уже слышал о них? — решил подзадорить народ старичок, обводя взглядом аудиторию заинтересованным взглядом: не было ничего лучше для усвоения нового материала чем подогреваемое любопытство студентов. Ичиго аж сама заерзала от нетерпения, но… ее опередили. — Я! Я знаю, господин учитель! Можно мне!!! — раздалось верно откуда-то из средних рядов. Ичиго даже не нужно было поворачивать головы, чтобы убедиться в своих догадках: дружный смешок собравшихся на первых рядах аристократов оповестил свою «сестру» по крови, что насмешек удостоился руконгаец, хоть и являвшийся их общим сокурсником, из их передового класса. — Экий прыткий, — благосклонно усмехнулся изумленный Этокама: студент Абарай и впрямь едва ли из хакама не выпрыгивал, тянул руку аж до потолка. Это не могло не вызвать улыбку даже у самых надменных, вроде Кучики и Киры. Друзья обменялись заинтригованными взглядами прежде, чем обернулись назад и быстро нашли пестрое пятно красных волос однокурсника. Это был далеко не первый раз, когда тот с такой вызывающей настырностью пытался выбиться в ряды отличников по учебе. В тот час, когда все силовые дисциплины Абарай сдавал на «отлично», грызть гранит науки ему приходилось с куда более прикладываемой силой. Ичиго лично видела Ренджи в библиотеке, от изнуренного чтения горы источников часто так и засыпавшего над ними. Наверное, где-то с того момента она перестала в открытую смеяться над этим «руконгайским выскочкой», как его уже успели окрестить в их передовом классе. Однако это вовсе не означало, что Ичиго списала его с числа своих главных конкурентов за первые места в строчке первогодок. — Я написал доклад по этой теме, сенсей! — Вот как? — подивился такому рвению Этокама и задумчиво пригладил пышные усы. — Тогда, прошу покорнейше извинить меня, Абарай-кун, но вы должны пропустить вперед даму: госпожа Кучики тоже подготовила выступление по этому вопросу и поставила меня об этом в известность еще в минувшую среду. Прошу вас, Кучики-сан, — он кивнул именитой студентке, а та, оставшись сверх довольная собой и в одночасье оставив однокурсника с носом, не преминула нахально усмехнуться тому аккурат перед выходом на трибуну. Абарай раздосадованно скрипнул зубами, пойдя неконтролируемыми пятнами по лицу и шее, становясь весь алого цвета, забавляя еще больше этой картиной свою первую соперницу за звание «лучшего студента» выпуска. Глаза ее лопались от смеха, когда голос — уверенный и четкий — согласно всем правилам ораторского искусства, преподаваемого ей в поместье, выдавал поразительные детали из глубокого прошлого общей истории сейрейтейцев и руконгайцев. Все слушали исчерпывающий доклад Кучики с открытыми ртами, и только один из студентов вопреки увлекательной информации заметно сникал от фразы к фразе. Он судорожно мял свои записи, добытые с таким усилием, по крупицам, из множества самых разных сведений, кои он по обыкновению старательно разыскивал в библиотеке Академии и в Центральной Библиотеке тоже, но которые стремительно теряли свою ценность на фоне подробностей доклада той, кто могла, если б ей дали право, рассказать подноготную каждого из кланов на территории столицы, а также каждого района за ее пределами. Абарай не обольщался — он уже расспросил, кто такие Кучики и что из себя представляют, однако он никак не хотел мириться с тем, что успеха добиваются не самые настырные, рьяные и упорные, а те, кому с самого рождения благоволила судьба. — На этом всё, — поклонилась Ичиго, закончив выступление. — Если у кого возникли вопросы по теме, с радостью отвечу на любой из них. Ее довольная улыбка чуть дрогнула, когда из толпы собравшихся на урок истории всех курсов — передового, второго и третьего — взметнулась вверх только одна-единственная рука. Ксо, она знала, что Ренджи так просто не подарит ей минут славы. Он непременно попробует всё испортить в отместку за то, что в который раз она обошла его, оставляя