Американская мечта

      Арин простояла у затвора, наблюдая за посадкой винтокрылов, пока охранник в силовой броне не спросил, будет ли она возвращаться в Рэйвен-Рок: к закату навигация ограничивалась только экстренной, а массивная дверь бункера задраивалась. Техники заканчивали осмотр машин, а пилоты мирно курили и болтали, сбившись вместе, точно в маленькое, живущее в собственной реальности племя.       С долей зависти Арин слушала хохот и дивилась лёгкости, с которой жили эти люди, зная, что следующий рассвет мог стать последним. Как они соглашались сесть за штурвал? Та же решительность вела Леманна и его людей, но Арин будто не успела ею заразиться — боялась всего на свете, долго прогнозировала, прежде чем действовала, из-за чего теряла уникальный шанс на неожиданный манёвр. Впрочем, полковник Отем мог бы с ней не согласиться: по его мнению, опрометчивость и эмоциональные порывы вели только к безрассудным приказам.       Она могла бы воспользоваться шансом и раствориться среди развалин Столичной Пустоши — много раз, — однако почему-то всегда возвращалась и позволяла добровольно себя запирать, словно в Убежище 101. Видел бы её сейчас папа — его мечты сбылись! Только в Убежище у неё не было голоса, не было власти что-то изменить. Что бы ни происходило, Рэйвен-Рок тихо скатывался в тот же закольцованный на Смотрителе мирок без иного будущего, кроме саморазрушения.       Когда Арин сошла с подъёмника, то уже знала, как поступит дальше. Вечерняя смена сдавала работу ночной, в столовую потянулись младший персонал и солдаты; офицеры приходили позже и занимали отдельное помещение. Эдем выступал с речью, в которой называл боевиков Алистера Тенпенни «воинами, павшими за человечество», а самого старика выставил мучеником. Наверное, невозможно подсчитать, сколько крышек, информации и припасов потерял Анклав, так что бойня и правда казалась всем трагичной. Также он напомнил о виновниках — гулях — и для закрепления ненависти объявил условный траур, который, в принципе, никогда не прекращался, однако на этот раз сам президент пообещал, что на ужин подадут консервированные фрукты. К такой смерти можно было и привыкнуть.       Арин влилась в людской поток, с кем-то здоровалась в ответ, ориентируясь на форму одежды, а не на лица, пока не оказалась перед дверью в кабинет полковника. Два охранника синхронно кивнули и снова застыли, будто уснули на посту — за непроницаемыми шлемами они могли хоть рожи корчить. Арин бы так и делала на их месте.       Полковник, конечно, никогда не ужинал вовремя и работал, пока не одолевал сон. Иногда Арин заставала его спящим на кушетке в переговорной, где собирались на брифинги главы подразделений, и на цыпочках выбегала из кабинета так, словно застукала начальника за чем-то постыдным. Устоявшийся имидж сурового вождя будто отрицал в нём человеческую сторону — столь неудобную уязвимость.       Арин закрыла дверь и застыла перед столом, скрестив руки, однако Отем какое-то время смотрел будто сквозь неё.       — Наша группа едва покинула Тенпенни-Тауэр, а президент уже сделал громкое заявление. По крайней мере, ему не нужна армия профессиональных агитаторов. — Он тяжело вздохнул, наклонился к нижнему ящику стола, выудил подозрительную бутылку виски без этикетки, задумчиво покрутил в руках и отставил. — Мне никогда не нравился старик Тенпенни — видит бог, теперь я ненавижу его ещё больше! — однако подобной участи не пожелаешь и врагу.       Что-то произошло, пока Арин морозилась под ветром на посадочной площадке. Борьба с мутантами и Братством Стали каждый день приносила потери, однако полковник всегда мастерски умел держать себя в руках там, где Арин бы уже давно сломалась. Она понимала, что своим признанием набросит очередную гирю к грузу проблем, но не могла больше молчать:       — Под вас разведка копает. Меня принуждают к сотрудничеству. Тяжеловато врать, когда не понимаешь, что вообще происходит.       