Американская мечта

      Этапы проведения дезинфекции — на входе и выходе с базы — Арин выучила назубок и со временем испытала их на собственной шкуре. Например, чтобы вновь выйти на пустоши, пришлось пережить серию болезненных уколов.       — И Леманн позволил тебе выйти без единой прививки? Вот паразит! — возмущённо пробормотала Абрамс, когда Арин рассказала ей о поезде в город, сидя на кушетке под прицелом яркой лампы.       Руки на запястьях покрылись синяками — слишком часто брали кровь из вены, о пальцах она и вовсе предпочитала молчать. Её полностью просканировали и изучили, даже подержали в карантине пару дней, словно неизведанную зверушку. Ничего другого от подобного учреждения Арин не ждала, но чувство, что это над ней будут проводить эксперимент, не отпускало до заветного вердикта: «Здорова».       Абрамс не посвящала её в курс дела, обходясь общими наставлениями для оперативников, которые Арин и так знала — к тому же, жизнь на пустошах кое-чему её научила.       — Только ты не контактировала с людьми, обходила их стороной, — парировала Абрамс, и Арин кивнула. — Здесь такое не выйдет, людей будет… много. — Она вздохнула и отвернулась, чтобы унести поднос с использованными инструментами. — С мутантами проще — к ним в здравом уме не подойдёшь — и слава богу!       Как поняла Арин, Пустошь Филли до сих пор оставалась неисследованной зоной, в которой органическая жизнь пошла по немыслимым путям развития. Абрамс была бы рада изучить материалы, но сама она выйти из комплекса не могла, а солдаты были ужасными помощниками, часто жаловалась, что с её здоровьем далеко не уйдёшь, но Арин всё равно с трудом верила, что рыжеволосая женщина годится ей в матери. Впрочем, лейтенант постоянно проявляла что-то похожее на материнские чувства, когда отвлекала от боли и успокаивала после уколов.       — И здесь на сцену выходишь ты! — Она просияла; Арин же оставалась сидеть на кушетке с хмурым выражением на лице. С детства она знала: когда учёный загорается энтузиазмом, жди беды.       — Что мне искать?       — В том и проблема, — ответила Абрамс, немного смутившись, — все рапорты военных одинаковы и содержат только одно слово: «чертовщина». Это совершенно неприемлемо. Нам нужны живые образцы с Филли, чтобы быть в курсе событий и, в случае чего, разработать превентивные методы борьбы с новыми, мутировавшими болезнями. Это большой труд, а для полковника — так, мелочи, — фыркнула Абрамс, и Арин тихо хихикнула, уловив знакомый бунтарский дух. Любые упоминания Анклава в неприятном свете приносили ей огромное удовольствие.       Интендант выдал револьвер в неплохом состоянии, комплект патронов, охотничий нож с пилой, армейский бинокль, флягу, которую Арин тут же наполнила чистой водой, и два пайка. Пип-бой творил остальную магию. Ровно в семь утра она встретилась с Леманном и его отрядом на взлётной площадке, а через двадцать минут уже отбивала сапогами пустоши, провожая винтокрыл взглядом до горизонта, где уснувшим зверем лежала Новая Филадельфия.       Так в её жизни появилась рутина; «в полях» она могла провести и целую неделю, если уходила достаточно далеко. Леманн подбрасывал её на винтокрыле до безлюдного места — всегда в разных точках, — а дальше Арин шагала на своих двоих. Свобода ни сколько не пьянила её, не манила сбежать в неизвестность — горизонт раскидывался на пути жадной радиоактивной бездной, не предвещавшей ничего хорошего. Периодически она нарушала радиомолчание, чтобы «поставить метку»: Арин осторожно разведывала местность и, заметив что-то необычное, отмечала координаты на карте Пип-боя и докладывала связному.       Девушка с Пип-боем была чуть более незаметна, чем девушка в набившей оскомину серой форме Анклава. Недоверчивые встречные путешественники сначала косо посматривали на её чистую кожу, затем бросали взгляд на руку и расслаблялись. «Дурочка из Убежища», — говорили они, надрывно выдыхая, и Арин не собиралась разрушать их иллюзии. Она с удовольствием рисовала карты, осматривала окрестности и наблюдала за передвижениями мутантов, но когда на пустошь обрушивалась ночь, мысли всё равно возвращались к удобной кровати.       Леманн всегда говорил, что лезть на рожон нет необходимости — всегда есть отряд быстрого реагирования и парочка снайперов, готовая «снять» мутантов при необходимости, однако Арин доставляло удовольствие что-то делать самостоятельно — к тому же, ей нужна была практика. Нередко она пользовалась и медицинскими знаниями, а лейтенант Абрамс зашивала её уже на базе, не переставая многозначно вздыхать. Арин нравилось даже это. Боль была реальной, пустошь была реальна. В застенках, под толщей воды, она не чувствовала себя частью мира. На базе Экер она была пчелой, что трудилась над чем-то грандиозным ради блага всего улья — в одиночестве же это чувство притуплялось, и Арин могла дышать. Путешествуя, она тянула время, ведь ей совершенно не хотелось участвовать в экспериментах и тем более поставлять Абрамс живые «образцы». Даже дурак догадался бы, что речь шла о людях. Конечно, и поймать их было легче, чем диких зверей.       