Привычки и особенности

      Эбису с детства старался быть тем, кем видел себя в зеркале. Окружающие же видели совсем другого Эби-чана, поэтому он всю жизнь шёл к тому, чтобы два его образа наконец-то совпали. Да, для этого ему пришлось загнать самого себя в строгие, даже жёсткие рамки, но только когда он стал бы внешне и внутренне одним и тем же, в его жизнь пришла бы гармония.       Пока же о ней приходилось лишь мечтать. Будучи экспрессивной, живой и пламенной натурой от природы, Эбису брал себя в жёсткие рукавицы самоконтроля, откуда свешивался никак не сворачиваемый зелёный и толстый троллий хвост. Гадости приносят сердцу радости, и слишком уж часто он не мог сдержаться от очередного плевка в сторону окружающих его идиотов. К его разочарованию, те подъёбов зачастую не понимали и принимали всё всерьёз. А объяснять, во что, кого и куда окунули, даже у Эбису не бывало желания.       Но это просто мелочи жизни. Гораздо больше этих банальных и вполне прогнозируемых мелочей была проблема Ширануи.       Чёртов Ширануи!       Когда они просто вместе учились, Эбису его даже не замечал — и не помнил уже в сознательном возрасте. Он тогда вообще мало внимания обращал на одноклассников — учился. Тренировался. Упарывался, как сука, чтобы не сдохнуть в первом же рейде, чтобы выделиться из толпы мяса, чтобы быть. Эти весомые причины не были и не будут озвучены из-за мягкости, нежности и ранимости того, что таится в основе каждой личности и является первопричиной таких желаний.       Эбису очень хорошо это понимал. Собственные грабли хорошо учат, особенно детские — прямо по яйцам, да с размаху. Нет, со временем понимается, что это хуйня полная, но что поделаешь, если тогда были переломаны кости и остались шрамы? Только не зацикливаться и идти дальше. Стать лучше.       Собственно, воле Эбису, самолично взявшего себя за шкирку и выпнувшего дальше, выше, вперёд, к лучшей жизни, можно только позавидовать. Первое, чему он научился — требовать в первую очередь от себя, а потом уже от других, и не требовать быть им такими, какими он хочет их видеть. Но!       Но вот как раз тут показался и с комфортом устроился в памяти Эбису Ширануи-сенбон-Генма. Точнее, в той части воспоминаний он фигурирует только под позывным «ахо». Более грубо в пору детства Эбису не ругался по причине отсутствия раздражителей, вызывающих более сильные эмоции. Но даже когда они появились, ничто, вот вообще ничто не было в силах превзойти чёртового Ширануи!       Ахо примелькался на подготовке к экзаменам — он всегда умудрялся унести на дом последний свиток, забрать ключи за десять минут до того, как Эбису заканчивал свои дела, и имел воистину раздражающую привычку мелькать там, куда Эби-кун отправлялся выдохнуть и подумать.       Когда их распределили по командам, знакомые сочувствовали, что как же он будет столько в тесном контакте с Гаем. Эбису в это время готов был призвать Майто к себе в режим 24/7, лишь бы не этот флегматичный ублюдок с пустыми глазами!       Эби-кун был хорошим мальчиком и вырос в хорошего шиноби — и оказался прав в своих предчувствиях. Майто смог каким-то противоестественным, мистическим, возможно, с приношением человеческих жертв йокаям, образом добиться доверия Эбису. Первый друг — не самый близкий, но самый-самый первый, тот, чьё получение джонина было воспринято как оценка по достоинству. Гай — тот, за которого можно было только искренне радоваться. И на фоне этого — как и на фоне заботливого и понимающего Чоуза-сенсея — торчал пугалом в поле (недаром друг Какаши, твари блондинистые) равнодушный и игольчатый Ширануи.       Они шиноби и должны уметь работать с самыми разными людьми — сие неоспоримо. И работать-то он мог. Местами срываясь на длинные речи и попытки задеть — ну бесил ахо его, бесил! Всё было мимо.       