Американская мечта

      Как паладин Кросс и обещала, Джеймс получил полный курс обучения стрельбе из энергооружия и необходимые основы рукопашного боя. По глазам своего «учителя» он видел, что особо больших успехов не добился, но зато не попал к паладину Ганни, который бы просто изжил его со свету, точно очередного рекрута.       Годы уже были не те, но усталость и боли в суставах не стали очередным оправданием: в прошлом был побег из Убежища 101, Трэнквилити-Лейн и мемориала Джефферсона, а он отделался лишь парой царапин и, кажется, расстройством психики.       — В чём дело, Джеймс? — Кросс подметила выражение замешательства на лице старого друга. Несмотря на свой возраст, паладин была шустрой и ловкой — наедине с такой дамой было как-то неприлично оставаться рохлей.       — Думаю… — пробормотал он и вздохнул, перед тем как продолжить. — Думаю, что всю жизнь от чего-то бегал: покинул родительский дом, чтобы избежать ответственности, затем скрылся в Убежище, когда умерла Кэтрин. — Джеймс качнул головой и решительно заглянул в глаза паладину Кросс, будто настроился на полноценную исповедь. — А сколько было таких «побегов» от реальности? Всё чаще я думаю, как бы обернулась жизнь, если бы я не опустил руки после рождения Арин? Я в смятении, Кросс. Только думаю о том, что всё порчу, прикрываясь высшей целью… Что предаю тех, кто верит мне! — Джеймс опустил взгляд в пол и произнёс жутковатым низким голосом: — Пока я рядом, ты тоже не будешь в безопасности.       В ответ внезапно раздался громкий смех; Джеймс удивлённо уставился на неё — даже с некоторой обидой.       — Ох, насмешил, честно! Я каждый божий день рисковала жизнью, чуть не погибла, защищая старейшину, а с тобой провела считанные дни — и, как видишь, всё ещё цела. — Кросс тепло улыбнулась другу, чуть наклонив голову. — Скоро мне исполнится шестьдесят лет, Джеймс. Давай будем реалистами: эта война станет для меня последней не потому, что ты — обычный человек, смертный, как и мы все, а потому что я — упрямая старуха, которая не хочет стать беспомощной обузой. Природу не обмануть, как бы мы ни старались.       Даже на сердце потеплело от этих слов. Широко распахнув глаза, Джеймс произнёс:       — Это значит…       — Это значит, что тебе пора учиться носить силовую броню, — сурово заметила Кросс, дав понять, что время разговоров окончено, но затем с улыбкой добавила: — Ещё это значит, что я пойду за тобой до конца, даже если начнёшь возражать.       Другие рыцари и паладины не горели особым желанием чему-то учить гражданского, ограничиваясь самым популярным ответом: «Если оно шевелится — стреляй». Во время тренировки с Кросс голова Джеймса была забита жизненно важной информацией о выживании, ведь он намеревался не только найти ГЭКК, но и вытащить Мэдисон из лап Анклава. Пока он не знал, как именно это сделает, но обязательно что-нибудь придумает на ходу. Вариант побега больше не рассматривался, хоть и промелькал в его голове каждый день. Мышцы болели так, что далеко он бы всё равно не ушёл.       Джеймс знал, что старейшина Лайонс впустил его в Цитадель только из-за высшего паладина Кросс. «Где писец Пибоди и доктор Ли?» — первое, что спросил старик, показавшись на площади перед выжившими. Затем посыпались отказы на все просьбы о помощи: в целях безопасности покидать Цитадель было строго запрещено, тем более единственному, кто знал код запуска очистителя. Делиться информацией о проекте Джеймс благоразумно отказался. Да, Цитадель сейчас была самым безопасным местом на пустошах, но в ней же он оказался запертым в ловушке. Высокие стены и выставленные по периметру патрули отделяли Джеймса от дела всей жизни. Насколько он был осведомлён, противостояние с Анклавом могло затянуться на десятилетия.       В перерывах между тренировками он подрабатывал в лаборатории или в одиночестве бродил по Цитадели, наблюдая за жаждущими подвигов послушниками, хмурыми рыцарями и строгими паладинами, лез под руки скрипторам, чтобы получить хоть какое-то символичное задание и не сойти с ума. Нужно было работать и чем-то занимать голову, ибо мысли, что накрывали тёмной волной, были опасней простоя.       