Привычки и особенности

      Хатаке Какаши был известен шаринганом, вечными опозданиями, редкостно-диверсионными навыками и привычкой пиздить всё, что плохо лежит, предположительно, он подхватил её от Учиховского глаза. К сожалению, шаринганы слишком быстро кончились, чтобы доказать или опровергнуть теорию о приживлении хомяка путём донорства.       Вот и ничейный Умино Ирука в своё время вызвал у Копии протяжное желание присвоить чуунина, хотя бы на потрахаться. Но где-то что-то пошло не так.       Намёков, как и прямых предложений Умино умудрялся не понимать. Где-то тут Хатаке долго не мог понять, гениален Ирука или редкостно тормозит.       Попытки физического контакта проваливались на стадии сближения. Где-то тут Хатаке решил, что без чуунина бумаги не найдут бухгалтерию, шиноби — штаба, а Ибики — Анко. Особенно последнее было грустно. Всегда грустно, когда ты протягиваешь руки и готовишься сгрести в крепкие джонинские объятия нежного и скромного ромашко-чуунина, чтобы наговорить тому пошлостей и убедить, что ночь с Копией то самое, чего ему не хватает для сходимости годового баланса, а тут вваливается шкаф в крови. Ну, то есть Ибики из допросной, и запыхавшись интересуется, не проходила ли тут Митараши. И чуунин не находит ничего лучше, чем проводить шкаф.       И да, где-то за окном всё так же ошивается кохай, который, кажется, ловит от таких сцен многочисленные оргазмы, даром что деревяшка с фотосинтезом.       Поймать и трахнуть напрямую сначала было не интересно. Потом это стало вопросом чести. А после того, как попытка усыпить чуунина с целью оттащить на заранее подготовленную полянку (обнесённую ловушками и предупреждениями, что Копию с партнёром отсюда извлекать только в случае Четвёртой Мировой, во избежание Десяти Тысячелетий Боли) с целью романтичного признания, пикничка и последующего сношения провалилась, Хатаке понял, что где-то тут сам мир против. Ибо провалилась сия попытка под весом всех его нинкенов, проломивших крышу в магазин, на выходе из которого Шаринган ждал жертву, тщательно следя за своим Ки. Дверь была завалена и чуунина выпустили через подсобку. Какаши устроил всей своей стае помывку и поход к ветеринару вне очереди.       Впрочем, Какаши не собирался сдаваться. Ещё не все методы испробованы, ещё не все отговорки использованы, ещё не все намёки сделаны, ещё ничья задница не пострадала!       Мысленная заметка-памятка: отловить Тензо и выдать поджопник за слежку и стёб над семпаем. Котзумам-тотализаторам тот его сам передаст.       На сегодняшний день Какаши запланировал интимную провокацию. Нет, он не собирался по примеру Анко выпрыгивать перед Умино в одном плаще и распахивать его. Эти мысли вызывали пробуждение полуатрофированного инстинкта самосохранения, реагировавшего лишь на желание вызвать Гая на соревнование по выносливости или сожрать последнее данго перед Итачи.       Всё было намного коварнее. Хатаке на этот раз поймал Ируку-сенсея в архиве, где тот за отдельным столом обложился шифровками, причём без элементов обратного шифрования. Прежде чем подойти, наученный горьким опытом Какаши обошёл помещение, проверил входы-выходы, крепость балок, стен, спуски в подвал и отсутствие поблизости знакомых чакр. Желание выставить вокруг здания периметр из нинкенов он честно поборол. При этом он всё равно совершил ошибку. Он не выспался и неделю как не отъелся после миссии.       Именно поэтому все последующие действия Ируки объясняются простой и очевидной логикой, которую особо талантливым в частном порядке поясняла Юхи-чан. Честно стараясь не хихикать в кулачок. На фоне громового хохота Асумы у неё даже получалось. А дело было вот в чём.       К занятому чуунину подходит джонин, подтаскивает стул к столу, садится спинкой вперёд, заводит разговор ни о чём. Умино-сенсей с удовольствием его поддерживает, улыбается, всё замечательно. Хатаке стягивает маску и очаровательно улыбается.       Ирука-сенсей замирает, его взгляд скользит по лицу Хатаке, туда-обратно, и лишь усилием воли Какаши не даёт самодовольно-высокомерной улыбке расползтись по лицу. Мало кто знает, что жест «снятия маски» не является столь личностно-интимным, как предполагают его поклонники. Он так просто развлекается, поэтому тогда с нетерпением ждал, что же сделает чуунин, продолжая приглашающе ему улыбаться.       Умино же видел перед собой бледное лицо с заострившимися скулами и нехорошо обмётанной кожей у губ. В единственном видимом глазу виднеется что-то сдерживаемое, поэтому Ирука делает ровно то, что делает всегда, видя подобное выражение на детских мордашках. Он лезет в кармашек на жилете, извлекает специально заготовленную на такой случай конфету и одним движением засовывает её в рот джонину. На его охуевше-непонимающее выражение лица чуунин тут же поясняет, мягко улыбаясь:       — Конфеты, как любое сладкое, это быстрые углеводы. Вам, как джонину, судя по всему, их нужно больше, чем вы себе позволяете сейчас. Да и вообще, Хатаке-сан, вам бы на обследование в госпитале показаться… — под конец задумчиво-озабоченно выдаёт Умино, готовясь тащить очередного не любящего больнички индивидуума на обследование во имя его же блага.       Какаши же просто ничего не мог — его переполняло возмущение. Если бы это была бы чакра, рвануло бы.              На следующее утро в штабе, когда Ирука как раз вспоминал, как заманивал Копию в госпиталь конфетами, ну чисто ребёнок, когда заметил подобные же углеводы у Эбису. Тот хранил в верхнем ящике стола шоколадные конфеты, которые жевал в случае экстерминатуса, аврала, годового отчёта или приближающейся пьянки. Или приближающегося Генмы. И как раз сегодня Эбису-сенсей заметил, что конфеты хороши и стоит докупить и досыпать ещё. Ирука на это лишь ухмыльнулся. По его сегодняшним подсчётам «досыпать» надо было уже раз пять.       Видимо, кто-то позаботился о том, чтобы быстрые углеводы не утекли от Эбису слишком быстро. Предполагать, кто это мог бы быть он не стал, как и намекать на это другу.       Ведь так не интересно, нэ?