вновь плестись за ней, а не впереди. — Да, Абарай-сан, слушаю вас, — кивнула она, собирая в кулак все остатки самообладания и пытаясь улыбаться как можно приветливее, как будто бы она вновь — леди клана и оказалась на одном из тех скучных мероприятий, где было полным-полно пренеприятнейших, но нужных клану личностей. Угрюмый парень с трудом поднялся из-за кажущегося хрупким для него стола и незаметно расправился, точно медведь после спячки. — Кучики-сан, вы сказали, что в числе героев тех времен были, в том числе, и основатели нынешних Великих Домов, но… — он неопределенно пожал плечами. Видно было, как Ренджи сам себя одергивал, но в то же время отступать он, как уже все уяснили, не привык. — Если в те времена всё Общество душ представляло собой дикие просторы нынешнего Руконгая, то не означает ли это, что аристократы — те же руконгайцы, только сумевшие подняться из самого дна? Наследники знати взорвались шумным негодованием, закололи гневными взорами и зашипели, точно клубок змей, на брякнувшего непозволительную глупость простолюдина. Правда, того мало заботили окружающие: он продолжал стоять гордо и прямо, глядя через десяток рядов вниз, на загадочно усмехавшуюся девушку за кафедрой, глаза в глаза, неумолимо требуя от нее ответа и в то же время моля ее сказать, что-то разумное, чтобы его не разорвали тут же на тысячу клочков. — Тише, господа студенты, тише, — закряхтел Этокама, призывая к порядку взбунтовавшихся аристократов, хотя, по сути, революционер в этом зале был один — тот, что не стыдился своих стремлений сгладить любые грани между высшими и низшими слоями, точно от этого зависела чья-то жизнь, точно это его до смерти допекло. Ичиго прокашлялась, пытаясь хотя бы на себя отвлечь внимание, однако добиться успеха ей не удалось. А это уже начинало раздражать категоричную принцессу. Она тут же, не теряясь, вызвала в руке небольшой Соккацуй и хлопнула им о кафедру, не заботясь особо о сохранности той. Правда, о сердце старого сенсея тоже нужно было подумать, но, к счастью, выдержка Этокамы ничуть не уступала Яма-джи: он только головой покачал, завидев глубокую трещину на тумбе для выступлений, но не мог не отметить попутно, что задумка Кучики сработала: все три класса притихли вмиг. Девушка раздраженно убрала свои волосы назад; кое-где те подпалились ее же кидо и теперь противно воняли, заставляя аристократку морщить нос. Впрочем, многие ее недовольную мину восприняли на счет ситуации, и даже самые дерзкие из ее круга заметно поежились — связываться с горячей и скорой на расправу Кучики никто не желал. — Возвращаясь к вопросу господина Абарая, — рыкнула девица, памятуя о незавершенном деле и о том, что она привыкла оставлять последнее слово всегда за собой. Ичиго зыркнула на Ренджи уже без усмешки: и надо было этому упрямцу заварить такую кашу?! Она устало потянула затекшую шею, бессознательно размяла позвонки, борясь с желанием взбодриться и попрактиковаться с вызовом шикая прямо на уроке истории и прямо на одной красноволосой мишени… — Дело в том, что основатели Великих Домов вовсе не являлись обычными душами, если вы об этом, Абарай-сан. Принцесса шумно выдохнула, несколько склонила набок голову, подбоченилась, пытаясь явно собраться с мыслями. Всё это время глаза двухсот студентов неотрывно следили за ней, что без труда улавливало боковое зрение Кучики. Всех, включая до сих пор возвышавшегося над остальными Абарая, и даже самого Этокаму-сенсея, похоже, волновало пролитие света на одну из главных тайн истории Общества душ, но… Спасительный звонок на перемену избавил Кучики от лишней информации, а случайных свидетелей истины — от Сенбонзакуры ее отца. 28-й глава клана Кучики бережно хранил тайны прошлого, и вряд ли обрадовался бы, если бы его дочь допустила разглашение их. Впрочем, принцесса клана и не собиралась делать этого — она бы выкрутилась всё равно. Ей не впервой выкручиваться из тупиковых