This Will Destroy You – They Move on Tracks of Never-Ending Light
На улицу без причины лучше не высовываться. Зима выдалась ужасно холодной и морозной, снежной и ветреной. Из-за сбоев в генераторной отопление выключали на четыре часа каждый день, Док боялся, что система не выдержит и полетит ко всем чертям. Впервые за двадцать с лишним лет к ним пришел такой силы мороз. Запасы питьевой воды и еды медленно, но верно подходили к концу. Из-за холода люди в тюрьме начинали болеть, что порядком не радовало ни Дока, ни саму Зоэ. Скорее, это их пугало и настораживало. «Это же тюрьма. Тут не будет волшебной лавки с нужными вам лекарствами» – говорила она Найлу недовольным тоном. Идеи о походе в медблок корпуса «А» сразу отпали. Док запретил кому-либо заниматься самоуправством. Эрен хорошо помнил его леденящий душу взгляд в столовой, на общем сборе, тогда он решил рассказать всем о том, что творилось на самом деле в корпусах «А» и «В», и почему так важно соблюдать общие правила. Потом в спешке завязалась «несогласная» потасовка из семи человек, дело дошло до хорошей драки, но их успели вовремя разнять. Эрен позволил себе думать о том, что Док что-то замышляет. Оставалось ждать. И он точно придет к Риваю. И либо за помощью, либо с приказом, однако, второе маловероятно, ведь община (если так можно назвать больше полусотни заключенных) ослабла, а люди в ней то и дело грызлись друг с другом, как шакалы за одно единственное ребро с тухлым мясом. – Эрен, ты не думал подстричь свои волосы? – как бы между делом спросила Микаса. – Не-а, мне будет холодно, – шутливо признался Эрен. – Ты так не утрируй, у тебя есть офигенная шапка, – поддержал беседу Армин. – Она дурацкая, – сказала Микаса. – Нет, она классная, – Армин стоял на своем. Он сосредоточенно просыпал муку через сито. Эрен рылся в ящиках в поисках сухого молока, его совершенно не интересовало, что думали на счет его «дурацкой-классной» шапки Микаса и Армин. Зимой особо не помодничаешь, тем более они в тюрьме, а не в бутике, и он выбрал то, что, по его мнению, было самым теплым. Да, это была шапка-ушанка. – А как дела у Жана? – Болеет, из карантина его не выпустят до конца недели, – со вздохом сказал Армин. – Док и Зоэ правильно поступают. В зимнее и весеннее время года чаще всего случаются вспышки гриппа. Здесь столько людей, поэтому лучше отсаживать больных в отдельные камеры и держать их там до полного выздоровления. – Ты как твой отец, – подметила Микаса, вытирая грязь с полки, – такой деловой, вы только посмотрите. – Хах, куда мне до моего отца. Медицина для меня – это темный лес. Я только сказал, что считаю их методы правильными, – ответил Эрен, смотря куда-то в темноту ящика. Он неотступно искал пачку сухого молока. – Как насчет новеньких? Армин завязал мешок и отодвинул в сторону забитую до верха мукой трехлитровую банку. Он вспомнил, как бежал со всех ног к Ханджи, чтобы предупредить о новых людях в Марии. – Я знаю лишь то, что все они сидят в изоляторе, куда обычно сажают тех, кто приходит из-за стен. – А Ханджи сказала на каком она месяце? – поинтересовался неприкрыто Эрен. – Тебе-то с этого что? – Ничего, просто я слышал, что у нее аппетит зверский. – У беременных это обычное дело, – возмутилась Микаса. – Они могут есть все подряд. Была у меня одна знакомая, так она в три ночи намазывала на пикули горчицу и клала сверху сыр и все это запивала имбирной газировкой. Эрен с Армином скрючились, представляя весь этот вкусовой кошмар гурмана. Док и его люди отводили новоприбывших в специальный изолятор. Карантинные камеры, что предназначались для тяжелобольных в тюрьме Мария, находились в северном крыле корпуса. В карантин отправляли и тех, кто недавно возвращался из-за стен. К людям обычно не приближались, с ними не контактировали, а их вещи не трогали голыми руками. «Проверяющие» в порядке вещей носили с собой белого цвета маски 3M и плотные перчатки. Тех, кто сопротивлялся или отказывался садиться в карантин, либо изгоняли, либо убивали на месте. Не самое гуманное средство, как думал Эрен, но он еще ни разу не ставил себя на место Дока. Так как бы поступил он, зная все это? – Ты о чем-то задумался, – отвлек его Армин. – Самую малость… О-о-о, я нашел, боже! – Что? Что ты нашел? – Сухое молоко! – ликующе сообщил Эрен, вытаскивая из глубокого ящика закрытую пачку. Он поднялся на ноги и отряхнул штаны. – А нас подождать? – Догоняйте, сейчас будет интересно, – Эрен посмотрел на ребят, что возились с мукой, и вышел из кладовой. Саша торчала на кухне уже второй час. Сегодня был самый потрясающий день в ее маленькой «кулинарной» жизни. Они вместе с Конни нашли в коробке, что стояла в уголке списанных вещей кухонной подсобки, хлебопечку. Техника цела и невредима, непонятно почему такую полезную вещь решили списать и упаковать обратно. Конечно ни Док, ни кто-либо еще из его людей не знали, чем тут занимался молодняк. У Саши возникло искреннее желание удивить их всех. Возможно, даже сгладить нынешнюю обстановку в тюрьме. У Йегера чуть ли поджилки не тряслись от предвкушения свежей булочки. Несясь на всех скоростях к Саше, он прижимал к груди добрую пачку сухого молока. Ребята могли успеть управиться до ужина. – И как ты собираешься это сделать? Тут нет инструкции, – Конни почесал морщинистый лоб. Он недавно сбрил пучок волос на макушке, и теперь стал походить на одного из заключенных с коротким ежиком на голове. – В детстве я пекла хлеб со своей бабулей. У нее на летней веранде стояла точно такая же хлебопечка. Очень удобно, знаешь ли! – довольно ответила Саша и рассыпала сахар, и соль по отдельным импровизированным мискам, что были сделаны из дна пластиковых бутылок. В Марии много чего не хватало, приходилось выкручиваться и придумывать что-то свое. – Ты не думаешь, что нам сделают выговор или вообще… закинут в одиночку, как Эрена, – проворчал Конни. – с Доком шутки плохи, ты видела его мешки под глазами? – Мы же не бунтуем, а печем хлеб. Неужели они его выбросят? И ты что, боишься его мешков? – девушка хихикнула. – Сейчас бы во время чумы хлебом разбрасываться. Не боюсь, но таких никогда не видел. – Мы не переводим провизию, уверена, у нас все получится. Хотя кому-нибудь сказать не помешало бы… В дверях показался Эрен со счастливой улыбкой на лице. Но он прятал глаза в пол, не хотел волновать ребят или что-то в этом роде. Эрен подошел к Конни и Саше и поставил пачку на стол, а сам уперся взглядом в раскрытую хлебопечку. Теперь он никому не смотрел в глаза, разве что только Риваю, если позволял момент. – Долго ты. – Там столько хлама ненужного, будто подсобка захудалого ресторана. Следом в просторную светлую кухню вошли Микаса и Армин с банкой муки в руках. – Надеюсь, вас никто не видел? – с подозрением спросил Конни. – Все путем, – ответила Микаса. – Как долго займет это по времени? Армин поставил банку на разделочный стол. Саша высыпала дрожжи в формочку, залила их водой и ответила: – Примерно два с половиной часа. – Ого… И это только на одну буханку? – Да. Вот поэтому я думаю ввести в курс дела Дока, пока сюда не пришли готовить вечернюю порцию его люди, – произнесла Саша, собирая в кольцо на макушке длинные темные волосы. – Армин, иди и скажи ему. Парень слегка растерялся. Почему именно он? – Но почему я? – Тебя послушают, разве нет? – девушка положила в формочку хлебопечки пару ложек сахара и соли. – Он может разозлиться… мы тут самоуправством занимаемся, – промямлил Армин. – Печь хлеб – преступление? Вот это тюрьма так тюрьма, – не удержался и прыснул Эрен. Ребята постояли в тишине несколько секунд, каждый о чем-то своем подумал. – Ладно, я попробую. Арлерт вздохнул с такой удрученностью, будто ему дали бесплатный билет на поезд в логово к зомбарям, но, собравшись с мыслями, он молча отправился прямиком к Доку – закону и порядку Марии. – Как думаешь, он справится? – нерешительно осведомился Конни. – Ты о чем? Этот парень убедит тебя обратно отрастить волосы, а меня наоборот – все сбрить, – подытожил Эрен, глядя на лысину Спрингера. Прошло часа три, и за это время ничего дурного не случилось. Вообще забавно было слышать от Армина историю этой самой хлебопечки (только парень не понимал, зачем ему рассказал об этом всем Найл). Бывшая жена Дока подарила ему хлебопечь накануне развода. Пожалуй, это был тот самый случай, когда человек хочет сохранить вещь в память о ком-то, перетаскивая ту с места на место, но не пользуясь ей. Ведь Док работал во втором корпусе, а печка оказалась в третьем. Но, так или иначе, хлебопечка бывшей жены – находка в тюрьме. – На всех людей две буханки не хватит… но мы можем порезать на мелкие кусочки и выдать сегодня на ужине, что у нас есть, – как всегда Саша говорила мягко и смущенно, и эта манера нравилась Конни. – Давайте так и сделаем, а после ужина продолжим печь. Еще есть время завтра утром, после утренней порции, – поддержал Конни, а сам отчего-то сильно заулыбался. – Хорошая идея, – отозвался Армин. Саша открыла печку и вытащила из формочки вторую буханку. От запаха горячего хлеба во рту все сводило. Какой же это был невероятный запах! Эрен как нельзя кстати отыскал сухое молоко, без него не было бы такого тонкого