Американская мечта

      Арин часто представляла, как встретится с папой — особенно в первое время, когда блуждала по пустошам, — что скажет, какие вопросы задаст, однако когда мечты стали реальностью, подготовленная речь забылась. Время давно вылечило особо опасные раны, предназначение заполнило пустоты. Теперь, стоя рядом с ним, Арин чувствовала, как на самом деле выросла и что совсем не знала отца на самом деле — как человека. Они могли общаться на равных, как взрослые люди, не врать друг другу, наконец. За его искренность Арин не переживала, ведь внутренне он не изменился, остался тем же занудным и упорным учёным, который свернул бы горы ради дочери… и пошёл на убийство.       Ей было искренне жаль, что так случилось, но иного выхода, видимо, не существовало, раз даже отец не пытался вступить в диалог с агентом Института. Значит, интуиция не подвела её тогда в Мегатонне, при первой встрече с Джерико: иногда, как ни старайся, не спрятать намерения. Следом Арин вспомнила про загадочную судьбу Убежища 101 и поделилась с отцом опасениями.       — Когда всё закончится, нужно обязательно убедиться, что у них всё в порядке, — как всегда миролюбиво заметил он. — Смотритель был… сложным человеком, но Амата, Буч и остальные молодые люди заслуживают помощи. Правда, если всё осталось по-прежнему, они и слушать не станут.       То же можно было сказать о жителях Столичной Пустоши, о Братстве Стали, об Анклаве, в конце концов. Реальность такова, что перемены зачастую носили исключительно насильственный характер и через заинтересованное меньшинство; простые люди ничего на самом деле не решали, а лишь плыли по изменившемуся течению.       Переждав камнепад, они направились на юг, вдоль русла реки и придерживаясь довоенного шоссе. Даже у старой электростанции не нашлось патруля Анклава, и Арин начали терзать первые сомнения в успехе. Впрочем, если Рэйвен-Рок уничтожен, то и территорию держать больше не было смысла. Полковник Отем должен был перебросить все силы на мемориал Джефферсона… если остался в живых. В рядах офицеров не было подходящей замены, а одного уважения к лидеру недостаточно, чтобы удержать столь сложную структуру единой. У Анклава всегда должен быть президент, как у Братства Стали — старейшина. С их кончиной менялось всё. Возможно, и Арин вернётся в совершенно другой Анклав, где ей снова не будет места.       Несколько часов подряд их сопровождали только горы, дорога да облачное небо. Доктор Ли хранила молчание, следуя где-то позади, однако её обувь и одежда явно не располагали к долгим прогулкам. Северо-запад Столичной Пустоши не отличался заселённостью из-за капризного скалистого ландшафта, однако именно отсюда в довоенном мире проходили теле и радиотрансляции. Сверившись с пип-боем, Арин предложила остановиться у первой же вышки, чтобы в безопасности перевести дух и поискать припасы. Если повезёт, то и связь будет.       Следующая база Анклава располагалась на станции спутниковой связи СатКом, и Арин предупредила отца, что хотела бы заглянуть туда. Конечно же, под мрачным взглядом доктора Ли он попробовал переубедить её:       — Если не вернёшься, тебя посчитают погибшей. Рэйвен Рок уничтожен, всё кончено — а ты свободна.       — Ещё нет, пока очиститель за Анклавом, — буркнула Арин. Она была не в настроении спорить и что-то доказывать.       — Это дело времени, пока Братство Стали его не отобьёт. Поверь, им хватит сил — я сам видел, на что они способны, кто ведёт их…       — Джеймс! — наконец голос подала доктор Ли, и по её испуганному лицу Арин поняла, что они скрывали что-то действительно ценное.       От мысли, что можно вытянуть ценные сведения, воспользовавшись добрыми намерениями отца, Арин подташнивало: он спас ей жизнь и хотел уберечь. Как и доктор Ли, она боялась сказать лишнее слово, потому что на самом деле считала их врагами — не своими, но Анклава. Когда за спиной стоят сотни чужих жизней, доверие исчезнет даже к собственному отцу.       Они ведь думали о том же самом — как бы выиграть войну менее бескровно, заставить Анклав уйти и вернуться к прежней жизни. В подобном противостоянии не могло быть правых и виноватых, а Арин давно вышла из того возраста, когда чужая вина казалась очевидной. Мир был куда сложнее, опаснее — личное растворялось в нём, как капля воды на радиоактивном песке.       — Не могу, прости. Правда в том, что меня никто не держал уже много лет. Поначалу — да. — Как только папа открыл рот, Арин перебила его. — Это не Стокгольмский синдром, вот не надо. Я возвращаю долг за жизнь, возможность принести что-то в мир, за своих друзей. Всего этого не было бы, останься я на пустошах. После всего увиденного во внешнем мире… просто не могу, понимаешь?       Он горько вздохнул и нехотя кивнул.       — Знаю. Поэтому и хотел оградить тебя. Наивно было так считать, по-видимому.       — Но у меня осталось счастливое детство — теперь я это понимаю. Спасибо, пап.       Впервые за долгое время он улыбался искренне, и Арин, переведя дух, толкнула толстую железную дверь, ведущую на первый этаж радиостанции, оставив все страхи за порогом. Внутри было темно, однако свет с двух пип-боев сразу прекрасно освещал маленькое техническое помещение и винтовую лестницу, кажущуюся бесконечной. Мусор шелестел под ногами, а сверху доносилась приглушённая музыка.       Приготовившись к возможному бою, Арин шла первой и глядела вверх через каждый пролёт; папа и доктор Ли отставали и делали небольшие передышки. Точно на маяке, в радиобашне было всего два помещения. Она и сама не отказалась бы так жить — словно в гнезде над распростёршейся Столичной Пустошью. Другое дело — где брать припасы, как выживать?       Отец остановил Арин перед дверью, тактично оттеснил и громко постучал. Музыка оборвалась. Как он выживал, оставаясь таким наивным и приветливым, она не понимала. Однако когда дверь осторожно приоткрылась, оттуда не высунулась двустволка.       — Здравствуйте, прошу прощения, — быстро заговорил отец. — Мы не знали, что вышка занята. Нам только требуется убежище, чтобы перевести дух. Если вы против, то мы тут же уйдём.       — Да ладно, не зря же поднимались так высоко, — голос звучал подозрительно хрипло, и когда Арин вошла внутрь, то встретилась взглядом с белёсыми глазами гуля. Струпья давно зажили и обросли коростой, плоть иссушилась, что говорило о почтенном возрасте. Несмотря на открытую форточку, в комнате стоял неприятный запах, с которым Арин сталкивалась уже давно. Лишь завидев её, гуль испустил тихий вопль и поднял вверх руки. — Бери, что хочешь, только не убивай!       — Теперь понимаешь, почему твой отец так обеспокоен? — доктор Ли единственная радовалась его реакции.       — А паладины из вашего Братства Стали пожали бы ему руку на фоне флага? — так же едко ответила Арин. Гуль трясся уже не на шутку и едва стоял на ногах, поэтому она опустила оружие. — Мы не причиним вам вреда, клянусь. Меня зовут Арин, а это мой отец, Джеймс… доктор Ли сама представится, как ей нравится.       Папа вздохнул и покачал головой, однако Арин ничего не могла с собой поделать. Чтобы лишний раз не тревожить гуля, она уселась на пол, подперев спиной дверь, расстегнула форму и ощупала рёбра. После падения те продолжали неприятно ныть, но, вроде как, обошлось без перелома — максимум отделалась трещиной. Нестерпимо тянуло в сон.       Музыка стала чуть громче, и Арин услышала давно полюбившийся голос:       I was totin' my pack along the long       dusty Winnemucca road       When along came a semi       with a high canvas covered load       «If your goin' to Winnуmuссa,       Mack with me you can ride».       And so I climbed into the cab       and then I settled down inside       He asked me if I'd seen a road       with so much dust and sand       And I said,       «Listen! I've traveled every road in this here land!»       I've been everywhere, man       I've been everywhere, man       Crossed the deserts bare, man       I've breatherd the mountain air, man       Travel — I've had my share, man       I've been everywhere [1]       Оставив оружие на полу, но со спрятанным пневмокастетом, Арин прошлась по комнате и осмотрелась. Гуль — или кто до него — присматривал за довоенным оборудованием и поддерживал в рабочем состоянии. В студии звукозаписи облупились полы и стены, однако на технике не было ни пылинки. Пластинки на полках соответствовали наклеенной букве — десятки, сотни пёстрых упаковок! С придыханием Арин аккуратно подцепила одну за край и вытянула. С обложки улыбалась прекрасная девушка, похожая на всех прочих, изображённых на довоенных плакатах.       — Бренда Ли — сладкоголосый, печальный ангел, — хриплый голос гуля совершенно не соответствовал прекрасному изречению. Арин с почтением вернула пластинку на место.       — Ты послушал каждую?       — И не один раз! Самые любимые стараюсь ставить чаще. Надеюсь, слушатели меня за это не проклинают.       — Погоди, так музыкальный канал — твой? — Арин замерла, чуть приоткрыв рот, и внезапно для самой себя рассмеялась с потрясающей иронии. Теперь стало понятно, почему он не общался со слушателями, как ТриДогНайт. Эдем же просто любил свой собственный голос. Гуль глядел с подозрением, что становилось неловко. — Ты даже не представляешь, как мне дорог этот канал. Спасибо.       — Не знал, что ваш брат это… любит музыку.       Гуль окончательно стушевался, когда Арин добила его откровением:       — Сама не так давно узнала, что полковник Отем слушал его вместе со мной.       Воистину музыка объединяла абсолютно разных людей. Убедившись, что Арин не шутила, гуль с удовольствием рассказал, что работал на этой радиобашне ещё до войны, а затем вернулся, когда осела пыль — уже другим. Детали он собирал по соседним башням или менялся на местной свалке, сторонился людей, потому что и раньше не шибко им доверял, и слушал музыку дни напролёт. Какой-то передатчик позволял транслировать сигнал за пределы Столичной Пустоши, и когда Арин рассказала, что его слышно даже в Филадельфии, гуль чуть ли не светился (в переносном смысле) от гордости: значит, приняли другие, оценили.       Он определял каждого исполнителя по голосу и называл песню по первым гитарным аккордам, но забыл собственное имя. Когда пришло время ставить новую пластинку, Арин выбрала Бренду Ли.       — Не знал, что тебя занесло так далеко, — заметил отец, дав понять, что всё это время внимательно слушал её, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. — Филадельфия — это же…       — Пустоши Филли, — отчеканила доктор Ли. На сей раз в её взгляде отражался искренний интерес.       Отец же долго молчал, хмурился и скрёб ногтями отросшую щетину. Арин даже не заметила, сколько седых волос у него прибавилось с их последней встречи.       — Оборудование Анклава позволило сделать прорыв в изучении радиации, но то место будто… сопротивлялось. Пришлось уплатить высокую цену за эти знания. Столичная Пустошь — лишь капля в море настоящего кошмара, но здесь мы можем сделать всё правильно.       — Только Анклав может опорочить науку кровопролитием и жертвами. Эта… грызня за очиститель не стоила жизни писца Пибоди, Анны и неповинных техников, когда можно было прийти к консенсусу!       В голосе доктора Ли снова прозвучала сталь, поджатые губы некрасиво искривились. Сколько же энергии она тратила, чтобы крепко держаться за свои убеждения, высоко держала голову и не смотрела под ноги. Арин, которая несколько раз за последние лет семь меняла стороны, взгляды и веру, тайно завидовала подобной твердолобости. Впрочем, без нужной гибкости она бы не продвинулась дальше Убежища 101.       — Анна Холт жива, как и остальной персонал. Они уже наверняка в очистителе. — Пока доктор Ли придумывала, как ещё можно подкопаться к Анклаву, Арин примирительно подняла вверх ладони и, вздохнув, пробормотала: — Послушайте, я не собираюсь доказывать, что Анклав — великое добро. Это не так — потому что безгрешных не существует. У Эдема была благая цель, но он стал бесчувственным козлом, за что и поплатился. Не знаю, как у Братства Стали, но святыми их точно не назовёшь. — Отец усмехнулся и перевел хитрый взгляд на доктора Ли, застывшую, как изваяние. — Каждый выживает и старается при этом не уронить честь… Только зачастую приходится ею жертвовать ради куда более высокой цели. Вы думаете, что вправе меня судить, однако реальность такова, что даже у отца совесть нечиста. Допускаю, что он не догадывался о последствиях, когда ступал в Тенпенни-Тауэр…       Спрятав лицо в ладонях, тот тихо что-то простонал, и Арин тут же пожалела о резких словах. Впрочем, им обоим не помешала бы встряска суровой реальностью. Доктор Ли наконец-то забеспокоилась.       — Джеймс? О чём речь?       — Мы оказались в отчаянном положении и помогли горстке гулей попасть в башню в обмен на услугу. Это было ошибкой. — Успокоившись, он перевёл взгляд на Арин. — Ты там побывала?       — Я и в очистителе была — доктор Ли в курсе.       — Когда ваш полковник хладнокровно прикончил мою ассистентку. Жаль, что не отправился следом — видимо, тоже твоя работа.       Отец резко вскинулся и встал между двумя спорящими женщинами.       — Прекратите! — впервые на её памяти он кричал. — Разве не понимаете, что так делу не помочь? Арин права: если идти, то до конца. Мэдисон тоже права: плата кровью обесценивает любой результат. Думайте лучше, как побыстрее выбраться отсюда!       Закашлявшись, он опёрся рукой о стену, и Арин с доктором Ли переглянулись с виноватым видом. Время ускользало куда быстрее, чем казалось.       — Пост Анклава близко — я вызову винтокрыл и доставлю тебя в Убежище, как планировалось. Доктор Ли свободна в перемещениях.       — Я останусь с Джеймсом, удостоверюсь, что капсула жизнеобеспечения работает. Думаю, это самое безопасное место сейчас.       По крайней мере, она не стала сопротивляться — уже первый шаг. В споре они даже вели себя как семья, где есть мудрый и вечно уставший папа, строгая новоиспечённая мачеха и ребёнок, попавший в плохую компанию. Арин слабо улыбнулась, робко погладила отца по плечу, а тот чуть сжал её ладонь.       — Не думай, что я не верю тебе, милая, — прошептал он, взглянув с такой любовью, что сердце сжалось. Наверное, когда-то под таким же взглядом растаяла её мама. — Хочу уберечь, как обычно. Ты должна кое-что знать о Братстве Стали: в Цитадели они восстанавливают Либерти Прайма — это гигантский довоенный робот, который разнесёт любые укрепления. Поэтому я пытаюсь остановить тебя.       Арин опешила с подобного открытия — и почему отец так долго молчал об этом: задержись она с ним подольше, то наверняка вернулась бы уже на руины. Возможно, он наконец понял цену тайнам, прислушался и не смог вынести потенциального груза вины.       — Мне нужно спасти своих людей, пока не стало слишком поздно. Спасибо, что решился, пап. Я не подведу тебя и обещаю, что включу очиститель одна, без посторонних. — Когда речь зашла о запуске, Арин запоздало спохватилась: — А где эта Эдемовская дрянь?       Всё произошло так быстро, что о колбе с модифицированным ВРЭ некогда было вспомнить. Самая опасная зараза, которая способна выкосить всё живое на пустошах, могла попросту куда-то закатиться, чтобы всплыть уже в будущем. По стопам Эдема могли пойти как рейдеры, так и глубоко убеждённые в своей правоте силы, вроде Братства Стали и НКР. Пустоши давно разбились на устоявшиеся группы со своими традициями, и позиция Анклава к объединению Америки — даже ценой истребления несогласных — выводило конфликт на бесконечный круг, а воевать вечно не сможет ни один солдат, как говорил ей полковник Отем.       Вспомнив о нём, Арин впервые осознала, насколько устала — убегать, искать новый дом, что-то доказывать и всего бояться. Где-то на фоне, словно из иной жизни, для них — и всей пустоши — пела Бренда Ли:       People all around, but i don't hear a sound       Just the lonely beating of my heart [2]       Она действительно была прекрасна.       Аккуратно раскрыв сумку с медикаментами, папа продемонстрировал на вытянутой руке надёжно запечатанную колбу, не отличимую от обычных контейнеров ВРЭ. Все трое хранили задумчивое молчание, словно перед покойником, однако думал каждый о своём.       — Его можно использовать, — внезапно предложила доктор Ли. — Изучив образец, мы можем пойти куда дальше, узнать, как повернуть мутации, а то и вовсе их разрушить. ВРЭ ещё никому не удавалось изменить настолько радикально — это великое открытие, не станем же отрицать?       — Ещё как станем! — возразила Арин и нервно рассмеялась. — Эта штука умерщвляет, а не лечит. Атомная бомба открыла мир чистой энергии, но и она же уничтожила мир по прихоти кучки безумцев!       — Дамы, вы не заметили, как поменялись местами. — Они обернулись на хриплый голос гуля, позабыв, что он вообще существует. Смущённый вниманием, он поставил на пол довоенный бежевый чемодан. — Вот, принёс вам кое-что из вещей — немного, но должно подойти. С обувью будет немного сложнее. От формы придётся избавиться, если не хотите стать мишенью, уж извините.       Слова застыли в горле, однако слова благодарности всё-таки у неё нашлись. Арин растерянно оглядела себя и криво усмехнулась: конечно, можно сказать, что это трофей с мёртвого офицера, да и пип-бой однозначно выделял её среди прочих путешественников, но зачем рисковать и нарываться на вопросы? Так и свои не найдут, когда начнётся новый виток войны, и беженцы побегут из Столичной Пустоши. Впрочем, эта мысль быстро улетучилась.       