Когда сакура любит

Знаете, каково это встречать грустнеющую день ото дня осень с улыбкой? Каково видеть в пожухлых красках сплошь яркие тона, за тревожными свинцовыми тучами — лучезарное солнце, а меж строгих столбцов иероглифов — лирику, музыку, душу? Каково это не ежиться от дуновения прохладного ветра? Каково не прекращать играть в шпионов и думать, что весь мир ничего не заметит? И каково держать лицо пред отцом и хитрить, что рада его видеть? Здорово всё это, на самом деле. Здорово всё из перечисленного. И нескучно, и необыкновенно, и невероятно. Всегда чопорная — как того требовали от нее традиции и правила — Кучики нынче чувствовала себя чрезвычайно чувственно, даже беззаботно, на том высочайшем пике удовольствия, которое поэты и простолюдины описывали как «счастье». Это состояние, не нуждавшееся в словах, просто было у нее, как у всех. Такое уютное и теплое. Такое нужное и важное. Такое одухотворенное, сказочное это счастье. Счастье… с глазами зеленого цвета. Лейтенанта Шибу невозможно забыть и на миг — он оказывал знаки внимания исправно, а ухаживал красиво. Не настырно, но незабвенно, не обычно, а непредсказуемо. То незаметно подкинет любовную записку в сумку одной зазевавшейся студентки. То случайно окажется неподалеку и угостит изысканными сладостями. То заведет на флейте настолько чарующую песнь далеко за пределами поместья Кучики, но вместе с ней окажется волшебным образом так близко, что у принцессы того Дома мурашками кожа пойдет. В такие мгновения она обязательно оглянется в поисках зеленоглазого счастья подле себя и разочарованно найдет свои покои совершенно пустыми — о таланте Кайене напомнит лишь подаренный старинный сякухати. Ичиго просто смотрит на него и нежно сжимает в руках время от времени — к губам приложить инструмент она так и не рискнула. Одна мысль о следе и тепле губ понравившегося мужчины уже сводила с ума истомившуюся влюбленную барышню. Они не могли пожениться. Не сейчас, не так скоро. Брак знати полон условностей и продолжительных приготовлений, в особенности, если один из аристократов низложен в статусе, а имя его утратило всю прежнюю силу. Ичиго восставала против таких «дурацких» несправедливых правил, Бьякуя лишь взывал к ее терпению и благоразумию, а Кайен… Кайен вел себя, как всегда, без тени беспокойства и с самыми светлыми мыслями да планами на будущее. Он не терял ни одного шанса и изъяснялся в любви и преданности тем языком, которые дозволяли традиции даже отщепенцам. Кажется, он вызубрил ханакотоба наизусть и радовал глаз пришедшейся ему по душе девушки самыми трогательными цветочными посланиями. Стебли мисканта — признак томления, коробочка фиалок — просьба о любви, сагисо — сладкие мысли даже во сне. Колокольчики, примулы, азалии, космеи… С таким изобилием вопрос уже стоял не в том, как Шиба умудрялся подложить цветок на заре под заветную дверь, минуя вымуштрованную охрану поместья Кучики, а чей сад регулярно «чистил», ведь в такой оригинальный способ он напоминал о себе неизменно каждые три дня. — Вот же… чудак… — Ичиго выдохнула восхищенно и просияла солнцем, обнаружив спозаранку под своими сёдзи веточку насыщенно-яркого, желто-горячего, кинмокусей. Налицо была подмена «сирени», но за неимением той в осеннюю пору, кинмокусей хоть и не выражал «любовь», зато подчеркивал честность намерений Кайена, а также снисходительный поклон в сторону «более знатной дамы». Однако Ичиго сарказм меж радостей подмечать не желала — напротив, готова была получать от поклонника любое признание кроме пышных гвоздик: она — отнюдь не идеал традиционной женщины, да и вряд ли позволит кому в такие себя определять. В рот мужу заглядывать да помалкивать — это точно не для принцессы пускай и самого честолюбивого Дома, как, впрочем, и не для жадных до эмоций и борьбы Шиб. Уж больно своенравными и неуправляемыми определила их в пару судьба, столкнула как две стихии. Он — океан, а она — ураган. И всё же, какое гордое, неприступное сердце не дрогнет от пульса первой любви? Ичиго, вновь не в силах таить в себе негу, всё утро пребывала в преподнесенном настроении: мурча что-то, умывалась и душилась, терпеливо сносила долгое расчесывание длинных волос и тщательное одевание для семейного завтрака, бодро пересекала галерею комнат, совершенной леди ничуть по татами не скользя. Ичиго думала о новых цветах, планировала завтрашнюю встречу в Тринадцатом, фантазировала о свадьбе, первых поцелуях и обжигающих объятиях, совершенно не стыдясь ни последствий их, ни своего румянца сейчас. Она была так юна и счастлива, что даже кислый вид отца не смог подпортить ей настроение. — Доброе утро, папочка! — едва ли не пропела принцесса, впархивая в столовый зал. — Доброе утро, дорогой дедушка! — приласкалась она словом и щекой к деду тоже, и лишь потом заняла свое место за столиком для утренней трапезы. Ичиго совершенно не хотелось есть, она и так ощущала сытость — хорошие эмоции питали слаще меда. — Похоже, кто-то замечательно выспался? — с легкой усмешкой отметил Гинрей такие перемены и в ожидании толкования их причин с интересом уставился на внука, который, напротив, с обыденным скучающим видом потчевал себя едой. — У Ичиго сейчас каждое утро замечательное, — скептично ответствовал тот и беспристрастно, процедуры ради, неторопливо обмакнул кусочек сашими в соус. Дочь нахмурилась на какой-то миг и не преминула поерничать в свой черед: — А также обед, ужин и ночь. Да-да, мне кажется прелестным нынче любое время суток, отец! Разве сам не замечаешь, насколько сладко поют этой осенью сасако?! Бьякуя снисходительно хмыкнул, чуть вскинул брови: — Не тебе мне пояснять, что сейчас — не сезон для их песен, но, боюсь, тогда наш спор зайдет о чем-то ином. О «чудесно-пестрой палитре кленовой листвы», быть может? Гинрей оживленно шевельнул усами, старательно пряча под ними запросившуюся улыбку: отец и дочь продолжали упражняться в остроумии друг перед другом, словно ни один из них не вышел из детского возраста. Клан был точно обречен с такими-то язвительными потомками. — А почему бы и нет? — Ичиго вздернула нос кверху. Затем, прикрыв глаза, нежно прощебетала: — По течению реки примчало осенние листья в эту гавань — и вот будто впрямь багряным прибоем набегают волны морские…[1] — Заморозки. — Бьякуя не остался внакладе; его стихотворный слог был более резок, прагматичен, взросл, нервозен, но не менее изящен всё ж. — Вдалеке журавля больного вижу на поле[2]. Девушка не собиралась мириться с упадническими настроениями осени, как и с желанием отца приструнить ее души порывы, омрачить ее свет, немного сгустить краски и пролить дождь в ее сердце. Однако, как известно, и после осенней грозы мир дышит вольно, омывается, становится