Американская мечта

      К Рэйвен-Рок было приписано несколько дюжин ударных отрядов — все в одинаковой силовой броне, без опознавательных знаков, — поэтому Арин сразу сдалась, даже не пытаясь делать вид, что узнала кого-то по голосу, искажённому динамиком. Штурмовики и офицеры никогда не братались — и обезличенность была одной из причин. Командный состав в ответе за каждое решение, каждый шаг, они не имели права на маску, кроме той, что надевали на плацу или совещаниях с полковником Отемом, где у всех, как на подбор, были кислые лица. Хвалили за что-то крайне редко.       На миссии гоняли почти всех офицеров, оглядываясь на специализации, так как в поле людей не хватало. Это была война на подавление, на выживание сильнейшего — Анклава или Братства Стали. Первое время Арин упиралась, не желая принимать участие в шумных операциях с прикрытием, предпочитая работать в одиночку, но Отем был непреклонен, будто пытался изгнать её из Рэйвен-Рок или помогал заводить новых друзей. По его лицу как обычно было сложно что-то считать, но Арин давно начала замечать, насколько полковник замкнулся в себе, стал задумчивым и менее словоохотливым. Президент Эдем галдел за всех их вместе взятых по радио и будил по утрам до омерзения жизнерадостным голосом.       Интендант с безразличным видом разложил на стойке плазменный пистолет, на который Арин воззрилась с унынием, силовой кастет, батареи и основной комплект первой необходимости. Как у медика, у неё была своя аптечка — толстая, на все случаи жизни. Никто из штурмовиков не подшучивал над этой прихотью и не называл мнительной.       С командиром отряда они пересеклись на площадке винтокрылов. Арин тактично кивнула, так как орать приветствия на фоне работающих лопастей было попросту глупо, пока все не настроятся на одну частоту. Она уселась возле пилота и вздрогнула, когда тот протянул ей руку для рукопожатия.       — Вы меня не знаете, но мы с Леманном облетали вместе первые операции — желторотыми были, на рожон лезли. Чёрт знает, как до третьего десятка дожили. — Арин молчала, но пилот заметно погрустнел, затем встрепенулся и представился. — Я Тэтчер, пилот этой старой развалюхи… не переживайте, подождите. Старая в нашем деле — счастливая…       Все странности пилот компенсировал ловкостью и какой-то змеиной сноровкой, и Арин невольно загляделась, как скользили по приборной панели его пальцы в разношенных до потёртостей перчатках. Казалось, всё старое для него — нечто вроде амулета на удачу. Возможно, думала Арин, Тэтчер вроде как достался ей по наследству. Штурмовики погрузились на борт и начали пристёгиваться ремнями. Частота наполнилась шорохами и словами «проверка, как слышно?» на разные голоса.       Пока Тэтчер разогревал двигатели, Арин углубилась в закаченные в пип-бой указания: «Запрос на разведку: Тенпенни-Тауэр. Агенты не выходят на связь двое суток. Требуется немедленная проверка и расследование причастности Братства Стали…» Она поморщилась и выключила экран. Кроме координат, которые были известны всем — башня обглоданной костью торчала посреди выжженной солнцем пустыни, — и времени последнего выхода на связь пропавших агентов, у них ничего не было. Вычурные формулировки, к каким привыкли аналитики в Рэйвен-Рок, только мешали — путали следы, мешали здравым мыслям и создавали лишнюю нервотрёпку, когда жизни людей зависели от простоты приказов.       Алистер Тенпенни заключил с Анклавом союз, как только на Столичной Пустоши развернулись их первые посты. Старик обладал огромным влиянием, а ещё хитростью и стойкостью — другие до седин не доживали. Отем скупо отзывался о мистере Тенпенни и не спешил с выводами: подаренные им координаты сохранившихся бункеров с ценными находками пока выдавали спорную полезность. Где-то снабженцы находили тонны консервов с армейским клеймом, а где-то — пыль по углам и помёт кротокрысов.       