Когда сакура любит

«Вот зачем, зачем нужно бродить туда-сюда, когда здесь каждый шаг, каждый гость, каждое слово на виду и на слуху?!» Ичиго негодовала. Не бежала — перелетала буквально то расстояние, что отделяло западный корпус, в котором проводились занятия по каллиграфии, от центральных врат Академии, к которым вела широкая, устланная песком и уже заботливо причесанная дежурным классом, аллея. Заявиться туда сейчас означало мигом впасть в око всем студентам, которые высыпали на улицу во время длинного часового перерыва. Расположившись кто где — в саду на лужайках, под фруктовыми деревьями, на живописных камнях у цепочки небольших прудов, обустроенных здесь, а также на ступенях, верандах и крышах, приспособленных для досуга, большинство из однокурсников Ичиго и не только были поглощены разбором своих бенто и перекусом, немаловажным для тех, у кого следующая половина дня в расписании отводилась под затратные на реяцу занятия по кидо или же кэндо, так выматывавшие по части физических сил. Те же, кто зубрил свои записи, скорее всего, готовились к каким-то теоретическим занятиям; в основном, это касалось средних курсов, поскольку для новичков предметы подбирали всё более энергичные, а для выпускников — в основном, полевую практику с полноценно-боевыми заданиями. В глубине души Кучики, успевшая проучиться в Академии два месяца, уже не могла дождаться окончания учебы: ей хотелось поскорее включиться в эту самую практику, поскольку в теоретическом плане она, как представительница знати и наследница образованной семьи, была подкована давно и с лихвой. «Ксо! Да перестань же ты маячить!» Впрочем, ни дальнейшие задания, ни сам учебный процесс сейчас не занимал мысли юной леди, которая в сюнпо мелькала меж деревьев, перепрыгивая с ветки на ветку вовсе не достойно поведения благородной барышни. Да и как могла она строить из себя чопорную аристократку, если один надоедливый субъект так и мозолил ей глаза, так и норовил опозорить ее честь перед всей Академией, а еще просто достал не слушаться ее! А она же просила его, тысячу раз просила несносного Шибу, раз уж он всё равно навещал ее здесь, быть хотя бы на капельку менее заметным! Студентки, так и таявшие от одной его лучезарной улыбки, не давали ему прохода — устраивали настоящую слежку за ним, едва замечали за оградой примечательный строптивый ежик из его вороных волос. Долговязый и беспечный, он будто нарочно выставлялся всем напоказ. и Кучики истинно верила, что всё делалось им специально, дабы взбесить ее: Шибе нравилось ее дразнить, а еще ему нравилось играть с огнем. За несанкционированный визит на территорию Академии даже лейтенанты могли схлопотать выговор; о том же, что с опальным аристократом сделает 28-й глава Кучики, если репутация его дочери пострадает, последняя предпочитала не думать даже. Отец и так всю плешь проел ей с этим гадским Шибой, а тому — хоть бы хны: на скрип зубов сильных мира сего ему было попросту наплевать. «Вот он! Во всей красе! Полюбуйтесь-ка на него!» — Ичиго притаилась в кроне крайнего из кленов. Прильнув взволнованной от бега — а может и не только от бега — грудью к прохладному стволу, она дала себе время привести дыхание в норму, румянцу — сойти с белоснежных щек, а сбившимся волосам — распутаться на легком ветерку. Тот приятно освежал, холодил разгоряченную кожу ланит и шеи. Пускай и в более дорогом, качественном студенческом шихакушо, Ичиго всё равно мучилась жарой; весна в этом году словно бы поменялась местами с летом. Кайен по-прежнему ходил с внутренней стороны ограды вперед-назад. Он не нервничал, очевидно же, судя по тому, как норовил постоянно выставить свою фигуру из зарослей можжевеловых кустов, которые давно служили прикрытием для встреч одной парочки нарушителей правил. Ичиго сузила глаза, присмотревшись пристальней, а после — изумленно взметнула брови. Это впервые она следила за Кайеном со стороны. И что же она увидела? Самодовольная усмешка польщенной женщины тут же запросилась на ее губы: Кайен не пытался привлечь чужое внимание, но и свое — не ослаблял. Он вытягивал шею, то и дело выглядывал из живой изгороди, растерянно ерошил волосы на затылке, то скрещивал, то опускал, размахивая как в строевой, свои руки… Он всё-таки нервничал? Он??? Ичиго хлопнула ресницами, в глазах промелькнула озадаченность, но блеск в них выдал же и ее радость. Кайен, душка-лейтенант, по которому вздыхала добрая половина девушек Сейрейтея, этот самоуверенный и нахальный недоаристократ, который сам себе не мог цены сложить, неужто и впрямь волновался и волновался именно из-за нее, пигалицы, что на полтораста лет его моложе, да еще и с собственным запредельным, не уступавшим его, самолюбием? Вполне логичный вывод напрашивался сам собой, и он вызывал в шебутной Ичиго невольное умиление. «Что, если?..» — противоестественная, а может, спасительная для данной ситуации идея взыграла у Ичиго в голове. Оказавшись не готовой к подобному открытию, знатная гордячка скорее бы умерла чем позволила кому-либо показать свой страх или волнение. Посему она глубоко вдохнула, мерно выдохнула и решила обратить всё происходящее в шутку. Так стало бы в одночасье проще всем: и ей, и ему, и ее отцу, и обществу, которое заточало их всех в определенные рамки. И потом, повышенная симпатия — это славно, это прочный плюс к завязавшейся меж ней и Кайеном дружбе. Да и влюбленность, если такова присутствовала в ком-то из них, — это ведь еще не любовь. Ичиго свято верила, что-то «большое и светлое» чувство было способно разрушать любые преграды. Любовь для нее всегда ассоциировалась с поступком отца и с жертвенностью ее матери. Существовала ли иная любовь в ее понимании? Пожалуй, что нет. Аристократок ведь не учили как правильно любить, как быть любимой, их сызмальства учили быть хорошими женами и хозяйками дома. Однако и отдать весь свой мир в угоду любимому, как некогда сделала ее мать, Ичиго не была еще готова, по крайней мере, не в отношении