чище, краше, идеальным, а потому Ичиго вдохновенно выдала с прежним восторгом: — Едва забрезживший рассвет… И месяца пугливый след… Кленовой шалью шелестя, с гор ветер реет, чуть дыша. И нежится моя душа, как листьев алых бахрома[3]. Бьякуя лишь устало помотал головой: — Холодом веет ветер, рдеет деревьев листва, и от ночи к ночи ширится, заливая сад, сияние осенней луны[4]. Принцесса закусила дрогнувшую губу и с укором взглянула на родителя. — Вы всё видите в дурном свете, о-то-сан! — Ее взятый официальный тон ранил сильнее негодующего гордого взора. — Не моя вина, что о-ка-сан умерла и оставила навечно стылый след в вашей душе, но я… я чувствую иначе! Неужели это так сложно понять?! Неужто вы никогда не были так же молоды?! Князь с тихим стуком отставил чашку и грустно посмотрел в ответ: проснувшееся счастье в дочери говорило ему крайне обидные вещи, хоть и не лишенные смысла, справедливости. Он сам дозволил из крохотного ростка симпатии Ичиго вырасти чувству покрепче, повыше, поживее, превратившись в стройное и уже не такое шаткое деревце, а он относился к нему точно к давно усохшему древу, что тяжким грузом давило на его душу. После смерти Хисаны. Был ли он счастлив так же, помнил ли себя непростительно ветреным, молодым? Это казалось таким далеким, словно тоже погребенным в могиле. Бьякуя вздохнул; меньше всего он хотел бы подобного для дражайшего чада, но за своими тревожными опасениями и угрюмыми красками не видел тех прелестных картин весны, что прежде даровала ему любовь к жене, их общая радость и ожидание настоящего чуда рождения. Гинрей покачал головой, точно в унисон этим мыслям, и перевел взгляд с притихшего внука на чуть не плакавшую правнучку: а ведь всё так славно начиналось сегодняшним утром. — От студеного ветра краснеют и осыпаются… Тихо, словно тайком, слой за слоем ложатся на сердце листья горестных слов[5], — промолвил он, беспокоясь о преждевременно наступивших осенях в душах своих близких. — Давайте не будем обращать в унылый листопад радостный час семейной трапезы, тем более, когда так прекрасен сад об этой поре. — Его взор лег сквозь снятую стену на растекшийся всеми красками красного и желтого пруд: — Будто иссякла вода в ручье — весь засыпан осенней листвой…[6] Внуки последовали его примеру и засмотрелись и впрямь на невиданной красы пейзаж, достойный руки лучшего художника. Узоры на кимоно, картины на ширмах, украшение на шкатулках или гребнях — такая зарисовка могла украсить многое и должным образом перекликаться с наступившим сезоном, принося домам и высшему обществу чувство высшей гармонии в единении с природой, а также созвучное настроение. Что до настроения — была права Ичиго, был прав и Бьякуя: осень пробуждала в каждом разные чувства в зависимости от внутреннего состояния духа. Для кого-то это была пора увядания и прощания, для кого-то — печали и тоски, для кого-то — буйства цветов и пряных запахов; Гинрей небезосновательно полагал, что отношение к осени напрямую зависело от возраста личной «осени» каждого, оттого разность взглядов на нее имела место быть. Как и разность эмоций. Как и разность судеб. Как и разность любви. Ичиго незаметно вручили послание, стараясь не порушить запавшую вдруг в столовой звенящую тишь и хрупкую атмосферу органичности картин здесь, за столом, и там, за домом. Однако если служанка даже шорохом конверта не потревожила господ, то заставить подпрыгнуть на месте весь дом заставил последующий за этим вскрик: — Ксо!!! — Ичиго! — недовольно взглянул на дочь князь, но та даже не подумала устыдиться — напротив, возмутилась еще больше: — Нет, ну, а как это назвать, отец?! Ито Сайко прислала приглашение на чайную церемонию всего за несколько часов до ее начала! Ее что, садовник манерам учил?! А если бы я хотела новый наряд по случаю? А если бы у меня имелись другие дела? А если бы меня пригласили на другую встречу… — Тут-то Ичиго и запнулась, мысленно шлепнув себя по лбу: а ведь так всё и было! Этот Кайен заставит выветрить из головы любые иные мысли и события, не касавшиеся его! А меж тем сегодня вечером в чайной на Третьей улице должно было состояться студенческое празднование сдачи очередного теста по кидо. На нем Ичиго ожидало разрешение спора с Ренджи касательно того, кто кого перепьет. Девушку передернуло от такой формулировки, а еще она поверить не могла, что согласилась на подобную авантюру — проклятая гордость! Ичиго готова была отстаивать свою правоту и превосходство до конца, идя на любые жертвы и нарушения правил приличий. Однако уместить два столь разных и одинаково продолжительных мероприятия в один день не представлялось возможным: если еще студенческую попойку выдержать она могла, то скучные посиделки с принцессами иных домов — вряд ли. Они все друг друга на дух не переносили и скрывали это только на людях, всю жизнь конкурируя меж собой за право называться лучшей: лучшей в искусстве, лучшей в разговоре, лучшей в этикете, лучшей в связях, лучшей в одеянии и красоте, а также в растущих от года в год доходах родительского дома и количестве перспективных поклонников. Ичиго же это негласное состязание ни каким боком не интересовало — она и так уже во всём была лучшей, имя обязывало. Чего не скажешь о споре с руконгайцем… Отец и дедушка несколько удивились образовавшейся паузе в потоке возмущения наследницы, и это невольно вызвало беспокойство: что же могло принцессу так обескуражить и заставить смолкнуть, если обычно она отстаивала свою позицию до хрипоты горла? — В любом случае, ты не можешь проигнорировать приглашение Сайко, — нарушил тишину первым Бьякуя и напомнил: — Семья Ито — одна из самых влиятельных в клане и наши ближайшие вассалы. — Да знаю, — раздраженно отмахнулась та, ведь ее проблему данное утверждение не решало, только усугубляло больше, ведь от спора с Ренджи она отказаться не могла: тот бы точно обвинил ее в трусости, что он мог знать об обязанностях высшей аристократии. Собственные визиты и прием гостей являлись одними из самых важных средь таковых, это помогало поддерживать нужные связи, а также быть в курсе событий. Не заявиться в чайный домик к Сайко означало бы страшное оскорбление, нанесенное Кучики семье Ито, а это могло быть чревато. С какой стороны ни глянь, Ичиго нужно было поспеть везде или выбрать что-то одно: либо побороться за свою собственную честь, либо не опозорить честь родовую. — О-ох… — вырвалось в итоге у загнанной в угол аристократки, что не могло не повлечь за собой отцовское беспокойство: — Ты нехорошо себя чувствуешь? У Ичиго мгновенно мелькнула шальная мысль: «Притвориться, что ли, и впрямь больной?» Во внутреннем мире зароптали недовольно. «Ага, а потом тайком окольными путями