Анклав присматривал за каждым союзником, тем более наделённым властью — поэтому приставил в охрану пару агентов лейтенанта Качински — Арин позволила себе язвительный смешок: где-то их суперсыщик просчитался.       Когда винтокрыл взмыл в воздух, Арин затаила дыхание и инстинктивно вцепилась в свой ремень, который при падении был, конечно, абсолютно бесполезен: реактор мгновенно обратит экипаж пыль при взрыве — достаточно только лопастью зацепиться. Наверняка такой помешанный на ритуалах пилот, как Тэтчер, знал имена каждого подбитого, кто не сохранил машину, но сумел спастись.       Тем временем винтокрыл набрал высоту, и сквозь пыльные вихри Арин сразу увидела на горизонте очертания Тенпенни-Тауэр. Пилот вёл их высоко, держась подальше от сохранившихся высоток и возможной засады, но дурное предчувствие не отпускало ни на секунду. Пилот обошёл башню по широкой дуге, предоставив полный обзор, и лишь убедившись в безопасности, посадил винтокрыл на расчищенную от мусора площадку.       После лёгкого толчка машину перестало трясти, но Арин не спешила выходить первой, когда рядом были солдаты в силовой броне. Местные просто обожали расстреливать уязвимые на земле винтокрылы, однако вокруг было тихо: депо и коллекторы в отдалении выглядели заброшенными, но Арин всё же проверила по пип-бою, есть ли рядом движение. Если это засада, то шум винтокрыла уже поднял их врагов по тревоге — именно поэтому она предпочитала ходить пешком.       Арин привыкла к лесу из бетона и арматуры в столице, но посреди пустошей одинокий небоскрёб пробуждал в душе странную тревогу. Даже штурмовики принялись отшучиваться:       — Наш офицер поддержки не маловат для полевой работы?       — Что-то гостей не встречают в этом дворце…       — Молчать и рассредоточиться! Следить за окнами! — рявкнул командир, затем обратился к Арин, ожидающей в кабине. — Удобная штука, — он указал на пип-бой, — всем бы моим ребятам по такой — и мы бы давно Братство Стали прижали. Какой радиус охватывает? Этажи учитывает?       Дрожащими руками Арин со второй попытки расстегнула ремень, проверила боеспособность пневмокастета, разрядив тот в воздух, и лишь затем ответила, когда собралась с мыслями:       — Вы слишком идеализируете довоенные технологии, да и стрелкам лишний вес на руку не нужен. Для разведки — самое то, но расстояние до цели всё равно придётся только угадывать.       — Согласен, поэтому я больше рассчитывал на ваше чутьё и удачу, когда запрашивал офицера в помощь.       Арин опешила и замерла одной ногой в винтокрыле, услышав признание. Тэтчер просил поскорее покинуть кабину и не задерживать его лишние минуты на земле.       — Не знала, что командиры отрядов предлагают назначения. — Обсуждение её послужного списка казалось излишним — нервозность, как и молодость, бросались в глаза. — Наверное, вас впечатлила история спасения из Экер, но уверяю, что настоящие герои остались на базе.       — Само собой… Если позволите, мэм… — Командир повернул голову, чтобы обратиться к ней. Видимо, визор в шлеме был чем-то вроде окошка в бронемашине, поэтому солдатам приходилось часто озираться. — Помереть может любой, тут от удачи зависит — а ваша, если бы по шкале измерялась, стремилась к десятке. Думайте о том, что должны ещё сделать, кому помочь.       Кожа покрылась мурашками под глухой шерстяной формой, хотя солнце привычно одаривало пустоши всем своим вниманием, а ветер раздувал жар, как в печи. Чтобы не услышать вновь шум спускающейся воды, Арин вежливо улыбнулась и, обогнув командира штурмовиков, имя которого не хотела знать, направилась к воротам.       Она обратила внимание на древние камеры, расставленные по периметру заграждения, и взмолилась про себя, чтобы старик Тенпенни был достаточно богат для их обслуживания. Впрочем, в качестве муляжа для отваживания глупых и пугливых воришек те вряд ли бы сработали. Охрана отсутствовала, хотя Отем предупреждал о небольшой армии отпетых преступников, которые денно и нощно стояли на страже или рыскали по пустошам с подозрительными поручениями. Даже здесь прекрасное соседствовало с отвратительным — ненадолго.       