Стихии Эбису осваивал долгим-долгим трудом, только чтобы услышать «чем дольше тренировка, чем она однообразней, тем хуже ниндзя поймёт стихию. Это же сила, энергия, мощь — зачем её раскладывать на составляющие, когда надо принять?». Гай не дал Эбису броситься и набить морду самодовольному выскочке, но тот и ухом не повёл на сокомандников. Повёл сенбоном, выписал причудливую фигуру, похожую на перечёркнутую Рё, хмыкнул и ушёл. Тогда очень хотелось плакать.       Но Эбису же у нас не талантливый «познаватель», он хороший шиноби, поэтому он собрал свои яйца и пошёл тренировать нин дальше. Майто оценил.       Майто вообще был одним из немногих, кто мог по достоинству оценить прикладываемые Эбису усилия и получаемые результаты. От этого становилось легче. Ровно до того момента, когда ахо не выкидывал очередную фразу-концепцию, вызывая из Эбису долгий-долгий прочувствованный спич, чтобы потом повести сенбоном, искривить уголок рта в подобии усмешки и уйти. Молча и спокойно, сука. Словно высосав с этой речью из Эбису все силы, все эмоции, что вызывались ранее предметом спора, оставляя того стоять в своей изначальной чуть пыльной пустоте.       Как он мог спокойно воспринимать некоторые вещи, при этом игнорируя другие? Блондинистая холодная тварюшка с глазами рептилии и иголками-сенбонами.       Они видели мир совсем иначе — и если Ширануи предпочитал ткнуть этим в лицо в те редкие моменты, когда открывал рот не для посасывания очередного куска железа, то Эбису тренировался. Он же хороший шиноби? Он научился не кидаться с острыми предметами на тему «Традиционное? Кунай в печень, курва?» на очередной больной теме, не кривить морду в гримасах, не отвечать, засовывать всё, что кипит внутри, в задницу и тщательно присыпать сверху безмятежным песочком.       Он вообще научился работать в компании чёртова Ширануи!       Но это только подчёркивает чудовищную радость на том моменте, когда их пути разошлись. Контакт так или иначе поддерживали, слухи Конохи при всём желание не дали бы ничего забыть или пропустить, но вздохнул Эбису легче.       Ровно для того, чтобы поперхнуться, услышав об открытии нюансов чакропользования, приобретении интересной татуировки (от лучшего друга, между прочим, который всегда знал слишком подозрительно много для простого Ируки-чуунина), невероятного решения проблемы, очередного полубезумного выполнения очередной безумнорейтинговой миссии.       И больше всего бесился Эбису в отделе снабжения, когда ему в очередной раз вычитывали за оставленный во враге сенбон, приводя в пример Ширануи, который с миссий всегда возвращался если на своих двоих — то с сенбонами в количестве, превышающем унесённое.       Хотелось взять эту иголку и сделать со всей недостачей нечто противоестественное и природой не предусмотренное.       Вместо этого на каждой личной встрече Ширануи умудрялся ненавязчиво показать разницу между чёткими, правильными действиями Эбису и собственной летящей импровизацией. Эбису-сан только засовывал клокочущие в горле эмоции обратно, поглубже, прекрасно понимая, что это не вина Ширануи, а его собственные заёбы, немотивированная агрессия и беспричинная зависть.       Эбису был достаточно умным человеком, чтобы это понимать. И держать мнение о чёртовом Ширануи при себе.       Начатую с детства работу над собой он не прекращал — и со временем приучился реагировать не так остро, двигаться не так резко, и даже делать вид, что Ширануи на встречах старой команды Чоузы-сенсея он рад видеть не сильно меньше Майто или Акимичи. Но меньше.       Издеваться над окружающими чуть менее явно. Богатая практика и отсутствие тормозов у Умино этому только способствовало, отпуская болезненный вопрос проблематичного сокомандника обратно в прошлое.       Накал эмоций между ними пригас, переносить достижения и саму личность Ширануи Эбису научился. Между ними ничего не осталось из прежнего беспредела.       Сам Генма так не считал.       Как и не считал, что виной прошедшего его чрезмерная охуенность, причиняющая временами отчётливо-физическую боль, ноющую и выворачивающую.       Так считал кое-кто другой. И винил в этом чёртова Ширануи!