пробираться на гулянку студентов, как последней пропойце… Уже предвкушаю это!» «Я готов язык себе отсечь за то, что соглашаюсь с Тоге, но, госпожа, обман всегда раскрывается и не самым приятным образом…» Слова Оджи-сенсея заставили Ичиго вновь тяжко вздохнуть, но, перехватив цепкий взгляд отца, решительно помотать головой и заверить, что никаких недомоганий она не испытывает. — Тогда я прикажу готовить паланкин? — кивнул он. — Д-да, — не долго думая, подозрительно быстро согласилась на такую роскошь в ответ. Недостойная дочь своего великого отца уже обдумывала пути отступления и хитрые перестановки, в которых она найдет повод пораньше улизнуть от Сайко, отправить паланкин домой и под видом усталости запереться ото всех в покоях, тем временем в несколько мерцающих шагов достигнув Третьего отряда, чтобы быстренько обойти Ренджи. Токкури против ведра — Ичиго даже не сомневалась, что победа будет за ней, а потому заметно приободрилась, приосанилась, улыбнулась отцу и почти клятвенно пообещала прибыть домой в приемлемое время. — Я могу даже небольшой отряд охраны взять с собой, чтобы ты не беспокоился. Бьякуя сузил глаза и испытывающим взглядом попытался вывести дочь на чистую воду — в детстве подобное ему удавалось. Сейчас же родитель нутром чуял что-то неладное в покладистости Ичиго, однако уличить в обмане ту так и не смог — говорила она складно, все меры безопасности взяла на вооружение, да еще и смотрела чистыми невинными глазами Хисаны, подкупая этим неумолимого отца на раз. Он лишь предостерег: — Я надеюсь, мне не стоит беспокоиться за твое поведение у Ито? — Об чем речь, отец? Обещаю, что буду любезна с этой сплетницей Сайко как никогда! — Она вновь обезоруживающе улыбнулась и дождавшись дозволительного жеста поспешила удалиться к себе под предлогом продолжительных сборов: Ичиго бы в жизни не призналась, что титаническим усилием воли ей стоило выдерживать на себе проницательный взор родителя. Он ведь знал ее как самого себя и почему-то любая, даже самая хорошо продуманная ее шалость становилась ему известной еще загодя. Впрочем, первая половина запланированного и впрямь не должна была вызвать у старшего Кучики беспокойства либо сомнений: принцесса клана и впрямь собиралась посетить неприятную встречу прочих наследниц. Внезапно организованное чаепитие, конечно, внушало дурное предчувствие: кроме того, что Сайко прослыла той еще транжиркой, так еще и склочницей являлась не абы какой. Впрочем, представительницами их круга, такими же знатными богатыми наследницами, и первое занятие, и второе принималось за норму. В перерывах между самообразованием, страдая от скуки и безмерных излишеств, они с удовольствием предавались играм, сплетням, чаепитиям и прочим развлечениям — в отличие от Ичиго, им не требовалось примирять вздорных духов занпакто или торопиться сдать шестигодичный курс науки Академии синигами в считанные месяцы. — Оранжевое или коричневое? — Из раздумий о пороках нынешнего молодого поколения Сейрейтея принцессу Кучики вывела верная служанка, предлагавшая на выбор выходное кимоно. Ичиго невольно напрягла брови — два совершенно разных по духу и обществу мероприятия требовали также разных нарядов. — Я надену хомонги. — Ичиго указала на кимоно цвета рдеющего клена, затканного причудливым золотистым листопадом от плеча до подола; его должен был разбить непритязательного цвета пояс из дорогой парчи и красивым бантом. — А ты, — Ичиго живо посмотрела на свою неизменную соучастницу в хитростях, — наденешь иромудзи. Покидая Ито, мы переоденемся с тобой и под покровом сумерек ты проникнешь в мою спальню, ссылаясь, что хочешь лечь пораньше спать, а я тем временем… мне нужно будет посетить еще одно место. Ичиго окинула взором невзыскательное цветное кимоно, справедливо полагая, что для простых забегаловках следовало отказаться от вычурности. Пыль, грязь и неизвестно еще что там могло ее поджидать — Ичиго ни разу не бывала в подобного рода заведениях, но ждала от него нечто выходящего за рамки приличий. У самой у нее жизнь складывалась из череды приемов, и где-то Ренджи был прав: она понятия не имела о настоящем веселье, где не нужно было бы блюсти правила и делать вид будто «неформальная обстановка» — это просто беседы о поэзии и философии. — И с украшениями, Аянэ, не усердствуй, а что до прически — сделай себе повыше моей и не забудь для меня шляпу с вуалью. — Аристократка попутно руководила процессом создания образов для себя и своей «двойняшки». Аянэ и впрямь выглядела словно из господского рода, только ей одной было дозволено носить длинные волосы, а также принимать ванну после госпожи. Разница в росте и, естественно, наличие реяцу — то, что отличало их на первый взгляд слишком явно, в темноте и при скрытой духовной силе спутать их было вполне легко. Ичиго на немой испуганный взгляд служанки озорно подмигнула — ее глаза светились азартом, и это стало ее лучшим украшением. По прошествии нескольких часов сборов, девушки таки двинулись в путь, заняв место в паланкине и обсудив свои дальнейшие действия. Конечно, это была совершенно безумная затея поспеть за двумя зайцами сразу, но разве существовали непосильные и невыполнимые задачи для Кучики, которые загорелись целью? Верно, нет. Нужно было лишь правильно расписать свое время и предугадать последствия, чтобы в итоге всё закончилось хорошо. Путь оказался не таким уж долгим, чтобы подготовить себя к фасадному радушию и выработать в себе противоядие на предстоящие выпады — аристократки подчас жалили, не щадя, улыбаясь безумно широко, точно выполнившая заказ куноичи. Не успела Ичиго выбраться из паланкина, нырнуть в садовую калитку, дабы быстрее и менее заметно добраться до чайного домика, как ей перерезала путь сама вездесущая хозяйка поместья. — Ба-а-атюшки, кто к нам пожалова-а-ал! — в притворной широкой улыбке расплылась Сайко и в сомнительном радушии распахнула приветственные объятия. — Я думала, Ичиго, ты не придешь, — не преминула она тотчас подколоть, едва они обнялись. — Думала, что сошлешься на эту свою, фи, унизительную учебу в Академии… Кучики закатила глаза: — Наши отцы отчего-то ее такой не считали. — Брось, душенька! — Сайко взяла ее под руку и утянула почему-то в поместье, а не в чайный домик — видимо, накрывали там. Похолодало. — Изо дня в день ходить в убогой форме, да еще и размахивать оружием, и это в непосредственной близости с невеждами из Руконгая! Какой ужас! Мы все до сих пор не понимаем, чем было вызвано твое решение туда поступить! «Еще бы, куда вам», — цокнула презрительно Ичиго, приготовившись к дальнейшему потоку схожего неприятия: Ичиго с поступления не собиралась на столь массовые посиделки с принцессами из других семей