Величественный небоскрёб гнил изнутри — по крайней мере, так подумала Арин, когда переступила порог, и в нос ударил мерзкий смрад, характерный для некроза тканей и застоявшейся крови. Трупов не было, но пятна прекрасно читались на красных, стоптанных коврах в холле — намного темнее, и нетронутые радиацией мухи слетелись со всей округи. Парочка гулей у входа даже не успела оказать сопротивления: по-видимому, они ещё не успели толком закрепиться в башне, когда прибыли силы Анклава, или же самые нерасторопные были обдолбаны химией до неадекватного состояния.       Два штурмовика пробежали вперёд и разошлись по холлу, держа на прицеле все выходы. В следующие помещения заходить следовало осторожно, с подкреплением. Арин не рисковала, пока направляла свой отряд, но подозревала, что гули засядут группой и забаррикадируются. В узких, простреливаемых коридорах бойцы перемещались по одному, чтобы держать друг друга в поле зрения; Арин также поддержала связь с пилотом. Когда машина поднялась в воздух, пол под ногами ощутимо завибрировал, однако этот громкий гул внушал и Арин, и её бойцам чувство контроля над ситуацией.       Если бы полковник услышал её сейчас, то наверняка поставил эту мысль под сомнение: на пустошах не осталось ничего, что поддалось бы контролю, поэтому Анклав для начала предпочитал ломать, а потом строить на обломках, поддерживая саму чистоту жизни в основе. Ему пришлась по душе близкая для Арин аналогия: «Если кости срослись неправильно, их нужно снова ломать».       То, что Арин увидела в Тенпенни-Тауэр, не поддавалось никакому лечению. Она шла по кровавому следу — тихо, слушая каждый свой шаг, — точно как в Уилмигтоне, когда подкрадывалась к когтю смерти. После той охоты никто уже не мог бросить достойный вызов, однако кучку запуганных, загнанных в угол гулей ни в коем случае нельзя было сбрасывать со счетов. Пип-бой сканировал ближайшие комнаты, и Арин двигалась вперёд, чуть пригнувшись. Штурмовики работали слаженно, но у них были свои приказы. Перед офицером стояла задача посложнее: разобраться в ситуации и при самом худшем раскладе свести потери к минимуму, точечно вывести противника из строя или кинуть под шквальный огонь прикрытия.       Алистер Тенпенни был приоритетной целью, но Арин теперь сомневалась, что старик — а только крепкие и хитрые доживали до седин — мог уцелеть. Анклав терял союзников, будто кто вышибал у них из-под ног целую скалу по осколку, ввергал агонизирующие пустоши в ад. Если бы Арин не знала о плане Эдема, то подумала, что они неслись прямиком к бесславному концу.       Роскошный пентхаус, в котором, по всей видимости, обитал хозяин башни, больше напоминал покинутый загон для стада браминов и ничем не отличался от любой другой комнаты в развалинах Вашингтона. Чтобы уничтожить последние сохранённые крупицы цивилизации, ушло немного времени, и Арин с трудом сдерживала рвущийся из сердца огонь слепой ярости, оглядывая сорванные со стен картины, разбросанные объедки, осколки стекла и довоенных ваз; мухи и здесь облюбовали жирные разводы гноя на раскиданных матрасах и с удовольствием пожирали куски отвалившейся кожи.       — Грязные животные! — сквозь зубы выдавила Арин, крепче сжала в руке плазменный пистолет и, резко развернувшись, поспешила вниз: судя по показаниям пип-боя, наверху никого живого не было — ни гулей, ни людей. Она задавала себе вопрос, как долго продолжался бы этот кошмар на виду у всех, если бы Алистер Тенпенни не заключил торговый союз с Анклавом? Старик будто чувствовал что-то — но вряд ли настолько отвратительное.       — Мэм, они уходят через какой-то потайной выход — вижу их на радаре, — сообщил Тэтчер сквозь гул и помехи. К частоте были подключены все штурмовики, поэтому командир отряда, которого Арин не могла отличить от остальных, тут же отдал приказ о смене позиции.       Ситуация повторялась — точно как в мемориале, когда улизнул её отец, и Анклав ценой многих жертв отбил совершенно бесполезный гигантский бойлер с радиоактивной водой. Им снова достались объедки — и кто-то за это определённо поплатится: если не предатель в Тенпенни-Тауэр, то сама Арин.       — Открывай огонь! — выкрикнула она в ответ. Ближайший штурмовик непроизвольно вытянулся, будто команду отдали ему.       — Принято.       Отстранённый голос пилота потонул в стрёкоте пулемётной очереди, и на душе стало чуть полегче, теплее. Под прикрытием отряда Арин спустилась ниже, но остановилась перед дверью в подсобку, уловив до боли знакомый для пустошей запах. Впервые она позавидовала штурмовикам, закованным в броню. В наборе первой необходимости был свой респиратор, который фильтровал большинство ядовитых веществ, но не вонь — глаза слезились, а волосы, туго стянутые на затылке, деловито обследовали мухи.       Тел было слишком много, не щадили никого, включая детей и стариков. Гули не побрезговали даже одеждой с трупов, хотя вся башня сверху донизу была ею набита. Эта расправа — не просто зверское преступление, а унижение человечества: те, кто хранил ценности довоенного общества, когда все остальные его растратили и забыли, были растерзаны и сброшены гнить в подвале, как мусор.       Новый маркер на радаре пип-боя заставил Арин переключиться на бой. Кто-то возвращался обратно в башню, пытаясь спрятаться от винтокрыла. Биться в окружении трупов, где каждый неверный шаг мог привести к падению, было бессмысленно, и Арин побежала вверх по лестнице, жестом призывая штурмовиков приготовиться к бою.       В душе она ликовала, что гули, точно крысы, ринулись обратно в нору и не собирались сдаваться. Она намеревалась устелить их трупами бетонный пол точно так же, как те поступили с беззащитными людьми. Смерть в бою — лучшее, что могло ждать мутантов, и здесь Анклав даже окажет им честь.       Неорганизованность гули возмещали численным превосходством и выносливостью. Среди хлынувшей в холл толпы Арин заметила и диких гулей, что не могло не вызвать неприятные воспоминания о бешенстве. В последнем отчаянном броске они не гнушались ничем, в ход пошли даже настольные лампы и палки, однако почти у каждого в руках имелось огнестрельное оружие. Среди облезлых тел затесалось несколько маленьких — по-видимому, детей, — но Арин даже не успела что-либо почувствовать.       Штурмовики открыли огонь, как только первый гуль вылетел из дверей. Арин укрылась за стойкой ресепшена, откуда стреляла из плазменного пистолета, но особо её участие не пригодилось. Сражение больше напоминало расстрел — гули ничего не могли сделать бронированным штурмовикам. Внезапно наступившая тишина позволила наконец вдохнуть затхлый, провонявший кровью воздух. Следом пришла тошнота.       — Молодцы, хорошая работа, — промямлила Арин, не соображая, произнесла ли вообще хоть что-то вслух. В подвале прибавилось трупов — разве в этом и не состоял её план? Резко дёрнув за ворот формы, Арин смогла без последствий сглотнуть подступившую слюну. — Охрана не пустила бы их — надо проверить камеры.       Ей хотелось поскорее сбежать на выжженный воздух, но командир с парой штурмовиков решил пройти по тоннелю и узнать, куда тот выводил. Пип-бой ничего не показывал, кроме «дружественных» зелёных маркеров, и Арин захватила с собой лишь одного бойца для прикрытия. Остальные фиксировали сохранившиеся ценности, которые не успели украсть гули или посчитали те бесполезными; башня, пусть на короткое время, наполнилась суетой живых людей.       