Со временем Джеймс понял, почему старейшина сначала отказывался его впускать: новость о возвращении единственного выжившего паладина вместе с гражданским лицом походила на вирус. Сначала бесконечные коридоры наполнились эхом взволнованных шепотков, резко смолкающих от каждого случайного шороха, затем сомнения поселились и в рядах верных паладинов.       Слишком быстро был потерян очиститель — этот факт стало сложно игнорировать. За несколько часов войска Анклава закрепились на пустошах, оборвав главные линии снабжения и перекрыв все безопасные дороги. Буквально каждый день враг вырывал из рук Братства Стали отвоёванные за долгие годы позиции. С каждым потерянным патрулём множились ряды тех, кто винил в этом провале старейшину Лайонса: несмотря на недостаток ресурсов, он продолжал защищать население Столичной Пустоши от мутантов, вынудив своих людей сражаться на два фронта.       — Возможно, — услышал Джеймс приглушённый разговор двух скрипторов, — эта война продлится недолго.       Он знал, что это значило: достигнув точки невозврата, Братство Стали традиционно выберет изоляцию, а Джеймс потеряет единственную надежду на помощь. Как бы он ни стремился найти ГЭКК, отбить мемориал Джефферсона у Анклава он в одиночку не сможет.       От безысходности ситуации хотелось выть или пойти попрактиковаться в тире — что Джеймс и сделал, несмотря на поздний час. Плевать, что звуки выстрелов могли разбудить чутко спящих солдат — он испытывал непреодолимое желание поделиться настроением со всеми в Братстве Стали. Быть может, так его быстрее выгонят из Цитадели.       Несколько рыцарей стояли на посту вдоль коридора. Никто даже не повернул головы на громкий звук шагов, когда Джеймс быстро прошёл мимо — выглядело это немного жутко. Порой казалось, что силовая броня пустует, чтобы создать видимость контроля, а сам солдат давно спал или вышел погулять. Сдержав желание постучать по корпусу и узнать, есть ли кто-нибудь внутри, Джеймс свернул к двери в кольцо Б, но был остановлен строгим голосом:       — Джеймс Гордон? Из Убежища 101?       Кровь шумела в голове, заглушив даже звук приближающихся шагов за спиной — что бы сказала на это высший паладин Кросс? Строго говоря, обращение было формальностью в стенах Цитадели: члены Братства знали друг друга, потому что являлись семьёй, а Джеймс в их рядах с первого дня остался «белой вороной».       — Я не житель Убежища, а пассажир.       Он вздрогнул, припомнив почти двадцать лет изоляции с морально невыносимыми условиями работы, и повернулся на голос. По стойке смирно перед ним стоял незнакомец в оранжевом комбинезоне, что надевали паладины и рыцари под силовую броню. Оружия при нём не было, что говорило о добрых намерениях. Судя по невозмутимому выражению на лице, ответ Джеймса его не смутил.       — Кое-кто срочно желает вас видеть, и я бы не советовал отклонять это предложение. — Он коротко кивнул в сторону дверей во двор.       Солдаты, охранявшие коридор, по-прежнему изображали экспонаты музея. Мужчина в оранжевом комбинезоне сложил руки за спиной, ожидая решения. Всё замерло — могло показаться, что время остановилось, если бы незнакомец не моргал. Тишина оглушала, и Джеймс внезапно подумал, что если сейчас не шевельнётся, то окончательно сойдёт с ума.       — Конечно. — Он смахнул рукавом испарину и нервно улыбнулся, пожал плечами. — Почему нет?       — Прошу за мной.       Солдат толкнул дверь, ведущую во двор. Свежий воздух взбодрил мысли Джеймса, прибавив уверенности: если кто-то решил помочь, то хвататься он будет за каждую предложенную соломинку. Его спутник пересёк пустующую тренировочную площадку, избегая ярких лучей прожекторов, прорезающих густую тьму, затем остановился, указав на сторожевую вышку.       — По лестнице подниметесь на стену, — объяснил солдат и предупредил: — Только без глупостей, сэр. За вами будут следить снайперы.       Это были не те слова, с которых он пожелал бы заводить новые знакомства. Во тьме ночи самодельная вышка сначала показалась ему башней ужасов, где Джеймса ждал какой-нибудь тёмный волшебник. Что он мог предложить? Наверняка не то, чем можно гордиться в старости.       