За подобными тяжёлыми мыслями её путешествие подходило к концу, когда в поле зрения попал караван. Она тут же поднесла к глазам бинокль.       — Вижу подозрительное движение, — отрапортовала Арин в динамик рации, устанавливая очередную «метку».       Сгорбившись, люди тащились за брамином, больше напоминая беженцев, чем торговцев. Их было больше обычного, но в столь суровом крае караванщики часто объединялись, чтобы пройти опасные участки. Арин видела столько караванов, что выучила маршрут каждого, а если память подводила, то в Пип-бое был целый список с расписанием. Торговцы были самыми пунктуальными жителями пустошей, ценили время, и любые отклонения вызывали логичные подозрения.       — Вас понял, — донёсся искажённый голос радиста Маро. — Проверьте и доложите о результатах.       Арин тяжело вздохнула и подтвердила, что услышала его. Нехотя она собрала бинокль в рюкзак, проверила оружие и доступность дополнительных патронов, затем побрела наперерез каравану. Можно попросить воды, поторговать, хоть крышек у неё с собой и не было, пообщаться и посмотреть на людей поближе. Караванщики обожают выкладывать всё о своей жизни, вплоть до самочувствия дальних родственников, и подобное прямодушие играло на руку разведчикам. Любые события, новости и выбивающиеся из привычного ряда детали подмечались этими пронырливыми кочевниками.       Маро сидел в городе, в уютном кабинете при всех удобствах, и понятия не имел, как следовало себя вести здесь, на пустошах, поэтому Арин сокращала их общение как могла. Леманну было некогда лично разбираться с каждым подозрительным поселенцем, и разведчица не собиралась его понапрасну тревожить, дабы не нарваться на лекцию позже.       Расстояние сокращалось; Арин уже слышала эхо голосов. Несколько мужчин, завидев её, вскинули оружие, но это была ожидаемая мера предосторожности, и Арин тут же вскинула над головой руки. Пип-бой будто невзначай повернулся к ним ярко-зелёной подцветкой.       — Не свети тут! — шикнул один из мужчин и жестом приказал опустить руки. Арин машинально подчинилась. — Вчера на нас напали дикие, и они не отстают!       — Идут по следу, — подтвердил второй охранник и посмотрел на Арин, не скрывая пренебрежения. — Так что можешь бежать и отвести от нас погоню.       — Вас же много, — подметила она, окинув взглядом группу, в которой оказалось несколько измученных женщин и детей — их лица почернели из-за отравления. На Пустошах Филли можно было подхватить с пищей такую дозу радиации, что не снилась и Детям Атома, которые доводят себя до обезвоживания месяцами. Нехорошее предчувствие закралось в её душу. — Вы ведёте их из запретной зоны — прямо в Филадельфию!       Она и не заметила, как кто-то обошёл её со спины. Тяжёлая рука опустилась на плечо и с силой тряхнула.       — Тебе нас не понять, а время тратить я не собираюсь. Пойдёшь с нами. — Рослый мужчина в клетчатой рубашке крепко зажал Арин за шею, как котёнка, и повёл перед собой. — Что встали? Вперёд! — и караван молча пошёл дальше, унося её в потоке человеческих тел.       Пока толпа, точно стадо, суетилась и ворчала, Арин незаметно скинула рацию — оставалось надеяться, что Леманн найдёт след и не подумает, что она решила сбежать. Даже если так, он должен броситься в погоню, пойти по следам — нет, просто обязан! Целых пять минут Арин чувствовала себя принцессой в беде, а потом вспомнила слова Абрамс, что затеряться — легче лёгкого; возможно, искать её и не будут. Вскоре её обшарили и отобрали все ценное, включая оружие. Пип-бой снять не вышло.       — Зачем тебе девчонка? — шепнула её надзирателю какая-то женщина, не глядя в сторону Арин.       — Если нагонят, кинем её на дороге.       Безжалостный тон не оставил сомнений — так и будет. Мысль, что её держат в качестве наживки или жертвы, мгновенно пронзила мозг диким ужасом. Впрочем, в глубине сознания Арин признала некоторую практичность такого решения: мир был жестоким, а люди только приспособились — ничего больше… ничего личного.       Послушно вышагивая под прицелом обреза, Арин пыталась собраться с мыслями: они однозначно шли в Новую Калифорнию, чтобы военные сбили их хвост, если он, конечно же, ещё был. Лучше других она знала, что люди тоже будут в опасности, догадывался и их лидер, но у них попросту не было выбора. Свободные жители Филадельфии кочевали, пытаясь найти безопасное место, тихую гавань — именно так чума когда-то разнеслась по Европе.       