ситуаций, в которые она сама же загоняла себя. Студенты разочарованно выдохнули, но поспешили освободить аудиторию, резво засобирав бумаги и принадлежности со столов в сумки, быстро засеменив по ступеням вверх и вниз, смотря куда и на какие следующие занятия направлялся тот или иной класс, а ведь еще нужно было успеть найти нужную аудиторию и что-то перекусить для особо проголодавшихся. — Ренджи! Ты куда? — Я щас! — отмахнулся парень и живо сбежал вниз, к первым рядам, где Ичиго, одна из последних, покидала лекторий, получив пред этим заслуженную похвалу от преподавателя, а также одобрительный кивок от своего друга, с которым неизменно сидела рядом на занятиях, а вот на переменах редко находилась, будто отдыхая от него или уважая чужое пространство на отдых — что первое, что второе было руконгайцу невдомек. — Кучики-сан, постой! Ичиго повернула голову на голос, расплываясь враз в ехидной ухмылке. — Можешь звать меня просто Ичиго, — процедила она подбежавшему парню, — раз так активно хочешь доказать, что мы из одного теста. — Брось ерничать, — ухватил ее за руку Ренджи, не давая уйти после брошенной колкости, — ты можешь сказать, откуда взялись ваши? Или я чего-то заоблачного прошу? У Кучики в неизмеримом негодовании полезли на лоб брови: суть — не в нахрапистости вопрошавшего, а в его руке, что так бесцеремонно схватила ее за локоть, будто аристократка для него — продажная девка из постоялого двора, решившая вильнуть хвостом. Хоть воочию таких картин Кучики и не видала, но, начитанной, ей именно такая параллель закралась в голову. Абарай был груб не в помыслах, это понятно, но в манерах и движениях своих он вел себя сверх меры возмутительно. — Отпуссстил, — прошипела Ичиго, сверля буравчиками во взгляде его руку, скомкавшую ее рукав идеально чистого и предельно выглаженного косодэ. Ренджи, словно очнувшись, одернул ладонь как если бы только что ошпарился. Отступив в каком-то только ему ведомом решении на шаг назад, он насупился и промычал неразборчивое: «Простите». Ичиго брезгливо фыркнула и мотнув гривой живо удалилась из класса, совсем позабыв, что этот дикий и невоспитанный руконгаец является ее сокурсником. — Ты что, следишь за мной?! — рявкнула она, когда ее нервы сдали спустя половину дороги из одного корпуса в другой, более светлый и тихий, как раз, подходивший для урока каллиграфии. — Я?! — вскипел аналогично и Абарай, который, отдать ему должное, пытался аккуратно спешить на занятие, при этом оставаясь на расстоянии от задетой им гордячки. Однако подозревать в нем какого-то извращенца он не дал! — Сдурела совсем? У меня тот же урок, что и у тебя сейчас. Ты бы почаще оглядывалась по сторонам с высоты своей колокольни. — Ты на что это намекаешь? — Ичиго хрустнула кулаками и ради такого случая, чтобы врезать по роже нахалу, второй раз за день проезжавшемуся по ее гордости, даже остановилась. Дождалась его, чтобы поцелить тому акурааат… в нос. — А-ай! За что?! — взвыл Ренджи, хватаясь за сломанную переносицу, из которой враз хлынула кровь как из ведра, пачкая парню всю студенческую униформу, как назло созданную белой. — За то, что достал уже смотреть на меня как дворняга, исподлобья! — Ичиго с большим бы удовольствием зарядила бы согнувшемуся пополам руконгайцу еще куда-то в живот или пах, да пожалела. Относительно. Резко дернула его за хвост и заставила посмотреть себе в лицо. — Если хочешь стать равным кому — так и смотри прямо! Научись различать, дубина, друзей и врагов! Я даже сейчас, в твоем скрюченном положении, не гляжу на тебя свысока. Пойми уже! Отпустив и разом оттолкнув от себя этого невежу, принцесса шумно побежала по коридору в нужную аудиторию, удерживая себя всеми силами, чтобы не обернуться назад. Ей всё равно, абсолютно и совершенно безразлична судьба этого круторогого барана, если он решил возвести вокруг себя неприступную стену, пропускающую к нему в друзья только определенное