молочно-сладкого аромата. Кусок буханки был румяненький, бледненький и испускал пары горячего свежего пара. Ребята окружили тарелку с двумя буханками и таращились, как на восьмое чудо света. Хотя в их-то положении это и вправду что-то невероятное, будто возвращение в привычный им всем мир. Микаса поверхностно окунулась в воспоминания своего детства: ранней весной она с Армином и Эреном выкупали булочки с сахарной пудрой у вредной тетки на главном перекрестке городка Ривер-Круз. Она вспомнила, как они с Энни ходили после занятий летней практики в скромную и уютную хлебопекарню на углу Салем Стрит. Энни обожала запивать крепким черным кофе эклеры с вареной сгущенкой… а после поцелуи с ней были чем-то нежным и сладким. Доком было решено выдавать хлеб по группам утром или вечером, потому что в перерывах между приемами пищи выходило от силы испечь четыре буханки. Саше такое занятие вполне нравилось, она не жаловалась, зато посуду мыть больше не приходилось. – Господи, господи, как это… Как это вкусно, – Эрен готов был проглотить свой собственный язык, набивая рот куском свежевыпеченного хлеба. Он дожил до этого дня. В общей столовой стоял всем привычный шум. Вентиляции под потолком гудели. Ривай смотрел на пацана с каким-то серьезным удивлением. На третий день очередь дошла до их группы. И, черт возьми, он никогда бы не подумал, что и сам порадуется куску хлеба в своей жизни. А совсем недавно выкидывал его без раздумий, если тот черствел или терял вкус. Эрен смаковал каждую крошку от двух ломтиков, что ему выдали. Он не притронулся к основной пище: гороховому рагу и размороженному куску куриного филе, хоть они и выглядели намного аппетитнее, нежели ненавистный томатный суп. – Уминает, аж шум стоит, – посмеялась тихо Зоэ. – Йегер, знал бы я, что ты так любишь хлеб, то мы бы сейчас здесь не сидели, – с нескрываемым сарказмом изрек Ривай. – Черт, как можно не скучать по хлебу?! – Никто не говорит, что я этого не делаю, просто я свою порцию уже съел. И, если честно, то мне мало, – прожевав кусочек отварного куриного мяса, Ривай взглянул на Эрена. – Это самый вкусный хлеб, матерь божья. – Полегче, не подавись. И съешь то, что у тебя на подносе. – Не хочу, – Эрен еле проговаривал слова с набитым ртом. – Надо. Ты же не планируешь остаться ночевать в сортире? Послышались покатистые смешки ребят. – Нет, Ривай, только не за столом, – цыкнула Нанаба. – Я ему объясняю, что потом будет. – Пусть ребенок ест. – Я не ребенок. – Тогда доедай все.***
Если бы было все так просто, то Эрен здесь не сидел бы. Он бы пересек штаты, пересек границу, устремляясь к месту, что несло в себе спасение. Мысли о смерти, точно надоедливые непрошеные чужаки, посещали его голову гораздо чаще, чем мысли о здоровом отце и матери. Он не мог дать рационального объяснения, почему позволял себе думать о подобном: о горящих в темноте глазах мертвых тварей, о чавканье в глухой тиши, о гудящих вентиляциях, о стуках в трубах, «бам-бам-бам…». Это были импульсы, и слышал их лишь он один. Как хренов пророк с третьим глазом, как бедный малец из «Шестого чувства». Эрен хотел с кем-то поделиться ненавистными, тяжелыми мыслями, но не мог. Ему что-то мешало, как будто разыгравшаяся на грани потери рассудка паранойя. Был страх, что его сочтут шизофреником или сумасшедшим парнем, у которого на почве всего этого дерьма крыша понемногу начала ехать. Эрен не сказал даже отцу. Чувство, которое он испытал в радиорубке пока говорил с Гришей, отозвалось в нем недоверительной нотой, будто отец был подделкой, ненастоящим. Все его слова кричали об обратном, он пытался что-то скрыть, или наоборот делал все, чтобы их диалог не выглядел подозрительным, так как в радиорубке они были не одни. Связь барахлила, но Эрен судорожно хватал каждое его слово и вздох. Потом, отец упомянул «Сундук мертвеца», ту самую часть магазина «Риджерс», где можно было найти все, что пожелаешь, главное постараться. Тайное место из воспоминаний о детстве. И после этой фразы, у Эрена внутри все перевернулось и сбилось, словно его затянул в центр бушующей воронки гигантский смерч. Они больше не говорили. Отец лишь упомянул примерную дату прибытия. Если у них все получится, то ближе к весне они вышлют вертолеты, к тому времени погода улучшится, и снег мало-помалу стает. Последнее, о чем упомянул Гриша – мать Эрена: «Все с ней в порядке, вы скоро увидитесь». «Парень, не советую тебе рассказывать всем о твоем отце на Аляске» – вполне строгим голосом произнес Найл Док, обращаясь к растерянному и смятенному Эрену в пункте связи. Он сжал его худое плечо рукой и посмотрел на мальчишку уставшими глазами. Бунт был бы сейчас не к месту. Док еще не растерял остатки разума в круговороте нынешнего безумия. Нельзя давать ложную надежду людям. Что если вертолет прилетит один? Что тогда будет со всеми остальными? Или вертолетов будет несколько, но на крыло возьмут лишь членов семьи и близких людей, Армина, Микасу, Жана. Эрен ничего не знал: с кем его отец, какая у них обстановка в лагере (лагерь ли у них там?), что вообще происходило в мире (и происходило ли?). У Эрена с отцом не было на это времени. Удалось перекинуться парой слов, однако Эрен решил не рассказывать о всех странных вещах, что творились с ним с осени. Все из-за чувства недоверия, что ворвалось в сердце, как испуганный зверь. Нет, сейчас не время. «К чему он упомянул старый магазин?» – вот что не давало Эрену покоя, и он отчаянно пытался связать между собой эти вещи.Как в старые добрые времена
Они дожили еще до одного утра. Нынче в стенах Марии холод стоял неимоверный. Свет включили лишь к девяти часам. Утреннюю порцию (завтрак) перенесли на поздний час. За столом Ривая повисла сонная и мерзлая атмосфера. Ребята уныло помешивали жуткую на вид растворимую кашу, еле жевали, кутались в широкие свитера и куртки. Никто из них не обмолвился и словом, только когда кто-то подсаживался за два соседних стола, то им отвечали еле различимое и тусклое: «Привет». Эрен прятал глаза под отросшей темной челкой и ни на кого не смотрел. Пацан размазывал кашу по иссохшему куску хлеба, испеченного Сашей вчера после вечерней порции, и все думал и думал о «Сундуке мертвеца». Он больше не чувствовал на себе косых и угрюмых взглядов незнакомцев, потому что их группа немного, но вписалась в стены Марии. Теперь их практически не замечали. – Доброго утра всем, – за стол подсела Ханджи, щедро одаривая всех кроткой улыбкой. Те, кому «хватило» сил, ответили ей, но так тихо, что женщине пришлось наклониться к середине стола и прищуриться. Вид одного только Эрена вызывал у нее безудержное чувство жалости. Он был похож на голодающего, грустного щенка с опущенным носом в миску. – Чего все такие кислые? Продолжаем жить. Понимаю, каша не комильфо, но надо что-то есть, – начала говорить она своим звонким и бодрым голоском, словно чирикающая птичка. – Я такой кошмар даже в младшей школе не ел, – пробубнил себе в тарелку Жан. Он недавно поправился, и его выпустили из карантина. Армин с Микасой заспанно кивнули. – Знали бы вы, какую кашу нам давали в армии, – прервал тугое молчание Ривай и постучал ложкой по краю тарелки. Эрен слегка повернул голову в его сторону, потеребив свободной рукой металл в ушах. – Какую? – спросил он. – В тебя бы и ложка не влезла, – ответил с вызовом Ривай. Разговор привлек внимание Конни, Саши и Армина. Они смотрели на Ривая в надежде на продолжение рассказа, крайне неохотно проглатывая утреннюю порцию. – Ну и? – Ее варили из того, что было и не было. Старая крупа бледно-серого цвета разваривалась до получаса. Ее не заправляли ни солью, ни сахаром, – Ривай криво скалился, но отвращения в его голосе не чувствовалось. – А замешивали кашу на гадком козьем молоке, и попробуй не съешь, тебе через задницу запихнут ее. Конни и Саша глянули в свои подносы. – Козье молоко?.. – Эрен повторил, точно пробуя на вкус слова. Потом он поморщился. Со слов Ривая и вправду нечто тошнотворное. – Оно ужасно воняет, – подтвердил Армин. – Тогда я рад, что наша каша хотя бы на воде и с солью. Ривай представил воображаемую заслуженную звезду шерифа, точно был в сраном детском интернате. Отлично, как заставить детей есть то, что лежит на их подносах? – Ты еще лошадиное молоко не пил, – решила сказать Зоэ, доедая остатки каши. – Не порти мне аппетит, Очкастая, – парировал Ривай. К столам их группы направлялся небыстрой походкой Найл Док, держа спину прямо. И без того видимую усталость выдавали набухшие темные мешки под глазами и впавшие щеки, как у девяностолетнего старика. – Вы посмотрите, кто к нам пожаловал, – чуть ли не с гордостью изрек бывший коп. – Если что, то я ничего не делал, – Эрен сразу открестился. У Ривая тотчас пропал аппетит, и не из-за слов Очкастой. Без надобной на то причины Док с ним не говорил. Аккерман все еще не избавился от неприятного осадка, когда ходил за ним по пятам и выпрашивал минутку внимания. «Что на этот раз?» Не дожидаясь, пока Док подойдет и поздоровается, Ривай сам встал из-за стола и направился к нему навстречу. Эрен не сводил глаз со спины Ривая, до тех пор, пока он не скрылся за дверями общей столовой. И снова уткнувшись в поднос, Эрен начал выкладывать