С правой стороны послышался плач, и Арин машинально повернулась к женщине, держащей на руках ребёнка, которому было от силы четыре года. Мальчишка выглядел странно — определённо больным, но без характерных симптомов, вроде жара или кашля. Он просто будто потерял интерес ко всему, хотя дети в его возрасте наиболее активны. Мать тащила его на руках, а когда ослабла, к ребёнку подошёл мужчина — видимо, отец.       — Он только что сам шёл, — буркнул он, — дай по шее — и полетит.       — Нет, с ним что-то не так, — запричитала женщина, инстинктивно придвигаясь к мальчику, чтобы защитить от возможных нападок отца. — Вчера он жаловался на рану, а теперь замолчал, на меня не глядит. Хотела ему воды дать, а он флягу не берёт.       Арин узнала собственность Анклава в руках женщины — хорошо, что кто-то догадался дать ребёнку чистую воду. Чем больше она размышляла о мальчике, тем больше нарастала тревога. Ответ вертелся на языке, но Арин никак не могла вспомнить диагноз — угрозы и тычки в поясницу прикладом сильно мешали умственной работе.       — Я смыслю в медицине. Позвольте осмотреть ребенка, — как можно мягче сказала Арин, обращаясь к семье, но получила только удар прикладом по рёбрам; она упала на колени. Первый вздох вышел самым болезненным, затем темнота перед глазами расступилась, и Арин повторила свою просьбу: — Послушайте, мальчик серьёзно болен, но без осмотра я не смогу помочь.       Шедшие впереди продолжили движение, а те, кто слышал слова жительницы Убежища, с любопытством окружили её. Лицо матери вытянулось; она открыла рот, но её муж резко вскинул руку, призывая молчать.       — Мы уже насмотрелись на врачей, когда солдаты приходили.       — Анклав? — предположила Арин самое очевидное.       — Анклав, Братство Стали, НКР — всё едино для простых людей.       — Послушайте, мой отец был врачом в Убежище, я могу помочь, и я не одна из тех, кто вас обижал, — немного нервно заверила Арин, про себя молясь, чтобы «дикари» приняли её оправдания за испуг, нежели за попытку что-то скрыть. Впрочем, страх в её случае был обоснован.       Мужчина в клетчатой рубашке сел на корточки рядом с Арин и тихо произнёс:       — Они по всей Филадельфии завербовали шпионов со стороны. — Казалось, он с сочувствием взглянул на неё. — Думаешь, если работаешь на них, тебя к себе принимают? Как и все мы, ты — дикарь, незаслуживающий жизни.       Каким-то образом их лидер всё знал или, по крайней мере, догадывался. Жизнь была жестокой, а люди лишь приспособились, стали подозрительными к тем, кто внезапно выходит из мёртвой пустыни. Арин поняла, что по всем пунктам сплоховала, но сброшенная рация ещё внушала хрупкую надежду. Кто Леманна знает, может, он и «жучок» в Пип-бой поставил?       Оставалось только быть настойчивой, тянуть время и уверенно смотреть в глаза тому, кто хочет скормить её мутантам.       — Но это не отменяет того факта, что я смыслю в медицине.       Мужчина долго молчал, уставившись на Арин. Казалось, её пристрелят прямо сейчас, но он лишь нехотя кивнул.       — Хорошо, только без глупостей.       Пыль была одной из самых частых причин смерти после обезвоживания и радиации, даже от пули и когтей мутантов умереть было меньше шансов. Царила повальная детская смертность из-за антисанитарии; корь, краснуха и гемофильные инфекции выкашивали младенцев и уязвимых взрослых тысячами каждый год. Арин знала все известные симптомы и не находила в больном мальчике ни одного. Его немного трясло, но сильного жара не было.       Уверенность в собственных знаниях потихоньку гасла.       — Его кусали гули, — не спрашивая, а утверждая, произнесла Арин, закусив губу. Мать мальчика кивнула.       Дети дают надежду, а болезни отнимают детей — эту простую истину знал каждый житель Свободных Пустошей. Они инстинктивно боролись за каждого маленького человека, как за последнего: все добытые стимуляторы и лекарства шли в первую очередь детям и беременным женщинам. Так и рана на худющей руке мальчика уже зажила благодаря препаратам, но тревога в голове продолжала бить в набат.       — Всё понятно, отойди.       Тяжёлая рука снова опустила на плечо, но Арин ловко её сбросила. Оставался последний шанс.       — Хочу кое-что проверить, — сказала она и кивнула на флягу. — Пусть выпьет воды.       Мужчина в клетчатой рубашке перехватил флягу, отвинтил крышку и брезгливо понюхал содержимое. Только сейчас ему пришло в голову, что вода могла быть отравлена.       — Мэтт, дай свою. — Один из мужчин, что держал Арин на мушке, протянул женщине небольшую пластиковую бутылочку.       Никто не верил, что может произойти нечто странное — отказывалась верить и сама Арин, — но когда мальчик сотрясся в судорогах, а из его рта вода хлынула прямо на одежду, все перешёптывания резко стихли. Ребёнок затрясся в судорогах, выгибая спину и вбирая воздух короткими вдохами, пульс заметно участился. Даже отцу стоило усилий, чтобы перехватить руки мальчика и заломить их на груди. Болезнь прогрессировала буквально на глазах.       — Аккуратно, он может укусить, — предупредила Арин и смахнула проступивший пот рукавом.       — Он что… превращается в одного из них?       Её схватили за воротник и потянули на себя, в нос ударило смрадом гниющих зубов, но Арин молчала, даже когда ей связывали руки. Вспомнились бесконечные часы за изучением картинок медицинских атласов и справочников в кабинете отца, когда сидеть следовало тихо, а заняться было нечем. Как сейчас она помнила рисунок вируса, по структуре напоминающий пулю.       «Не всякая пуля убивает, а эта — со стопроцентной вероятностью», — сказал тогда отец, вздыхая.       Мальчик болен, он обречён — и Арин тоже, если приблизится к заражённым на стадии возбуждения — а скольких ещё успели подрать гули? Судорожно высчитывая время, она пыталась прикинуть, далеко ли осталось до Филадельфии, и решить, отпустить караван или выдать солдатам.       Они снова двинулись в путь, но прошли от силы милю, когда кто-то поднял крик. Люди побежали, бросая вещи на землю, началась паника. Мужчины вскинули оружие и пальнули в сторону возвышенности с правой стороны. За их спинами Арин не сразу увидела угрозу. Её потащили в сторону, но она упорно тормозила, прорывая неглубокие дорожки ботинками. Краем глаза она заметила движение поджарого, высохшего от радиации тела и невольно завопила от ужаса, с новообретённой от всплеска адреналина силой натянула верёвку, связывающую руки, но не смогла избавиться от пут.       Мужчина в клетчатой рубахе бросил её на землю и пнул сапогом в живот, чтобы Арин не могла сразу убежать. Она смогла опереться на локти и встать на колени — повезло, что руки были связаны впереди, а не за спиной. Арин подняла голову и увидела в нескольких футах дикого гуля. Существо казалось сбитым с толку, оно шипело и мотало головой, закрывало ладонями глаза, а из его рта проступала обильная белая пена. Когда она зашевелилась, гуль тут же сорвался в её направлении. Обеими руками она поудобней перехватила ближайший камень, целясь перед собой острой частью, и приготовилась отбиваться ногами — но не сдаваться.       Несмотря на тщедушный вид, гуль оказался мощным и тяжёлым; сцепившись, они оба покатились в сторону. Зубы клацали у лица и шеи, отскакивали от Пип-боя, слюнявя экран, пока она защищалась. Не сдерживая отчаянных криков и слёз, Арин наносила удары камнем, точно обезумевшая варварша, пока тело под ней не прекратило сопротивление. Обессиленные руки выронили окровавленный камень; она вскочила и побежала в противоположную от испуганных беженцев сторону — туда, где слышался шум подлетающего винтокрыла.       Чтобы как-то просигналить своим, Арин подняла связанные руки, согнув локти, и тут же почувствовала непривычную боль. Она была ранена — покусана! — кровь гуля мешалась с её собственной, здравые мысли цеплялись к безумным, её бросило в жар, а слёзы продолжали катиться по щекам крупными каплями. Дыхание давно сбилось, и лёгкие нестерпимо жгло. Её подгонял хрип, знакомый каждому жителю пустошей — тот, который никто не хочет услышать безоружным. Как клетчатый и планировал, несколько диких увязались за ней. Ноги сами понесли Арин к опускающемуся винтокрылу; ей даже не пришло в голову, что так она подвергает кого-то опасности — как и тем людям, что вели переносчиков бешенства к густонаселённому городу.       Рядом пролетели сгустки плазмы, когда солдаты в силовой броне Анклава начали отстреливать гулей, но Арин не останавливалась. Всё, что она видела — это бегущего навстречу человека в серой офицерской форме.       — Не приближайся! — закричала она и задохнулась в рыданиях — от ужаса, от всего пережитого. Дальше бежать она не могла.       Когда расстояние между ними сократилось, Леманн вскинул правую руку с силовым кастетом, обогнул Арин и одним ударом в голову отправил подоспевшего гуля на тот свет. Когда жар в груди чуть утихнул, позволив заговорить, она отрывисто произнесла:       — Нет времени на карантин, весь сектор нужно полностью зачистить. Их нужно убить!       Она говорила как безумная; в эту минуту она и была безумной. Капитан достал нож и аккуратно перерезал окровавленные верёвки, стараясь не задеть лезвием трясущиеся руки. Арин прекрасно осознавала, как выглядит со стороны, но ничего более здравого в голову не приходило. Ей хотелось кричать: «спасите меня, увезите!», но долг почему-то перевесил страх — возможно, потому что она уже считала себя мёртвой.       — Капитан! — взмолилась она.       — Подожди, я думаю. — Леманн побледнел как при их первой встрече. Видимо, та же ассоциация пришла и в его голову. Как командующий офицер, он пытался разобраться в обстановке и собственных чувствах, чтобы отдать чёткий приказ; люди за его спиной ждали решения. Он медленно покачал головой. — Подумай, хорошо подумай.       — Я уверена.       Заглянув в её глаза, он проговорил, не дрогнув:       — Отряд, полная ликвидация.       Никто так и не доверил ей оружие, да и Арин не просила. Капитан прыгнул в винтокрыл, и машина, поднимая волны пыли, вновь взмыла в воздух, чтобы нагнать реку бегущих от гулей людей. Несколько штурмовиков остались на месте, чтобы зачистить местность от надвигающихся мутантов. Арин плелась следом, чувствуя себя в безопасности за их спинами. Со временем она успокоилась и даже помогла вычислить оставшихся гулей по индикаторам движения в Пип-бое. Когда бойцы подтвердили, что с Филли больше нет погони, то двинулись за караваном. Арин попила воды, пытаясь побороть мнительное желание увидеть в себе какие-то пагубные изменения, но не отдала флягу хозяину, убедив его, что теперь его собственность на карантине.       Поспеть за солдатами в силовой броне было сложно, но и идти было недалеко. По пути им попадались издыхающие от рваных ран беженцы с Филли и мёртвые гули, некоторые цепочки следов вели в разные стороны от людского потока. Пока бойцы прекращали их мучения, Арин ставила «метки», рисуя на карте места, где видели заражённых вирусом. Когда перед ней предстало поле, усеянное трупами, она почувствовала только облегчение.       Несколько детей, включая заражённого мальчика, остались сидеть подле мёртвых родителей — легендарные в своей безжалостности бойцы Анклава не смогли их убить. Леманн не стал поднимать пыль за откровенное нарушение приказа и предпочёл прикинуться слепым.       — Заберём их, — предложила Арин, и капитан резко поднял голову на её голос. Пришлось пояснить: — Абрамс нужны живые образцы… — её голос внезапно оборвался, потонул на вдохе, но она смогла взять себя в руки. — Они обречены, но на базе мы сможем облегчить их страдания.       Детей легче перевести, чем взрослых. Один укол снотворного — и ценный груз был помещён в хвост винтокрыла. Всю дорогу домой отряд хранил гробовое молчание. Арин горбилась под тяжёлыми взглядами оперативников, её раны неприятно, едва заметно зудели. Впервые она по-настоящему поняла, что значит принимать непростые решения и брать за них личную ответственность. Как чувствовал себя полковник, на чьих плечах лежал весь Анклав, Арин даже представлять не хотела.       По прибытии в Экер она сама направилась в изолятор, а лейтенанту Абрамс предстояло в одиночку обустроить прибывших детей и изучить собранные образцы, чтобы подтвердить слова Арин. В помощь пришлось активировать довоенного робота-медсестру модели «мисс Няня», а робоглаз-старожил, обосновавшийся в лаборатории, с любопытством следил за каждым движением лейтенанта и тихо попискивал.       Арин не было дела до страданий Абрамс — своих хватало. Герметичный бокс больше напоминал усовершенствованную тюремную камеру с койкой, отдельным туалетом и маленьким окошком в мир, через которое подавалась еда. Через него же лейтенант передала два шприца — наполненный Арин тут же вколола себе, а на пустой воззрилась с недоумением.       — Дорогая, ты способна взять у себя кровь самостоятельно, — устало вздохнула она. По голосу чувствовалось, что за состояние своей подопечной Абрамс переживала не меньше, чем она сама.       — Может, мне хотелось компании, — буркнула Арин, стараясь улыбаться, но требования выполнила.       Как обычно, Абрамс не оценила её юмора:       — Тогда от изоляции не будет толка.       У неё было два дня, чтобы узнать всё наверняка, и Арин оставалось только ждать. Страх был такой, что онемело всё тело, дышать стало тяжело. Лёжа на койке и глядя в белый потолок, она воображала, как скончается в мучениях, а Абрамс разберёт тело на части. Чрезмерную потливость она переводила в пользу заражения, чем нервного потрясения.       Через переговорное устройство у окошка послышался взволнованный голос лейтенанта:       — Стресс не рекомендован, пожалуйста, успокойся.       Через датчики все данные по состоянию больного передавались на терминал, и врач могла воочию проследить, как ускоряется пульс, не требуется ли срочная реанимация. Робот-помощник мог прийти на помощь в любую минуту, но это совсем не успокаивало.       Измотавшись — морально и физически, — Арин просто вырубилась, а когда открыла глаза, то увидела в окошке любопытную округлую физиономию в ореоле тёмных кудряшек. Заметив движение, оперативник воскликнул:       — Эй, Арин, смотри, какой супчик я тебе сварганил! Сразу в одноразовой таре, чтобы можно было сжечь после тебя! — Он положил неглубокую тарелку в выдвигающийся ящик, затем, хлопнув себя по лбу, продолжил: — Совсем забыл, что капитан тебе рацию передал. Выздоравливай! Вернее, вообще не болей…       — Спасибо, Стэнли, я как раз проголодалась. — Она подскочила к двери и, дождавшись, когда её подарки пройдут обработку, аккуратно вытащила ещё горячий суп. Она искренне улыбнулась и показала оперативнику большой палец.       