Кайена. Он просто нравился ей, с ним было легко и свободно, ради него она бы, не раздумывая, пожертвовала своей жизнью, но она так же могла бы поступить ради любого из своих близких друзей. Ради Юширо. Ради Изуру. Даже ради Абарая Ренджи. Она бы подставилась под удар, прикрыла бы им спины, в том заключалось ее личное благородство. Но опять же, так бы она поступила ради своих товарищей, друзей. О семье вопрос даже не стоял. А вот о любимом… Что означало любить и делать что-либо для него? Ичиго не находила на то ответов, ибо слишком неопытной, несведущей, незрелой для подобных бесед и дел была. Единственное, что она знала наверняка — что не хотела отвергать Кайена. Она ощущала с ним какую-то необъяснимую, прямо-таки запредельную связь, такую, точно без этого синигами больше не существовало ее жизни, такую, словно бы он начал составлять в ней определенно весомую часть. Кучики раздраженно тряхнула головой: уж больно серьезные и щекотливые мысли приходили ей на ум во время неумолимо сокращавшегося перерыва на обед. Под ложечкой засосало вовсе не от чувств к привлекательному лейтенанту Тринадцатого, а от банального голода, ведь в который раз аристократка отказывала себе в удовольствии перекусить в Академии; у нее имелись на то причины, но она предпочитала их скрывать от других. Девушка вновь сосредоточила взгляд на лохматой макушке блуждающего в зарослях можжевельника Шибы и криво ухмыльнулась, не стыдясь возникшей каверзы в душе. Порой она была так же неумолима и мстительна, как и ее отец, а потому решила помучить своим отсутствием нарушителя спокойствия еще, раз он продолжал таскаться сюда сам, хоть ему и запрещали. Как истинная леди, не лишенная женского коварства и милых капризов, Кучики, заложив руки за спину и качнувшись на ветке с пятки на носок, кардинально отказалась от спешки на встречу. Когда нужно было, и у нее могло проявляться должное терпение, не говоря уж о желании кого-то да проучить или наказать за навязанную им волю. Соскользнув с дерева бесшумно вниз, скрытным неторопливым шагом Ичиго незаметно подкралась к кустарникам, за которым ее, похоже, никто не засек, раз продолжили расхаживание из стороны в сторону. Ичиго снова усмехнулась — хитро, как лиса, как тот Гин, что вечно задумывал какую-нибудь пакость, хотя Ичиго хотела ограничиться одним шаловливым совершенно детским… — …Бу! — Ааааа!!! — заверещала незадачливая мстительница, застигнутая врасплох сама задуманным ею «бу». Кайен, выросший точно из-под земли, заливисто рассмеялся: до всяческих проказ он тоже был охоч. — Очень смешно, — попеняла ему благородная девица и тут же надулась обиженно. — Я бы сказала: очень по-взрослому. Кайен приглушил смех, но улыбку не отпустил: — Где ты во мне взрослого разглядела-то? Душой я по-прежнему юн и полон сил! — Вижу, — хмыкнула Ичиго, — тебе бы тогда не в Академии студенток навещать, а в няньки к младенцам записаться! С ними ты определенно найдешь себя! Зеленые глаза лукаво сверкнули в ответ и смерили ее с головы до пят в подчеркнуто оценивающем жесте. — А зачем мне чужие дети? — мурлыкнул Шиба, в явном любопытстве склоняя голову набок, — Вот своих заведу и буду их веселить вдоволь, чтоб талант не растерять. Щеки принцессы Кучики закололо тепло: не то от нахального, в упор, взгляда мужчины, не то от его нелепых, но явно правдивых речей. Если первое вызывало стыд, то второе — невольный трепет, и совершенно неуместные сейчас, чисто женские, мечты о собственной семье, детях, свадьбе… — Кучики-са-ан? — Она и опомниться от мечт не успела, как ясные глаза оказались на опасно близком расстоянии к ее лицу, а от бессовестно улыбавшихся губ разило жаром посильнее несносного пекла сейрейтейской весны. — Кучики-сан, а, Кучики-сан, не хочешь мне помочь с детьми? Она опешила, взметнула брови едва ли ни до небес, но тут же крутанулась на пятках, желая не видеть синигами, столь смутившего ее, желая спрятать зардевшиеся щеки, желая найти резкие и отрезвляющие слова в ответ на подобное безумие, как вдруг… заприметила вошедшую во врата процессию со знакомыми людьми и знаменами, отшатнулась, порывисто отпрянула назад и ударилась спиной в Шибу. — Мать честная, а это еще что за? — присвистнул тот и, вытянув шею, с повышенным интересом оглядел толпу прибывшего народа. Ичиго дернула его за рукав и заставила мигом сесть на корточки, погребая их обоих в густых ветках кустарника от чужих глаз, что могли точно узнать ее. Кайен только рот успел раскрыть, спросив, что случилось такого, как Ичиго снова дернула его за рукав и заставила следовать за собой. Им определенно следовало как можно дальше убраться от центральной аллеи с непрошеными гостями, и крыша самого верхнего из корпусов Академии подходила для укрытия более чем. — Хо-хо, — присвистнул лейтенант, разбирая уже с высоты здания цель визита столь массовой процессии. Всё-таки церемониал аристократов он знал не понаслышке. — И кто это у вас так обедает?! — Я. — Ичиго обреченно выдохнула и села на самый край крыши. Она с некоторой печалью взялась наблюдать за чередой носильщиков и стражников, разодетых в гербовую одежду клана Кучики, на служанок, всех сплошь со сложными прическами, в кимоно и веерами с клановой геральдикой. Половины из них она не только имен, но и лиц не знала, отчего принцессе клана справедливо казалось будто отец нанимал людей со стороны, чтобы побольше ей досадить и заставить покориться его желанию, а именно — уйти из Академии и продолжить образование за закрытыми вратами родового поместья. Это несомненно сулило непосильную скуку для той, что уже вкусила битвы, что увидела мир гораздо шире, чем тот, что был показан ей в столице, да и вообще — будущее открывало заманчивые перспективы для продолжательницы рода и традиций великих Кучики. С Сенбонзакурой на дорогой перевязи Ичиго не могла уже обернуть время вспять и стать прежней. Отец должен был знать об этом, как и постараться понять ее. Он уже никогда не сможет оберегать ее, как