дольками изюма грустную рожицу. Когда Ривай вышел за дверь, то весь шум, который наполнял его всего целиком – исчез. Теперь он лучше концентрировал внимание на утомленном лице Дока. Мужчина был обеспокоенным и даже слегка раздраженным. Док прокашлялся, заговорил: – У нас появились случаи пневмонии. Теперь мы сразу отсаживаем больных в карантин. – Из моей группы, кроме Кирштайна, еще никто не заболел, – Ривай уже понял к чему все это вело, но он не перебивал Найла, выжидая, пока повиснет пауза. – Это радует... – Док суетливо потрогал редеющую темную бороду с проседью. – У нас закончились лекарства, даже аспирина почти не осталось. Мы все перерыли, но в медкабинете кроме бинтов и спирта ничего не нашли. Людям нужны антибиотики и болеутоляющие. – Я и моя группа все еще пушечное мясо, которое не жалко потерять. – Не совсем так, – пробормотал в спешке Док. – Новенькие, что приехали к нам неделю назад, тяжело болеют. Один из них постоянно блюет кровью и ему нужны специальные препараты от язвы желудка. – Он замолк на пару секунд, осматриваясь по сторонам. – В конце концов, беременная женщина. Ничего для принятия родов у нас нет. Кто их будет принимать, я? Ривай, ты вправе решать, ехать тебе или нет, но мне больше некого послать. Ты видел тех мордоворотов? Выпусти их – они сбегут, поджав хвосты. Еще и ружья заберут с собой, машины… – У меня все равно нет выбора, – бывший коп пожал плечами, скрестив руки на груди. – Ты не доверяешь мне, но я доверяю тебе. Потому и пришел. – Так уверен, что я не сбегу? – Ты не бросишь своих людей. – Черт. Ну, тут ты подловил. – Пока заболел один Кирштайн, не факт, что все другие будут здоровы, – Док оставил бороду в покое, – что будешь делать, если кому-то из них станет хуже? Ривай ненадолго замолчал. Подобные диалоги ему никогда не нравились, будто он был на месте какого-то сопляка, и перед ним стоял выбор: первое или второе, третьего не дано. Он запустил пятерню в волосы, потер шею и волей-неволей ответил: – Скажешь, куда ехать и что брать. – Да. И возьми с собой кого-нибудь. Одному идти – самоубийство. Кивнув, Док уверенной походкой потопал по коридору. Ривай оперся о стенку, задирая голову к потолку. Сигаретка бы сейчас не помешала…Вроде как вылазка за стены
Ривай решил выдвинуться за стены, как только посветлело на улице. Из них двоих радовался лишь Эрен (коп намеревался взять с собой Гюнтера, но его опередил с выбором неугомонный Йегер). Черт, будто этот сморкач собирался в хренов Диснейлэнд, к Микки Маусу. За стеной бродят мертвяки и Красные, мороз, минус двадцать градусов, из-за повышенной влажности можно окоченеть, а этот парень все не нарадуется. – Круто, что я еду с тобой, – еще раз сообщил Эрен, – а то мне надоело здесь сидеть. – Мне позарез был нужен напарник. Но ты сам напросился, тебя никто не звал, – Ривай скрыл еле заметную усмешку, впрыгивая в ботинки. – Ну и что, у всех дела, а я был не так уж и занят, – Эрен словно подыгрывал ему. – Все собрал, что надо? Патроны, веревку, рацию, ракетницу, спички… Его прервал улыбчиво Эрен, застегивая куртку: – Все на месте, не волнуйся ты так, мы же, в конце концов, не на первое свидание идем. – Закройся. – Укуси меня. Ривая не впечатлило. Он взвалил на плечо ружье, взял сумки и вышел из камеры номер 139. С ними не говорили ни Ханджи, ни Эрвин, ни кто-либо еще. Йегер предпочел не разводить сопли на дорогу, ведь он был уверен, что обязательно вернется, но уже с лекарствами. Он сможет помочь многим, кто сейчас нуждался в лечении. Армин шепотом пожелал ему успехов, а Микаса дала свой шарф (вроде как талисман). Господи, как же это было нелепо (как в подростковых фантастических романах), на него еще и Ривай смотрел, пока он прощался с ребятами. Они спустились на второй уровень, пошли к центральному входу. Дверь (та пропускала через себя персонал и посетителей в некогда нормальном мире) открылась с характерным звуком, впереди показался короткий промежуточный коридор, что-то вроде тамбура. Там их проводил охранник и сказал, что все готово. Ривай и Эрен вышли в маленький дворик, их лица обдал мороз. Они выждали пару минут, пока очередная металлическая дверь распахнется и выпустит их на стоянку. Дьявольски холодно, но хотя бы безветренно. С дымчатого неба сыпал рыхлый снег. Казалось, оно вовсе забыло свой цвет, замерзая навеки в этом серо-холодном январе. – Ты хоть револьвер не забыл? – Конечно. И крошку прихватил. – Крошку? – Свою биту, – Эрен натянул до носа шарф и дернул головой назад. Из застегнутого ранца торчала деревянная ручка. – Смотри, сломается на таком морозе. Они прошли по расчищенной мерзлой дорожке до гаража. У железных пластин стоял совсем недавно выгнанный одногусеничный снегоход с черным носом и боковинами. Ривай присвистнул. – Погоди, а где машина? – оторопело спросил Эрен. – Что дали. На машинах нет зимней резины, цепей не нашли. Зато есть парочка снегоходов, они точно не застрянут на трассе, – Ривай забросил пустые сумки в кофр*, клубы горячего пара окутали его лицо. Потом он снял две пары защитных очков с руля и одни из них подал Йегеру. Потоптавшись на месте, Эрен сначала нацепил очки, следом напялил шапку-ушанку и завязал под подбородком веревочки. Уши замерзали махом. – Блин, но как мы поедем? Это же верная смерть! – его вдруг охватило беспокойство. – Что у тебя на голове? – Ривай на секунду отвлекся от дела. Эрен заморгал. Вот как будто не очевидно, что на голове. – Шапка? – с легкой вопросительной интонацией ответил пацан. – Дичь, – Ривай хмыкнул, потянув на себя снегоход. – Ты похож на русского в годы холодной оккупации. Где ты ее достал? – В подсобке чужих вещей. – Выглядит ужасно. – У самого на голову пидорка натянута. Мозги замерзнут, – выдал недовольно Эрен, с опаской посматривая на снегоход. – Обычная шапка. Кончай пререкаться, садись и поехали, – скомандовал Аккерман, устраиваясь в седле.Nine Inch Nails – And All That Could Have Been
Эрен недоверчиво смотрел на мужчину. Не нравилась ему эта затея. – Мы на этом снегоходе, как открытая мишень для снайпера. У нас ведь есть грузовик с зимней резиной, который мы пригнали, почему не взять его? – Потому что так распорядился Док. Зачем жечь кучу бензина на той дуре, когда есть другой способ? – Ривай похлопал по металлическому бочку снегоход. – Тем более он легко передвигается по заснеженной местности. У него лыжи спереди, а не две гусеницы, так что не улетим в кювет. Да и прилично разогнаться сможем. – Уже ездил? – Нет, первый раз. Но управление похожее, как и на гидроцикле. Не было такого, с чем я бы не справился. Эрен закатил глаза. В который раз он кувыркался в машине, пока ту вел Ривай? То башку себе расшибет, то спину. Но выбора действительно не было. Строгим взглядом Ривай пригласил Эрена сесть позади себя. Пальцами повернул ключ, спустил электрический стартер, и снегоход ворчливо зарокотал. Йегер прыгнул в седло, вставил пятки в стремена и прихватил его за куртку. Тарахтение мотора показалось приглушенным, вовсе не громким. Лыжи скользнули вперед, когда Ривай крайне мягко надавил на рычаг газа (это самое важное: плавно жать на ручники газа и тормоза). Снегоход покатился к громоздким стальным воротам, и, когда те отворились наполовину, они спокойно выехали за стены Марии. Ворота за ними сразу же закрылись. В целом, управлять снегоходом не так сложно, главное объезжать по дороге подозрительные выпуклости снега и не съезжать с основной трассы, а также стараться не разгоняться до критической скоростной отметки. Буквально через десять минут пути Ривай привык к седлу и рулю. Ледяной ветер невидимыми иглами пронзал их на скорости. Эрен крепко держался за Ривая, периодически посматривая по сторонам. В ушах стоял негромкий рокот двигателя и шум гусеницы снегохода. Особо и не прокомментируешь через намотанный на лице шарф, что спасал от ярого ветра. Снегоход вывернул на основную дорогу, объехав перелесок елей, скрывающий тюрьму Марию. Трасса значительно обмелела, теперь следов от машин было раз-два и обчелся. Видимо, совсем недавно кто-то проезжал, свежую колею еще не замело снегопадом. Ривай придерживался этого следа. Пока было спокойно, за ними никто не гнался, их никто не подрезал. Но где-то внутри у него колотилось ощущение подвоха. На покрытых инеем рекламных щитах, что редко встречались на обочинах, было не разобрать даже букв. Местами дорога была сильно забита брошенными машинами, снег их, конечно, успел укрыть собой. На сидениях автомобилей виднелись замерзшие скрюченные трупы. Дыхание иногда спирало от такого зрелища. «Мы могли быть на их месте» – пронеслось в голове у Эрена. Снежная вуаль, похожая на молоко, застелила все вокруг. Некогда голые деревья покрылись слоем сероватого снега, словно пытавшегося замаскировать непрезентабельность дорожного пейзажа. Провода, парящие в воздухе, мелькали белыми нитями от столба к столбу. Эрен часто моргал, когда ему в очки врезались снежинки на скорости, будто боялся лишиться глаз. На шарфе выступил серебристый иней от пара, теперь мокли губы и нос. Снегоход катился по дороге, иногда увиливая от странных на вид кочек: это могли быть засыпанные снегом предметы, например, запчасти от машины, брошенные