клана, невольно променяв их «изысканное» общество на более простое, студенческое, по большей степени из того же Рукона. На удивление, с последними у Ичиго оказалось общего больше, нежели с псевдоподружками из круга аристократии. — Ичиго! Ичиго! Ичиго! — загалдели в момент они, стоило только распахнувшимся фусума впустить в зал последнюю гостью. Та в свою очередь изобразила улыбку, довольствуясь тем, что с собой осталась честна — обозвала это сборище «раскаркавшимися воронами». Все одна другой голосистее, все сплошь в дорогих нарядах, с размалеванными цацками, которые непременно захватили сюда, чтобы похвастать. Ичиго в свою очередь пожалела, что на чаепитие не принято приходить с катаной — Нирин но Сакурой она очень гордилась. Правда, тут ее гордость мало кто разделил бы. Аристократки неискренне обнимались, обменивались фальшивыми улыбками, говорили пустые комплименты ее элегантному одеянию. Они так из кожи вон лезли, потворствуя правилам приличий и превознося принцессу своего клана до высот, что Ичиго не раз захотелось пресечь этот спектакль раз и навсегда. Говорят, дети — отражение своих родителей; и как отцу удавалось терпеть тех, не меньших кривляк, на собрании совета старейшин? В любом случае теперь Ичиго сочувствовала ему, а себя понимала — она почти забыла, почему стала избегать подобных сборищ. Разговоры ни о чем полились вскоре рекой, как тихая мелодия, играемая на сямисэне в сопровождение разворачивавшегося действа — Ито пригласили мастера чайной церемонии, чем вызвали у Кучики язвительную усмешку — а она, в отличие от некоторых, владела ею сама в совершенстве. Мастер начала неторопливо проводить все нужные манипуляции с чайником и маття, попутно восхищая слаженностью и лаконичностью своих движений: это походило на танец. Вода шкварчала, заварка благоухала, в итори звучно потрескивали вишневые ветки, наполняя комнату вязким соблазняющим ароматом. Аппетит не заставил себя ждать — Ичиго потянулась за сладостями к чаю. Не успела она порадоваться, откусив кусочек, в этот же момент Сайко наконец-то дошла до повода внезапных сборов. — Я хочу вам сообщить, что-о… — взяла она театральную паузу, — что от Икагеру-сама вчера к моим родителям приходила поверенная, и они сговорились о всех деталях будущей свадьбы! «Какая прелесть!» — съязвила Ичиго про себя, ибо знавала она принца из клана Икагеру, этого заносчивого тупоголового осла. Однако как девушка воспитанная и постигшая искусство показной лжи знати в совершенстве, как и всякий другой предмет, Кучики должно было преподнести свои эмоции в обратном ключе и поздравить «подругу» со столь выгодной партией от всего сердца. Хотя бы на словах о том. Она поднялась с главного места, прошуршала подолом кимоно в запавшей тишине и меж россыпи подушек, чтобы приобнять Сайко и пожелать ей счастья с любимым. Театр чистой воды, но к сцене Ичиго было не привыкать. Сохраняя деланное радушие и горделивую осанку, она от имени главного Дома также посулила часть приданного сделавшейся невесте и заверила ту в присутствии отца на церемонии свадьбы, когда бы та ни состоялась. Под конец следовало сделать какой-то подарок, и Ичиго преподнесла Сайко свой веер, раскрашенный бесценным перламутром, — это единственное, что оказалось у нее под рукой, тогда как остальные девушки подготовились к событию куда основательнее: видимо, о помолвке знали заранее все, кроме главной конкурентки девиц. Но Ичиго и тут справилась с достоинством, обойдя происки недоброжелателей. Вернувшись чинно назад, изящным жестом выложив полукруг из вышитого подола кимоно, она спокойно улыбнулась этому скопищу змей и даже сверкнула огоньками в глазах: маленькая победа на крохотном поле битвы — это тоже победа. Ичиго пригубила чая, без эмоций стала встречать последующие за ней объятия и подарки Сайко от других девочек, предвкушая еще не один час скуки: закатное солнце только осветило верхушки деревьев, а с таких посиделок расходились не ранее сумерек, впереди аристократок ждали еще игры и упражнение в талантах. Ичиго бы флейту Кайена захватить, но, увы, она совершенно отвыкла от таких вот посиделок, совсем забыла, что на них было. Тут Кучики хитро оскалилась, вторя своей внезапной мысли: может, барышень кидо впечатлить? Тем же Ходжусобаку, например? Вот это они бы все ахнули! Ну… или перепугались бы до полуобморока. Внутри Оджи-сенсей вновь что-то о правилах поведения напомнил и заткнул Тоге в очередной раз — тот, естественно, созревшую пакость поддержал обеими руками и ногами. Ичиго и хотела бы ему подыграть, но, увы и ах, она обещала отцу вести себя достойно и не испортить отношения между их домом и домом Ито. Впрочем, ссора была бы куда интересней, чем начавшееся оживленное превозношение других женихов — у кого какой был на примете, окончательно превращая чаепитие в ярмарку тщеславия, а скукоту Ичиго на этом празднике жизни в невыносимую. Она бы зевнула даже, если бы могла, но, в который раз подавив в себе зевок, окунула грусть-печать в зелень маття. — Ну, а ты, Ичи-чан? — вдруг обратились к ней взоры всех, как по команде заговорившей с ней Сайко. — Правду говорят, что за тобой ухаживает опальный Шиба? Кучики чудом не вернула фонтаном чай обратно — вместо этого он застрял ей поперек горла, делая со стороны принцессу похожей на надувшуюся мышь. Она аж вспотела, делая усилие сглотнуть, хотя с куда большим удовольствием выплюнула бы всё Сайко в лицо: какого черта та спрашивала о таком деле во всеуслышание?! И тут Кучики точно молнией поразило и озарило: так вот в чем заключалась истинная причина устроенных посиделок?! Помолвка Сайко служила только предлогом, чтобы собраться и перемыть косточки главной принцессе их клана, принцессе несомненно своим выбором опростоволосившейся, проигравшей им в изначальной борьба за превратные идеалы семьи и общества! Кучики есть Кучики — она сдержала лицо даже под натиском восьми пар любопытных глаз, затем наконец протолкнула в себя отдавший уже горечью напиток. Внутри всё забурлило от возмущения, а не от чая: черт, ну надо же было испортить ей настроение под самый конец, и это тогда, когда ее еще ждала вечеринка в другом месте! Внешне же Кучики только недоуменно вскинула брови да скептически поджала губы, с глухим стуком отставив чашку. Никаких проявлений раздражения! Она не доставит подобного удовольствия этим воронам! — Мне интересно только одно, — с леденящим кровь спокойствием завела она, — кто распространяет подобные сплетни? Неплохо было бы их наказать. — Сплетни, значит? — ядовито усмехнулась Сайко. — Выходит, слух о том, что Кучики-сама вместе с лишенным своего статуса главой Шиб уже неделю за какой-то надобностью посещают Ассоциацию аристократов тоже неправдивы? У