свое маленькое дитя, от всех возможных бед. Наставал час, когда Ичиго должна была отплатить ему за заботу и воспитание: она, в свою очередь, должна была научиться самой постоять за себя, а вместе с тем — и за него, и за всех, кто был ей дорог. Именно за этим она пришла в Академию, а ей продолжали мешать. — Видишь ли, какая забавная штука получается… Волосы Ичиго чуть взволновало движение воздуха, когда непроходимый наглец сел рядом, вплотную к ней, плечом к плечу. — Ну? — устало посмотрели на него в ответ. — Мое недавнее предложение, — выделил он последнее слово, — оно могло бы в некотором роде избавить тебя от навязчивости отца. Он бы сразу утратил свое влияние на тебя, обзаведясь ты мужем. Реакция на подобную альтернативу застала Шибу врасплох: Кучики робко улыбнулась, но уверенно помотала головой. — Я не хочу этого. Мне нравится, что мой отец так заботится обо мне. Это приятно. — Она мельком бездумно пригладила ткань хакама на коленях и добавила всё же осознанно: — И потом, если я уйду из-под его крыла, кто тогда останется с ним? Кто знает, как бы пережил он смерть мамы, если бы я ни появилась у него? Нет. — Ичиго снова самозабвенно помотала головой. — Уйти от него равносильно убийству. Это как будто бы я своими неблагодарными руками всадила бы ему кинжал в спину. Мой отец не заслужил такого, определенно, не заслужил. Кайен притих. С интересом разглядывая девушку, так рьяно вещавшую о преданной любви к родителю, он ненароком забылся. Засмотрелся на ее лик, на ее сияющие решительностью глаза, на гордо вздернутые нос и подбородок, а также на неприлично длинные ресницы, что цеплялись за редкие прядки волос, ниспадавших ей на чело — некоторые из них, такие же норовистые, что и их обладательница, никак не желали быть заточенными в кенсейканы, хотя девушке эти показушные украшения шли гораздо больше нежели ее заносчивому отцу. Лишь по одной спеси в Бьякуе уже можно было подметить в нем типичного Кучики. В Ичиго же улавливались и нет черты их клана. Частица Хисаны в ней изменила его принцессу, сделав ту гораздо приземленней, человечней, добрей, и даже веселей. Она вдруг просветлела — куда и девалось постное лицо Кучики, только что грустившей по очередной выходке отца. Широко ухмыльнувшись, Кучики тотчас метнула в Шибу хитро-колкий взгляд и не забыла язвительно попенять: — Какое неуклюжее предложение, разве так просят руки у благородной дамы, Шиба-сан? А как же любовь? Ее неудавшийся жених не остался в накладе — тоже рассмеялся и продерзил: — Твоя правда, Кучики-сан! Столь очаровательного мужчину, как я, не любить, конечно, невозможно, а вот полюбить такую вредину как ты… Нууу, мне придется сильно постараться! Ичиго сердито ткнула Кайена локтем и закатила глаза: — Ты неисправим! Вот откуда, скажи, откуда у тебя столько нахальства? — Ммм, — с интригой протянул лейтенант и поиграл бровями, — нужно знать места. Могу и показать, если хорошо меня попросить. Ему во второй раз прилетело — уже с подзатыльником: в такие моменты Ичиго становилось всё равно на разницу в возрасте — она хотела истинно придушить Кайена, точно тот был нашкодившим Юширо или занудствующим Изуру, что выросли вместе с ней. Только с друзьями детства прежде Ичиго удавалось сохранять врожденную непосредственность, и вот, спустя столько лет, у нее появился еще один друг, перед которым ей можно было не строить из себя благовоспитанную принцессу Великого Дома по той простой причине, что Кайену претили церемонии; это видно было невооруженным глазом. Он и впрямь как был так и оставался бунтарем на пару с великовозрастным ребенком, что не переставал шалить из глубин его светлой души. Отсмеявшись и отойкавшись от дружеских тычков, посокрушавшись на счет доли бедняжки Аянэ, которой приходилось выдавать из себя госпожу и поглощать множество перемен блюд — благо, шляпа с широкими низкими полями и густой вуалью в пол ей в том здорово подсобляла, Ичиго наконец спросила у друга то, что давно ее подмывало: — Ты так и не рассказал мне, как умудряешься пробираться сюда незамеченным? Ичиго окинула взором огороженную территорию Академии — опоясывал ту забор в три-четыре раза выше роста среднестатистического синигами, не говоря уж о расставленных по периметру дозорных, а также специальных кидо, не подпускавших к обители студентов, которые проживали в местном общежитии в превеликом множестве, непрошеных гостей вроде пустых или озорничавших старших синигами. — Ат, — отмахнулся Кайен и выудил из-за пазухи бумажный сверток, в котором бывало припасено уже по сложившейся за два месяцы традиции кое-что вкусненькое. Теперь лейтенант узнал, чем обусловлен у Кучики прогул обеда. Он-то самоуверенно полагал, что из-за встреч с ним, и считал своим долгом накормить аристократку, тратившую на него свое драгоценное время и репутацию, но всё оказалось намного прозаичней — в стиле извечной проблемы отцов и детей. Ичиго с благодарностью приняла гостинцы — на сей раз, это были конфеты от знавшего про отлучки своего лейтенанта Укитаке-тайчо, а также один ранний персик и парочка онигири. Смешно уминавшую пирожки девицу зеленые хитрые глаза всё же гипнотизировали на предмет более возвышенных разговоров, чем о простецкой пище да о несложном способе пробраться сюда. Все выпускники Академии прекрасно знали о том, ведь оценить первогодок, в особенности — женского пола, считалось священным долгом любого — читай, любвеобильного, — синигами. Кайен осторожно задел плечом свою собеседницу и кивнул ей на ограду к востоку от центральных врат. — Во-он там, Гин давно разрушил заклинание и разобрал кладку в стене. Дыра небольшая, в два сяку, но путь проверенный годами, да и дело прибыльное. Лис не только нору где угодно горазд прорыть, но и выгоду из этого извлечь по максимуму. Он сдирает немаленькую плату за сей секретный проход. Ичиго повернула к Кайену изумленное лицо: вот так, значит, Академия заботилась о своих учениках?! Страшно было представить, какой разнос ректору устроят