вещи, камни, вырванные ветром сучья, или давно умершие люди или животные. Поля напоминали гигантские плиты застывшей белой глины. Сквозь толщу снега выпрыгивали редеющие желтые и черные травинки и кусты. Дальше от полей возвышались перелески темно-синих елей, припорошенных белоснежной пудрой. Если закрыть на мгновение глаза и снова их открыть, то можно себе представить привычный всем мир. Эрен с горькой утратой смотрел на зимний пейзаж, а потом эти эмоции сменились ошеломляющим чувством ужаса… «Ты… видишь это?» – в немом крике спросил он Ривая. Страх Эрена передался ему через хватку руками. Ривай решил набрать скорость, проезжая низкий мостик с маленькой заледеневшей плотиной. Потом ему открылся вид как из кошмарного аморфного сна. Поля, что открылись перед его глазами, были усеяны мертвыми обледеневшими статуями. На белой пелене стояли толпами окоченевшие мертвецы, их серо-синяя кожа, точно сапфировая чешуя, переливалась от дуновения ветра со снегом. Ошметки одежды висели грязными лохмотьями. Мертвецы медленно «умирали», тяжело поворачивая головы на звук снегохода. Пускай они не бросались к дороге, не могли сдвинуться, но Эрен ощущал их взгляды на себе. Наисквернейшие взгляды чего-то или кого-то. От этого пальцы в перчатках мерзли и обдавались холодным потом. Он вжался в Ривая и закрыл глаза, затылком чуя нарастающее напряжение, будто какие-то невидимые руки дотянутся и вот-вот схватят его за незащищенную спину. Поля мертвецов не заканчивались. Им как будто не было конца. Ривай больше не понимал, дерево ли это стояло вдалеке, или же человек… Он смог немного унять дрожь в себе, только когда увидел на развилке указатели. Щиты тоже залепило седым инеем, но ему удалось прочесть надпись и свернуть в нужном направлении. Вдалеке на белой равнине вырисовывались фермы с рыжими крышами по разводу лошадей, а за ними виднелся тот самый склад, который показал на карте Док. Недалеко от цивилизации. Они заехали на обширную пустующую стоянку. Под ногами на снегу голубели рябые круги от разворотов машин. Значит, сюда не первый раз заезжали люди, точнее, как правильно было их называть – выжившие. Вблизи у фонарных столбов лежали на боку две разбитые иномарки, вокруг машин кружили чужие следы и застывшие лужи темно-багровой крови. Риваю не хотелось знать, что тут случилось. Он промолчал, слезая со снегохода после Эрена. Им нельзя терять времени, которого у них и так мало. – Будь осторожен, без причин не стреляй – нас услышат, – негромким голосом произнес заученный текст Ривай. Он протянул бумажку Эрену – список лекарств, которые им необходимо привезти в Марию. – Понял. – Эрен кивнул. – Вот, возьми маску, – из своего ранца он вытащил снаряжение, то им выдали люди Дока. На дне лежала веревка, фонарик, рация, патроны и ракетница. На всякий случай. Стянув с лица очки и шарф, Ривай надел маску 3М. Все это делалось исключительно для защиты от инфицированных, но он прекрасно понимал, что по возвращению в тюрьму их без вариантов посадят в карантин – таковы правила. Обиходный и непримечательный вещевой склад: одноэтажное здание, с несколькими входами и выходами и сортировочным цехом. Они должны собрать все самое необходимое, и вернуться до темноты. А как было известно: в январе темнело рано. Просыпаешься – еще темно, возвращаешься домой – уже темно. Снег под ногами сонно шелестел. Ривай и Эрен прошли вдоль стены к запасным двойным дверям. Войдя вовнутрь, их поглотил полумрак и давящая тишина. Мрачный и забытый всеми холодный склад внушал чувство тревоги, будто по длинным рядам вот-вот кто-то побежит. Эрен вытащил из ранца за ручку биту, готовый в любой момент со всей силы замахнуться и нанести удар. В двух шагах от него полицейской сосредоточенной походкой осторожно ступал Ривай, держа наготове ружье. Миновав ряды бытовой химии, от запаха которой пощипывало глаза, они вышли к продуктовым рядам. Пахло здесь отвратительно, видимо продукты, которые отжили свой срок, давно сгнили и замерзли, но вокруг все успело пропитаться этими зловониями. – Туда, – указал Ривай меж полок, ступая даже слишком осторожно. Йегер проскользнул через завал из коробок и оказался по ту сторону упавших деревянных паллет*. Следом протиснулся Ривай. Они вышли в узкий коридор, к самой двери аптеки, но та почему-то оказалась заперта изнутри. Это насторожило Ривая. – Ломать надо, – снимая с плеча пустые сумки, сообщил он Эрену. – А если попробовать с улицы, через окно? – Не выйдет, там решетки стоят. Когда Ривай подошел к двери, то почувствовал, как по спине пробежал не самый приятный холодок. Не могли же там закрыть кого-нибудь из зараженных? А что, если там сейчас стояли в полусне мертвые? И если их потревожить, то они сразу бросятся на шум. Была ли вероятность, что они притаились в самых темных углах склада, среди полок или в сортировочном цехе? Любой громкий шум даст о себе знать – тогда они окажутся в опасности. Ривай расстегнул куртку для удобства и засучил рукава. Эрен принял стойку защиты, замахнувшись битой. На страх и риск Аккерман решил выбить ее. Удар – дверь не сдвинулась с места. Второй удар – послышался треск щепок и звук, будто кто-то уронил ампулы. Но это не остановило Ривая, на третий удар дверь слетела с петель, и он ворвался в помещение. В висках застучала бешено кровь. Никого. – Быстрее, заходи и бери по списку: антибиотики, инсулин, жаропонижающие. А я соберу остальное, – объяснил Ривай, вытащив фонарик из сумки. – Эм, тут кто-то уже побывал… – удрученно произнес Эрен, подсвечивая фонариком разбитый шкафчик с ампулами, где вероятней всего был инсулин, либо витамины. В темноте кашлянули. Ривая обдал такой силой страх, что он не успел выхватить ружье из-за спины. Кто-то его сбил с ног, наваливаясь всем телом. «Мертвец?!» – Эй! – Блять! Эрен сотрясся от неожиданности и вжался в стену, наблюдая, как какой-то человек в черном накинулся на Ривая. Возня в мелькающих лучах фонарика переросла в драку. Этот «кто-то» не был Красным, это был человек и удар у него был тяжелым. Пару таких ударов и у Ривая в глазах закружились цветные всполохи. Ружье выбили из рук, а потом грубо схватили за распахнутые полы его куртки и отбросили. Ривай с грохотом влетел спиной в витрину, и та разбилась вдребезги. Замахиваясь битой, Эрен набросился со спины на чужака, но промахнулся, вдарив со всей дури по металлическим полкам, отчего тишину склада пронзило перекатистое эхо. Эрена так же отшвырнули ударом ноги. Пока чужак отвлекался на него, пацан сумел докинуть револьвер. – Ривай! Он заряжен! – крикнул сбито сквозь маску Эрен. Подъем с груды осколков показался Риваю самым тяжелым. От сильных ударов пред глазами слегка двоилось. Он прицелился, насколько точно – неизвестно, и снял с предохранителя револьвер. – Ривай? – черный силуэт вдруг заговорил. – Это правда ты? У Аккермана в ушах стоял гадкий писк. Во всей этой быстрой заварухе он не разглядел скрытого платком лица. – Стреляй же! – с тревогой крикнул Эрен, поднимаясь с пола. – Ты еще что за хрен такой? – сипло ответил Ривай и выругал себя за то, как у него предательски перехватило горло. Человек в черном вышел на свет фонаря, затем снял капюшон и стянул с лица шейный платок. Ривай тяжело выдохнул, рука с револьвером дрогнула. – Старик?..***
Тем временем в Марии начался необратимый процесс. Найл Док отправил на поиски пропавшего испанца своих людей. Но его так и не нашли, он словно сквозь землю провалился. На камерах видеонаблюдения, что работали только у главных ворот, не было зафиксировано ни одного нелегального входа или выхода. Обычно вылазки и въезды контролировались. «Не мог же он испариться?» – думал без устали Док, пока Ханджи объясняла ему, как работает вирус. – Не возлагайте на нас с Нанабой большие надежды, мы не эпидемиологи. Она обычная медсестра, а я всего лишь стационарный врач. – Ханджи протирала стекла очков. – Зараза, с которой мы сейчас имеем дело – коварная и опасная. Этот вирус… Человек ни разу не сталкивался с ему подобным за время своего существования на земле. И, поверьте, шансы выжить невелики, как бы прискорбно это не звучало. – Понимаю. Что ты предлагаешь? – Док поднял на нее глаза, пригласив присесть. – Я хочу, чтобы люди понимали, насколько это опасно. Нужно соблюдать правила личной гигиены, постоянно носить с собой маску и перчатки. Сообщать кому-нибудь об ухудшении самочувствия, – Ханджи откинулась на спинку стула. – В нашем прошлом конвое была мать, инфицированная, конечно же. Она жила среди нас больше шести дней, и мы даже не подозревали об этом. В итоге, она заразила лишь своего сына. А могла бы и всех нас. – Здесь все строго, Зоэ. Мы не церемонимся, а сразу отстреливаем. Как вдолбить людям простые вещи, когда они не хотят этого понимать? Будто сейчас к ним придет Дэвид, мать его, Копперфильд и скажет восхищенным голосом, что это был розыгрыш, долбаный фокус! Черт бы его подрал. – Тогда отправьте своих людей в ближайшую больницу. Пусть они привезут все необходимое, – Ханджи была настроена решительно. – Мы сможем чаще брать кровь на проверку и не подвергаться большому риску. Признаки заражения не сразу заметны, точнее они даже невидимы для нашего глаза. А когда пройдет время