принцессы ухнуло в пятки сердце: она и впрямь была менее просвещена, чем эти любопытные девчонки, или просто ужасно занята учебой и тренировками занпакто, или… Нет, она бы мотнула головой, но это бы не изменило того факта, что она действительно много думала о Кайене, совершенно не замечая вокруг и иных проявлений его заботы о ней и будущем браке. Неужто отец и впрямь решил помочь Шибам в восстановлении всех утраченных Домом прав? Он смог бы это сделать, наверняка, но для чего? Неужто его благоволение их союзу с Кайеном было более чем серьезным, а показушное недовольство — так, для поддержания образа сурового отца? Ичиго отказывалась верить таким домыслам, равно как и ушам, как и словам — в голове упорно не вырисовывалась гармоничной картинка мирного сосуществования ее отца и ее потенциального супруга. Клинки тоже загалдели о чем-то: один другому как всегда не давал договорить, но в отличие от Ичиго оба были настроены против ее связи с Шибой Кайеном. Это ранило их хозяйку до глубины души и не давало в полной мере засыпать с легкостью в сердце и просыпаться в предчувствии скорого счастья. Несговорчивые Оджи и Тоге, как и отец с Кайеном, они все держали свои дела и доводы от нее в секрете, и оттого гнетущее чувство чего-то дурного зарождалось само собой, а тут еще и эти… — Я думаю, у двух благородных синигами в Ассоциации всегда найдутся важные дела, — холодно продолжила Кучики, — не стоит во всем искать соответствующие вашему уму глупости! Девушки ахнули от столь резкого обвинения, а некоторые, кто послабее духом, принялись даже истово обмахиваться веерами, чтобы не потерять сознание. Спектакль продолжался. Главная героиня, обманом вызванная на «сцену», держалась всё еще с достоинством. — Я помолвлена с Кирой Изуру, если кто-то забыл, — отрезала она, как было условлено с отцом заранее, до поры до времени, — и верх неприличия очернять мою преданность своему избраннику. Сайко тихо и подло расхохоталась, пряча улыбку за рукавом, а поверх него сверкая ядовитыми очами: — Ах бедняжка Изуру, я совсем забыла о нем! Столь утонченный мальчик даже в помыслах не представит неверность дорогой подруги, как и то, что кто-то может слагать стихи лучше него… У Ичиго дернулись зрачки — за ней и Кайеном следили? Что за низость! То, что она являлась видной персоной, еще не дозволяло аристократам вроде Ито совать нос в личные дела главного дома клана! Кроме этого никто из низшей знати не имел права очернять представителей Великих Семей, даже если те были лишены всех почестей. «Опальный» — сколько презрения было высказано в этом слове. Что ж, Шиба за всю историю своего существования не раз заслуживали эту репутацию, к тому же они обладали недопустимым для высшего общества бунтарским характером и откровенным наплевательством на традиции. Оскорбить Совет 46-ти? Запросто. Вызвать на дуэль наследника Великого Дома? Они тоже могли. Сбежать в Генсей, саботировав службу, чтобы обзавестись семьей там? Все эти вызывающие выходки — также их рук дело. И вот теперь их собирались ввести обратно в круг самых достойнейших из достойных? Да еще как? Выдав замуж за нечестивца жемчужину уважаемого Дома Кучики?! У дочек советника Ито, так рьяно ратовавшего за сохранение чистоты крови аристократов, видимо, имелись основания так неприкрыто шипеть на ту, что вечно и так несправедливо ставили им в пример, но, черт возьми, Ичиго сама свою судьбу выбирала! По праву рождения, а не в угоду кому-нибудь! — Так, похоже, мне стоит покинуть чаепитие пораньше. — Ичиго резко встала из-за стола, не намереваясь находиться в этом доме дольше: так действительно стоило поступить, дабы не завязать никому ненужный конфликт. — Дела, знаете ли, — пренебрежительно фыркнула принцесса, — внезапно вспомнила, что икебану не успела доделать в срок. Благодарю за чаепитие! — Она живо направилась к двери, но на пороге не преминула попенять «подруге», несмотря на грозившее негодование со стороны отца: — Следить исподтишка — верх гнусности, Ито-сан. Выражаю искреннюю надежду, что никогда впредь не буду иметь с ней дело. — Это что, угроза?! — Сайко даже бровью не повела. — Что ты, — Ичиго смерила ее уничижительным взором, — всего лишь дружеское предостережение. — И исчезла из поместья так, что и след простыл. В паланкине она выплеснула все эмоции, всё, что ее задело, что накипело в ней — Аянэ была обречена выслушать всё хозяйкино недовольство и возмущение, впрочем, служанка уже привыкла к этому. Терпение было ее главной добродетелью, а еще ее ценили за расторопность — Аянэ уже успела снять и подготовить свое смены для обмена, так что, переодеться девушкам теперь оказалось в два раза проще и быстрее. — Двигайтесь через Третий квартал! — бросила Кучики носильщикам, поясняя: — Аянэ нужно купить мне новый веер! — Ну хоть что-то полезное принесло то жуткое чаепитие — теперь появился железный повод возвращаться домой «в обход». — Госпожа, что, если что-то пойдет не так? — беспокоилась служанка меж тем. В отличие от уверенной в себе, хоть и порядком взвинченной, Ичиго она заметно прибывала вся как на иголках. — Тогда ни в коем случае не говори, где я, — помогла завязать ей бант аристократка, принимая в свою очередь помощь в украшении иными кандзаси прически. — Скажешь, — Ичиго задумалась, — что я сбежала, не сказав ни слова. Да. Отец явно заподозрит, что я отправилась в Тринадцатый, а это будет на противоположном конце от Третьего. За это время пришлешь Котару в идзакая[7] Норито, и я успею возвратиться в сюнпо домой. Аянэ только головой покачала: каждое новое приключение госпожи заставляло ее волноваться за это беспокойное дитя всё сильнее. Ей чудом всё сходило с рук, отцовское состояние и клановое имя тут было не при чем, однако везение походило на капризную женщину; Аянэ искренне не желала, чтобы удача подвела однажды госпожу, которую она боготворила. Ичиго поцеловала не служанку, а настоящую подругу, в лоб и спрыгнула с паланкина, только тот остановили. Так же, стремительно она бросилась от него, дабы не дать охране и слугам разглядеть в «служанке» себя и тем самым застопорить обратную процессию. Бежать в дзори, а не прибегая к мерцающему шагу, конечно, было тяжело, и дух Ичиго перевела только тогда. Когда скрылась в первом переулке, но, похоже, ее уловка сработала — отсутствие реяцу и внешнее сходство с Аянэ сыграло свою роль и паланкин повернул назад, ни на миг не задерживаясь дольше, как того требовал ранее озвученный госпожой приказ. По приезду домой, Аянэ просто выйдет из паланкина в шляпе с вуалью и отправиться прямиком в ее покои, выставив перед седзи Котару, еще одного их заговорщика. По счастью, жизнь их теперь целиком и полностью принадлежала своей госпоже, даже в