сословие, то грош цена такому человеку. — …придурок! — скрипнула вслух Ичиго вслед за массивной дверью в класс. Внутри прокатился дружный смешок: народу тут уже стало поменьше, да и комната поуютнее — все друг друга слышали и видели со всех сторон. — Кто? Айзен-тайчо? — хихикнули тут с места учителя, заставляя леди Кучики погрешить сквернословием во второй раз и чертыхнуться от сбившего ее с ног изумления. — Ги… — захлопнула она рот и пожевала губы, вспомнив вовремя об окружении. — Ичимару-сан??? А вы что здесь делаете??? — Да вот, — обмахнулся развалившийся на стуле лейтенант бумагами и улыбнулся еще шире, — дожидаюсь этого, как вы выразились, «придурка». — Я не об Айзене! — вспылила та с ходу, но произнести тираду опровержений Ичиго не дала отворившаяся за ее спиной дверь: в класс вплыла противная до оскомины доброжелательная мина капитана Пятого отряда, а уж после и весь он сам. Кучики фыркнула и прошла к своему месту. Симпатии к этому учителю она не питала и не собиралась этого скрывать, что вносило особую живость в неторопливый ход уроков по письму передового класса нынешнего первого курса. Наверняка, хитрый Лис, как-то прознав об этом, заявился сюда и ради этого представления тоже — не очень-то он торопился с подписью к своему начальству, вместо этого прядя глазами от Айзена к Кучики и обратно, всем своим видом выдавая жуткое нетерпение в ожидании чего-то занятного. Он даже ноги со стола убрал и подпер кулачками подбородок. Ну умора, ни дать, ни взять, хмыкнула его давешняя знакомая. — Итак, — прошелестел мимо первых парт преподаватель каллиграфии под восторженные вздохи первокурсниц, находивших его образцом мужской красоты и добродетели. Подобное утверждение вызывало у Ичиго, нервное подергивание глаза, ведь по ее убеждению, званием лучшего мужчины всея Сейрейтея мог обладать исключительно ее отец — утонченный, справедливый, доблестный, благородный. Каким боком такая пародия на мужчину, как Айзен-тайчо, этот зануда в очках, сутулый тюфяк и посредственный лидер, годился ему в конкуренты, девушка откровенно недоумевала. Недовольно цокнув, привлекая к себе вновь внимание чуткого Лиса, Ичиго всё же обошло стороной открытое порицание преподавателя, который, отправившись прямиком к окну и размещенным на подоконнике стопкам рисовых листов, которые ему на прошлом занятии сдали на проверку студенты, теперь принялся тщательно разыскивать нужные, соответствующее данному курсу и классу. — Итак, — повторился Айзен, углубившись в листы, — написали самостоятельную работу, в целом, неплохо. О том, как сложно на каллиграфии заработать «отлично», то есть практически невозможно, знал каждый в Академии. Счастливчиками становились разве что члены кружка каллиграфии, который вел всё тот же господин Айзен, и лишь избранные единицы, которым он не то благоволил, не то восхищался — разобрать его истинное отношение к студентам было так же тяжело, как прознать настоящие эмоции за вечной лисьей ухмылкой у Ичимару. Ичиго невольно скосила взгляд на лейтенанта, который то щурил, то приоткрывал очи, точно гипнотизирующий хозяина урчащий кот, причем на роль хозяина, хозяйки, сейчас он почему-то выбрал именно ее. Это вызывало у девушки двоякие чувства, а еще порядком отвлекало от монотонного зачитывания оценок Айзеном — мямлящий голос того вечно навевал на нее сон или, наоборот, желание крикнуть: «А побыстрее можно?!» — Акинава — «удовлетворительно», Харада — «хорошо», Цукино — «хорошо», Аогири — «удовлетворительно», Хицугая — «хорошо», Нагасаки — «удовлетворительно», Хинамори — «хорошо», Абарай… Айзен взметнул брови поверх очков, не найдя в аудитории озвученного студента. Кучики невольно потупила взгляд, взявшись с повышенным интересом рассматривать свои руки. Именно они на время вывели из строя этого парня, и благородную девицу волей-неволей начал настигать стыд за свершенное. Однако признаться публично в этом она не