аристократы, когда дознаются о нарушении мер безопасности для своих наследников… Внезапно вырвавшийся наружу смех Кайена заставил Ичиго встрепенуться и опомниться разом; ее опасения были развеяны бумагой, которой помельтешили у ней пред носом. — Да шучу я, Кучики-сан, расслабься. О-ох, — обреченно помотал этот шутник головой и в доказательство своих слов развернул свиток — в нем содержалось письменное разрешение от Укитаке-сана на его посещение Академии. Шиба расхохотался вновь, до колик в животе. — Ну и ну, Кучики-сан, у тебя такое лицо… Неужто впрямь увидела во мне злостного нарушителя дисциплины? Девушка осклабилась. Чувство юмора всё же было присуще ей, явно не наследуя в этом характер отца. Проказы, шалости, озорства — да, всё это было не в новость юным Кучики, но вот шутить и ценить шутки мог далеко не каждый из них. — Ты — нет, но с Гина станется такое сделать, — заметила Ичиго и тоже поддалась ласковому солнцу: прикрыла веки, отринула напряжение в бровях, позволила себе блаженной улыбкой поприветствовать хорошую погоду. В голову не к месту с подобной сладостью мгновений полезли воспоминания о сегодняшней выходке Ичимару. Она не злилась уже даже на него, скорее — просто устала от его длинного языка и любопытного носа. — Представляешь, что этот гад выкинул только что? — беззлобно выдала аристократка, желая поделиться своим возмущением с кем-то, кому можно было бы довериться. — Во всеуслышание намекнул, что я — на короткой ноге с половиной старших офицеров Готэя. С ним, с тобой, с Рангику-сан и… Кайен мгновенно откликнулся смешком. С показным, вместо дельного, сочувствием он покачал головой, за что получил коронный «убийственный» взгляд Кучики и новый тычок в плечо. Ичиго на сей раз ответили беспорядком на ее макушке — Кайен нахально взъерошил барышне волосы. — Ну и глупая ты порой бываешь, Кучики-сан, — не перестал он нарушать прическу с кенсейканами, хоть от его наглой лапищи стали отбиваться и уворачиваться. Шиба скалился солнцу, беззаботно принимал рассерженное пыхтение в свой адрес и продолжал пояснять, как мудрец совсем еще несмышленышу: — Все и без Гина давно знают, что ты вхожа в Готэй. Сама подумай, одна идея театра, затеянная тобой, прогремела на всю столицу. Ты же не одна его делала? И вовсе не одна собиралась играть в нем. Так что, всё логично. Спешу заверить тебя, что вопреки мнению Бьякуи, вас окружают не сплошь идиоты. У Ичиго на миг вытянулось лицо, но уже в следующий — она закивала и посмеялась над собой. Ее звонкий, ребяческий смех сливался в унисон со смехом бархатным и добрым; Кайен излучал тепло, и, казалось, что солнце — вот, в его лучезарной улыбке, а не над головой. Ичиго даже с растерянности взметнула взгляд в небо, дабы сравнить, чем вызвала ответное недоумение у своего приятеля. Да, пожалуй, она могла так его называть, хотя всё равно дружба их чудилась ей во многом странной… — Господин лейтенант Тринадцатого отряда? Внезапно и душевные метания Ичиго, и сложившуюся внешнюю идиллию меж парочкой синигами нарушило третье лицо, появившееся так негаданно и неожиданно, точно выпавший снег посреди весны. — Он самый, — с неизменным смешком ответил Кайен студенту, вышедшему из сюнпо аккурат у него за спиной. Это было довольно опасно, но судя по собранному виду и жесткости в очах внезапно нарисовавшегося блюстителя дисциплины, последнего мало интересовала встреча с занпакто синигами лейтенантского уровня. В отличие от «нарушителя» юнец выполнял свои обязанности префекта, хоть и не особо хорошо. — Чем обязан, — поднимаясь с места, поинтересовался Кайен, — господин староста? От взора Ичиго не ускользнула та холодность, что сквозила теперь в мягких зеленых глазах — оказывается, душка-лейтенант мог быть и чрезвычайно суровым, если того требовали обстоятельства. Это было само собой разумеющимся, однако Ичиго прежде никогда не видела его таким… напряженным, что ли? — Хэй, Шухей, что ты себе позволяешь?! — Она также вскочила на ноги, узнав в воинственно настроенном префекте шестикурсника, с которым некогда общалась. — Как смеешь так неуважительно обращаться к представителю Готэй-13?! — Это территория Академии синигами, а не Готэя, — холодно произнес парень, по-прежнему глядя на того, кто не имел права здесь находиться, а не на девушку. — Господин Шиба, Вы не являетесь преподавателем и Вас нет в списке посетителей на сегодня, поэтому настоятельно прошу Вас покинуть пределы Академии. Кучики гулко хлопнула веками в запавшей тишине. Невольно оказавшись меж двух огней, стоя меж двух мужчин, сверлившим друг друга откровенно неприязненными взглядами, она осознала, насколько стремительно и страшно те оба менялись в ее глазах. И Шиба, и Хисаги отличались сдержанностью по части конфликтов — это она уяснила и запомнила еще во времена работы над театром и пьесой. Однако нынче этих двух словно кто подменил — их чуть суженные глаза таили грозы, а сцепленные добела губы словно бы сдерживали не слова, а екаев, вселившихся в них. Что за муха укусила их? Кучики невольно металась взглядом меж тем и другим и недоумевала с таких нелицеприятных перемен. Кайен первым отвел глаза — чтобы скрыть вернувшуюся к нему насмешливую улыбку, которую усердно пытались не выпустить на волю уголки рта. — Хорошо, я уйду. Прошу прощения за нарушение дисциплины, — просто сказал он. — Что? — опешила Ичиго: с чего это он так быстро сдался и сделался послушным??? — За что ты извиняешься?! У тебя же есть бумага от сенсея! Покажи ее и… — …не стоит заступаться за меня, Кучики-сан. — Он неизменно хохотнул с озорством и вдруг очертил пальцами ее овал лица. Так бесцеремонно, с вызовом, по-свойски, и в то же время — почти невесомо, едва касаясь кожи, но Кучики словно языком пламени кто облизал. Она вспыхнула и невольно отпрянула; на дне зрачков ее читался испуг и оторопь. Шиба опасливо протянул: — Я тут немного приврал насчет разрешения капитана… Ичиго за миг из зардевшейся со стыда девицы превратилась в разъяренную