амплификации – будет поздно, потому что человек сможет заразить десяток других людей. Уж с микроскопом я смогу управиться. Док потрогал бороду, уткнув глаза на записи, что лежали у него под носом. – Как вариант, неплохой. – Вариант? – Ханджи пошатнулась на стуле. – У нас нет вариантов, поймите это. Вы же не хотите стрелять в тех, кто на самом деле не заразен? В дверной косяк постучал Эрвин Смит. – Не хотел мешать. Вечно я не вовремя, – без приглашения он прошел в кабинет. – Ханджи, это будет тяжело, у нас только один грузовик на ходу. – Так берите его и езжайте. Если надо будет, то я обязательно поеду с вами, – ей хотелось верить в удачу. – Вы говорите о новой вылазке за стены? – вмешался в разговор Эрвин. – В тюрьме нет ничего, с чем я бы могла работать, – ответила Зое, подняв голову. – Хм… я знаю в этих местах лишь одну больницу. Но она далеко отсюда, – Эрвин присел на мягкий стул, ему не нравился взгляд Дока: он был слишком погружен в себя. – Найл, ты слушаешь? – Что? Да. Лечебница «Грей Маунтинс», в ней лежала моя бывшая жена, – изрек хриплым голосом Док, – до того как началось все это… Ханджи глянула на Эрвина, потом на Дока. Ну не должно же все кончиться вот так? – Если вы боитесь за своих людей, то разрешите мне поехать с Риваем. Хотя бы чертов микроскоп. Я просто буду сравнивать кровяные клетки. Сомневаюсь, что кровь инфицированного такая же, как у здорового человека. Док молчал, покусывая щеку изнутри. Потом Эрвин решил прервать напряженную тишину: – Было неверным отправлять лишь двоих за лекарствами. – Они вернутся, – сказала Ханджи. – Вернутся, но с препаратами, поэтому не вижу необходимости ехать в такую даль за одними лишь масками. – Но дело не в масках! – не сдержавшись, Ханджи соскочила со стула. Ее будто не слышали. Из-за открытой двери донеслись быстрые шаги. Прибежала Нанаба как на пожар. – Ох, Ханджи, в изоляторе стало плохо новичку.***
– Мне кажется, ты немного подрос, Ривай, – хрипел Кенни, как немазаное колесо. – О, заткнись. Не думай, что смог так легко посеять во мне комплекс. Эрен сидел около Ривая на полу, с охотой развесив уши: диалог между Аккерманами был порядком странным. Сначала они обсуждали бейсбол, на который не попали прошлым июлем из-за бешеных психов, потом говорили про отстойную парковку, что отвели им перед 11-м участком в марте. Им нужно было каждый раз брать чертов чек и пробивать его – регистрировать полицейское авто и время, когда они заезжали на парковку, ну не бред ли? А затем разговор сошел в уж очень грустное русло. Эрен чувствовал, что все это близилось к логическому завершению. – Как ты вообще здесь оказался? – Спасался от мародеров, – Кенни покашлял. – Несколько шакалов хотели меня за яйца подвесить, а я тут сныкался с самого утра. Подумал, что вы – это они. Прости уж за то, что надрал тебе задницу. Эрен хмыкнул в смешке. – Они были на машинах? – спросил Ривай, обводя взглядом Кенни, тот хоть и сильно похудел, но мутузил будь здоров, этого нельзя было не признать. – Нет, на буранах. Теперь ноги уносишь не только от мертвецов, но и от каннибалов. Эрен оживился: – Каннибалов? То есть, они хотели тебя сожрать? – Малец, что во фразе «подвесить за яйца» тебе непонятно? – оскалился старший Аккерман. Эту смуглую рожу пацана он помнил еще с участка. И нет, его не удивляло то, что Йегер таскался за Риваем. Они замолчали, вслушиваясь в какой-то далекий металлический шум, что исходил со стороны сортировочного цеха.The moth and the flame – wishing well
Тут Ривай решил заговорить: – Поедем с нами? – Куда это? – В Марию. Кенни покачал головой, опустив глаза: – Я туда ни ногой. У вас там за стеной соседи дурные. Вы на пороховой бочке сидите, вот-вот и взлетите на воздух. Вот что я тебе скажу, Ривай, мотать вам оттуда надо. «Он, наверное, имеет в виду мертвяков в других корпусах?» – подумал Эрен, теребя завязочки на снятой шапке. – Знаю. Мы пережидаем зиму. Возможно весной прилетят вертолеты. Эрен недовольно взглянул на Ривая. – Пойми, мне туда дорога заказана, – произнес безрадостно Кенни, поднимаясь с пола. Про вертолеты он словно не услышал. – Я переловил половину преступников в Дэд’Арленте и отправил их в Марию. Некоторых доводилось лично перевозить в тюрьму. И как думаешь, они будут рады увидеть меня? Будто хренов Санта пришел к ним, но без подарков, хех. – Старик потер лоб, от давящей шапки и посмеялся над собой. – Значит, наши пути здесь расходятся, – Ривай встал следом, крепче сжимая ружье. – Мир тесен, увидимся еще. Видишь, как удачно встретились сегодня? Мы с парнями обосновались на дамбе, в сорока километрах от этого места. Мало ли, может захотите наведаться. – Что будешь делать, если ваше убежище рухнет? – Ривай все не унимался. – Ха, я свое отжил. Не страшно, мне нечего терять. – Что за ерунда? – Говорю, как есть. Давай вот только на дорожку собачиться не будем? – Кенни закурил. Эрену такая манера держать сигарету показалась знакомой, ну да, они же родственники. – Хрен с тобой. Вливай в себя пиво и смотри дебильные ток-шоу до конца своих дней, – отмахнулся Ривай, закидывая на себя сумку, забитую лекарствами. Тон его был такой, будто они менялись на смену в будний день. – А ты за мальцом лучше приглядывай, чтобы он в дерьмо какое-нибудь не вляпался. Это были последние слова Кенни, когда он похромал в противоположную сторону склада, на выход. Они простились тишиной и сдержанным желанием обсудить все, что происходило с ними с момента стрельбы в участке. На улице стало заметно темнее: налетело еще больше туч. Где-то вдалеке на равнине мелькал один единственный огонек – это машина Кенни уезжала прочь. Эрен утрамбовал две сумки в кофр и сел на заднее холодное сидение. Почему-то он себя чувствовал смертельно уставшим. – Расстроился? – поинтересовался аккуратно Эрен, наблюдая, как Ривай заводил движок снегохода специальным ручником. – Забыл? Я бессердечный коп, – ответил Ривай так, будто его это клеймо уже порядком раздражало. Но Эрен знал, что это не так. Он соврал. Ривай подергал ручной привод до семи раз, чтобы двигатель завелся. За время их отсутствия он замерз. Так повторилось пару раз и, снегоход наконец-то зарокотал. Когда он вскочил на сиденье, Эрен его обнял, чтобы не свалиться. Они тронулись с места, уезжая с территории склада. Путь их лежал через поля мертвецов, к стенам Марии. Ривай на обратном пути не переставал думать о недавней встрече со стариком. Вроде бы он был рад видеть его, а вроде бы и ничего не испытывал. Точнее, что это была за радость, или это было облегчением? Как гора с плеч: он не остался в полном одиночестве. Но как же тогда его люди?.. Микаса, она тоже была Аккерманом. Теперь и Эрен, Ханджи, остальной молодняк, на которых Ривай не мог попросту наплевать. Что было такого в Кенни, отчего он испытывал сразу две вещи: и отраду и ненависть? Он воспитал его как грубияна и бессердечного ребенка из гетто. Показал вещи, которые обычно показывают парням за двадцатку. Научил не самым приятным выкрутасам из ситуаций. В пятнадцать лет он знал, как обращаться с пистолетом, но не с девчонками, что пытались затащить его в постель. И тем не менее, черт, позволил и даже дал добро выбирать Риваю самому свой жизненный путь. А когда тот выбрал, то старик с охотой помог. И после столь ужасных пережитых за полгода вещей, они пересеклись, сболтнули чего не лишнего и попрощались. Как же, блять, обыденно. Словно ничего не случилось… Значит, не стоило больше так волноваться. Стоило отпустить. Ворота нешироко зевнули и снегоход скользнул за стены. У железных дверей гаража их встретило трое «проверяющих», и конечно без фанфар и шампанского. На лицах читался страх. Они были чем-то встревожены. Но кажется, не тем, чем надо. Ривай заглушил снегоход и слез с седла. За ним на снег сошел Эрен, вдыхая жадно морозный воздух, будто пытался почувствовать запах чужого испуга. – Мы чисты. Ни с кем не контактировали и не… Эрена перебили. – Поднимите руки и отдайте все оружие. Наденьте маски и следуйте за нами в карантин, – выступил со словами один из людей Дока. На вид ему было около тридцати. Мужчина забрал у Ривая и Эрена оружие, еще двое достали из кофра сумки с добытым лекарством. – Отличный сервис, вы, ребята, считаете нас заразными? – заговорил недобро Ривай. – Мы вроде как ваше спасение, можно и не кидаться в крайности. – Таковы правила. Йегер развязал шнурки шапки и нацепил на лицо маску, как и просили. Примеру последовал и Ривай. Потом они пошли за «проверяющими» в обход: к запасному входу. Оттуда – в блок с изолятором. – Пришлите к нам Зоэ, – сказал Ривай, заходя во внутрь. Издали, по смежным коридорам разносилась чья-то возня и крики. Когда они дошли до карантинных камер, то все стало ясно. Паника, которая повисла в воздухе, буквально в секунды окутала их, заставляя почувствовать себя менее чем некомфортно. Риваю не хотелось провести десять-пятнадцать дней в камере, окруженным со всех сторон то ли заболевшими простудой, то ли хрен пойми чем. Видимо, среди таких был очередной эпилептик или буйный, черт разберет. Из раскрытой двери доносились крики и похоже там была Нанаба. Нетрудно узнать ее отчетливый строгий голос. Эрен вдруг вспомнил себя, и что-то внутри него кольнуло, будто медленнорастущее напряжение выпускало острые тонкие когти. Их рассадили по отдельным камерам друг напротив друга. С ними не говорили. «Проверяющие» закрыли двери и удалились, оставляя Ривая и Эрена слушать эти нестерпимые вопли больного. – Эй, а нам поесть принесут? – Эрен вдавился лицом в узенькое стеклышко. – Ривай, ты слышишь меня? Ривай? Сквозь крики Эрен уловил кроткое, не настроенное на беседу: «да», и больше не стал ничего спрашивать. Ему хотелось спать. Впереди еще одиннадцать дней (может больше), а мерзкие стены карантинной камеры заставляли его мысленно затягивать на своей шее петлю за петлей. В крохотной серой камере стояла койка, тумба, унитаз, и висела под потолком лампа, которая через раз неприятно мигала зеленоватым цветом. Думалось ему, что завтра он полностью впишется в тюремный «камерный» портрет, ведь не впервой сидеть в одиночке…***