торопилась, поэтому пущенный в массы вопрос, куда девался Абарай, так и остался без ответа. — Ну хорошо, передайте Абарай-куну, что его оценка — «неудовлетворительно», — отложил учитель в сторону лист, на котором с расстояния и без труда улавливались жуткие каракули, никак не сочетавшиеся с искусством «красивого написания», прививаемого тут студентам. — Кира — «очень хорошо», молодец, — мягко улыбнулся Айзен признанному им юному дарованию, и, наконец, задержался взглядом на последней работе — работе студентки, обычно собиравшей высшие баллы по всем дисциплинам, как некогда и ее, имевший большой талант к наукам, отец. — Ну и госпожа Кучики — тоже «очень хорошо». Где-то в воздухе лопнула невидимая струна, и запавшая внезапно тишина в аудитории противно ударила по ушам. Кто-то из задних парт рискнул шепнуть: «Сейчас начнё-о-отся…» — Что?! — вскочила с места, огорошенная всего на какой-то миг, Ичиго, а теперь опомнившаяся и взявшаяся отстаивать справедливость. — Что-что-что??? — повторил ее позу и настрой Гин, едва сдерживая внутренний хохот: долгожданная забава для него наконец-таки начиналась! Айзен медленно обернулся на помощника и неторопливым жестом поправил съехавшие с носа очки. — Гин. Будь добр, закрой дверь с той стороны. — Да бросьте, тайчо! — хохотнул тот. — Дайте поностальгировать! Препирательства с учителями! Ммммммм, обожааааю! — Гин, — чуть слышно скрипнули зубы у капитана, — оставь бумаги и выйди вон, — настоятельно «попросили» его снова. Ичимару, выгнув усмешку уголками вниз в деланной обиде, обреченно вздохнул и прошлепал мимо Кучики. Впрочем, просто уйти и не насолить никому было бы с его стороны прямо-таки грешно. — Кучики-сан, потом расскажешь, чем дело закончилось, да? Мы с Ран-чан и Кайеном будем ждать тебя у врат Академии… — во всеуслышание дал он понять, что первокурсница — на короткой ноге со старшим составом Готэя, чем автоматически подмывал прочность ее личных достижений. Мало того, что наследница влиятельной аристократической семьи, так еще и подруга трех, как минимум, лейтенантов. Вопреки ожиданиям Гина рубиново-карие глаза аристократки проводили его с истинным хладнокровием, но Лису было не понять, сколько стоило Ичиго усилий не сорваться при всех и не скрестить с этим гадом мечи, как живо рисовало ее воображение. Всё нутро требовало немедленного наказания для надругавшегося над ее гордостью подлеца, но Ичиго сдержалась и тут. Просто абстрагировалась, чтобы не доставлять удовольствие известному склочнику, и только судорожно сдула прилипшие волоски челки со взопревшего от напряжения чела. — На каком основании вы занизили мне балл? — Настоящая леди, покончив своим равнодушием с лейтенантом Пятого отряда, перевела взор на его капитана — вот к нему у нее еще оставалось незавершенное дело. Айзен позволил себе снисходительную улыбку в адрес въедливой студентки и, взяв обратно ее работу, преспокойно указал на все недостатки: — Как же, Кучики-сан? Вот, взгляните: здесь штрих не довели, здесь ослабили нажим, а здесь? Что это у нас? Разве это точка? Вы же не станете спорить, что она далека от идеальной формы? Где-то за дверью Ичимару взорвался смехом, за спиной у Кучики напряжение настигло накала и студенты стали без дозволения использовать ханси[1] вместо вееров, чувствуя, как температура в зале увеличивается в разы. Кира непозволительно громко сглотнул и во избежание назревавшей грозы попытался утянуть подругу обратно на скамью, робко ухватив ее за рукав. Айзен продолжал невинно улыбаться в то время, как у принцессы Кучики дулась венка на виске. — Вы… — она закатила глаза, а после и вовсе закрыла веки, чтобы обрести в безмятежной темноте должное равновесие. — Вы соображаете, с кем говорите? — ровно выдала она, пока внутри всё еще только закипало. — Я Кучики Ичиго, дочь Кучики Бьякуи, председателя клуба каллиграфии и мастера сёдо[2]. — Это замечательная новость, Кучики-сан, — мягко попеняли