львицу. — Что?! — рявкнула она, заставляя теперь уже Кайена скользнуть назад, на безопасное расстояние. — Да-а, оно немножко устарело, эдак на пару десятков лет, н-но… У аристократки дрогнули пальцы у рукояти катаны. «Что там отец говорил по поводу Сенбонзакуры как средства избавления от компании Кайена?..» — Хэй-хэй, — враз рассмеялся тот и одарил девушку лукавыми бесенятами, заплясавшими в зелени его хитрющих глаз, — я же ради твоего блага, Кучики-сан! Чтобы ты не волновалась за меня! — Шиба Кайен, т-ты… знаешь кто… — Уязвленная Ичиго с досады даже ногой топнула, однако Кайен вновь подобрался и смыл веселье с лица. — А на Вашем месте, господин префект, — обратился он тут к другому студенту, в голосе его, как старшего, чувствовалась порицательная резь, — я бы озаботился проверкой ограды, если кто-то не хочет схлопотать дисциплинарную выволочку… — Это угроза? — взбеленился всегда ответственный Хисаги — его редко могли уличить в проступках. — Что Вы, просто дружеское предупреждение, — похлопали его панибратски по плечу. Старшекурсник раздраженно сбросил с себя чужую руку и зыркнул волком исподлобья. Шиба нагло улыбался на его неспособность возразить старшему и надменно поглядывал, даром что больше не-аристократ. Расслабленно скрестив руки на груди, он всем видом показывал свою заоблачную самоуверенность — будто бы во всей ситуации, и вправду, не он был виноват, а не должная организация безопасности Академии. — Что ж, я проверю, господин лейтенант, будьте спокойны на этот счет, — вновь отрезал парнишка и неуверенно обернулся на вторую виновницу нарушения внутриуставных правил. Судорожно сглотнув, Хисаги дернул головой и впился колючим взором обратно в лейтенанта — словно бы одним взглядом, хотел вывести его немедля за пределы Академии. Юноша был настроен крайне решительно. — Ну-ну, — хмыкнул Шиба с загадочной улыбкой и обогнул старосту, чтобы проститься с той, кого пришел навестить. — Кучики-сан, разрешите откланяться, — отвесил этот позер поклон и, кивнув себе за плечо, хихикнул и игриво протянул: — Не стану создавать конкуренцию твоим местным ухажерам. — Чегоооооооо? — У Ичиго вылезли на лоб глаза, отчего Шиба расхохотался уже во весь рот. Дабы не давать бесполезных объяснений, лейтенант тотчас исчез пред Кучики, являя ей покрасневшего как рака Хисаги, которого до этого заслонял. Старшекурсник стоял, словно окаменевший: не моргал, не дышал и вообще не подавал бы никаких признаков жизни, если бы лежал. Внизу ударили в колокол, подавая знак, чтобы студенты закруглялись с перекусом и сворачивали все дополнительные подготовки — на занятия в Академии не принято было опаздывать, поскольку за допущенную провинность приходилось отрабатывать либо лишней тренировкой, либо внеочередным дежурством, либо внеплановой уборкой класса или территории. Кому как ни старосте Академии было о том знать и исправно следовать распорядку, во всём подавая пример для подражания, а он… стоял, не смея пошевелиться и пялясь в одну точку, которая отчего-то сосредотачивалась у Ичиго во лбу. Та, естественно, нахмурилась — столь пристальное внимание к ее персоне хоть и было не в новинку для принцессы Дома Кучики — благодаря ежедневно устраиваемым отцом демонстрациям богатств и влияния их клана, она привыкла быть у всех и на виду, и на слуху, — однако быть объектом интереса человека, который ей откровенно разонравился в силу вполне конкретных обстоятельств, Кучики не желала. Хисаги ее, мягко говоря, раздражал. А тут еще и Шибу прогнал… — Ты так и собираешься простоять здесь столбом до десятой стражи? — бросила она с укоризной, минуя «живую статую» в виде префекта Академии. Оказавшись у него за спиной, она остановилась, поддавшись не то любопытству, не то желанию разобраться в случившемся. — Что ты устроил здесь? К чему вся эта травля Кайена? Мы в три раза младше него и в тысячу — бесславнее. Как смеешь ты пенять лейтенанту, у которого в попечительстве целый отряд боевых синигами, какой-то студенческой дисциплиной? Это смешно, ты смешон. Хисаги выровнял сгорбившуюся под гнетом стыда спину, но к девушке, которой устыдился, так и не обернулся. Стоя по-прежнему, спина к спине друг к другу, он чуть слышно, растеряв напрочь все свои отвагу и убеждения, пробормотал: — Я один из четырех старост, что отвечают за порядок во всей Академии. К тому же я курирую первые курсы. Это моя обязанность — следить за безопасностью таких же, как и Кучики-сан, первогодок и не допускать на вверенную мне территорию кого-либо из посторонних, будь то генерал или сама королевская стража. Я чту и выполняю распоряжение ректора, который здесь — царь и бог, и мне непозволительно… — …ясно, — резко перебили его. Ичиго прикрыла глаза и похрустела затекшей шеей: она тоже держала осанку, держала лицо, держала себя в руках, чтобы не оскандалиться из-за визитов лейтенанта Готэя или из-за разборки с шестикурсником. Ох, а ей так хотелось поставить его на место… Выставляя прочь Кайена, он походил не столько на блюстителя порядка, как на ревнивого супруга. Недаром Кайен приплел ту шутку о «кавалерах». И вправду смешно. Ичиго снова было смешно представлять подобную романтическую чушь. — Хм, какой исполнительный, — обронила она, делая оробелый шаг вперед и в то же время от префекта, — а Кайен решил, что такое рвение из-за меня… В ее голосе скользнуло какое-то огорчение. — Кучики-сан! — Хисаги обернулся быстрее ветра, но даже хвост длинной гривы черных волос в двери не успел взглядом поймать — сюнпо у этой первокурсницы было превосходным, недаром о нем уже ходила молва. Лестницы. Лестницы. Снова лестницы. И пересечения бесконечных коридоров меж ними. Здание Академии было огромных размеров, имело множество корпусов и павильонов, а прилегавшую к нему не менее внушительную территорию составляли чудесные парки да сады, что перемежевывались с учебными полигонами для занятий по занкенсоки. И искусство сражения на мечах, и тренировки по рукопашному бою, и практика