Привычки и особенности

             Звёзды стали в очередную неприличную позу из «секса для мастеров тай» и свели старых друзей Ширануи и Хатаке на крыше в обед. Или это были не звёзды, а Эбису-сенсей, бывший сокомандник Генмы, устраивающийся на пятичасовое чаепитие. Почему в эти же пять был обед у Копии, очевидно: он опять на него опоздал, а Ширануи с ним за компанию. А Эбису был просто предметом наблюдения — просто так обедать шиноби показалось скучно, поэтому они решили приглядеть за учителем.       Тот расположился на крыше с комфортом, чайничком, венчиком, коробочкой и чашечкой. Вылавливающий сенбонами из кулька сладкие вагаси Генма, сидящий на соседней крыше, ткнул Копию в бок локтём. Тот, автоматически увернувшийся от локтя друга и мгновенно сунувший в рот очередной рисовый шарик, вопросительно замычал. Ширануи ткнул в маленькую фигурку, старательно заползающую на крышу по пожарной лестнице сенбонопалочками, то есть той единственной не отравленной парой, которой всё равно было бы больно получить в тушку. Есть рядом с Генмой было не менее опасно, чем целоваться, не будучи уверенным в том, что он при этом сенбон вынимает изо рта. Но Копия был бывалым джонином, он с Генмой даже как-то спал в одной палатке, не проверяя, кладёт ли тот перед сном свою иголку в специальный ночной футляр.       — Смотри, сейчас малец обломается.       Шаринган недоверчиво хмыкнул. Сколько он знал детей, те никогда не упускали шанса испортить взрослым жизнь, а уж если этот взрослый ещё и их учитель, то можно окончательно попрощаться со спокойствием, внутренним равновесием и делами, приносящими удовольствие. Закон подлости в случае треугольника «учитель-шалость-ученик» сбоев не давал.       В это время добравшийся до крыши Конохамару достал из кармана мешок с краской, надул его и начал подкрадываться к учителю. Эбису-сенсей как раз отточенным движением наполнил чашку горячей жидкостью и выпрямился, глядя куда-то за горизонт. Увидевший чашку в руках учителя мальчишка недоверчиво посмотрел на часы, на свою тень, помотался, как щенок за хвостиком, демонстративно, кому-то явно подражая, сплюнул и пополз обратно на лестницу, сжимая так и не использованный мешочек в зубах.       — Это что сейчас было, нэ? — удивился Какаши. Конохамару не стеснялся творить, что душе его угодно, там и тогда, когда ему этого хотелось, и вдруг не решился прервать чаепития учителя.       — Это просто единственное абсолютное табу Эбису, — понимающе усмехнулся Генма, — ещё с Академии, окружающие могли вытворять любую хуйню, нести любой бред и разрушения, но по-настоящему из себя он выходит, только если нарушать традицию его пятичасового чая. Вернуть его в себя обратно потом сложнее, чем остановить пьяного Гая.       — Ма-а-а, вот как. Только почему этого нет в «Никогда и Ни За Что»? — уточнил Копия. Этот волшебный список помогал толпе конченных психопатов не переубивать друг друга при регулярных встречах и содержал подобную информацию о том, чего при ком лучше не делать. Чудовищно рассеянному Хатаке пришлось вызубрить его наизусть — а точнее просто посмотреть Шаринганом, чтобы не лажать в человеческих отношениях уж слишком часто.       Генма ответа не знал, поэтому друзья просто досмотрели за церемонным Эбису, допившим свой чай, тщательно убравшим за собой и ушедшем искать Конохамару, дожевали свои шарики, один сладкие, другой острые, и пошли выяснять. Первым делом шиноби допрыгали в своё общежитие, на одной из общих кухонь которого висела одна из версий «Никогда и Ни За Что». В ней ожидаемо не нашлось упоминания пятичасового чая Эбису и контактов ответственного за составление списка. Следующим местом поиска ожидаемо стал штаб, в котором хранилась подшивка всех версий НИЧТО, и где наверняка кто-нибудь что-нибудь да знал.       У входа — как всегда, в окно, — Какаши и Генма поймали отлынивающих от работы неразлучников. О том, что те именно отлынивают, а не честно вышли на перекур, говорили их чуть виноватые лица и громогласные призывы из глубины здания вернуться обратно и принять тяжесть обязанностей на свои плечи, как и положено настоящим мужчинам. Ни Изумо, ни Котецу этого делать, очевидно, не хотели, и предпочли принять приглашение поговорить от Генмы, нежели являться обратно под негодующие очи начальства.       — Почему нет чая Эбису? — Котецу ухмыльнулся на вопрос о неполноте и несовершенстве НИЧТО. — На самом деле всё намного проще, чем вы наверняка представили себе.       — Нет, мы не хотим знать, что именно вы представили и какие предположения успели построить! — резко перебил товарища Изумо, отгораживаясь от выкидышей джонинской фантазии. Убедившись, что просвещать их на эту тему не будут, он кивнул Тецу, чтобы тот продолжил объяснения.       — …так вот, всё дело в том, что Эбису — сенсей. А никто из сенсеев младшего и среднего возраста в этом списке не фигурирует приказом сверху. Чтобы не ронять достоинство учительское.       — А я всегда считал, что у большинства учителей просто нет настолько опасных заскоков… закалённая детьми психика там, большой опыт…       Чуунины хором фыркнули, выражая неверие в сознательность преподавателей.       — Фатальных для здоровья и психики окружающих пунктиков у учителей действительно обычно нет, но вот будить того же Ируку-сенсея утром можно только по оплате миссии класса А, — фыркнул Изумо, Котетцу согласно кивнул, а Генма не постеснялся поинтересоваться, чем же по утрам так страшен Умино. Чуунины похихикали и сдали коллегу с потрохами:       — Это люди по утрам встают, а сова-трудоголик Ирука воскресает.