случае гнева главы Дома, этих двоих расправа не коснется. На улице, меж тем, оказалось хорошо, даже слишком — свободно, прохладно, свежо и честно. Ичиго терпеть не могла выяснять отношения в речевых перепалках, уж лучше — в бою, с мечом доказывать свою правоту, чем от бессилия хлестать словами и довольствоваться не сломанной осанкой. А внутри тем временем не унималась ярость: Ичиго — не объект чужих насмешек. Позволить подобное могли себе лишь единицы, но «единицы» эти были, и они до скрежета зубов бесили внешне сдержанную принцессу. «Отомстить», — било по вискам голосом Тоге, тогда как Оджи-сенсей взывал к честолюбию: их хозяйка была выше сих низменных разборок. В конце концов, что бы отец с Кайеном не задумали и не проводили у нее за спиной — это их личное дело, в которое она не должна совать нос хотя бы по той причине, что истинные леди так не поступали. Ичиго — не Сайко; она не следила за новостями в среде знати, а навязывать свое мнение отцу — себе дороже. Он не был упрямцем, но его воля возводилась в абсолют. Ичиго могла только бунтовать, не принимать или обходить ее, однако сейчас, если всё высказанное ей в лицо, было правдой, то восставать против таких тайных умыслов отца и жениха стала бы только неблагодарная дурочка. Восстановить Шибу в прежних правах и объединить два Великих Дома — мезальянс Ичиго и Кайена при таком условии мгновенно превращался в самое выгодное замужество для клана, и в скорости Сайко и иже ей подобные могли запеть совсем по-иному. Впрочем, сейчас отнюдь не Кайен-отщепенец мог принести урон репутации всем Кучики, а, собственно, их принцесса, решившая тайком пробраться в увеселительное заведение на территории Третьего отряда. Ничего срамного — обычная забегаловка, где подавали, по словам Ренджи, неплохой чай днем, и недурное саке вечером. На самом деле, тамошний чай был скверным, а саке — грубым, вызвался противоречить ему Изуру, чем выдал себя друзьям с потрохами: оказывается, этот степенный скромняга не мог никому отказать в приглашении разделить трапезу — выпивку, то есть. Правда, выведать, что за друзья затаскивали брезгливого Изуру в идзакая, а не привычные его кругу рётэй, ни Ичиго, ни Ренджи не удалось; у хрупкого на вид юноши оказалась стальная выдержка. — Раз Изуру можно, то почему мне нельзя? — пробубнила под нос Ичиго и, резко выдохнув, как перед прыжком в воду, толкнула калитку. Она точно припозднилась, потому как изнутри домика уже вовсю доносились развеселые голоса, нескладное пение и прочий разнузданный шум. Что-то смелость Ичиго начала развеваться мгновенно. — Чем могу услужить, госпожа? — На пороге гостью встретила приятная девушка и с сожалением сообщила, что их заведение на сегодня занято. — Эм, — замялась аристократка, — меня как раз здесь ждут. Первый курс передовой класс Академии здесь ведь сейчас? Работница заведения улыбнулась, кивнула и тотчас провела новую гостью внутрь. Устроенный праздник, попойка — если проще, и впрямь уже вовсю бурлил, но это вовсе не означало, что на пьяный глаз никто не заметил однокурсницу, старавшуюся просочиться невидимкой в отдельную кабинку. — О, Кучики! Кучики пришла! Ку-чи-ки! Ку-чи-ки! Ку-чи-ки!!! — заскандировали в итоге все вокруг, делая и без того видную аристократку центром всеобщего внимания. Популярность лучшей студентки курса была неподдельной, а радость от ее появления искренней — разительный контраст с предыдущими посиделками, не правда ли? Ведь всюду, где она появлялась, — жди приключений, или происшествий, или чего-нибудь еще из ряда вон выходящего, что и пугало академистов с одной стороны, но и страшно интриговало с другой. Несмотря на то, что душой компании Кучики назвали бы с натяжкой, она при всём своем высокомерном характере умудрилась сохранить приятельские отношения и с сейрейтейцами, и с руконгайцами. Вообще друзей она заводила с легкостью, а если уж дружила, то дружила преданно, до конца. Кроме этого, Кучики выглядела сегодня празднично даже в скромном иромудзи, что не могло не вызвать интереса у тех, кто привык видеть девушку исключительно в строгой учебной униформе.  — Ох и вырядилась, — насмешливо протянули у нее за спиной, — как на свадьбу. Ичиго обернулась и увидела расслабленно привалившегося к стене Ренджи. Как и все уроженцы округи, он был одет всё в ту же студенческую пару из синих хакама и белого косодэ, что нынче выделяло их средь столичных жителей, предпочетших выходные одежды. Таких оказалось мало, что заметно приободрило Ичиго — значит, не одна она нарушала правила и решила провести досуг с недостойной компанией. Из «своих» Ичиго сразу признала принца клана Окинава и сына досточтимого судьи Сайто, которые нискали и до Академии репутацию прожигателей жизни. Кроме них здесь угощалось и веселилось много мелких аристократов, в основном — парни, конечно же, хотя несколько девушек в красочных кимоно также попались в глаза. — Чтобы ты знал, иромудзи — не самое подходящее кимоно для свадеб, — снисходительно взглянула Ичиго на своего «отсталого» друга и язвительно усмехнулась, — фурисодэ было бы уместнее. Ренджи расхохотался и отмахнулся: — Один хрен — не штаны же. Аристократка закатила глаза, но рассмеялась следом, чувствуя необыкновенную легкость: в самом деле, для такой публики ни цвет, ни качество, ни вид платья значения не имели. «Не штаны же», — сквозь смех помотала она головой и похлопала друга по плечу. — Ты даже не представляешь, как я рада попасть сюда! — в порыве истинных чувств призналась она, дыша полной грудью и с любопытством оглядываясь по сторонам. — Так и… где будем проводить спор? Абарай крякнул: — Дык, прямо тут! Я уже всё ребятам рассказал, все уже в курсе… — Не успел он договорить, как его прошили насквозь две злостные молнии из рубиновых глаз. Парень аж вздрогнул и в стенку вжался: — А что, не надо было, да? Кучики потерла переносицу: ну что взять с этого балбеса? Похоже, по части этикета и такта ему также не помешал бы десяток дополнительных лекций, ибо без них тихий спор нынче был обречен превратиться в публичное состязание. Вон, и стол ребята начали к ним перетаскивать, девочки поторопились с дзабутонами для себя и участников спора, работники заведения живо, как по команде, поднесли и подогретое саке: токкури для барышни, и неприлично большую тару с десяток таких токури для верзилы-руконгайца. — Ох, чувствую, добром это не кончится, — пробурчал над ухом у друзей протиснувшийся сквозь толпу Хицугая и воззвал прежде всего Кучики одуматься: — Лучше бы ты его на состязание в каллиграфии вызвала, толку было бы больше, а позору меньше. — Не ворчи, Тоширо, — подмигнула ему Ичиго, — для Ренджи опозориться — не впервой. — Хэй! Кучики! — не преминул друг парировать. — За