Отем глядел на неё снизу вверх с нечитаемым выражением лица, а затем внезапно усмехнулся.       — Хочу кое-что показать. — С помощью терминала он открыл сейф в стене, поднялся и пригласил Арин взглянуть на самодельное устройство, лежащее на кипе документов — кустарный, хоть и профессионально собранный, детонатор. Ошибки быть не могло. — Только принесли из Тенпенни-Тауэр — лежал у старика в кабинете.       Арин не могла отвести взгляд — тело будто паралич сковал, — однако думала она о другом детонаторе, давно задействованном. Дыхание точно в горле застряло, а помехи в радиотрансляции напомнили шум спускающейся по отсекам воды. Если бы Отем протянул к сейфу руку, Арин точно сделала бы какую-нибудь глупость, однако он закрыл дверь перед её носом, чем разрушил странное воздействие.       — Мы знаем, где бомба? Что он задумал?       — Догадываюсь, но хотелось бы ошибаться. — Сцепив за спиной руки, Отем прошёлся по кабинету. — Тенпенни постоянно жаловался на Мегатонну, требовал «что-нибудь сделать» с городом, убрать, как он выразился, «этот нарыв с великолепного пейзажа». Когда мы заключили соглашение, старик запросил услуги наших техников на пустошах — конечно же, я отказал: тогда Анклав официально ещё не выступил в Вашингтоне. Я не доверял ему.       Озарение точно молнией ударило, однако Арин до последнего отказывалась верить, что по личной прихоти можно взорвать целый город.       — У них же атомная бомба на улице валяется! А рядом…       Убежище 101, конечно, было построено для защиты от бомб, однако сооружения имели свой срок годности, как и фильтры. Пещеру может просто-напросто завалить обвалом. Если кто-то ещё жив, он не сможет выбраться и попросить о помощи: прогулка к эпицентру взрыва без защитного костюма будет самоубийством. Долговременный эффект непредсказуем; они могут получить новые Пустоши Филли под боком и дать мутантам преимущество.       Не без смущения Арин поняла, что о жителях Мегатонны она подумала в последнюю очередь.       Полковник Отем словно читал её мысли, поэтому проговаривать их вслух не требовалось: он связался по интеркому с проверенным капитаном и приказал поднимать отряд, затем запросил два винтокрыла и лучших сапёров. Бутылка виски так и не дождалась своего часа и отправилась обратно в стол.       — Рисковать и ждать нельзя: у Алистера Тенпенни было много союзников.       — Поняла, сэр, — Арин невесело усмехнулась, — нельзя допустить прощальный фейерверк.       — Также понадобится пилот, на которого можно положиться — для особого задания, — добавил Отем, впрочем, подходящая кандидатура уже была на примете.       Когда Арин вышла из кабинета, полковник, вопреки ожиданиям, отправился за ней следом, запер дверь и велел охранникам никого не пускать до его возвращения.       — Головой отвечаете, — добавил он недвусмысленно. Два бойца в силовой броне тут же подобрались, как испуганные новобранцы; если они и спали, то теперь не сомкнут глаз до Второго Пришествия.       Отем обогнал Арин и повёл за собой к точке сбора, где ничего не подозревающие штурмовики обменивались шутками и влезали в силовую броню. Его появление тут же прибавило им скорости; через несколько минут отряд стоял перед ним полностью готовым к действиям. Командир — в броне «Геенна» с разрисованным звёздами наплечником — отсалютовал полковнику, а следом, словно волной, все остальные. Тэтчер улыбнулся, встретившись взглядом с Арин.       На взлётную площадку выбежали техники, чтобы подготовить винтокрылы. Два сапёра принесли ящик с оборудованием и водрузили его на борт. Когда все пилоты появились на точке сбора, полковник устроил короткий инструктаж:       — Мы срочно вылетаем в Мегатонну — нейтральный город, где не особо жалуют Анклав. Стрельба строго запрещена! Если с местными возникнут проблемы, применяйте дубинки и шокеры. Наша цель — ядерная бомба: обезвреживаем и уходим.       