В комнате охраны осталось множество кровавых разводов и луж натёкшей, но засохнувшей крови; стены изрешетили, судя по кучности, пистолеты-пулемёты, которые так любили обеспеченные наёмники с особым чувством стиля смерти. Штурмовик громко фыркнул, шаркнул ногой и сбросил с дороги кучу отстрелянных гильз. Красный крутящийся стул, намертво приваренный перед скоплением мониторов, не вызвал у Арин доверия, поэтому она предпочла остаться на ногах.       Драгоценные довоенные технологии, которые берегли в Тенпенни-Тауэр как сокровище, были почти уничтожены. Брызги крови и клочки одежды присохли к пульту; несколько мониторов разнесло пулями, но камеры на улице не пострадали — значит, битва проходила изнутри. Арин уже понимала, что произошло, но хотела увидеть лица последних посетителей.       Арин наудачу вытащила одну из переполненных записями кассет и вставила в пип-бой, отмотала назад, но пока не видела ничего, кроме песка за воротами. Семейство кротокрысов пулями проскочило мимо.       — Наши парни, должно быть, в той куче, — гневно пробасил штурмовик где-то за спиной. — Чёрт, надо их найти.       Задумавшись над его словами, Арин едва не пропустила момент, когда у ворот появились люди в боевой броне — охранники Тенпенни-Тауэр. В обратной перемотке они выбежали из башни задом наперёд к постам, сигареты вернулись в руки. Арин будто возвращала им жизни на маленьком экране пип-боя.       Охранники обернулись в сторону пустошей, и в зоне камер появился отряд Братства Стали: не абы кто, а «Львиный Прайд» почти в полном составе. Арин тут же узнала их по ориентировкам — желая не иначе как выделиться, те редко надевали шлемы — и, конечно, изображению льва на плече. Девушка точно не походила на Сару Лайонс, а старуха напоминала ту, что помогла Джеймсу Гордону сбежать из мемориала Джефферсона.       Арин почти остановила запись и рассматривала «Прайд» по кадрам, с жадностью гончей уставившись в экран. Среди здоровяков затесалось двое без брони, но камера едва их умещала, «срезав» головы. Должно быть, прошло много времени, штурмовики общались по рации, но шум исходил словно из другой вселенной. Наконец, вспотев и забывая иногда как дышать, Арин рассмотрела его — седого человека, держащегося с группой, но будто отдельно от неё. Его лицо тронули шрамы усталости — морщины и тёмные круги под глазами, — а также тревога, которую он никогда не умел прятать.       — Папа, чтоб тебя!.. — злобно выдавила Арин в сердцах так, что штурмовики поутихли. Она знала, что те следили за ней во все глаза и навострили уши — ждали, как же она поступит. Провал офицера у солдат — лучшее шоу. Когда Арин подняла взгляд от экрана пип-боя, командир отряда был тут как тут, ждал распоряжений. — Вызывайте поддержку — пусть вывозят отсюда всё, что осталось. И… нужно похоронить всех этих людей. Я отправлюсь в Рэйвен-Рок и доложу полковнику, что вмешательство Братство Стали подтвердилось.       — Да, мэм! — отозвался он, как механический болванчик.       Спасаясь от могильника Тенпенни-Тауэр, Арин запрыгнула в ожидающий винтокрыл и сухо скомандовала взлетать. В голове всё перемешалось — красные ковры, гниющие тела, сваленные вповалку, вазы и картины, папа в окружении паладинов. Что-то не цеплялось, выпадало, но Арин слишком устала, чтобы соединять фрагменты правильно.       Папа не мог никого убить и тем более ограбить. Да, в его стиле дружить с гулями, но…       — …Когда же эта сраная война уже кончится? — посетовал Тэтчер, и Арин поняла, что он какое-то время общался с ней — но, скорее, сам с собой.       — Не знаю, — вздохнула она и подумала, с кем они на самом деле сражались? Убийство нескольких дюжин гулей ни к чему не привело сегодня — завтра пустошь извергнет в два раза больше. Значит, враг куда опасней, у него нет мотива и злости, нет человеческих черт в принципе.       Если Эдем запустит в воду модифицированный ВРЭ, то не будет никаких гулей, супермутантов и когтей смерти; никаких случайных мутаций у новорождённых и затяжных, мучительных болезней у взрослых. Однако также исчезнут люди, сохранившие нормальное здоровье, но деструктивные гены. Как она и папа.       