собой следи, да?! И вообще… — Он поискал в толпе глазами: — Куда Рукия подевалась? Хотел, чтобы она особенно взглянула на аристократку, которая продует в столь легком состязании. — Рукия-чан сказала, что не намерена участвовать в этом бедламе, — оповестила Момо, выросшая подле своего друга детства. За ними возвышался и Кусака — одна троица друзей присутствовала в полном составе, Ичиго с Ренджи не хватало Изуру. Особеннно Изуру, если Ренджи пришел с группой поддержки… — Рукия? — сузила она глаза лукаво и протянула игриво: — И кто это? Девушка твоя, да-а, Абарай? Тот покраснел мгновенно — вот уж правда, до самих кончиков волос — и звучно скрипнул зубами: этих двух девчонок точно следовало познакомить, они даже издевались над ним одинаково! — Мы просто дружим! И хорош скалиться, слышь! — он стукнул кулаком по столу. — Хватит зря болтать, а ну наливай, Сайто! Аристократ с вызовом усмехнулся и плеснул саке здоровому руконгайцу по самые края. Их однокурсница, Хикари, налила чоко для Ичиго — с такими разительно отличавшимися порциями никто не сомневался, кто победит в итоге. Большинство однокурсников не скрывали, что болели за Кучики, ведь Абарай, в отличие от нее, ни с кем особо дружбы на курсе и не завел. — Пей, пей, пей, пей, пей, пей! — начала тихо требовать толпа, а потом, по нарастающей, громко подзадоривать спорщиков. Ренджи одарил вызывной улыбкой Ичиго, слегка растерявшуюся от такого напора, и одним махом опрокинул в горло саке. Ей не оставалось ничего иного, кроме как повторить за ним. — Ксо! — выдохнула она, чуя, как горло вмиг опалило кислым огнем. Однокурсники разразились ехидным смехом. Насилу проморгавшись, Ичиго недобро покосилась на руконгайца, который даже не поморщился от выпитого, и вздрогнула от отвращения: на вкус дешевое саке — дрянь редкостная. — Ну что, — а друг всё подначивал, всё посмеивался надменно, — сдашься сразу или еще по одной? Аристократка нервозно дернула головой, по привычке взбивая копну, но та нынче была уложена в симаду — только цепочки кандзаси и звякнули напряженно. — Когда это я сдавалась, да еще тебе? — сверкнула огоньками в очах Кучики и решительно подставила свое чоко для новой порции. — Ну, гляди… — пакостно хихикнул Абарай и также дождался, пока его неприличной величины чашку наполнят во второй раз. — Кампай! — вспомнил он, позабыв раньше про традиционное пожелание. Ичиго кивнула лишь и залпом глотнула саке, резко запрокинув голову назад. То ли от этого, то ли от гадского пойла в несчастной голове зашумело, загудело, настырно засоветовало уходить домой. «Вот это жара пошла-а-а!» — Нет, несносный самурай был как раз не против веселья, в отличие от его благоразумного напарника. «Это сущее безумие, Ичиго! Остановись, пока не поздно!» — твердил он. Ичиго фыркнула упрямо: еще один не верящий в ее силы, пускай и не в физические! Звуки стали слышаться не так отчетливо, в поле зрения так же оставалось меньше душ — всё пространство начала занимать самоуверенная лыба Ренджи, а в ушах звенеть навязчивый вопрос: — Ну чё, хлипкая ты душа, хватит уже с тебя? Кучики упорно мотнула головой: что сказал бы отец, если бы она сдалась? Или… не так? Что сказал бы ее отец, если бы она вовремя не сдалась? Мысли путались, совесть мучила, но гордость продолжала упорно гнуть свое. — Даже не думай, — фыркнула аристократка, сузила глаза, концентрируя взгляд на бутылочке, и выдала вслух насущный для себя вопрос: — Интересно, а сколько чоко вмещается в токкури? Абарай похлопал подругу сочувственно по плечу: — Ну не раз, не два и не три точно наливать еще будем. Это тебе не с кидо мухлевать — с ним любой дурак справится, а ту-у-ут… лично тебя на прочность проверяем, боец! — Что-то один дурак так с Соккацуем совладать и не смог, — продерзила Ичиго, пока еще хватало сил внятно говорить, хотя чертово саке заставляло язык деревенеть с каждой новой порцией выпитой. — Хватит лясы точить, или сам уже сдулся, а? — Кто, я? — у Ренджи вспыхнули щеки. — Са-а-айто, а ну наливай! И понеслась: нашла коса на камень. Третья порция, четвертая, пятая, дальше — счет перестал иметь значение, ибо пока Ичиго рьяно желала поскорее закончить этот абсурд, Ренджи старался угнаться за ее частившими движениями, совершенно наплевал на разницу выпитого ею и им самим. Ичиго вело, но она держалась, судорожно хватаясь за край столешницы и даже в такие моменты держа осанку. Ренджи, если бы не боялся ударить в грязь лицом перед девчонкой, уже б давно откинулся назад и захрапел бы на весь зал идзакая. Оба спорщика сверлили друг друга замутненными взглядами, часто дышали, горели щеками и середкой, но как и следовало ожидать продолжали держать каждый свою позицию. — Всё, ик! — Сделано! Они оба стукнули посудинами о стол и картинно перевернули тары из-под саке — из тех даже капли не соскользнули, они справились со всем. Руконгаец был удивлен безмерно и, неуклюже утерев нос, попытался засвидетельствовать подруге свое почтение, чудом не стукнувшись в поклоне лбом о стол. Аристократка пошла на больший риск — на шатающихся ногах встала из-за стола, решительно отринув любую помощь и изобразила более уважительный поклон: она-то ждала, что друг сдастся, но, видимо, души за стеной и впрямь были более закалены. Однокурсники загудели и засвистели, с одинаковой очередностью выкрикивая имена упертых смельчаков — наблюдать за их дурацким противостоянием было весело, особенно, когда под конец Кучики стала мазать чашечкой мимо рта, а Абарай — икать без остановки. — Думал, что у тебя кишка тонка, но-о-о… ик! — в безоговорочном восхищении развел он руками. — Я рада, что переубедила тебя, — хмыкнули ему в ответ, — но это первый и последний раз, что я пью. Ренджи понимающе кивнул и, хохотнув, предложил провести подругу на выход — она горела так же, как и он, воздуха в помещении стало не хватать, а большое скопление народу — истово раздражать. — Так, эу, а ну-ка расступись… Спектакль закончился! Посторонись! Абарай стал протискиваться сквозь толпу улюлюкающих зевак аки огромный пустой, массивной фигурой прокладывая путь, прогоняя с него тех, кто помельче него, то есть — почти всех. Кучики совсем не возражала против такого «проводника» сейчас — наверное, впервые радовалась, видя перед собой широкую спину Абарая, хотя обычно, на беговом испытании или на полосе препятствий, она старалась обогнать того и оставить далеко позади себя. Ветер наконец-то ударил в лицо свежестью, когда двое незатейливых друзей избавились от лишних глаз и душных стен. Ренджи глупо улыбнулся Ичиго, та сокрушенно помотала головой — и зачем они вообще ввязались во всё это, словно им не было в чем более разумном проявить себя? Устало вздохнув, Ичиго спустилась на ступеньку вниз, и