Арин всего несколько раз появлялась в Мегатонне — нагромождении металлолома, который, утрамбовавшись, обрёл черты города, — но помнила, насколько тесные там улицы: не развернуться даже маленькому отряду. Местные знали каждый закоулок, а смышлёные стрелки займут удобную позицию на вершине, и никакая поддержка винтокрылов не спасёт. Впрочем, на стороне Анклава оставался эффект неожиданности — кто в здравом уме будет ждать их на этой помойке?       Арин редко удавалось увидеть пустоши ночью с высоты. Силуэты зданий вырисовывались над чернильной тьмой с редкими светлыми пятнами — кострами и поселениями. Светящийся в огнях Вашингтон остался лишь на фотографиях и открытках сувенирных магазинов чем-то вроде мифа, в который теперь с трудом верилось. Отем сидел напротив и смотрел вниз с задумчивостью, которой никогда не наблюдалось у восхищённого полётом Леманна, — словно хозяин окидывал взором свои угодья.       Лишь на подлёте, когда прозвучали слова пилота о готовности к снижению, Отем заговорил — громко и отчётливо, чтобы по связи каждый штурмовик услышал:       — Без приказа никакой стрельбы. Не ведитесь на провокации!       Машина ухнула вниз, покачнулась и села на неровный грунт, выбив на мгновение дух. Пока Арин мешкала, Отем отстегнулся первым и выскочил в ночь — без защиты силовой брони, только в своём заметном бежевом плаще. Протектрон поприветствовал его и солдат так же, как и каждого нового посетителя: «Добро пожаловать в Мегатонну. Бомба совершенно безопасна. Слово даём», а затем перешёл к рекламе салуна Мориарти.       Два сложенных крыла самолёта с облупившейся обшивкой, точно длинные бедренные кости, образовывали что-то вроде врат в город кровящего ржавчиной железа; гул механизмов и скрип металла соперничали с шумом от незаглушённых винтокрылов. Услышать мутантов в таком положении невозможно, поэтому Арин постоянно бросала взгляд на пип-бой — всё-таки места были дикими.       Створки ворот наконец разошлись, а следом из города высыпали охранники с шерифом во главе. Он и Отем были единственными, кто не хватался за оружие, и Арин решила последовать их примеру, подошла ближе и встала по правую руку от полковника, не забыв всё же взвести пневмокастет.       Ситуация походила на сцену из классического вестерна: чужаки пришли в город, их встретил карикатурный шериф; даже у протектрона был лёгкий ковбойский акцент. Не хватало только перекати-поле. Однако бойцы Анклава в улучшенной силовой броне больше походили на демонических тварей — тёмных, с вытянутыми, как морды когтей смерти, респираторами и жёлтыми визорами — и вызывали у местных инстинктивный страх. Возможно, лишь из-за присутствия полковника Отема стрельба не началась тотчас же.       — Для начала выслушайте, шериф Симмс. — Тот с удивлением уставился на него, позабыв, что собирался сказать. Возможно, от «правой руки» президента он ожидал услышать пафосную речь в духе самого Эдема, вроде: «Земляне, мы пришли с миром!»; Арин и сама не понимала, откуда Отем узнал его имя. — У нас появились неопровержимые доказательства, что атомную бомбу в вашем городе пытаются взорвать. Мы готовы оказать помощь в обезвреживании.       — И что вы хотите взамен? Клятву верности? — Шериф покачал головой. — Не скрою, я давно жду помощи, но местные скорее найдут себе новый дом, чем прогнутся под Анклав. Тогда что вы сделаете? Взорвёте её сами? Нет, солдаты в мой город не зайдут.       — И не нужно, — парировал Отем. — Пойду я, мой лейтенант и два сапёра. Совет уважаемых граждан Мегатонны, которых выберете вы, проследит, чтобы разминирование прошло без обмана. От бомбы не останется ничего, кроме оболочки — даю слово.       Что им слово полковника, однако Арин не верила в его напускную наивность. Мегатонна — прибежище наёмников и обманщиков всех мастей, которые быстро продадут их Братству Стали за пару бутылок виски. Да и к чему быть вежливым, если каждый житель города обречён на скорую смерть — ведь Отем должен помнить об этом. Однако злость утихла, лишь когда Арин встретилась с ним взглядом.       — Хорошо. Оставьте здесь энергооружие, — поставил новое условие Симмс. Через фильтры отчётливо слышалась ругань командира штурмовиков.       Отем обернулся к нему и, передавая личное оружие, шепнул:       — Никто не покинет город, пока мы здесь. Расставьте солдат по периметру и следите за сканерами.       — Так точно, сэр! — Арин показалось, что она услышала вздох облегчения: смерть полковника не украсила бы послужной список.       Речь шла только об энергооружии, поэтому она прикрыла рукавом пневмокастет и зашла в Мегатонну теперь уже как официальный представитель Анклава. О маскировке и выдуманной на ходу легенде можно наконец забыть. К чести Симмса, на улице не собралась толпа зевак, однако к бомбе их провожал целый эскорт из охранников и старого техника, который сразу признался, что разбирался только в канализации. Большинство жителей, которых было не удивить шумом открывающихся ворот, сидело по домам.       «Уважаемые граждане» в составе хмурого бармена Мориарти, доктора Черча и болтливой хозяйки магазина Мойры, которая оказалась изобретателем-любителем, скромно встали в ряд у атомной бомбы, словно жюри какого-то странного конкурса. Сапёры открыли уплотнённый ящик и продемонстрировали почти пустое содержимое — ничего подозрительного. Арин поняла, что они заберут «начинку» бомбы с собой, а не просто её обезвредят.       Сапёры по щиколотки вступили в радиоактивную лужу и приступили к осмотру бомбы. К счастью, модифицированная силовая броня защищала их от излучения, а инъекторы подавали Антирадин согласно показаниям приборов. Отем молчал и дёрнулся, лишь когда раздался крик:       — Великий Атом! Что вы делаете?! Отойдите!       Поджав губы, Симмс перекрыл путь сумасшедшему исповеднику и негромко попытался что-то ему втолковать.       — Сэр, на дне прикреплён посторонний предмет, — доложил один из сапёров, и все споры тут же оборвались. Никому бы не пришло в голову лезть в эту лужу — маскировка на самом видном месте.       — Ты здесь разве что не ночуешь, — прошипел Симмс притихшему исповеднику, — говори, что там!       Арин обменялись с полковником мрачными взглядами — к счастью, детонатор остался в надёжном месте, но таких можно сделать несколько штук. Несмотря на сильные фонари, работа специалистов усложнялась; требовалось куда больше времени, которым могли воспользоваться их враги.       — Он сказал, что так мы выпустим силу Атома — как я мог отказать? — проблеял исповедник, когда шериф схватил его за ворот и как следует встряхнул.       Фон подле бомбы был недостаточным, чтобы сильно повлиять на Детей Атома; старик выглядел здоровым для жителя пустошей, даже сохранил густую шевелюру — явно воду не из своей лужи пил. Собирающиеся в округе бродяги же, точно крысы, вынуждены питаться отравленной пищей — их почерневшие лица, язвы и букет болезней напоминали об истинной цене сосуществования с радиацией.       — Я позволил вашей братии проповедовать, купился на доброту и наивность! Ты же помогал нуждающимся, чёрт возьми!       Симмс был взбешён, и лишь Мойра уболтала его достаточно, чтобы утихомирить, нервно улыбалась и шутила. Мориарти не прекращал мерзко ухмыляться, словно имея в виду «я же говорил», и курил, стряхивая пепел в радиоактивную лужу. Исповедник заикался и едва дышал от ужаса, заглядывал в глаза местных жителей, но те не спешили его оправдывать. Повылезавшие из бараков Дети Атома переминались с ноги на ногу.       — Белый, весь белый, как ангел! Клянусь! — повторял он и сотрясался в рыданиях, когда Мориарти елейным голосом грозил привести «своих ребят» для закрепления урока «не трожь то, что не ломается». Симмс уже не радовался, что привёл его сюда.       