Арин была рада, что решать будет полковник Отем — самый уравновешенный и мудрый человек на всей Столичной Пустоши.       На площадке винтокрылов её встречал лично лейтенант Качински, чтобы выслушать отчёт о судьбе Тенпенни-Тауэр и своих людей. Конечно, он не мог не явиться. Арин отдала оригинал записи с камер видеонаблюдения и коротко рассказала о случившемся, готовая сбежать в любую минуту, однако Качински, пожевав недокуренную сигарету, жестом предложил пройтись.       — Вы же знали, что мой отец объявится, поэтому и отправили туда — чтобы проверить, — сквозь зубы выдавила Арин, оглядывая острые каменные уступы Рэйвен-Рок и массивные ворота, ведущие в бункер; как и подле Тенпенни-Тауэр, она чувствовала себя маленькой букашкой, гонимой ветром. Командир отряда попросту вошёл к ней в доверие и придумал складную историю.       Качински не стал отрицать очевидного.       — И я не просчитался. Прошу прощения за подозрения и недавний допрос, лейтенант Гордон, — произнёс он, впрочем, беспристрастно. — Я из тех, кто стоит на страже безупречности Анклава, а учитывая ваше красочное прошлое, пройти мимо просто невозможно. Надеюсь, вы понимаете. — Арин даже не удосужилась кивнуть. — Расстановка сил стремительно меняется, потери растут, и боевой дух неизменно падает. Если президент не приступит к решительным действиям, ненадёжные звенья сорвутся. Моя работа — устранить и заменить их раньше. Обычно мы отправляли штрафников в Экер, а теперь вынуждены сосуществовать все вместе — это новое испытание для внутренней гармонии.       «Устранить», «заменить» — несмотря на красивые, витиеватые речи, Качински говорил о людях, как о взаимозаменяемых механизмах, и Арин, похолодев до кончиков пальцев, просила себя не спотыкаться — тело одеревенело и едва слушалось. Неудачно сбросив пальцем пепел, Качински случайно затушил сигарету. Ветер, поселившийся в горах задолго до людей, мешал ему прикурить снова от довоенной позолоченной зажигалки.       — К чему вы ведёте? — наконец не выдержала Арин. Молчание тоже было элементом давления.       Качински зловеще улыбнулся краешком губ и внезапно спросил:       — Вы ведь с полковником Отемом достаточно сблизились с тех пор, как получили повышение?       Арин знала, что покраснела — щёки горели, точно оставленный под солнцем металл, дыхание сбилось, — но смогла держать себя в руках. Качински рассмеялся уже в голос.       — Прошу прощения. Конечно, вы его доверенное лицо, помощник по особо скользким вопросам. — Наконец затянувшись, он продолжил уже серьёзно. — Я поверил в ваши чистые помыслы, лейтенант, поэтому спрашиваю напрямую: полковник Отем не вёл себя в последнее время подозрительно? Раньше он старался держать вас поближе, а теперь отправляет подальше на задания. Он стал замкнутым, больше не делится мыслями?       Арин остановилась как вкопанная, а Качински точно навис над ней, продолжая сыпать вопросами — и чем больше он спрашивал, тем больнее слова бились в сердце. «Да, да, да!» — мысленно кричала она, понимая ужас происходящего. Всё это время внутренняя разведка копала под высшее руководство, а не лично под Арин Гордон — бродяжку с пустошей. Даже родство с Джеймсом не прибавляло ей очков в глазах Качински — только её общение с полковником.       «Ну и мразь же ты».       — Вы хотите, чтобы я что-то разузнала? — ровным голосом произнесла она. Отпираться было бесполезно — разведчик читал её, словно открытую книгу.       Качински подбросил окурок и позволил встречному ветру, точно бешеному псу, разобраться с ним.       — Я свяжусь с вами, когда настанет время.       Он издевательски улыбнулся, кивнул и первым зашагал к воротам бункера, оставив Арин наедине с мрачными мыслями и раскинувшейся в пыльной дымке пустошью.