На третий день карантина Риваю стало плохо: поднялась температура, заболело горло, он закашливался. Болезнь дотянулась и до него склизкими лапами. Господи, да это же рассадник какой-то, а не тюрьма. Но он подумывал, что его просквозило, когда они с Эреном ездили на склад. «Пидорка», как сказал Йегер, все-таки не спасла. – Как ты себя чувствуешь? – в стеклышко смотрела Ханджи, попутно надевая на себя какой-то клееночный комбез и перчатки. Не секрет, что она осознанно решилась на такой шаг – лично осматривать людей в карантине. – Херово, будто в груди шипы прорастают, – болезненным голосом прохрипел Ривай. – Сейчас тебя посмотрим, – сказала она и следом обратилась к охраннику, – открывай, я готова. Замок на двери щелкнул и Ханджи вошла в камеру. Ривай сидел на краю койки, вид его оставлял желать лучшего. Квелый блеск в глазах, засаленные волосы, распухший красный нос. Все признаки на лицо – он заболел, как и остальные. Скорее всего, переохлаждение. Ханджи поправила на лице маску, надела защитные плотные очки. Она не могла избавиться от идеи, что вирус, бушующий за стенами, мог провоцировать простуду или другое заболевание, либо «такое» заражение могло начинаться с подобных признаков. У нее не было выбора, как только экипироваться от макушки до пят и соблюдать крайнюю осторожность. – Ну-с, приступим, открой рот, высунь язык, – склонившись к Риваю, Зоэ начала осмотр. – Боже, только не обращайся со мной, как с подростком или стариком, а то меня стошнит. – Ладно-ладно. Ты пьешь все лекарства, что тебе приносит Нанаба? – Само собой. Я же не хочу тут загнуться, – задрав свитер, Ривай выпрямился. – Продолжай принимать их, скоро полегчает, – достав из набедренной сумки стетоскоп, Ханджи принялась водить им по грудине. – Дыши как можно глубже, – попросила она. Ривай вдохнул, потом выдохнул. Хрипов она не услышала. – Мокрота есть? Какая она? – Ничего не отходит, кашель сухой. – Глубокий вдох, – повторила Ханджи, – выдох. От слабости у Ривая слегка закружилась голова. Постучав осторожно по ребрам и спросив, есть ли болевые ощущения, Ханджи пришла к выводу: – Пневмонии нет. Снимки, очевидно, тут не сделаешь, но судя по всему у тебя сильная простуда. Ривай почувствовал сладкий укол умиротворения. – Следи за мокротой, если появится. Сильно не кашляй, а то все горло себе сдерешь. Пей побольше и спи, сон – это лучшее лекарство, – Ханджи кивком указала на то, чтобы Ривай опустил свитер и сел обратно. Затем она прощупала лимфоузлы. – Как Эрен? – откровенно осведомился Ривай, сглатывая вязкую слюну. Как же он ненавидел болеть. – С ним все в порядке. Мечется из угла в угол, как суетливый щенок, не зная, чем себя занять. Ему тут очень скучно, – с ее губ сорвалась усмешка. Затем она посветила в глаза Риваю фонариком, проверяя реакцию зрачка. – Не мое дело, конечно, – прокашлялся Ривай, – но ты уже сделала? – Откровенно говоря, ему было немного неловко спрашивать о подобных вещах. Ханджи протирала спиртом стетоскоп, глядя куда-то в сторону. Она покачала головой: – Мне немного страшновато. Что делать, если тест окажется положительным? И еще, я надеюсь, что Эрен ничего не видел. Тест был на беременность. Ривай вечером того дня, как поговорил с Доком, возвращался к себе в камеру, захватив парочку гнусных, по его мнению, книжек из крохотного кабинета, книжный шкаф которого больше никому не принадлежал. Навстречу ему неуверенной походкой двигалась Зоэ. Она остановила его, попросила выслушать. Как там обычно бывает? Ривай в этом не разбирался, но фразы «задержка» и «Моблит не должен знать», заставили его малость поволноваться. Пока на складе Эрен трындел с Кенни о чем-то своем, Ривай искал средь полок пачку с тестом. Теперь он понимал: ей самой было от такого поворота событий не по себе. – Нет, он не знает. – М, я не хочу, чтобы это раскрылось, – она шумно выдохнула в маску и этот звук напомнил Риваю надувающийся шарик. Аккерман только посмотрел на Зоэ из-под челки, что падала на глаза. Ему еще не счастливилось бывать негласным свидетелем «женских» проблем. Тем более этот секретик напрягал похлеще, чем приступ Эрена в хижине, ведь даже Моблит не был в курсе, а вот ему почему-то сказали. Как это происходило у женщин? Поздравления? Какие к черту поздравления, когда они в тюрьме, а в соседних корпусах все кишит мертвяками. – Так, ладненько, пойду осмотрю еще несколько человек и загляну к Эрену. Шмыгнув носом, Ривай кивнул ей: – Хоть наши камеры напротив друг друга, передай ему, чтобы не дурил там. – Передам. Ты поправишься, отдыхай, – с этими словами она вышла из камеры. Дверь за ней захлопнулась.Рушится
1
– Поверить не могу, что это правда! – вскричала Ханджи, хватаясь за голову. – Кроме тебя к ним никто не захаживал, – сказал Док, – как ты проверяла? Ханджи чуть не вскипела злобой. – Предупреждала вас! Я обычный врач, что вы от меня хотите? Я делаю все возможное, но это… это что-то невероятное, – она не унималась. Карантинные камеры, куда отселили пятеро новоприбывших, были залиты кровью, люди в них – расстреляны. Зоэ нутром чувствовала, что с ними что-то не так, только у одного из них шло кровотечение со рта, но он сказал, что это всего лишь язва желудка, и после приема лекарств все пройдет. Получается, они все были заразны с самого начала, и кто из них являлся «нулевым пациентом» уже не узнаешь. Полный бред! – Когда вы заметили? – Спустя несколько дней, когда ты прекратила лечение. – Что именно произошло? – чуть ли не с дрожью в голосе спросила Зоэ. – Они все разом начали биться в камерах и орать, будто бешеные обезьяны. Такое поведение, согласись, странное – в одно и то же время, пятеро мужиков просто теряют самообладание, – Док присел на неудобный стул, около одной из камер. – Черт возьми, мы держали заразных прямо у себя под крылом. Ханджи смотрела на стены, залитые кровью, пока ее не начало мутить от красного цвета. Потом задумалась и тут же бросилась бежать в другой конец изолятора. – Куда ты? – изумился Найл, вскакивая со стула. – Сейчас вернусь. Глупо упускать факт, что новоприбывших на сломанном микроавтобусе на самом деле было шестеро. И шестой была беременная женщина – Элли. Ханджи говорила с ней лишь при о смотре и только о ее самочувствии; пожалуй, она была самой здоровой из всех, и это удивляло ее. Элли пробыла в изоляторе около семнадцати дней, и ни разу не чихнула, если так можно было сказать. Ее попутчики же наоборот, погрязли в болезнях, а потом и вовсе свихнулись. Ханджи вгоняло в мерзкий трепет то, что она в очередной раз проиграла вирусу: пугала ее собственная слабость и неравенство в этой игре на выживание. Дойдя до первых карантинных камер, Зоэ нашла пятый номер, отворила засов на маленьком окошке и поздоровалась: – Здравствуй, Элли. Женщина сморгнула и чуть отстранилась спиной от стены. – Здравствуйте. – Послушай, мне нужна твоя помощь. – Когда меня выпустят? – спросила она вполне мягким, но истощенным голосом. – Я сижу здесь больше двух недель, пожалуйста… Мне совсем скоро рожать, – она погладила свой огромный живот. – Я все понимаю, правда, – заговорила Ханджи, снимая очки с переносицы, – но ничего не могу с этим поделать. Тебя не выпускают, потому что твои попутчики мертвы. Элли замерла на мгновение, было заметно, как ее плечи напряглись. – Мертвы?.. – Да, поэтому ты должна мне все рассказать: как ты попала к ним в машину, откуда они ехали, как себя вели. Понимаешь? Это очень важно, Элли. И Элли рассказала. Как она брела по сугробам от сгоревшего магазинчика в сторону проезжей части. Мимо нее прошло несколько грузовичков, но никто ее не подобрал, потому что она была с «брюхом», а это обуза. Когда у дороги остановился микроавтобус, то из него вышел старик и сын, они сказали, что движутся в сторону шоссе Манчестер, а оттуда в их загородный дом. Места в авто хватило бы еще на троих. Через пару дней пути микроавтобус подобрал еще одного попутчика и двух братьев, у которых заглохла машина. А дальше все и так известно. Радиатор полетел – пошел пар из-под капота, они свернули в сторону Марии, так как оставаться в машине было небезопасно и холодно. Выслушав все, Ханджи пришла в больший ужас, но такой вариант казался ей вполне подходящим. Если предположить, что у Элли каким-то образом иммунитет к беспощадному вирусу, то это многое объясняет. Получается, что кто-то из попутчиков был уже болен перед тем, как сесть в машину? Элли сказала, что у них были марлевые повязки, но видимо, они не так защищали, как например плотные маски или респираторы. Все понемногу вставало на свои места. Она пробыла среди зараженных бог знает сколько, но не заболела… Погруженная в собственные мысли Ханджи удалилась из изолятора. Ей нужно было поговорить с Нанабой и Риваем (его и Эрена на днях выпустили из карантина).2