Смущаясь и краснея, он ещё раз пожелал Арин удачи и скрылся из виду. Держа в одной руке пластиковую ложку и рацию — в другой, она приступила к обеду. Суп оказался невероятно вкусным, и Арин с грустью вспомнила, что даже не успела доесть выданные на задание пайки — их наверняка растащили беженцы. Узнав, что пациентка проснулась, вскоре пришла и Абрамс, снова потребовав кровь и вывалив через приёмник стопку папок — даже если ты был при смерти, от работы это не освобождало.       Потекли невыносимые часы за размышлениями наедине с собой. Ведь когда-то она могла спокойно путешествовать по разрушенным городам и отстреливать одичавших собак, опасаясь только зримой опасности. Познакомившись с Абрамс, Арин стала мнительной и брезгливой, она начала думать о незначительных для простых поселенцев вещах, например, о том, что некогда побеждённые человечеством болезни вновь вольготно пожирали человеческие тела. По сути, вирусы никуда не уходили — всего лишь медицина сдала свои позиции, исчезла вакцинация и — почти полностью — фармацевтическая промышленность. К счастью, люди предпочитали селиться подальше друг от друга, и эпидемии не распространялись широко, не иначе как чудом.       За один день прогулки по пустошам для Арин превратились в кару.       Рация внезапно ожила.       — Ты как?       Арин улыбнулась, услышав голос Леманна, хоть искажённый помехами, — ей было приятно, что коллеги так беспокоились, а на душе, наверное, за всё время после ухода папы, стало теплее.       — Всё хорошо: меня кормят и развлекают.       Она вздохнула над сложенными на кровати папками. Если бы она действительно притронулась к работе, в бумагах определённо было бы больше хаоса — как бы скучно ни было, Арин всё равно не хватало энтузиазма. С другой стороны, это мог быть коварный ход её лечащего врача, чтобы отвлечь от плохих мыслей и позволить лекарствам побороть вирус.       — Полковник хочет с тобой поговорить.       Щёки мгновенно стали горячими; внезапно ей расхотелось покидать уютный и безопасный бокс. Полковник Отем наверняка слышал её истеричные крики через динамик из чьей-нибудь силовой брони. За свои поступки Арин почти не боялась, потому что сохранила уверенность в своём решении — только согласовывалось ли это с уставом?       Леманн не забывал о ней и общался, когда выпадала свободная минута, и даже обещал устроить «полезную прогулку». Маясь от догадок, что это могло быть, Арин лишь больше вертелась, не находя покоя. Другие оперативники тоже выражали уверенность в благополучном исходе: вирус удалось обуздать вовремя.       Первый же день после изоляции был богат на события. Утром Отем вызвал её к себе, но после всего пережитого страх перед суровым полковником показался какой-то глупостью. Даже воздух в кабинете показался ей легче. Изменения заметил и Отем. Общались они недолго: Арин не хотелось поднимать тему, чтобы не спросить лишнего, — пусть думает, что все действия были частью плана, — а полковник просто не отличался многословностью, поступки были для него важнее. Главное, что он был ею доволен.       — Пойдёте на повышение, Гордон, — сказал он, не отрывая взгляд от официального кандидата в группу Леманна. — Я пришёл к выводу, что вам можно доверить часть проектов, пока будете консультировать капитана и его людей, принимать непосредственное участие в миссиях. Больше никаких одиночных вылазок.       Арин была рада услышать, что на пустоши её больше не погонят, но это же значило стать частью чего-то более зловещего. Опыт и воспоминания мешались с остатками гуманности, пока она снова принимала тяжёлое и ответственное решение. Но был ли у неё выбор?       — Если вы так считаете… — невнятно пробормотала Арин, глядя полковнику куда-то через плечо.       — Не понимаю этой неуверенности — неужели вас устраивает подневольное положение? — заметил он, чуть приподняв от удивления бровь. — Я предлагаю вам единственные доступные возможности для самореализации, ресурсы для работы, чтобы изменить мир, как вы всегда хотели. Лояльность вы доказали и, надеюсь, поняли наши взгляды, а когда пришло время для тяжёлых решений, вы не побоялись действовать. Я высоко ценю подобные качества. — Он оценивающе взглянул на неё и вздохнул. — Жаль только, что вы сами пока в себя не верите.       