чуть было не оступилась, но ей вовремя подставили верное дружеское плечо. — Обопрись, — добродушно посмеялся Ренджи, — тут уже не перед кем хорохориться. Хотя отдать должное — ты держалась молодцом до конца. Это ж сколько силы надо-то! — Спасибо, — протянула девушка, с удовольствием наваливаясь на предложенную опору, — просто ты не рос аристократкой. Держаться невозмутимо на людях — наше всё, а что до соблюдения координации — после семи часов занятий танцами с госпожой Мин, поверь, меня штормило и похуже. Абарай восторженно взглянул на Кучики, точно впервые за столько времени узрел в ней ту принцессу, о которой все ему твердили. Девчонка и впрямь — тот еще борец, выносливый и несломленный, наверное, если бы ее пытали не саке, а каленным железом, она бы всё равно вот так же гордо держала голову и утверждала, что с ней всё в порядке. — А ну-к, постой тут пока, — прислонил он ее к ближайшему дереву, пока сам попытался отворить калитку — почему-то рука всё время промахивалась взять ее, точно та была живая. — Что за черт?.. — Что за черт?!! Ренджи!!! — точно эхом раздалось у него за спиной пронзительное, заставившее подпрыгнуть на месте враз и порыться мелкой испариной — ну щас он точно огребет по полной, хотя «на горячем» его застукал не капитан Кучики, а… — Рукия?! Ты тут откуда?! — растерянно забегали его глазки. — Пришла вот тебя, балбеса, в общежитие притащить, пока ты дров не наломал, но… — она быстро кивнула на Ичиго, — похоже, я уже опоздала. — Твою ж мать! — академист бросился к съехавшей наземь однокурснице: ее хваленая выдержка таки дала сбой. Бедняга. — Ичиго! Эй, Ичиго! Очнись! — он похлопал ее по щекам, но тут же получил подзатыльник от иной подруги. — Что ты творишь?! — прошипела Рукия. — Ты своими лапищами ей челюсть свернешь! Уйди отсюда! Парень покорно отпрянул, озадаченно перемявшись с ноги на ногу — он и впрямь переусердствовал с силой: лицо Ичиго даже в темноте полыхало клубничным цветом, как под стать имечку. Рукия же стала более нежно похлопывать аристократку по щекам, растирала виски, обмахивала ту концами пояса. — Красивая… — проронила она, мельком разглядывая незнакомку, хоть по словам Ренджи много уже узнала о ней. Ренджи поперхнулся стеснением: — В смысле? — В прямом, дурачина, — фыркнула она, — с такой барышни только пылинки сдувать, а ты ее дешевым саке напоил. Нашел чем впечатлить. — Что?! Кто?! Я?! — Ренджи не желал слушать упреков, а уж тем более «подозрений» в том, что имел какие-то виды на Ичиго. — Да она сама поспорить предложила! Кто ж знал, что она неженка такая! Рукия цикнула на друга, потому что в этот момент ресницы аристократки дрогнули и из-под них на нее воззрились осоловевшие глаза. — Мама?.. — пролепетала Ичиго, рукой прогнав видение, словно сошедшее к ней с портрета на алтаре. — О, — сунул моську Ренджи меж девушек и разочарованно цокнул, — допилась до того, что призраки ей мерещатся. — Призраки? — удивилась его давняя подруга и попутно убрала растрепавшиеся волосы со лба у дезориентированной девушки: она явно не понимала, где находилась. — О чем это ты? Разве такое возможно в Обществе душ?.. Абарай только заикнулся, чтобы поведать историю семьи Кучики, как новый голос за его спиной заставил побледнеть и покрыться холодным потом. — Так-так-так, что тут у нас? — Перед ребятами и впрямь точно призрак явился — бледнокожий, сереброволосый, нереально жуткий. — Аканна, да это же Ичиго-ча-а-ан и двое нищебродов, попытавшихся ее обокрасть, та-а-ак? — Что? Что?! — в унисон ошарашено выпучили глаза Рукия и Ренджи. — Мы ничего не делали такого! Лейтенант Ичимару наклонился над богачкой, точно проверяя всё ли с ней в порядке, а потом вновь с подозрением уставился на студентов: — Пра-а-авда? Или вам освежить память где-нибудь в темни-и-ице? — Ну что ты плетешь, лисья морда? — Ичиго медленно приходила в себя, возвращая дар речи и пытаясь подняться. — Это наши однокурсники, — поддержал Ичиго иной ее друг, появившийся тут. Кира Изуру. Гин расплылся в ядовитой ухмылке змея, готового вот-вот распахнуть пасть и проглотить пару первокурсников в один наскок. — Что ж. Если они не при чем, тогда-а-а… а ну-ка живо брысь отседова, пока живы! Ренджи и Рукия только пятками посверкали — с любым иным они бы еще попререкались, но лейтенант Ичимару, о ком ходила только дурная молва, внушал животный ужас — ребята сорвались с места на голых инстинктах, даже опомниться не успели. — Хи-хи, какие трусливые детишки нынче пошли из Руконга-а-ая. Прежде были пожилистей, понаглее. Ичимару подхватил Кучики на руки, не испытав даже малейшего сопротивления, — запах местного саке убедил его, что проблем с этой горделивой аристократкой сегодня у него не будет. — На себя намекаешь, наглый? — Впрочем, язык Ичиго резал прежней бритвой. Она нашла глазами Изуру и пренебрежительно бросила другу: — Предатель. Зачем ты донес на нас? Гин разразился лисьим смешком, наблюдая, как быстро сник парнишка, который точно был не при чем: — О, не будь так строга к Изуру, Ичиго-ча-ан, он просто зашел со мной пропустить по чашечке… чайку. Ичиго вскинула вопросительно брови и уставилась в лживо скалящуюся морду напротив. Так вот, кто таскал ее лучшего друга по дешевым забегаловкам? Да на что Изуру только позарился, она же тысячу раз ему твердила, какая вся из себя сволочь этот противный Гин. — Ты так соблазнительна сейча-а-ас, Ичиго-ча-а-ан, — мурлыкнул он лукаво и сунулся было ближе. Ичиго мгновенно вызвала в руке Шаккахо и, приставила опасный шар к виску известного извращенца, угрожающе прошипела: — Только коснись меня — клянусь, голову без меча снесу! Ей только посмеялись в ответ: «мол, как страшно» или «не очень-то и хотелось», но поставить на ноги даже не подумали — наоборот, вошли плавно в сюнпо и в десяток шагов доставили к нужным вратам. Только там, предоставив загулявшей девице всю свободу действий, Ичимару избежал угрозы кидо — реяцу медленно осыпалась наземь, аристократка фыркнула презрительно вместо благодарности за оказанную услугу и… поплатилась за свою беспечность спонтанным мгновенным жалящим поцелуем. Ичиго живо закрыла рот обеими руками, припозднившийся в сюнпо Изуру от сожаления охнул, отлично зная все тайны подруги, а из тени зарослей близ врат вышел как чумной зря поджидавший удобного момента проскользнуть в поместье Кайен. Его взгляд был непривычно тяжел, сам же он — лихорадочно бледен, вовсе не луной украшен. — Ой, прости-прости, — хихикнул главный пакостник Готея, — судя по вашим лицам, это я стал первым? — Беги, Гин, беги! — хладнокровно проронил Шиба и тотчас сорвался в погоню, оставляя возлюбленную в полном смятении чувств и с самым скверным первым поцелуем, который только можно было придумать.