Из-за сокращения подачи отопления стены в Марии, казалось бы, промерзли, но эта «непогода» не останавливала недавно переболевшего сильной простудой Ривая. За время карантина он успел знатно так зарасти, впрочем, как и Эрен. Они походили на гребаных дровосеков из Альпийской деревушки, что сдали смену рубки. Шумиха в душевом блоке стихла, в последнее время из-за холода мало кто стоял под водой. Эрен вообще думал сдохнет, ладно еще посидеть в одиночке, подумать о своем поведении и быть спасенным Аккерманом, но не карантин, затянувшийся на сраные тринадцать дней. Проще не выходить за стены, тогда не попадешь в ту поганую комнату, где только посрать тебе и разрешают. Точнее сказать, ты сам себе разрешаешь посрать. Ривай сбривал отросшую щетину с лица, чувствуя на себе взгляд Эрена. В каком-то роде ему нравилось наблюдать за тем, как Ривай ведет бритвой по скуле с шаркающим звуком. Клочки белой пены, точно сливки, с плеском падали в раковину. В душевых стоял шум воды, кто-то сейчас мылся. Невзначай Эрен вспомнил, как он еще совсем мальчиком смотрел на отца у раковины напротив мутного зеркала в ванной, который пару раз сбривал не устраивающую его бороду... Но тут было совсем другое. – Дырку во мне просверлишь, – сказал чуть ли не равнодушным тоном Ривай. – Мне интересно, ну, чуточку. Эрен нанес пену себе на умытое лицо и взял разовый станок. Ему казалось, будто он забыл, как это делалось. Неловким движением он провел бритвой от подбородка до губы и поморщился. – Боже, Йегер, ты что, никогда не брился? – С издевкой произнес коп, потом быстро обтер остатки пены бумажным полотенцем, сполоснул лицо и повернулся к Эрену. – Ведешь сверху вниз, по росту волос, – он провел невесомо пальцем по щеке мальчишки. Эрен подставил левую сторону лица к зеркалу, делая плавное движение от щеки до подбородка, затем переглянулся с Риваем, который с открытым вниманием во взгляде смотрел на него. – Вот так? – Да, если плохо сбриваешь определенные участки, то растяни кожу, – Ривай ткнул в кадык – особо сложное место. Йегер послушно сбривал щетину и иногда посматривал на Ривая в зеркале. А когда дело дошло до шеи и кадыка, то он и вовсе запыхтел. Правда не так заметно, как тогда в душе, но не такие уж и давние треклятые воспоминания ударили в голову, словно игристое вино. Эрен на мгновение стушевался и услышал тяжелый вздох. Ривай прихватил его за подбородок, выгнул шею и выхватил из его рук бритву, делая даже слишком отточенные и мягкие движения сверху вниз. У Эрена по спине проползли мокрые мурашки. С одной стороны – это распаляло, с другой – доводило до исступленного испуга. Эрен кажется не дышал, стараясь не смотреть в глаза Риваю; глаза его казались сейчас и вовсе бездонными, как синее море: усталость, будто укрепленная на радужках, придавала свой особенный шарм и желание. Желание замирать под таким взором. Шумно сглотнув, Йегер решил заговорить: – Я… вспомнил как надо, спасибо. – Мне кажется, или ты думаешь о чем-то совершенно другом? «Вот же черт, так очевидно?» – поймал себя на мысли пацан. Ривай сполоснул бритву под струйкой воды и отдал обратно в руки Эрену. Тот стоял, как вкопанный, не смея прийти в себя. Рукой он потрогал мягкое на ощупь лицо в кусочках пенки. – Я пошел, меня Ханджи ждет, – как ни в чем не бывало сказал Ривай, забирая личные принадлежности с края умывальника. «Добром это не кончится»Hakobune – Shiga
В холле Риваю довелось стать случайным свидетелем очередной потасовки заключенных. Парни что-то не поделили, поэтому петушились друг на друга, решаясь пустить в ход чуть офисную мебель. Ривай брал пример со своего личного образа флегматичного человека, который не всегда смеется. Не мог же он подойти и сказать им, чтобы они прекратили так орать? Его бы тоже втянули в драку, а после карантина и болезни он изрядно ослаб. Стоило бы вернуть старый режим: подтягиваться да отжиматься по утрам до восьмидесяти раз – эта цифра его устраивала. Встреча с Зоэ должна была состояться в ее камере. Риваю казалось, что он заплутает, но потом вспомнил, что он в тюрьме, а на всех дверях висели таблички с нумерацией и буквенными обозначениями блоков. Нет, он не подозревал о грядущем дерьме. Они вроде и так в полной жопе, но куда хуже? То, что потом он услышал от Ханджи вызвало в нем чрезвычайное отвращение. И это отвращение было к самому себе: к собственному бессилию. – То есть, хочешь сказать, что на самом деле она особенная? – спросила Нанаба, обеспокоенно всматриваясь в лицо подруги. – Да. Это и хочу сказать, – Ханджи сняла очки, у нее в последнее время слишком болела от них голова. – Сама подумай. Элли все время находилась среди остальных. Даже если кто-то заразился по пути в Марию, предположим на остановке, – она пересеклась взглядом с Риваем, – тот человек все равно вернулся в общую машину. Они вместе ели и спали, сидели друг от друга в каких-то сантиметрах. – И ей нисколько не хуже? – осведомился Ривай. – Я осматриваю ее каждый день, так как она в положении. Понимаете, за все время она ни на что не пожаловалась. Что мы будем делать, если у нее на самом деле иммунитет? Свяжемся с отцом Эрена и расскажем о ней? – Этого нельзя делать, – оборвал ее Ривай и сморгнул. Он волей-неволей вспоминал события в Дэд’Арленте, весь тот ужас, что пришлось всем им пережить. Неужели нашелся человек, которому ни по чем эта кошмарная болезнь? Или как ее стоило назвать: бешенство? Столь безжалостная зараза, позволяющая мертвым ходить по земле, а обычным людям терять голову и рвать всех на куски... Бред сивой кобылы. – Не думаю, что это так. – Вспомните, сколько болезней пережило человечество, а в последнее время штаммы каких только хочешь гриппов. Среди животных есть особи, которые имеют иммунитет к определенным вирусам и бактериям. Они на них просто не действуют. Нанаба шумно вдохнула, прислоняясь к стене: – А как же те, кто являются пассивными носителями? Ты о них вспомнила? Ханджи, человек может носить в себе скрытую бактерию – всю свою жизнь и даже не знать о ней. Но при любом неправильном контакте с другим человеком, у которого она отсутствует инфицированный может вызвать негативную реакцию у здорового организма, вплоть до летального исхода. Этот аргумент застал Ханджи врасплох. Действительно, она упустила эту деталь. Мысли о возможном иммунитете сбили ее с толку. Нанаба продолжила: – Тому простой пример – сальмонелла. Человек выступает носителем палочки, но при этом не имеет никаких признаков или симптомов. И легко может заразить кого-нибудь, если не станет соблюдать правила гигиены. Третичный сифилис, холера, туберкулез, даже ВИЧ, все они могут быть асимптоматическими носителями. Вспомни Тифозную Мэри. Ривай понимал о чем сейчас шла речь, но ничего не говорил, потому что напряжение, которое он ощутил в стенах камеры, схватило его за горло невидимыми пальцами. Каков же выбор без сожалений? – Мы не можем ее выпустить, – подытожила Нанаба. – Черт возьми… думаете, она пассивный носитель? – у Ханджи перехватило дыхание. Она заморгала так часто, будто готова была сейчас прослезиться. – Она беременна, – повторил Ривай, – хотите пристрелить ее на месте? Оставьте это решение проблемы Доку, он колебаться не станет. Все трое замолчали. Ханджи думала о том, что стоит с этим немного повременить. Она не готова к такому шагу.3
Bvdub – 08
Эрен проснулся и некоторое время лежал на спине, глядя в низкий потолок камеры. Сколько он спал? Вечерняя порция вчерашнего дня была сплошным страданием. Он схватил на ощупь бутылку, та стояла на полу у койки, и отхлебнул пару глотков. Ему показалось, что он такой вкусной воды в жизни не пробовал, она стекала по его подбородку и шее, за вырез толстовки. Закрыв бутылку и поставив ее на свое законное место, он поднялся с койки, влез в ботинки и вышел из камеры, оставив в ней спящего Ривая. Сам не понимал, зачем встал и куда пошел. Эрен просто брел по коридору, окутанному гробовой тишиной. Тут он остановился у развилки и уставился в черный зев коридора. Что это? Кто-то двигался в темноте? Никого не слышно, но движение определенно было. Какое-то незримое, медленное, тягучее, будто вода, колыхающая водоросли в своей толще. Эрен замер на месте, вглядываясь в абсолютную темноту. В голове у него простучали в детский барабан: бам, бам, бам. Вот, опять, эти звуки. В непроглядном густом мраке, словно двигались темно-фиолетовые пятна. Эрен не решался пойти туда, он стоял на месте и слушал удары в крохотный барабанчик. Когда все закончилось, он лежал в своей камере, не в силах понять, сон это был или он действительно вставал посреди ночи. Когда его разбудил Ривай, Эрен не решился рассказать ему. Они собрались и отправились на утреннюю порцию.4
Marco Beltrami – Hand Off!