Арин и сама не знала, что творилось на её душе. Она чувствовала себя гадко, мерзко, но, в то же время, спокойно. Это было… неправильно. Хотя что теперь можно было в принципе считать правильным? Анклав вновь хотел вернуть стране благополучие — это была хорошая цель, правильная. Когда же Арин думала о методах, параллельно всплывали воспоминания о человеке в клетчатой рубашке, который был готов скормить её гулям, чтобы спасти своих. Так оно и было — правильно: чтобы спасти большинство, нужно кем-то — или чем-то — пожертвовать. Как человек, знакомый с историей и биологией, Арин осознавала, что эволюция и прогресс идут по пути разрушения — смириться с этим оказалось сложнее всего, да и в одиночку невозможно повлиять на исконный порядок вещей. Поэтому, пройдя мимо лаборатории, она даже не взглянула в сторону коек, к которым кожаными ремнями были прикованы умирающие дети. Такие меры были приняты для их же безопасности, но Арин всё равно пока не могла заставить себя смотреть.       Она прошла в смежный кабинет, где по праву царила лейтенант Абрамс. В окружении банок с растворами, пробирок с образцами и довоенного оборудования та буквально расцветала — ей тоже нравилось обезличивание науки. Из привычной картины выбивался только капитан Леманн, который с интересом рассматривал что-то через микроскоп.       — …поэтому я считаю целесообразным отправить медика к Соломону… — Когда зашла Арин, Абрамс кивнула и продолжила: — Мы ещё ни разу не наблюдали за вирусом в гулях, и это кажется мне весьма занимательным. Из-за их повальной агрессивности очень сложно выцепить нужный образец, но я уже сделала несколько выводов…       — И правда, чем-то на пулю похож, — пробормотал капитан безо всякого энтузиазма.       Невольно Арин залюбовалась этим зрелищем и не стала тревожить его — всегда приятно посмотреть, когда вояки интересуются наукой, даже забавно. Абрамс ещё некоторое время делилась впечатлениями, заметив, что внимание Леманна давно ускользнуло, продолжила заниматься своим делом.       — Мой отец говорил, что наука может продвинуться до невиданных высот, но она всегда будет чувствовать себя беспомощной, — тихо произнесла Арин, когда капитан оторвался от созерцания смертоносного вируса. — Теперь я начинаю понимать, что он имел в виду.       Несколько секунд в лаборатории висело неуютное молчание, Леманн явно был смущён, будто Арин поймала его за чем-то позорным. От мысли, что всё это время он просто поддерживал имидж холодного вояки, ей стало смешно.       — Ты обещал мне прогулку, я даже выздоровела ради неё.       — А я всегда держу слово.       Тоже улыбнувшись, заметно расслабившийся Леманн надел фуражку и жестом пригласил Арин пройти на выход. Напоследок их догнал усталый голос Абрамс:       — Вы идите, идите, а я поиграю с генами: пожонглирую, пытаясь не просыпать бусины и не уничтожить всю структуру.       Арин не нравилось, куда она клонила: разговоры о боге и генетическом вмешательстве всегда чересчур перевозбуждали воображение Абрамс.       На этот раз винтокрыл довёз их всех до города. Как поняла Арин, полковник объявил внеочередную увольнительную на день, и бойцы отряда быстрого реагирования незамедлительно приступили к отдыху. Как только машина коснулась земли, солдаты разбежались в разные стороны — они радовались просто тому, что можно было покинуть силовую броню. Арин держалась рядом с капитаном, а больше ей никто был не нужен. Она всё ещё неуютно себя чувствовала в Филадельфии, но рослый офицер внушал ей чувство уверенности и безопасности — казалось, рядом с ним не могло произойти ничего плохого.       Прохожие, завидев Леманна, тут же убирались с пути, будто расступающаяся перед глыбой река. Слишком уж он выделялся в толпе со своей идеальной осанкой и светлыми, почти белыми волосами. Они прошли несколько улиц и вышли к главному административному зданию, где работал Соломон. Леманн открыл дверь, приглашая Арин зайти первой, и этот простой жест из прошлого так сильно впечатлил, что она зарделась. Они прошли по ступеням в подвальную часть, оказавшись в очень просторном помещении, судя по всему, на подземной парковке — только убранной и слегка видоизменённой: по старой разметке здесь возвели несколько дорожек под стрельбище. Даже присутствовал инструктор, который выдавал оружие под запись. Увидев Леманна, он вытянулся, как струна, и спросил:       — Обычное или энергетическое, сэр?       — Сегодня, пожалуй, второе. Я всегда здесь стреляю экспансивными, чтобы не забыть ощущения, — объяснил капитан. — Энергетическое оружие меня слишком расслабляет.       Арин ещё никогда не давали в руки лазерный пистолет — слишком уж дорогое обслуживание и по припасам затратно выходило. У обычного смертного с пустошей такого оружия никогда не водилось.       Леманн встал справа от Арин и помог ей принять правильное положение для стрельбы. Пока он объяснял основы, она всё гуще краснела, радуясь про себя, что капитан не может видеть её лица. В голове шумело; словно через толщу воды, до неё донёсся спокойный голос:       — Стреляй.       