ей, — но при всём моем уважении к вам и вашему отцу, хочу уточнить, что звание первого каллиграфа принадлежит именно вашем отцу, а не вам. Да и никто не застрахован от ошибок, не обижайтесь. Венка на виске у Ичиго стала угрожающе пульсировать и колотить ее, точно долотом. — А я, значит, по-вашему, могу опозорить честь такого отца?.. — Аристократка живо вырвала из рук учителя свою же работу и, разложив ту на парте, ткнула категорично прямым пальцем в иероглифы: — Вот здесь конец крюка «плывущего лебедя» направлен верно, в сторону точки соединения вогнутой и горизонтальной линий. Левая же «открытая» точка представляет собой ни что иное как небольшую откидную в левую сторону, и такая, да, она есть идеальна! А по поводу нажима тут уж извините, Айзен-тайчо, — резанула голосом принцесса; в нем не чувствовалось ни единой доли почтения к этому синигами. — Если вы вольны преподавать нам традиционную, китайскую, школу каллиграфии, основанную на постулате энергии кисти, это лично ваше дело и попустительство ректората. Однако вы не смеете занижать мою оценку на том простом основании, что поколения моей семьи давно проповедуют истинно нашу, японскую, манеру письма, в которой внешняя сила мазка ценится гораздо выше. Как говорит мой отец, кисть — не меч, не нужно ею рьяно тыкать в листок будто клинком; кисть должна танцевать на ханси, являть настроение мастера, а не, пф, — Ичиго одарила учителя презрением, — отражать его эго. В классе стихло. Будто жизнь в нем умерла, замерзла без звонкого, горячо протестующего и в то же время истово доказывающего свою правоту голоса наследницы Кучики. Она так и стояла, гордо вздернув подбородок, без тени уважения глядя в явно глумившееся над ней глаза, пытавшиеся скрыть свою глубинную, пугающе пустую и равнодушную, суть за бликами стекол очков раздражающе толстой роговой оправе. Впрочем, Кучики раздражало в этом типе всё. — Боюсь, — Айзен, словно бы прочтя ее мысли, снял очки и рассеянно протер их краешком своего оби. Вернув сей предмет на нос вновь, он с поразительным смирением добавил: — Боюсь, мне придется признать свою ошибку, Кучики-сан, но… — Но? — вскинула бровь только собравшаяся ликовать девушка и теперь недовольно скрестила руки на груди. — Что еще? — Состязание. Не хотите ли устроить, дабы закрепить свой успех? Ичиго нахмурилась. — И в чем подвох? — взболтнула она первое, что посетило ее голову. — В возможности моей реабилитации, — не стыдясь, признались ей откровенно. — Если я выиграю, вы тоже извинитесь перед моей оскверненной компетентностью преподавателя. А рассудить нас пускай возьмется ваш отец: уверен, он будет судить беспристрастно, даже собственную дочь. Последняя цокнула: Айзен представить не мог, насколько верны были его догадки, однако брошенный вызов в любом случае она не смела оставить без ответа. — Хорошо, — Ичиго быстро сгребла свои письменные принадлежности. — Замечательно, — ее учитель также кивнул и указал ученице на подвижную стену, которую по его просьбе пара студентов уже отодвигала в сторону. Перед классом каллиграфии как по заказу расположился сад Академии: уютный зеленый уголок, сплошь поросший фруктовыми деревьями вокруг просторных лужаек, используемых учащимися как места для перекусов и обедов. В одном из таких мест, немного вдалеке от энгавы, один из студентов задолго до перерыва уже занял свое место на дереве. Парень был ярким, отчего не заметить его не мог даже близорукий Айзен, признавший в краснеющем пятне прогульщика своего урока. — Во-он тот парень на сливе, Кучики-сан, — указал учитель, — какие эмоции он вызывает у вас, у меня? Давайте зарифмуем наши мысли и его настроение, используя, скажем, стиль гёсё[3]? Ичиго ничего не ответила — просто кивнула, взяла себя в руки, чтобы расслабить плечи и достигнуть какой-никакой гармонии с собой, и тут же, раскатав на вынесенном на энгава столике циновку и бумагу, окунула фудэ в тушь. Студенты обступили