по кидо, а также постижение мерцающего шага — все из четырех основных и неотъемлемых дисциплин, воспитывавших полноценного синигами, требовали достаточно простора для действий. В особенности, если к ним прибегали неопытные, делавшие больше ошибок, нежели успехов, первогодки. Ичиго вылетела из главного корпуса на всех парах и оглядела опустевший двор: похоже, она всё-таки опоздала на занятие, раз обедавших студентов и след простыл. «Чертов Кайен!» — стукнула кулачком по двери Ичиго и, по привычке длительного ношения кимоно подобрав хакама, сбежала вниз по высоким ступеням, на ходу набирая скорость мерцающего шага. «Чертов Хисаги!» — Аристократка не переставала поносить двух парней, что обеспечили ей сегодня безоговорочное дежурство после уроков, тогда как она собиралась посвятить свободное время медитации с занпакто. Она тратила на попытку разговора с ним любую из подворачивавшихся возможностей: уж больно хотелось наследнице познакомиться с духом Сенбонзакуры, разузнать, что за способности та могла ей преподнести, что за знания преподать, что за приключения приоткрыть, с ее-то возможностями. «Ага, мечтай-мечтай», — рассмеялись Ичиго где-то в левое ухо. «Это не мечты, а цели!» — рыкнули в районе правого и похвалили: «Молодец, так держать». Кучики заметно воспрянула духом, хоть и с подозрительностью относилась к голосам в своей голове. Их было определенно два. Задорный и ласковый — с одной стороны, и, словно в противовес ему, с другой стороны — едкий и пренебрежительный. Полные противоположности, судя по настрою, и вызывавшие в ее сердце такие же, смешанные, чувства. Первый из них вдохновлял на подвиги, второй заставлял копаться в себе, выяснять, что может быть не так и откуда в наследнице Кучики за тридцать поколений мог взяться парный занпакто? Ичиго не сомневалась в том, что ее — именно такой, хотя такие выводы не имели под собой почвы. Случаи обладания парой мечей средь синигами можно было счесть на пальцах одной руки, а она — дочь своего отца, до мозга костей и до кончика белоснежной катаны. Такая дикость, такой изъян в их идеальной семье был невозможен, нелеп и где-то позорен даже; Кучики чтили традиции, историю, предков, и любое новшество расценивалось ими как революция, бунт, перелом. Вот почему Ичиго так пугало двухголосье, слышавшееся из ее души; вот почему она больше молила небеса, чтобы ошиблась при своих расчетах, нежели радовалась возможности получить вместо одного меча сразу два. По правде говоря, сражаться одновременно двумя клинками сразу она не пробовала; ни уроки учителя по кэндо, ни тренировки отца даже не предполагали подобного. Впрочем, на очереди у опоздавшей на занятие Кучики было вовсе не зандзюцу, а кидо. По счастью к представлению нового материала преподаватель еще не дошел — господин Каджо любил долго разглагольствовать на тему сложностей своего предмета, который он неустанно требовал называть «не иначе как искусством», а вообще, «если отправиться к истокам и вспомнить о том, что кидо представляет собой не иначе как „магию демонов“»… Словом, Ичиго поспела как раз вовремя — на тот момент, когда Каджо-сенсей в сотый раз рассказывал во вступительной части особенности создания основных заклинаний, то есть — она не пропустила равным счетом ничего, ведь эта лекция повторялась для студентов из раза в раз, всё с той же монотонностью и гордостью в глазах, а также неизменным нареканием под конец, что «синигами» нынче пошли не те, что «им бы мечом махать, а не чтить умения древних героев». — Ками-сама, ну и скукотища, — обреченно выдохнула Ичиго, садясь между Изуру и Ренджи, мельком отмечая про себя какой-то упущенный ею момент. — Хэй, а когда это вы успели подружиться? — Кучики-сан, — призвал ее немедля к тишине глазастый Каджо, — хотите, чтобы я накинул Вам для отработки еще сотню «Шаккахо» в качестве наказания? — Никак нет, прошу прощения, — извинилась тотчас аристократка, не желая вступать в дискуссию, ибо тут она точно была виновата, да и пальцы от сотни «Шаккахо» точно сотрутся в кровь — она уже знала об этом не понаслышке. Так, по части нарушения дисциплины на уроках кидо Кучики числилась на втором месте из-за своего нетерпения и подсказок тем несчастным, что не владели кидо так же мастерски, как она или ее друг, Изуру. Лидировал же средь «вечно провинившихся» — Абарай, и его болтливость здесь, как раз, была не при чем. У него просто катастрофически не складывалось с заклинаниями — они поджигали его, он — полигон, пламя с полигона перекидывалось на прилегавшие деревья и Академию в который раз поднимали по команде, во избежание пожара. Таких проколов было ровно столько же, сколько и выбоин от неумелых кидо этого неумехи-студента на закрепленном за первогодками поле. Так и не удовлетворив своего любопытства на предмет знакомства парней, девушка шумно выдохнула, обменялась красноречивыми взглядами с друзьями, мысленно пеняя им, что без ответа те от нее всё равно не уйдут, и, приосанившись, принялась дослушивать нудную подводку к практической части занятия. По плану сегодня студентам предлагалось опробовать хадо номер 63: «Райкохо», достаточно сильное для новичков, но похожее на уже изученное ими «Шаккахо» и достаточно увлекательное: из-за схожести своей формы с серо, каждый юный синигами мог примерить на себя шкуру «пустого». Забава странная, конечно, но в детстве Ичиго с Юширо в нее играли напропалую. Практика начиналась как всегда уныло: настройка, разминка, простейшие манипуляции с реяцу. Далее концентрация духовной силы повышалась, давление уплотнялось, рейши становились более осязаемыми и предполагали к преобразованию в определенные сгустки, формы, фигуры. Для того, кто сызмальства обладал огромными запасами рейрёку, контролировать ее не составляло особого труда, ведь она являлась такой же неотъемлемой частью аристократа, как для любого — рука или нога. Иное дело — руконгайцы, сила которых отличалась нестабильностью и безвекторностью. — О, гляди-гляди, сейчас