По рукам прошла дрожь, и палец сам надавил на спусковой крючок. Точность была, мягко говоря, далека от идеала, но ощущения пришлись по душе, и она выстрелила снова. Арин даже не заметила, как израсходовала всю батарею, но Леманн поспешил успокоить: они и пришли, чтобы потренироваться. Вскоре он занял соседнюю дорожку, взял в руки обычный охотничий карабин, коих на пустошах было больше, чем сохранившихся книг, а инструктор выдал каждому наушники, заглушающие грохот выстрела в закрытом помещении. Без присутствия капитана за плечом Арин смогла взять себя в руки и поразить несколько движущихся целей.       — Ещё настреляешься, — сказал Леманн, когда они покидали стрельбище. — К тому же офицерская подготовка включает в себя экзамен по владению энергетическим оружием. Думаю, в будущем мы не раз сюда заглянем, — он коротко усмехнулся, — тебе ещё надоест.       Конечно, она считала, что капитан говорит вздор — всё казалось интересным, а повышение внутри Анклава и вовсе походило на сказку, однако же она понимала, что Леманн не из тех, кто стал бы выдумывать или врать. Он уже не сомневался, что Арин станет его полноправной коллегой.       Они обошли почти весь город, увлёкшись разговорами о работе. У Арин было очень много вопросов и, самое главное, наглости, чтобы их задать.       — Говорят, в Братстве Стали уже давно пытаются усовершенствовать Рад-Х, а мы с Абрамс что сделаем?       — Насколько я помню, их учёные ставят эксперименты над кротокрысами, надеясь найти звено, позволяющее тем переносить сильный фон. Не спрашивай меня — я не учёный. Чтобы перепрыгнуть этап подготовки, мы сразу будем тестировать сыворотку на людях — таков приказ из Рэйвен-Рок.       Арин вздохнула, вновь вспомнив слова отца. Абрамс постоянно жаловалась на нехватку вакцин от гепатита А, пока Анклав тем временем задавался глобальными вопросами. Хотя логика президента была понятна: что может быть важнее, чем победа над царствием радиации? Может, фермер из Ньюарка был прав, и тут же расцветёт фермерство, чистая вода будет доступна каждому абсолютно бесплатно, окрепнет новое поколение, может, даже мутантов получится откинуть, кто знает? Людям нужно дать надежду, чтобы им хотелось жить цивилизованно.       — Ладно, хватит о работе, пойдём, — в голосе Леманна промелькнуло что-то новое — мальчишечье озорство. Он кивнул, приглашая Арин следовать за ним. — Пора и перекусить.       И правда, Арин даже не заметила, что увольнительная стремительно заканчивалась. На Филадельфию потихоньку спускалась ночь, зажглись сотни городских светильников. Капитан остановился под неоновой вывеской «Сброшенный Якорь» и снова пропустил даму вперёд.       В баре собралось несколько десятков людей, преимущественно местные служащие. Местные, видимо, боялись нарваться на неприятности в обществе подвыпивших военных, но бармен охотно брал крышки из их рук и общался, если кто-то желал поговорить.       — Значит, тебе не чужд отдых простых смертных? — невольно хмыкнула Арин, однако капитан вёл себя непринуждённо.       — Главное, не переходить границы и помнить, что увольнительная не разжаловала меня до свиньи.       Когда её окружили порозовевшие бойцы, Леманн внезапно исчез, растворившись в полумраке бара. Он предпочитал наблюдать со стороны, чтобы и его подчинённые держали себя в рамках приличий. Работа офицера не прекращалась даже в выходные.       Эмми и оперативник Стэнли принимали заказы, разносили выпивку и еду в зал. Вокруг них начался настоящий ажиотаж, загремели крышки, но он всё равно как-то успел спросить, понравился ли Арин его суп.       — А ты что будешь пить?       — Из-за лечения мне нельзя алкоголь ещё полгода, — пробормотала она и смущённо взглянула на кудрявого оперативника. — И несколько уколов впереди.       — Что?! Да это же садизм, док. — На его лице читалось неподдельное сочувствие. — Ну, ты это… держись!       Арин кивнула, не прекращая улыбаться. Проект теперь частично принадлежал ей, а это опьяняло ничуть не хуже алкоголя.       — Капитан?       Недалеко послышался его голос:       — Я буду лимонад, спасибо.       Хотя Леманн продолжал держать серьёзную мину, все понимали, что он хотел поддержать Арин.       — И я! — воскликнула Эмми.       — Тогда своё пиво мне отдашь.       Арин смеялась вместе с остальными, с интересом слушала чужие истории, даже если речь шла о людях, которых она никогда не знала, и сама охотно отвечала на вопросы, например, как умудрилась забить гуля со связанными руками, особо детально описав, как красиво подлетел к ней Леманн и двинул дикому в лоб. Громко играло радио на барной стойке, и несколько подвыпивших гостей охотливо подпевали:       We’ll meet again       Don’t know where       Don’t know when       But I know we’ll meet again       Some sunny day… [1]       Вечер был похож на праздник, оперативники улыбались и выкрикивали тосты, соприкасаясь бокалами, а где-то в лаборатории только робот-помощник стал свидетелем последнего судорожного вздоха уже полностью парализованного мальчика из пустошей.