Тот, кто поклонялся атомной бомбе, не мог дружить с реальностью, и Арин не поверила бы ни единому его слову. Конечно, исповедник не знал, с кем общался — злоумышленник должен был действовать быстро и незаметно. Отем едва заметно кивнул, и Арин неспешно скрылась в металлическом чреве города, не имея понятия, с чего начать. Гирлянды весело мерцали над знакомой вывеской бара «Латунный фонарь». Неподалёку кемарила одна из голов привязанного к поручню брамина, а вторая с интересом уставилась на Арин.       — Кажется, мы поспорили, что ты не из этих мест, — знакомый грубый голос заставил резко развернуться. Из темноты вышел Джерико — подозрительный охранник бара, который «всё видел и слышал». — Как голова?       Арин скрестила на груди руки, борясь с желанием нахамить в ответ. Мигрени со времён их первой встречи неотрывно следовали за усталостью, однако фармацевтика по довоенным рецептам творила чудеса.       — Отлично, благодарю за заботу. Снова ищешь работу?       — Ты ещё за спор мне должна, так что гони сто крышек и получи дополнительную информацию бесплатно!       Джерико хрипло смеялся собственной шутке и скорее всего был пьян, однако в глазах не хватало характерной пелены. Скользкий, холодный взгляд убийцы оценивал Арин с ног до головы.       — Крышек при себе нет, — признала она с сожалением: не было времени хоть что-то продумать, ведь уходили они в спешке, — но энергооружие в отличном состоянии стоит больше. Отдам, как только шериф оттает.       — Считай, что у тебя есть кредит доверия, да и подохнуть тоже не особо хочется. — Джерико опёрся о стену перевёрнутого на бок фургона и, кряхтя, потянулся за сигаретами. Глубокие рытвины морщин на руках выдавали истинный возраст, однако держался Джерико получше молодых наёмников. Возможно, его тело было напичкано имплантами — редкость, которую следовало заслужить. — Ищи пижона в светлом костюме — тот ещё хрен собачий. Его послушать, так хуже Мегатонны города нет, но сам-то из салуна Мориарти почти не вылезал. С неделю назад он куда-то делся, но вчера опять вернулся. Его радостную рожу так и тянет разбить о камень.       — Мориарти, значит, — задумчиво повторила Арин. — Благодарю. Думаю, полковник Отем захочет накинуть ещё к награде.       Джерико сплюнул и снова рассмеялся, однако ничего больше не сказал, кроме несвязного: «Посмотрим, посмотрим». Следуя указателям, Арин поспешила подняться по ржавому, скрипящему под ногами подъёму, благо рекламой заведение было не обделено. Бар, как и все помещения Мегатонны, был обычной герметичной коробкой, где пространство делили грязные шторы болотного цвета да стойка, за которой трудился гуль — натирал стаканы тряпицей. Арин почувствовала приступ тошноты.       Появление человека в форме Анклава будто поставило жизнь на паузу. Шлюхи уставились с интересом, пьяный галдёж утих; гуль же, как по тревоге, нырнул под стойку.       — Мне нужен… — Арин осеклась под взглядами — испуганными, алчными и вызывающими — и решила повторить за Джерико: — Ищу пижона в светлом костюме и знаю, что он тут околачивался.       Взглядом же она обшарила крошечный зал и пустой диван в дальнем конце — что-то вроде вип-зоны. Посетители быстро осмелели, многие поднялись на ноги и потянулись к оружию.       — Да ладно, — нервно усмехнулась Арин и отпустила рукав с пневмокастетом. — Этот парень разве стоит чьей-то жизни? Всех жизней.       В другой день она сто раз бы подумала перед тем, как угрожать толпе, однако гнев подгонял куда эффективнее страха. Удивительным образом это подействовало: между Арин и пьяными мужчинами встала немолодая женщина в платье с глубоким вырезом и мелкими синяками на шее — от пальцев, а не засосов. Потрёпанная жизнью, она казалась куда смелее большинства посетителей.       — Если не дурак, уйдёт через коллектор. Успеешь догнать. А теперь проваливай.       — Спасибо, — искренне бросила Арин и тут же избавила местных от своего присутствия. С Мориарти ещё предстояло поговорить.       