посмеемся! — Ну всё, теперь начнется. — Я, пожалуй, отойду на пару… десятков шагов назад. — Да ладно, из первых рядов куда забавнее следить за провалом этого недотепы! Шепотки такого рода рокотом прокатывались по передовому классу только в одном случае — когда отрабатывать заклинание на позицию выходил Абарай Ренджи. Именно из-за последнего на их курсе отменили проведение занятий кидо в шеренгах или в парах: видимо, родители знатных детей не хотели рисковать здоровьем своих чад, а преподавательский состав счел такие опасения обоснованными. Ичиго, хвастливо жонглировавшая в этот момент сразу несколькими шарами из реяцу желтого света, под разобравшийся шумок также оглянулась через плечо. Вслед за напрягшимся Изуру, она также насторожилась на случай взрыва и необходимости уносить ноги подальше, однако куда больше ее разбирало любопытство: наблюдать за потугами этого упрямца из Инузури было нечто вроде маленького представления. Руконгаец неизменно проигрывал в схватке с проклинаемым им кидо, но всё равно не сдавался, что было достойно уважения. Кроме того, Ичиго не могла не поражать решительность во взгляде, откровенно говоря, полного профана в этой дисциплине: Ренджи выглядел так, словно бы выходил сражаться с невидимым монстром насмерть, и не было в его колючих зрачках и мужественных чертах лица и намека на трусость, хотя шишек и ожогов у Ренджи имелось не меньше, чем рытвин от его промахов на полигоне. Меж студентами запала тишина. Каджо-сенсей заметно сглотнул и приставным шагом постарался самоликвидироваться из зоны возможного взрыва. Ичиго хмыкнула на подобный «пример доблести», но как и все, затаила дыхание, когда Ренджи, прокашлявшись в кулак и заняв стойку, резко выдохнул точно перед прыжком на незримую глубину и резво пробасил необходимые слова: — Разбросанные кости зверя! Пик башни, алый кристалл, стальное колесо. Помчитесь и обратитесь ветром. Остановитесь и обратитесь ничем! Свист летящих копей да наполнит пустой замок! Хадо номер шестьдесят три: «Райкохо»! Ба-бах! «А начиналось всё довольно неплохо…» — вздохнула разочарованно Ичиго и с жалостью посмотрела на перемазанного в копоти Ренджи, которого отбросило силой чрезмерного взрыва в сторону от того места, где он стоял — теперь там красовалась замечательная дыра размером с приличного пустого. Первокурсники дружно рассмеялись — никто не ожидал иного исхода, скорее наоборот — все бы знатно удивились, если бы из попавшего к ним в ряды бродяжки вышел толк. В понимании многих аристократов кидо, как ни одно другое умение, считалось привилегированным, присущим именно их сословию, ведь оно требовало не просто умелого обращения с большими запасами реяцу, которые порой наблюдались и у варваров, пришедших из-за стены, но и изящества управления не только рейши, но и словом, что было не дано тем, кто был запредельно далек от понимания прекрасного и возвышенного. — К-к-ксо! — Абарай никак не мог выплюнуть всю пыль и траву, что набились ему в рот, когда от взрыва он пропахал носом половину полигона. Казалось, только эта проблема и занимала его, а очередной провал и насмешки однокурсников он уже воспринимал как обыденность. Правда, смеялись над ним не все, а некоторые из не смеявшихся и искренне сочувствующих нескладному верзиле из Рукона даже осмелились подойти к нему и протянуть руку помощи. — Не обращай на них внимания, половина из них — скудоумные лентяи, попавшие в Академию за деньги и связи своих родных. — Кучики? — вскинул брови Абарай, словно бы не веря тому, чье лицо оказалось перед ним. По пойманной им руке, что помогла ему подняться на ноги, он не сразу разобрал аристократическую длань. Девушка закатила глаза: — А ты рассчитывал на кого? Что сам Ямамото прибежит тебя пожалеть, хех? Парень что-то буркнул нечленораздельное и отряхнул форму. Воровато оглянувшись на всё еще ржущих недругов своих, благородных, по большей части, только на словах, но отнюдь не в сердцах, а после вновь, с подозрительностью, посмотрел на проявившую к нему участие аристократку. В его круглых глазах читался немой вопрос на предмет подвоха. Кучики снисходительно фыркнула и, крутанувшись на пятках, заложив руки за спину, начала путь в сторону противоположного от скопления студентов края полигона. — Ты идешь или нет? — было единственными ее словами замершему на месте Абараю. На диво, ни пререканий ни препирательств со стороны того не последовало, равно как и расспросов — совсем скоро он побежал за Кучики словно приманенная собачонка. Ичиго довольно усмехнулась, зная, что ее не увидят. Ее однокурсник не обгонял ее, не шел в ногу, держался поодаль. «Боится, что ли?» — внутренне посмеялась она, не допуская в Ренджи элементарных признаков на уважение. Впрочем, ей не было никакого дела до того, как Он к ней относился — Она решила ему помочь, значит, ему оставалось только повиноваться. И хоть покорность также не вязалась с образом руконгайского хамовитого бродяги, однако даже самая дикая дворняга не станет кусать руку, ее кормящую. Ренджи, осторожный и обособленный, не посмел бы отвергнуть тех немногих, кто благоволил ему здесь, средь стаи породистых отпрысков самых знатных из семей. Ему нужен был если не приютивший его хозяин, то добрый друг — наверняка. Это придавало Ичиго еще большей уверенности взять руконгайца на поруки. — Начнем с того, что ты всё делаешь неправильно, — бросила Кучики еще до того, как они достигли приглянувшегося ей места. Остановившись, она показала иную стойку, которая не подпадала под объяснения учителя и не соответствовала именно «Райкохо», но, исходя из необузданности реяцу Абарая, Кучики предположила, что более воинственная, с упором в ногах, позиция станет ему удобней. — Так, теперь встряхни руки, — приказала она, — сбрось с них напряжение, но силы не отпускай. В твоем случае контроль — совершенно бесполезная ерунда. Не заглушай ее. Ренджи кивнул и повиновался, однако подчиняться приказам беспрекословно было не для него. — А