Когда Джеймс снова повернулся, чтобы спросить что-нибудь поконкретнее и потянуть время, таинственный член Братства уже шагал обратно к тренировочному плацу. Глубоко вздохнув, Джеймс начал восхождение по деревянному настилу, удивляясь, что хрупкая на вид конструкция выдерживает часовых в силовой броне.       «Если они упадут, то даже этого не заметят», — подумал Джеймс, а затем представил, как несколько рыцарей катятся вниз и пытаются встать, словно толстые неловкие панды.       На стене он заметил двоих: человека в самой шикарной силовой броне, которую Джеймсу только приходилось видеть, и одного — в гражданском. Паладин из «Львиного Прайда» — а иначе быть не могло — одарил его мрачным взглядом, и улыбка сползла с лица Джеймса. Он уже и забыл, как нашёл сходство с трогательными довоенными медведями, которые наверняка исчезли с лица земли, раз ещё до войны находились на грани вымирания. От этой мысли стало ещё тоскливей.       — Это он — решение нашей проблемы?       — У нас нет выбора. — Человек в гражданском подошёл почти вплотную и тоже оценивающе взглянул на Джеймса. Уголки губ чуть дёрнулись, он нахмурился, но больше сомнения никак не выдал. — Меня зовут Артур Мэксон, — холодно, но учтиво произнёс он, — слышал, вы хотите вернуть людям чистую воду, но наш старейшина запретил покидать Цитадель после захвата очистителя Анклавом. Впрочем, не только вы сомневаетесь в адекватности решений Лайонса. Скажем так: мы — а я подразумеваю всех членов Братства, которым не безразлично наше будущее — желаем пустить свежую кровь в руководство, стремимся к переменам, чтобы выжить.       На вид Мэксону было лет пятнадцать-шестнадцать — младше Арин на момент побега из Убежища. Порозовевшие от прохладного ветра щёки украшала редкая тёмная щетина, но больше выдавал неровный голос. Однако человек из «Львиного Прайда» держался перед ним с почтением и — судя по взгляду — даже с восхищением. Джеймс не знал, что и думать: он был заинтригован и разочарован одновременно.       — Но сначала нужно пустить старую кровь, — предположил Джеймс. Мэксон кивнул.       — Если вы ещё не заметили, в вопросе перемен Братство Стали выказывает упорство старого брамина. Поэтому я задумал в некотором роде «шоковую терапию», если можно так выразиться, и полную перестановку сил на Столичной Пустоши. Нельзя играть по старым правилам в изменяющемся мире. Братство поддержит меня как нового старейшину — это не будет обсуждаться. Но и у Лайонса остались сторонники — если мы в открытую бросим старейшине вызов, это может привести к расколу и бессмысленным жертвам. Я не допущу, чтобы мои братья убивали друг друга из-за спятившего старика.       Голос Мэксона гремел в тишине ночи, а взглядом, казалось, он мог бы раскалывать камни. Для столь молодого человека он держался гордо, точно величественная статуя довоенным полководцам. Пока Мэксон говорил, он выглядел намного старше — теперь Джеймс понимал, как юноша вдохновил старших членов Братства на свержение старейшины.       — Вступив на его пост, я гарантирую помощь в вашей миссии, Джеймс, — уже спокойнее добавил он. — Это в наших интересах.       — И какая роль уготована мне в этом историческом событии?       Джеймс решил вести себя осторожно и не разбрасываться пустыми обещаниями. Что-то подсказывало: слова Мэксона станут реальностью — хочет того Братство Стали или нет. Солдат из «Львиного Прайда» своим грозным видом гарантировал это… и что хребет Джеймса переломится, если он скажет «нет».       Мэксон выдержал паузу — видимо, чтобы слабый учёный понервничал или проникся важностью момента, но Джеймс чувствовал только пронизывающий холодный ветер и зябко повёл плечами. Кажется, он был староват для бравады и просто хотел услышать цену.       — Самая важная. — Мэксон сложил за спиной руки и пронзил Джеймса внимательным тёмным взглядом. — Вы должны устранить старейшину Лайонса.       — Вы серьёзно? Убить его? — воскликнул Джеймс. Мужчина в силовой броне чуть дёрнулся вперёд, но Мэксон остановил его небрежным движением руки, точно какая-нибудь королевская особа.       — Я не сказал «убить», — терпеливо объяснил Мэксон, но его тон всё равно выражал раздражение. — Я сказал «устранить». Признаю, мы многим обязаны старику и особенно — Стражу Лайонс. Поэтому это должен сделать чужак с пустошей. Вас никто не знает, Джеймс. В Цитадели вы больше не появитесь и ничего не потеряете.       — Кроме чести, — фыркнул Джеймс. Все приличия, глупый страх перед Мэксоном и его воротилой исчезли. В этот момент он и сам не отличался от пятнадцатилетнего мальчишки.       — Бросьте, — сказал Артур строго и махнул рукой, будто собеседник нёс околесицу. — Миссия по спасению пустошей потребует намного больше жертв, чем вам кажется. Начинайте привыкать.       — И как же я… как…       Слова застревали в горле, стоило только рот открыть. Джеймс почувствовал нехватку воздуха, хотя на улице царила прекрасная, чуть прохладная ночь. Он боялся даже озвучить мысль об убийстве, а от него требовали самостоятельных действий! Джеймс закрыл лицо руками, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Только панической атаки ему не хватало.       Паладин из «Львиного Прайда» нашёл его муки забавными. Впрочем, судя по пренебрежительному выражению на лице, он не особо и верил в успех.       — Вы же врач — придумаете что-нибудь.       «Врач», — подумал Джеймс не без горечи. Так вот, что это теперь значит? Может, когда-то врачебные клятвы призывали к самопожертвованию, гуманизму — хотя он мало знал о том времени, руководствуясь довоенными записями, — но на пустошах было легче пристрелить пациента, чем спасти ему жизнь. Спасение обязывает тратить время, ресурсы, которых никогда не бывает здесь вдоволь.       Похожим образом обстояла ситуация с политикой и переговорами — сегодня легче пристрелить своего собеседника, чем переубедить. И за что они все боролись? За мёртвые камни и остовы небоскрёбов! Более не существовало понятий «столица», «правительство» — они стёрлись если не из памяти, то по значению. Но люди упорно продолжали цепляться за старые символы, будто надеялись на повторение истории.       Джеймс знал, что обязан совершить нечто более важное — вернуть жизнь на обессиленную, почти задушенную радиацией землю. Его миссия, по холодной логике, должна была стоить дороже жизни старейшины и всего Братства Стали вместе взятого. Только Джеймс с трудом верил холодным расчётам. Даже в горячо любимой им науке находилось место чуду — банальному стечению обстоятельств, которое приводило к самым неожиданным открытиям и двигало человечество вперёд. Возможно, только в чудеса ему и осталось верить…       В тир он так и не заглянул, не желая даже касаться оружия. Вновь и вновь яростной волной в мозгу билась мысль: «просто схвати пистолет и выстрели ему в голову». Он снова бежал от реальности, ибо решиться на столь низкий поступок оказалось очень просто. Руки тряслись. Проходя мимо часовых, Джеймс заставил себя думать о чём-нибудь другом, например, о Кэтрин, об Арин, будто кто-то мог прочитать его мысли и остановить неизбежное. Он бы хотел этого — лишь бы не пришлось идти на поводу у бунтовщиков.       Вглядываясь исподлобья в чёрные линзы шлемов, он гадал, сколько солдат уже в этом замешаны? Тяжёлые мысли не позволяли заснуть почти до рассвета, Джеймс крутился на узкой койке в общем блоке, слушая храп паладинов и рыцарей, пока не провалился в беспокойную дрёму. Даже в рваных видениях, из-за нервного перенапряжения казавшихся до ужаса реальными, он видел лицо Мэксона, его глаза, горящие ненавистью, а низкий голос будто звучал над ухом.       Утром Джеймс чувствовал такую усталость, словно ещё несколько лет пролежал в камере жизнеобеспечения в Убежище 112, однако трезвость мыслей вновь к нему вернулась. Теперь он искренне не понимал, как мог допустить мысль об убийстве старика, вчера казавшуюся очевидной и вполне логичной.       План дальнейших действий так и не желал складываться. Попросить совета у паладина Кросс, что всем сердцем предана Лайонсу? Её реакция предсказуема. Всю тренировку Джеймс пребывал в молчаливой задумчивости и на расспросы о самочувствии отвечал неохотно, выдумывая каждый раз что-то новое: то больной живот, то мигрень, то радикулит.       — Тебя послушать, так ты меня старше, весь разваливаешься. — Кросс только вздохнула и решила оставить друга в покое. Все знали, что Джеймс сильно переживал из-за проекта.       Обед в глотку не лез, ибо подступал час решительных действий. В этот раз бежать было некуда, разве что только на месте сидеть и наблюдать, как развязывается конфликт в сердце Братства Стали. Даже если Мэксона изберут старейшиной, не факт, что он о Джеймсе вспомнит — не заслужил помощь. Но хотя бы точно выгонит.       Вотчина старшего скриптора Ротшильда внушала благоговение. Если Джеймс не тренировался, то остальное время проводил в корпусе инженеров. Это многоэтажное помещение чем-то напоминало муравейник: от одного взгляда вниз с верхних уровней начиналось головокружение, но затем можно было разглядеть учёных, снующих под ногами гигантского робота. Лестницы оплетали уровни, а во множестве мелких помещений можно было заблудиться. В центре же высился Либерти Прайм — гордость Ротшильда. Целая армия скрипторов курировала сборку и техническое обслуживание довоенного робота. Джеймсу, правда, такой чести не оказали — он помогал в крошечном отделе, что делили химики и биологи, и тестировал экспериментальные сыворотки на кротокрысах. В общем, очень увлекательно.       Как понял Джеймс, в зависимости от курса старейшины, отделы переживали реструктуризацию. Если на первом плане была война, то Ротшильд с армией техников выходили на первый план, получая полную свободу. Биологи же топтались на месте, поддерживая и сохраняя наработки, дабы Братство не умерло от голода и болезней; изредка им позволяли сделать шаг в сторону, чтобы собрать свежие данные. В Столичной пустоши ничего не росло — обломки зданий, пыль и радиация превратили город в бесплодную пустыню. Поэтому на первом месте по важности стояли отряды, что рыскали по руинам и мелким городам в поисках пищи. Изменить это мог только Джеймс. Тайно он продолжил эксперименты, хоть и понимая их бесполезность без необходимого оборудования и — самое главное — в отсутствие ГЭКК.       Младший скриптор Дженкинс, который должен был негласно следить за человеком с пустошей, представлял собой образец некомпетентности: он был рассеянным и пугливым, боялся идти на минимальные риски, что зачастую откладывало эксперименты. Довольно быстро он понял, что Джеймсу можно передать часть обязанностей, а потом и вовсе доверил руководство небольшим проектом более опытному гражданскому, взяв слово, что никто не узнает. Знали все, но закрывали глаза. У Джеймса была безупречная репутация.       Часто он оставался без присмотра, а рядом — в запертом холодильнике для образцов — жили болезнетворные бактерии и вирусы, собранные со всей пустоши. Он наверняка бы смог раздобыть что-то и пострашнее гриппа: например, яды и химикаты. Взгляд сам собой возвращался к той кладези смерти, а голос паладина звучал в голове всё так же насмешливо: «Вы же врач — придумаете что-нибудь».       Ноги понесли безвольное тело Джеймса вниз по лестнице — на первый уровень. Чем ближе он подходил к рабочему месту Ротшильда, тем чаще попадались на пути скрипторы младших чинов.       Слишком много глаз — хотя на Джеймса никто не смотрел.       Молодая девушка в красной робе заканчивала отчёт для старшего скриптора — видимо, ситуация была серьёзной, раз потребовалось присутствие кого-то из «Львиного Прайда». Когда человек в силовой броне чуть повернул голову, Джеймс похолодел — это был тот же самый паладин, что вчера ночью сопровождал Мэксона.       — …Ужасная трагедия, — без тени эмоций произнёс Ротшильд. — Вы уже определили бойца в новый отряд?       — Нет, сэр, я… некоторые реакции мне показались странными, и я назначила повторный психологический осмотр.       — Основание?       — Никакого, сэр, просто чувство…       Паладин громко хмыкнул и наглым образом вклинился в разговор:       — Это состояние называется «посттравматическим синдромом». У парня на глазах погиб весь отряд, а его лучший друг был превращён в супермутанта — так что смело прибавьте «вину выжившего». Наоборот, я бы напрягся, если бы он был вменяем.       — Как его зовут? — поинтересовался Ротшильд, хмуря тонкие седые брови. Ему не терпелось завершить этот разговор.       — Рыцарь Данс, сэр. — Паладин взглянул на девушку с неприкрытой издёвкой, будто откровенно сомневался в её компетентности. Точно так же вчера вечером он смотрел на Джеймса. — Бросьте, парень заслужил отдых, а не проверки. Лучше хорошо его накормите, налейте стаканчик виски и дайте выспаться — мне всегда это помогало.       — Положусь на ваш опыт, паладин Глэйд, — сухо проговорил Ротшильд. Девушка, признав поражение, опустила взгляд в пол и покраснела.       Паладин повернулся, собираясь уйти, и только сейчас заметил Джеймса. Ни один мускул на его лице не дрогнул.       — Вы куда-то собирались, мистер Гордон? — строго спросил он.       — Определённо, — быстро ответил Джеймс и почти бегом обошёл главного скриптора, который давно переключился на какие-то расчёты.       Он не нашёл старейшину Лайонса в кольце Б и вышел на улицу. Сухой воздух — не ровня приятной прохладе ночи, но Джеймс всё равно содрогнулся, припомнив разговор с Мэксоном и — как теперь выяснилось — паладином Глэйдом. Они будто следили за ним и ждали неверного шага. Прислушавшись к себе, к собственной совести, Джеймс понял, что при любом раскладе не сможет поступить неправильно — возможно, мораль его действительно устарела, как и он сам, но всё же… Всё же остались на этом пропащем свете вещи, за которые стоило сражаться. К своему стыду он понял, что рассуждал далеко не так, как учил Арин, и в который раз порадовался, что не взял дочь с собой. Не стоило ей видеть всю эту грязь.       Недавно ей исполнилось двадцать шесть лет — даже не верилось, что прошло столько времени. Казалось, лишь недавно Кэтрин выглядывала из-за терминала, чтобы поделиться какой-нибудь шуткой, и будто вчера говорила, что ребёнок толкается так, словно уже пытается пробить путь на свободу.       Даже он почти забыл лицо Кэтрин — ничего не осталось на память. Её имя истлело. Их дочь давно выросла и наверняка обзавелась собственной семьёй. Остался только он — ностальгирующий по прошлому трус.       Тем временем из блока А вышел старик в синей робе и неспешным шагом обогнул тренировочную площадку, где практиковались в стрельбе послушники.       — Старейшина Лайонс, — выпалил Джеймс, приблизившись к нему. — Мы можем поговорить?       Старик погладил длинную бороду и без особого интереса взглянул на Джеймса.       — Вы взволнованы, мистер Гордон. Должно быть, случилось что-то важное?       — Думаю, нам лучше обсудить это наедине.       Старейшина легко мог отослать Джеймса подальше — он знал, что нужно человеку с пустошей и давно озвучил свою точку зрения. Однако что-то в его взгляде и голосе насторожило Лайонса.       — Хорошо, я вас выслушаю.       Джеймс спрятал подрагивающие руки в карманах, и пальцы непроизвольно вцепились в небольшую закупоренную пробирку, украденную из лаборатории…       После короткого визита к старейшине он, не теряя времени, направился прямиком к паладину Глэйду. Уверенность, что вполне могла растаять в любой момент, придавала твёрдости его шагу.       — Сделано.       Чуть подняв левую бровь, паладин посмотрел на гражданского сверху вниз и, проверив, что их никто не подслушивает, сурово спросил:       — Как?       — Яд, — на выдохе ответил он, умоляя себя не отводить взгляда от лица Глэйда и дышать ровно.       — Жди.       Джеймс давно хотел побывать в штабе «Львиного Прайда», однако пустующее помещение подействовало на него угнетающе. Раньше здесь собирались товарищи по отряду, лучшие из лучших — обсуждали планы предстоящей миссии, веселились, отдыхали. Теперь Джеймсу казалось, что спёртый воздух отравлен обманом. Паладин Глэйд был не одинок в стремлении сместить старика — значит, не только он продолжал приходить сюда, отдыхать и общаться с товарищами, смотрел в глаза командиру Лайонс и клялся в верности её отцу. Джеймс не разбирался в отношениях между членами отряда — конечно, вряд ли они в чём-то клялись, как и современные врачи, — но факт откровенного лицемерия не давал ему покоя. Не только он — вся пустошь считала паладинов идеалом чести и достоинства.       