Пока доктор Ли отправилась на поиски подходящей обуви в раздевалку персонала радиостанции, Арин ушла в противоположный угол, чтобы переодеться. Почти всю жизнь она носила одно и то же, не задумываясь о стиле и вкусе — сначала в комбинезоне Убежища, а затем в форме Анклава. Лишь полгода бродяжничества по пустошам внесли коррективы, но тогда приходилось брать всё, что не разваливалось на куски. Вспомнив пару ухищрений, она подвернула рукава мужской рубашки и подвязала за края на талии, надела короткую куртку и джинсы, которые неприятно облегали ноги при ходьбе. Мысль, что когда-то всё это носили разные — уже мёртвые — люди, добавляла лишний груз на чашу брезгливости.       Как нейтральная сторона спора, папа сохранил банку с ВРЭ у себя и пытался пошутить, что лучше бы в него никто не стрелял. Доктор Ли сменила юбку на брюки и выглядела довольно бодрой. Гуль отсалютовал им на прощание.       — Ещё услышимся, — прохрипел он, и Арин виновато улыбнулась. Они вели себя крайне некрасиво в его доме, и меньшее, что она могла сделать — защищать эту башню в будущем.       Снова она уверенно шла вперёд с оружием в руках, но впервые — с уверенностью, что всё получится. Огромная спутниковая тарелка верным маяком маячила на горизонте; если не считать дутня, по пути им не встретилось ни одной живой души. Пост охраны оказался пуст, однако Арин не отчаялась сразу же — солдаты никогда не уповали на довоенные хрупкие сооружения и предпочитали разворачивать собственные.       На экране пип-боя появились движущиеся отметки. Толкнув двери, Арин вошла в просторный зал, наподобие ангара, и сразу увидела оборудование Анклава — полевой генератор, раскладные заграждения и контейнеры с пневмозамками. Однако в оставленных вещах копались солдаты Братства Стали. Они подняли оружие одновременно, но не торопились открывать огонь. Останься на Арин форма Анклава, отец бы уже собирал её останки с пола.       Единственный солдат без шлема грозно осадил своих людей:       — Отставить, это гражданские! — Он перевёл хмурый взгляд на Арин. — Вас это тоже касается: опустите оружие.       Пришлось подчиниться — а что ещё оставалось? Пошарив взглядом вокруг, Арин не заметила ни тел, ни следов борьбы. Вероятнее всего, Анклав покинул границы уничтоженного Рэйвен-Рок и перегруппировался, а Братство Стали, словно стервятники, преследовали их по пятам.       — Какое счастье, что мы нашли вас! — Отец улыбнулся солдатам и сделал полшага в сторону Арин, словно готовился прикрыть её собой. — Я — Джеймс Гордон, руководитель проекта «Чистота»; со мной доктор Ли и моя дочь Арин.       — Да, я слышал о вас, доктор, однако в сводках ваша дочь не фигурировала. — Он так и буравил Арин подозрительным взглядом. Хорош паладин — чувствовал неладное, точно хищник. Иных в разведгруппы не назначали.       Доктор Ли шумно выдохнула. От нехорошего предчувствия сердце ударилось о рёбра, однако отец продолжал стоять на своём — знал, значит, как с такими следовало общаться:       — Ситуация осложнилась. Нам срочно нужно попасть в Убежище 112.       — В любой другой день я отпустил бы вас на все четыре стороны, док, но не сегодня: участились стычки с Анклавом, готовится полномасштабное сражение за очиститель. Вас ищет старейшина Лайонс.       Арин понимала, насколько ценной фигурой стал отец для обеих сторон — а пережитые приключения тянули на хорошую и длинную историю, — однако теперь она оказалась не готова отдать его хоть кому-то. Пальцы крепко вцепились в оружие: если разговоры не помогут, она точно выстрелит.       — Мой отец заражён ВРЭ. Как только очиститель запустится, его убьют. Но помочь ещё можно. Просто… скажите, что не видели нас.       Словно почувствовав её намерения, солдат не пошевелился; лицо его вытянулось и приобрело какой-то серый оттенок, взгляд опустел. Наконец он уверенно кивнул.       — Как я уже сказал, сейчас вам далеко не уйти, но со мной шансы увеличатся. Я преброшу вас как можно быстрее, однако условимся на месте: интересы Братства Стали для меня — прежде всего.       — Нет ничего, что бы моя дочь не смогла сделать за меня, — быстро вставил отец, прежде чем Арин успела отреагировать, и протянул солдату руку. — Значит, договорились. Как вас зовут?       Тот слабо улыбнулся, когда ответил на рукопожатие.       — Паладин Данс, док. Дайте минуту, чтобы раздать указания моим людям, и сразу отправимся в путь.       Едва он отвернулся, Арин постаралась одним взглядом выразить всё, что думала о новом попутчике, но отец только пожал плечами: как и всегда на пустошах, приходилось приспосабливаться на ходу.