Летучая мышь

POV … Началось всё с того, что я умер. Отчётливо помню непонятное выражение лица женщины. Ей жаль? Она не хотела? Страдает. Это был своего рода триумф. Мой личный прорыв, моё понимание. Там, на крыше Лас Ночес, всё казалось простым. Казалось, я понял Сердце. А сейчас всё снова запутанно. Где я? Логично, что арранкары и синигами умирают совсем. То есть их индивидуальность, по идее, стирается. Я же отчётливо помнил, что я – Улькиорра Шиффер. Хотя, есть вероятность, что это место – тот самый финал, о котором никто не сумел рассказать по понятным причинам. Но, даже если предположить, что это так, то получается, моя память должна быть стёрта. Иначе всё случившееся противоречит принципу перерождения. Но что-то не так. Даже не в этой всепоглощающей темноте. Нет. Дело во мне. В чувствах, не сказал бы, что они нахлынули, накрыв с головой. Но всё же сейчас я ощущаю дикое раздражение и нежелание рассказывать этим парням о своей жизни. Вот только каким, к меносам, парням? Я, видимо, сошёл с ума. Женщина, она сделала это со мной. Накатила новая волна раздражения. Почему они извиняются? Боль… Миг, и мир обрёл черты. Перед глазами комната, из которой двое мужчин с дикими, испуганными лицами за ноги волокли двух мёртвых девушек. Одной из которых была Орихиме Иноуэ. Раз она умерла, то где-то поблизости должна оказаться её душа. Но сейчас я вижу только черноволосую женщину. А вдруг… Внезапная догадка подтвердилась, когда в поле зрения попала (собственная) рыжая прядь. Чёрт. Ещё минута и мир утонул в эмоциях. В раскалывающуюся голову лезли образы, отрывки чужой памяти, но главное – пришли чужие чувства и, резонируя с моими, породили понимание. Орихиме Иноуэ очнулась. Когда волнение поутихло, мы оба вернули возможность рассуждать здраво. А здраво, как я впоследствии осознал, не значит рационально. Как можно думать о реакции подруги, когда звенья твоей цепи уже начали пожирать друг друга. Пришлось осторожно подвести её к нужным выводам, чтоб хоть как-то ускорить процесс поиска доказательств гибели. Манипуляция ослабевшим после смерти сознанием – процедура не из лёгких. И я прокололся. Ехидный комментарий насчёт ковра явно заставил её задуматься. Когда женщины нашли свои тела, поток разнообразных ощущений снова затопил меня с головой. С этим срочно следовало что-то делать. Так, если есть реацу, есть и внутренний мир. Можно попробовать туда пробиться. Вероятнее всего, Орихиме Иноуэ сама не знает о его существовании, а значит, в ближайшее время меня не тронут. Сосредоточившись на внутреннем потоке реацу, я сел и зажмурился. Лежал я до этого или же стоял, узнать, видимо, не суждено. Внезапно яркая вспышка ослепила где-то под веками, отпечатав образ рыжеволосой женщины на задней стенке черепа. Глубоко вдохнув, я открыл глаза. Передо мной предстала небывалой красоты картина: бесконечный тропический лес с водопадами, исполинскими деревьями и небом. Настоящим, так не похожим на купол Лас Ночес. Только вот деревья были какими-то странными. Кроны их были зачастую увешаны разного вида безделушками и продуктами. Дошло до абсурда: на одной из веток нашлась трава из мира живых, как её там… а, укроп. Выбравшись, наконец, из зарослей, я вышел на поляну с огромным каменным постаментом квадратной формы. При ближайшем рассмотрении это оказалось шахматное поле. Вскоре из леса показались гордо вышагивающие фигуры. На лицах их было отчаянье, будто они приговорены. И лишь короли растягивали свои уродливые маски в блаженных улыбках. Началась партия. Первыми идут пешки. Идут в расход. Они, срубая, срубали. Уничтожали, резали и ломали, засоряя поле бесформенной грудой камней. И шли. Шли убивать дальше, с выражением истинной скорби на лицах. Не знаю, cколько ещё продлилась бы эта мясорубка или, скорее, костомолка, если бы короли не остановили сражение царственными жестами и не убежали в лес, приказывая остальным оставаться на местах. Я сначала не понимал в чём дело, ровно до того момента, как первые капли токсичного дождя обожгли кожу. Нужно было спрятаться, но уйти в сонидо не получилось, пришлось бежать до первого дерева, которое укрывало под широкой листвой белого короля. Наблюдая из своего убежища, как, тихо кляня всё на свете, медленно плавятся шахматные фигуры, а дождь автографами вырисовывает новые узоры на постаменте, кажущимся сейчас могильной плитой, я начал понимать устройство этого мира. Каждый раз новая свита и старые короли.