кружком состязающихся за спинами и стали с повышенным любопытством заглядывать тем через плечи, теряясь в своих ставках, кто победит. Что знатная аристократка, что глава кружка каллиграфии лихо орудовали кистями, покрывая лист даже не иероглифами, а какой-то сказочной вязью, которой рисовая бумага оживала точно цветами или мотыльками. — Готово! — довольно выкрикнула первой девушка и покосилась на оппонента, который оставил последний штрих аккурат под ее возглас. Радость победы у Ичиго несколько померкла, ведь в скорости выиграть ей уже не удалось. Оставалось сравнить слог и, собственно, мастерство изящного письма. — Зачитываем? — заинтригованно произнес Айзен и, уловив в глазах соперницы тень растерянности, неизменно усмехнулся с поблажкой: — Позволите мне начать? Как старшему? Ичиго хмыкнула и сделал позволительный жест рукой. — Зеленый сад по-прежнему юн и свеж. Хотелось бы вновь сродниться с ним. Но годы уходят… За спиной девочки едва ли в обмороки не попадали от умиления перед обожаемым преподавателем. Ичиго, откровенно, перекосило, но она поспешила приосаниться и растерянно пробежалась взглядом по своей плавной, с закругленными значками, скорописи: — Я всего лишь лист из тысячи других. На той же земле, под тем же небом. Боюсь сорваться. Изуру, сидевший близ подруги, чтобы та чувствовала его поддержку, невольно выдохнул с изумлением. Ичиго не стала оборачиваться, но готова была поклясться, что подобное вырвалось из груди у многих аристократов, привыкших сызмальства взирать на простолюдинов как на людей третьего сорта. Да, души из Рукона не были рождены здесь, они были пришлыми из другого мира, но это не означало, что они другие. В конечном счете, сейрейтейцы у руконгайцев вызывали точно такие же чувства; Ичиго успела это прочувствовать на себе, и не без помощи того же Ренджи, теперь зализывавшего раны не на лице, а на своем честолюбивом сердце. Гнет или обида — что-то однажды принудит его сорваться и свалиться с ветки, и лучше было бы предупредить это до того, как он станет таким же листом, как и многие иные, но уже мертвые синигами… Живым синигами нужно было за что-то держаться. И друзья — одна из таких веток, к которой хотелось прирасти всей кожей. — Вот значит как, — задумчиво потер подбородок капитан Айзен и отпустил ребят вслед за прозвучавшим только что звонком. Кучики же он протянул руку за листом, поясняя: — Я занесу наши работы Кучики-тайчо лично, если позволите. Аристократка фыркнула: ей не доверяли или этот мутный тип задумал какой-то нехороший разговор с ее отцом с глазу на глаз? Однако для препирательств у нее не имелось достаточных причин, поэтому Ичиго молча протянула свою еще не просохшую ханси и отвесила беглый поклон учителю, исключительно приличий ради. Она метнулась сложить свои письменные принадлежности в коробочку, но краем глаза заметила на преподавательском столе самостоятельную работу Абарая Ренджи. Не спрашивая и поступая вот тут уже совсем, не соответствуя правилам, она сунула лист с каракулями к себе в сумку тоже: нужно будет показать его специалисту почище Айзена. Конечно, на более мягкий приговор от отца-эстета да еще и таким чудовищным иероглифам Ичиго не рассчитывала, но только он и мог определить уровень безнадежности ее сокурсника. И если имелся хоть единый шанс подтянуть этого парня в каллиграфии, Ичиго воспользуется им. Она тоже как тот лист, по счастью, связанный уже с множеством ветвей. Одной больше, одной меньше. Что здесь такого? Ичиго усмехнулась своим мыслям, крутанулась на одной ноге и убежала на большую перемену. После такой нервотрепки ей просто жизненно необходимо было подпитаться чем-то хорошим. И речь шла даже не о еде. Лохматую черную фигуру, стоявшую неизменно к этому часу у ограды в глубине сада, Ичиго заприметила еще, когда сочиняла хокку. Кайен. Она, и без веления отца, устала просить его не приходить, но он, к ее радости, всё равно не слушался.