Последовали утомительные минуты, растянувшиеся, казалось, на добрые часы. Джеймс уселся на стул, по скромности выбрав самый крайний к выходу, и положил ладони на колени. Мэксон не заставил себя долго ждать — ведь это был его момент славы. На этот раз молодого человека сопровождала угрюмая женщина и светловолосый мужчина неопределённого возраста — оба вооружённые винтовками. Видимо, те самые снайперы, что вчера могли поставить крест на миссии Джеймса. Вскоре вернулся и Глэйд.       Мэксон молча взглянул на подоспевшего паладина и жестом пригласил его немедленно отчитаться.       — Это правда. Только что Ротшильд собрал узкий круг доверенных людей из командиров и прокторов. Сары пока не видно — и это настораживает. Я предупреждал, что не собираюсь с ней сражаться.       — Да, это было бы… предательством, — сощурившись, протянул снайпер. — На этот раз — точно!       — Колвин, — отозвалась женщина, — не сейчас.       — Я говорливый, когда нервничаю.       Снайпер по прозвищу Сумрак закатила глаза. Судя по всему, такие короткие перепалки были у них в порядке вещей. Мэксон воздержался от комментариев.       — Они не хотят паники: оставят смерть в тайне, чтобы провести расследование, затем между собой выберут нового старейшину. — Артур вздохнул и потёр переносицу пальцами, под его глазами залегли тени — верный признак усталости. Расслабленное выражение сменилось угрюмой сосредоточенностью, а Джеймс, внимательно следивший за реакцией Мэксона, не переставал удивляться, как быстро этот юноша менял лица. — Свяжитесь с Хранителем Каденом. Нам срочно нужны переговоры.       — А что будет со мной? — как можно громче спросил Джеймс, привлекая к себе внимание в образовавшейся суматохе, но дрожь в голосе скрыть так и не смог.       — Жди результатов, — бросил паладин Глэйд, даже не взглянув в его сторону. — Свободен.       Вновь Джеймс чувствовал себя маленьким и беспомощным — «Львиный Прайд» одним своим видом внушал трепет не хуже Либерти Прайма.       Однако из штаба никто так и не вышел. Дверь резко распахнулась, пропуская Стража Лайонс. Смесь эмоций отражалась на лице этой волевой женщины: удивление, гнев, и… разочарование. Следом за ней, под дружный вздох Мэксона, Глэйда и снайперов, вошёл старейшина Лайонс. Несколько паладинов из охраны взяли бунтовщиков на прицел лазерных винтовок. Артур небрежно поднял вверх руки, всем своим видом показывая, что делает это из вежливости.       — Я ушам своим не верю, — прошипела Сара, — Артур! Ты собирался убить моего отца и пригласить в Цитадель врага!       — Не суди его так поспешно. Эмоции — худший враг справедливости, — вмешался старейшина Лайонс и положил морщинистую руку на плечо её силовой брони. — Молодой Мэксон поступил так, как велело сердце.       По голосу казалось, что он впечатлён и даже одобряет реакцию Артура, и тот заметно напрягся, не понимая, как ему следует реагировать. Глэйд метнул уничтожающий взгляд в Джеймса, но он лишь развёл руками. По стечению обстоятельств он дважды стал предателем. Встретившись с паладином, Джеймс был уверен, что план провалится: либо Лайонс не подыграет, либо Глэйд правду о ложном убийстве разнюхает. Но всё обошлось — не без помощи чуда.       — Думаю, каждый из нас выиграет в этой ситуации, — продолжил старейшина Лайонс. — Братство прекратят раскалывать изнутри, молодой Мэксон докажет, что план его стоит риска, а Джеймс продолжит свою миссию по спасению пустошей.       Мэксон дёрнулся, будто получив оплеуху, и медленно опустил руки. Джеймс с сомнением посмотрел на старика. Они не договаривались ни о каких условиях — он попросту постеснялся торговаться и сразу предупредил, что старейшину хотят сместить. Видимо, за время своей «смерти» Лайонс решил слегка изменить позицию и убить сразу двух зайцев одним камнем: отослать юного бунтовщика «в поля», чтобы ума набирался, и избавиться от гражданского, что гнойным нарывом торчит перед носом и требует выделить несуществующие ресурсы…       — Да, Джеймс, — будто подтверждая его мысли, произнёс Лайонс, — Артур отправится с вами.