Она перешла на бег до ближайшего указателя; пара жителей, которым явно наскучило действо у бомбы, шарахнулись в разные стороны, словно испуганные кротокрысы. Снова вниз, как по кругам Ада, Арин спускалась в машинный зал, где довоенные механизмы из последних сил фильтровали непригодную воду — возможно, будь в Мегатонне оборудование Волт-Тэк, жить стало бы легче… Будь на пустошах в принципе чистая вода.       Пласты металла прогибались под ногами и сопровождали каждый шаг гулким эхом. Как бы ни старалась, Арин выдала себя задолго до спуска в коллекторы. Уже за лестницей её оглушил выстрел из револьвера. К счастью, темнота сыграла на руку: Арин шмыгнула за угол и провалилась в реку сточных вод. Собственный пип-бой будто желал ей смерти, и тут же заскрежетал счётчиком Гейгера.       — Я лейтенант Гордон, из Анклава. Детонатор у нас! — крикнула она.       Ноги вымокли, а от застоявшейся воды тянуло трупным зловонием, однако подручный старика Тенпенни вёл себя нагло, словно не его загнали в угол.       — Так башню вычистили, — усмехнулся он. — Ну что ж, значит, остался только я.       — Город окружён солдатами Анклава, вам не уйти. Поднимите руки и сдавайтесь!       Несколько мгновений Арин прислушивалась лишь к потоку воды, падающим каплям да стрёкоту приборов. Наконец ей дали ответ:       — У меня нет никакого желания подыхать… здесь. Я ненавижу этот город. — Арин не сомневалась в искренности его чувств, однако тон оставался спокойным и чопорным. — Хорошо, давайте выйдем на воздух и поговорим.       Убедившись, что стрельба не возобновится, Арин пропустила его перед собой. Белый костюм был отличной мишенью в темноте.       — Вы не похожи на человека, который замарал бы руки — даже из ненависти. Кто ваш сообщник?       — Моя фамилия Бёрк, милая леди, и у меня не бывает «сообщников» — только должники и деловые партнёры. Хотя Рой — что-то между ними. Мне плевать, сколько кожи он сохранил на лице, если человек полезен.       — Рой — один из гулей, захвативших башню? — с раздражением прервала его Арин. На миг она запаниковала, когда Бёрк первым выбрался на поверхность, однако сюрпризов не было; он даже из вежливости подал ей руку и ухмыльнулся.       — Уже неважно. Рой забьётся в самую глубокую нору, и больше мы о нём не услышим. Теперь у вас есть я. — Мистер Бёрк расправил плечи, словно Арин только что предложила ему сделку, а не вытурила из канализации. Костюм не помялся и даже не запачкался. — Предлагаю сделку. Мистер Тенпенни оказал мне честь, доверив вести свои дела. Я могу заменить его и сохранить лояльность Анклаву. Однако у меня есть одно условие.       Арин на миг опешила под напором мистера Бёрка, а затем настала её очередь смеяться. Одно условие ценой одного города — слишком жирно для того, кто прятался в коллекторе.       — Вот как, — пробормотала она. — Ну хорошо. Со мной прилетел полковник Отем, и он с радостью выслушает ваше предложение.       Новость его обрадовала; поправив съехавшую шляпу, мистер Бёрк заметно расслабился, воодушевился и попросил её не распространяться лишний раз, где его нашли. Арин заметила, что местные отводили взгляды, когда он проходил мимо. Если гули гнили снаружи, то такие, как Бёрк, — изнутри, и вонь от них куда токсичнее.       К возвращению Арин сапёры обезвредили малый заряд и проделали небольшую дыру в самой бомбе. Судя по выражению лиц гражданских, заверения полковника и само его присутствие их не успокаивали. Сам он держался спокойно и глядел на приближающегося Бёрка, сцепив руки за спиной. Арин наблюдала за Мориарти, однако ухмылка никуда не делась, ему будто было плевать.       Наверное, на трезвый ум Мегатонну невозможно понять.       — Полковник Отем, какая честь! Я… — Бёрк осёкся, когда увидел раскуроченную бомбу. Оружие ещё было при нём, и Арин готовилась к любому исходу. Однако ему хватило ума не делать глупостей. Исповедник в окружении своих последователей сидел на земле и растерянно перебирал куски обшивки, загребал весь мусор в кучу, видимо, в надежде привести свою святыню в порядок.       — Это он? — проигнорировав Бёрка, Отем обратился к Арин.       — Да, пытался сбежать.       — Грузите на винтокрыл.       Отем дал понять, что торги завершились, так и не начавшись, и развернулся к шерифу Симмсу. В Рэйвен-Рок — после допроса — Бёрку напомнят, как нужно вести дела с Анклавом, но до тех пор он считал себя незаменимым.       — Возмутительно! Как представитель почившего Алистера Тенпенни…       Пневмокастет ударил в грудь, выбил воздух — и заодно всю дурь. Бёрк согнулся пополам, потянулся к револьверу, но Арин с удовольствием ударила снова — на этот раз в правую руку, — затем разоружила. После потока болтовни она ждала ругань, крики, однако Бёрк сносил удары молча, видимо, признав поражение. Он умел выживать, адаптироваться, поэтому согласится на любые условия до тех пор, пока не наберёт силу. До рокового удара в спину разведка наверняка подстроит какой-нибудь несчастный случай и поставит на его место перспективного протеже. Затем процедуру повторят по мере необходимости.       Сапёры поместили сердце бомбы в контейнер и запечатали. Задобренный шериф Симмс был так рад, что разрешил двум штурмовикам затащить Бёрка на винтокрыл. Фактически за него убили сразу двух кротокрысов одним камнем. Арин получила своё оружие, однако Джерико точно испарился. Внезапно образовавшийся долг почему-то её не обрадовал. Впрочем, не придётся указывать в рапорте, куда подевалось личное оружие.       Когда Отем скомандовал возвращаться на винтокрылы, Арин встряла, встревоженная всем, о чём молчали некоторые жители города:       — Подождите, Мориарти знал о планах на бомбу и покрывал Бёрка!       Однако вместо того, чтобы выслушать, полковник положил руку на её плечо и повёл к выходу, где ждали штурмовики.       — Он не скрывался, они все знали.       В оцепенении, без сил после длинного дня, она не знала, что и думать. Возможно, для кого-то куча металлолома была единственным домом и островом свободы, где не донимали вечной войной противоборствующие стороны. Да, не всё было гладко, но люди жили мирно. Единственная альтернатива — вечные странствия в поисках города грёз. Однако личный опыт подсказывал, что жизнь в пути быстротечна. Человек всегда искал прибежище и огораживался высокими стенами, чтобы больше ничего не видеть.       Арин не знала, на какой ноте полковник Отем разошёлся с шерифом, однако в спины им не стреляли — знак многообещающий. Первый винтокрыл взмыл за её спиной, обдав волной пыли. Пришлось зажмуриться и затаить дыхание, сжав покрепче губы. Вездесущий песок был повсюду, проникал под одежду, в саму душу. Конечно, и силовая броня не станет для него препятствием, поэтому штурмовики так часто разбирали экипировку до винтика, чистили и смазывали подвижные детали. У каждого был своего рода ритуал.       Место напротив снова занял полковник, а самые дальние — два сапёра. Ящик пристегнули в хвосте — и хотя крепёж выдерживал солдата в силовой броне, лететь с бомбой на борту корабля, что работал от такого же ядра, было неспокойно. Неспроста Отем спросил о самом ответственном пилоте — Арин лишь надеялась, что ему уж Тэтчер не начнёт рассказывать о своих сомнительных рекордах, как маневрировал между высотками и на спор нарезал винтами подброшенный солдатами хлам. Сколько рук было отрезано, история умалчивала. [1]       — Возвращаемся на базу, сэр? — уточнил Тэтчер.       — Да. Аккуратно и тихо.       Характерный запашок сточных вод заполнил винтокрыл, как только закрылись двери. Молчание становилось тяжёлым, практически невыносимым, однако Отем делал вид, что всё в порядке, и Арин немного расслабилась. Выдохнула она, лишь когда увидела подсвеченную площадку Рэйвен-Рок. Тэтчер снижался медленно, перепроверял показания радаров и робко коснулся земли, словно святыни. Арин впервые летала с таким комфортом, не считая бомбы в багаже.       — Пилот, не глушите двигатель. — Полковник мгновенно вытравил все грёзы о душе и тёплой постели. — Лейтенант, на минуту.       Арин спрыгнула на бетонные блоки и нервно оглянулась на винты. Чтобы услышать хоть что-то, а также из-за разницы в росте, полковник наклонился к ней.       — Прошу прощения, это всё Бёрк — заставил за ним побегать по коллектору.       На миг Отем запнулся, позабыв, что хотел сказать, и почему-то стушевался. Впрочем, не только для неё перелёт оказался нервным.       — Вы меня не так поняли. Так уж вышло, что каждая наша совместная операция приводит к неожиданным последствиям.       — Но хоть мой отец не объявился, — проворчала Арин, а сама заинтересованно взглянула на реакцию Отема. Этот разговор назревал уже давно; у неё скопилась прорва неудобных вопросов.       — Такой человек, как Джеймс Гордон, не станет отсиживаться на одном месте и полезет в дела, которые ему не осмыслить и не понять — потому что у него всего одно представление о том, что «правильно».       — А у нас? — перебила Арин, и Отем снова подозрительно замолчал, словно гадал, стоит ли ей доверять. Сердце стучало так сильно, что становилось больно.       — Идеалы всегда прекрасны, а люди — далеко не всегда, лейтенант. [2] Да, мы привыкли видеть рейдеров и головорезов на пустошах, но забываем о тех, кого они держат в постоянном страхе. Американский народ стоит того, чтобы драться за него. Мы должны дать ему будущее, а не… быстрое избавление.       Его лицо исказилось, помрачнело, как и всегда, когда речь заходила об Эдеме, но теперь Арин понимала, что на самом деле терзало душу полковника Отема — истинная человечность, о которой не прознать машине, зацикленной на их спасении. С сердца будто камень упал; Арин встрепенулась и чуть ли не вцепилась в своего начальника, желая выдавить из него все признания, пока позволял случай.       — Вы говорите о президенте! Вы ему не доверяете…       …Настолько, что прятался от вездесущих роботов-шпионов, избегал радиосвязи, которую можно легко прослушать, и прямых ответов. Он собирался выступить против доктрины Эдема, проверить на прочность его сети из болтовни, и на первой линии оказалась Арин: ведь сама машина не отравит воду ВРЭ — это сделают люди.       — Мой отец запрограммировал ZAX на спасение Анклава, имея в виду всю страну; его убивала мысль, что варвар с пустошей разрушил вековое наследие. Искусственный интеллект самообучался, анализировал архивы и со временем пришёл к выводам, о которых вы уже знаете. Однако я отказываюсь верить, что он сказал нам всё.       Восторг как рукой сняло: выбор Эдема в пользу очередного «варвара с пустошей» для ответа показался ей идиотской, злой иронией.       — Он умеет врать?       — Недоговаривать, — уточнил Отем. — И вряд ли я смогу задать вопрос так, чтобы вынудить его ответить прямо. Но посудите сами: когда он добьётся цели, и останется один Анклав — хватит ли людей, чтобы восстановить целую нацию? Что нас ждёт в его дивном новом мире с модифицированным типом ВРЭ? Я боюсь предполагать, но это уже будет не та страна, о которой мечтал мой отец.       Когда Отем выговорился, то выглядел куда более измождённым, чем час назад в Мегатонне, и Арин не знала, как ему помочь, как разделить эту ношу тихого отчаяния. Конечно, она не смотрела настолько далеко, да и своей головой начала думать не так давно, но хотела сражаться вместе с ним — за веру в неё, за всё, что они уже пережили. Смерть в качестве манипулятора безумной машины её не устраивала.       — Что, хорошее ощущение — помогать американцам?       Она не смогла сдержать улыбку, когда увидела в свете фонарей тень едва скрываемой радости на лице обычно сдержанного начальника.       — Чертовски, — подтвердил он.