Дни в последнее время не задавались. Саша растягивала последние запасы муки и сахара как могла, от этого, конечно, хлеб получался не таким вкусным. Ей не особо нравилось то, как ею командовали, хотя, по сути, они всего лишь заключенные тюрьмы. Сегодня к ним в поварню прислали паренька, его звали Марло. Рук не хватало. Он отмывал пол от разлитого масла. Казалось бы – разруха, зачем вообще это делать? Но видимо нынешний «Закон и Порядок» тюрьмы все еще не мог смириться с происходящим. Док не в силах остановить эпидемию, не в силах избавить от мертвецов соседний блок, не в силах вылечить тех, кто болел пневмонией, потому что они вскоре умрут. Он не мог прекратить резню, что разразилась между «цветными». В душе недавно нашли мертвого латиноса с перерезанным горлом, на нулевом уровне сняли двоих повешенных янки. Расовая ненависть будет пострашнее простецких ссор и потасовок, ведь так недалеко до полного хаоса. Карантин был забит бунтарями и заболевшими, некоторых закрывали в их же камерах, чтобы в дальнейшем они не разводили анархию. Кажется, Док боялся потери контроля, ведь он так сильно привык к этому состоянию. Контроль – вещь шаткая. Если уж весь мир пошатнулся, то что говорить о порядке в тюрьме, где поселились насильники, убийцы и бандюги? Нет больше власти и закона, черт возьми, никаких шишек и ведущей руки, что могла в любой момент посадить на электрический стул или дать еще десяток лет… – Посмотри, эти маринованные огурцы вроде бы неплохие, – Конни потряс банкой перед лицом Саши. – Если там есть пара банок, доставай, порежем к картошке, – она отложила ножик и обтерла руки о фартук, который следовало бы уже отдать в прачечную, как и всю ее одежду. Она закончила снимать кожуру. Сегодня дневная порция состояла из картошки, кукурузы и из найденных законсервированных огурцов. На конфорках кипели чаны с водой, подготовленные для варки. Несколько человек суетились у разделочных столов. На кухне было довольно тепло: горячий воздух исходил незримыми волнами от включенных печей. Техник, стоявший на стремянке, копался в широкой вытяжке-вентиляции, что-то бубня самому себе. – У них тут и картошка понемногу заканчивается, – заметил Конни. – Зато вся морозилка забита замороженным мясом. – Ты знаешь, нам нельзя совать носы в чужие дела. Эти люди давно тут хозяйничают, а мы так – на подхвате, – заверила его Саша, убирая ножик в грязную раковину к остальной использованной посуде. – Марло, – позвала она, – иди сюда, помоги нам, пожалуйста. Парень отставил швабру и подошел, видок у него был не выспавшийся. – Поднять это? – спросил он, указывая ногой на ведра, доверху заложенные картошкой. – Угу, высыпай пока в тазы, – отозвался Конни и поймал на себе кокетливый взгляд Саши, еле сдерживая улыбку. Техник, стоявший под потолком на стремянке выругался. Несколько поваров открывали консервные банки с кукурузой, вываливая ее в огромную тарелку; она сыпалась, точно золотые монеты. Саша обернулась на резкий гул, донесшийся откуда-то сверху, будто труба зарокотала. В поварне начали потеть стекла, должна вот-вот заработать вытяжка. Приступив к мытью посуды, она сосредоточилась на шуме воды из крана; Саша всегда так делала, словно пыталась что-то вспомнить. Вспомнить тот день, когда все это началось у нее дома. Мама не закрыла кран, потому что была уже мертва… Раздался чудовищный крик и мерзкий непонятный звук. Зловеще – до мурашек по коже – громыхнула стремянка. От неожиданности у Саши из рук выпала тарелка и разбилась вдребезги о кафель. Она, непонимающая, обернулась на крик – кровь, как липкий сироп хлестала на пол, забрызгивая плиту и стены. Все переполошились, отбегая от кровавого фонтана прочь. Из вентиляции вывалился кроссовок – это осталось от техника. Потрясенные Конни и Марло замерли на месте, забывая о выпавшем ведре с картошкой. Люди в поварне стояли, как окаменевшие и смотрели на испещренные красным стены. Где-то прозвучал отдаляющийся предсмертный хрип. Его что-то утащило в вентиляцию. Само осознание этого шокировало. Все они с криком выбежали из кухни.5
Jóhann Jóhannsson – Arrival
Ханджи и Нанаба шли по коридору в карантин. Не самый лучший вариант, по мнению Нанабы, предлагала Зоэ. – Давай ее еще раз осмотрим, – настаивала на своем Ханджи. – И что ты увидишь, м? Сама сказала, что никаких признаков заражения у нее нет, что ты собираешься искать? – Мы пойдем туда, наденем костюмы и осмотрим ее. Заставим раздеться, раз на то пошло, может увидим что-нибудь на коже, на участках, скрытых одеждой. – Разве Элли позволит? – У нее нет выбора, – строгим голосом произнесла она, обращая настойчивый взор на подругу. – Когда ты последний раз приходила к ней? – Вчера, но она спала. – Я против затеи, – Нанаба мотнула головой. – Господи, Нанаба, эта женщина беременна. Ее срок вот-вот закончится, ты хочешь, чтобы она рожала в камере? – Никто не будет рожать, – хладнокровно ответила напарница. – Это жестоко. Они дошли до узкого прохода к двери, что вела в карантин. Щелкнув ручкой, Нанаба и Ханджи вошли во внутрь. В коридоре, точно в брюхе гигантского червя, мигали лампы, висящие под потолком. Генератор снова работал с перебоями. Нанаба нахмурилась: – Нет, это ты неправильно судишь. Подумай, Ханджи, сколько людей окажется под угрозой, если Элли пассивный носитель? У тебя нет точных доказательств того, что о-она… Речь Нанабы сошла на нет, ее всю тряхнуло. Ощутив удар сердца где-то в собственном горле, она уставилась на раскрытую камеру номер 5. Ханджи пребывала в настороженном недоумении, и первая пошла к двери. На полу виднелась узкая дорожка из крови и слизи, каких-то ошметков грязно бордового цвета и кусков белой пленки, как от вареного яйца, будто кого-то протащили или же кто-то прополз. – Что это?.. – не шевеля губами произнесла Нанаба, ступая за Ханджи. В камере лежал на полу охранник с разодранным горлом и Элли… с разорванным животом, ее вспороли, точно резиновый шар. Живот как будто лопнул изнутри… Творилось какое-то кровавое месиво; от багрового цвета у Зоэ закружилась голова, ее затошнило, воздуха стало не хватать. – Что тут произошло? Надо… немедленно позвать Дока, – на одном дыхании выпалила Нанаба. За углом коридора, где был тупик – послышалось еле уловимое постукивание, словно сквозняк налетал на металлические затворки. Но там, за углом определенно кто-то был, может, это заключенный или второй охранник? Но почему так тихо… Почему?.. Завернув с опаской за выступ стены, Ханджи вгляделась во мрак тупика. Гремела так тихо решетка вентиляции, нет, она даже поскрипывала. В решетку билось что-то не больше размера кошки. Это что-то показалось Ханджи ни чем иным как животным, но до того момента, пока оно не проползло в сторону и не налетело на прутья вентиляционного отверстия. «Крыса?» «Бах!» «Скрип» – Боже правый. Это было что-то, похожее на ребенка: кажется, младенец Элли, разорвавший ей живот. Нечто неприятное и нечто опасное. Его кожа во мраке казалась нездорово пурпурной, даже черной, маленькие глазки сверкали в темноте как глаза мухи, их блеск был зловещим. Оно сидело на четвереньках и издавало гадкие глухие звуки, словно плакало как только что народившийся на свет младенец, чавкало и долбилось в отверстие. А когда заметило, что к нему приближаются, со всего маха вжалось в прутья и скользнуло в темноту вентиляции. Оно быстро удалилось по массивным воздухоносным трубам…6
Matthew Margeson - Holt Explains
Микаса решила включить свой телефон, о котором вспомнила совсем недавно. На нее накатило желание подзарядить его и посмотреть фотографии, сделанные за прошлый год. Она на самом деле избегала этой идеи, но что-то внутри нее безумно хотело вспомнить. Она хотела увидеть счастливые лица друзей. Телефон поприветствовал яркой заставкой. Хах, так непривычно держать гаджет, который ни на что больше непригоден – так как ни интернета, ни связи больше у них не было. Микаса свернула окно блокировки и ее внимание сразу привлек маленький мигающий значок конверта. Что бы это могло значить? У нее были какие-то непрочитанные сообщения? Она не помнила, когда разрядила в ноль телефон и убрала его подальше в сумку, но это было примерно в конце июня. Без промедлений Микаса открыла почту – в заголовке был номер Энни. Сообщение передавало лишь одно единственное, но горькое слово за шестое июля: «Прости» Микасу захлестнуло отчаянием.