с чего это ты раскомандовалась? Откуда я знаю, что твои советы не угробят меня окончательно? Ичиго цокнула: — Не угробят. В отличие от твоего босоногого детства и извечной борьбы за выживание, я в своем, по твоему мнению,  полном достатка и безделья, щелкала кидо как орешки, и поверь, что моя реяцу в те времена была не настолько ровной, как сейчас. Так что, я бы на твоем месте сказала бы спасибо, что с тобой делится секретами воспитания силы не абы кто, а отпрыск Великого Дома. Руконгаец надулся, буркнул что-то слабо похожее на благодарность, но Ичиго та и не волновала особо. — Отпусти реяцу. Совсем. — Она бросила лукавый взгляд на опешившего Ренджи и усмехнулась тому с вызовом: — Или кишка тонка? Боишься, что потом не возьмешь себя под контроль? — Ничего подобного! — огрызнулся тот и опалил Ичиго вырвавшейся на свободу ало-горячей, хлесткой реяцу, словно бы под стать его ярким и непослушным волосам, которые нынче рассыпались по плечам парня. Как и его брови, последние уже успели заполонить загогулины черных татуировок. Зачем их наносил на себя и без того приметный Ренджи, Ичиго понятия не имела, но расспрашивать не стала бы, даже если бы умирала от любопытства. — Хэ-э-эй, Кучики… — Самоуверенность парня тут внезапно сдулась. — …оно растет, слышь?! Она криво улыбнулась, с толикой шалости в загоревшихся рубинами очах. — Так надо, — отрезала, не без удовольствия отмечая, как крепчает и растет на ладони ее невольного ученика шар желтого света; он уже пробивал нетерпением и желанием рвануть. — А теперь хватай! — Кого? — Шар, дубина! — Сдурела? — Делай, как говорю! — рыкнула Кучики. — Живо схватил в лапу шар — это твоя реяцу, она не обожжет! — Чего ты обзываешься? Лапу, лапу… — скрипнул зубами Ренджи и, морщась от тяжести удержать собственную силу, смачно выругался. — Завались! — прикрикнула на него Ичиго и в момент перехватила его трясущееся запястье: — Держи! Не отпускай, терпи, пока не ощутишь до последней духовной частицы весь выброшенный тобой в руку сгусток энергии. Только потом, только так сможешь заставить заклинание преобразоваться в форме молнии… — Каааак? Как из шара можно сделать молнию?!! — злился и недоумевал парень одновременно. И скрипел, и пыхтел, и стирал до корней зубы, чертыхаясь на всех и вся, и проклиная Ичиго, ведь чем дольше он держал реяцу, тем больше та пропекала ему руку. Гадская девка соврала? Или это само собой вырастающие и пробивавшиеся из шара молнии рвали взбесившимися псами его пальцы! — Аааааа!!! — Рано! — Оно разорвет мне руку! — Переживешь! — Ичигооооо!!! — Разбросанные кости зверя! Пик башни, алый кристалл, стальное колесо. Помчитесь и обратитесь ветром. Остановитесь и обратитесь ничем! Свист летящих копей да наполнит пустой замок!.. — ...хадо номер шестьдесят три: «Райкохооо»! — Брррросай!!! Волна из кривых мощных молний перерезала полигон, но прошлась, как и должно — поверху, не исполосовав тот новым оврагом, да еще и угодила куда задумывалось — в крайнюю мишень, отведенную для удара Ичиго, еще не сдавшей сегодняшнее программное кидо, увлекшись помощью однокурснику. — Ну вот, — отряхнула она руки и расслабленно подбоченилась с видом победителя, — иное дело! Абарай, порядком обалдев от того, что только что сумел наконец сотворить, от истинно щенячьего восторга впервые в своей жизни правильно использовать мощное кидо, да и вообще, приободренный успехом, немо уставился на что-то тараторившую Кучики, из речи которой сумел уловить только конец, когда опомнился. — …и, между прочим, я ничем не оскорбила тебя, даже не думала обзывать. У Райкохо имеется еще название «Коготь тигра, несущий молнию». Так что, считай, это комплимент — сравнить тебя с тигром! И потом, у тебя, вон, даже вытатуированные полоски имеются… Ренджи рефлекторно запахнул косодэ плотнее, будто не желая показывать постороннему отметины на своем теле, будто то был прямо какой-то несусветный секрет! Ичиго скептически хмыкнула. — Кучики-саааан! Сто «Шаккахо» для отработки вам сверху! За самовольство! Абарай, а на твоей совести — засыпать устроенную яму! — Каджо-сенсей наконец-то сумел докричаться до самоустранившихся с урока студентов. Успешный результат их совместной тренировки, судя по всему, его ничуть не впечатлил. Ичиго выдохнула на сторону: — Ксо-о, досталось всё-таки… Что ж за день сегодня такой, невезучий?! — Для кого как, — осклабился прежде колючий, как еж, Ренджи и смело подступился к аристократке. — Спасибо, что пояснила мне этот урок, Кучики-сан. Он впервые за всё время их знакомства учтиво поклонился, отчего Ичиго даже проверила свою реяцу — вдруг опять согнула парня под давлением своей духовной мощи, но нет. Ренджи благодарил ее по собственной воле, заставляя Ичиго откровенно подбирать отъехавшую вниз челюсть. Она никак не ожидала благодарностей, да еще и от него. — Ат, — одернула она себя в мыслях и отмахнулась излюбленным жестом Шибы Кайена, — пустяки. Мотнув копной волос и побежав обратно к группе засобиравшихся первокурсников, Ичиго невесть от чего просияла — просто не могла сдержать радостной улыбки и распирающего грудную клетку наслаждения от того, что сумела кому-то в чем-то подсобить. Уже ради одного такого поступка день казался прожитым не зря, а перенесенные за сегодня потрясения меркли в сравнении с довольным лицом одного покрасневшего в тон своим волосам руконгайца. Еще не друг, но уже и не дикарь — укрощенный ласковой рукою тигр, он виделся Ичиго куда приветливей чем многие лощенными и жеманные аристократы с аристократками, встречавшие ее в своем кругу с фальшивыми улыбками и завистью в глазах. — Пойдем, Изуру. Кучики и бровью не повела на лживое почтение, что не заботило ее. Она давно сама выбирала себе компанию. Она независимо встречала будущее, с душевной добротой матери чувствовала, кому можно было доверить прикрывать ее спину, а с дальновидностью и острым разумом отца беспощадно отсеивала всех, кто был недостоин называться ее другом, товарищем и союзником.