Летучая мышь

POV Улькиорры Мне тошно от её мира. Тошно от сладости вкуса слёз. Тошно от королей. Жуткая мигрень мучила вот уже две недели. Как эта женщина может думать над такими бредовыми вещами? Неужели так интересно рассматривать погремушку визгливого ребенка? И я совершенно не понимаю, какого черта эта треклятая погремушка выросла на одном из долбанных баобабов поганого мира Орихиме Иноуэ. Устал. Это я понял, когда поймал себя на отстирывании упавших черти откуда ягод. Стоило только закрыть глаза, как снова начиналось это… *** Я сидел на стуле посреди выгоревшей лесной поляны. Снова воняло болью и выворачивало на изнанку. И снова я не хотел ни о чём знать. Но, видимо, всем насрать на мои скромные желания. В особенности, этому типу. Естественно, я попытался встать. Дальше попыток не ушло. Ощущения были что надо, только с точностью наоборот. Никому такого дерьма не пожелаю, хотя… Суть в том, что придурок пришил меня к стулу. Белыми нитками и, разумеется, исключительно духовно. Ну что тут скажешь? Даже матом ругаться не хочется, скажу только, что мусор падок на разного рода извращения, в чём я успел убедиться. Увы, неоднократно. - С возвращением, кусок покойника, - по обыкновению, странно поздоровался Куроцучи Маюри, зыркая на меня своими гноившимися глазами. - Ты болен, - не преминул напомнить я. -Мы все немного… - выдал он дежурную фразу, с которой неизменно начинался каждый из наших немногочисленных разговоров. Впрочем, обмен любезностями не закончен. - Но ты в большей степени, - не остался в долгу я. - Ты мне больше нравился арранкаром, человек из тебя хреновый, - задумчиво протянул этот шут, - хотя пришил я тебя хорошо. Ах да, точно. Я же хотел с тобой побеседовать, - тело крашенного клоуна изогнулось под неведомым ранее углом. Он смущен? Кажется, последний вопрос я задал вслух. И этим вызвал приступ гомерического хохота, отдающего тихой истерикой. Кое-как отсмеявшись, он достал швейные принадлежности и, подойдя ко мне вплотную, стал что-то латать на моем лбу. И как ни странно, края чего-то мягкого податливо сходились, стянутые все той же белой нитью. Боли не было. Вопрос о смущении остался открытым. Наконец, капитан заговори, точнее запел, но не важно: - Ты знаешь, что такое любовь? – Спросил он, неестественно скалясь. Этот вопрос выбил из колеи сильнее, чем все то, что происходило ранее. - В теории, - честно ответил я. - А я вот нет. Только успел убедиться, что вырезать её нельзя. Меня одолевали смутные сомнения, а потому, я спросил: - Ты пытался достать её из моего лба? - Да, - его односложный ответ без кривляний удивил. Сейчас этот шизик казался еще большим безумцем. – Я думал, ты знаешь, что это за болезнь. У многих спрашивал, они несли чушь. Я многих положил на алтарь науки? Но ни из одного не смог изъять любовь, оставив в живых. - Это значит, что она незаменима? - Её просто не научились ампутировать. Я хотел было задать вертевшийся на языке вопрос, но… Свет померк.