Американская мечта

      Две недели в странствиях пролетели незаметно, но Столичная Пустошь сильно изменилась за столь короткий срок. Арин привыкла, что пустыня — как то же болото — не меняется, однако запуск очистителя и взрыв бомбы не могли остаться незамеченными. Ей самой пришлось о многом подумать, позлиться и смириться, чтобы спокойно двигаться дальше.       Когда передвигаешься на своих двоих, пустошь оказывается невероятно огромной. К тому же без пип-боя приходилось заранее выстраивать маршрут по старой карте, чтобы обойти подозрительные поселения, стоянки, укрепления и тоннели. Однажды на пути удачно попался караван с водой, и торговец с радостью нанял Арин в охрану. От него же она и узнала последние новости: что Анклав заключил сделку с нейтральными поселенцами, в частности с Мегатонной, на поставки воды в дальние уголки региона. Как мечтали родители, отдавалась вода бесплатно, но ушлый торговец, конечно, брал мзду за доставку.       Как по цепочке, сеть поставок оживляла города, куда стекались люди из малых поселений. Например, Арефу разрастался и претендовал теперь на статус узлового города, а не типичное забытое захолустье. Однако процветание привлекало мародёров и рейдеров, караваны часто грабили, поэтому Анклав продолжил сотрудничество с наёмниками, решив, что лучше держать тех на длинном поводке. Как поняла Арин, финансировал всё это покойный Алистер Тенпенни, а точнее, его преемник мистер Бёрк. Торговец ворчал, что Анклав теперь покрывает мафию, и был прав.       Всё хорошее идёт об руку с плохим — так было до Великой Войны, а сейчас и подавно.       Они обошли территорию Братства Стали без приключений, если не считать обычных стычек с дикими гулями. Также Арин видела несколько постов наёмников на заправках — и, конечно, с каравана потребовали крышки за защиту. Покупатели возмущались высокой цене, но выхода ни у кого не было: на севере Потомак местами пересыхал, образовывая грязные болота, и без притока даже очиститель окажется бессилен. Можно очистить залив, но не воду, спускающуюся вниз по руслу. Арин не заметила никаких работ по ирригации или очистке дна, словно поселенцы ждали, что жизнь им улучшит кто-то другой, не они сами.       Посетив все крупные города, она распрощалась с торговцем в Большом городе, который, как бы иронично ни звучало, оказался самым скромным по числу жителей. Дальше её путь лежал к сокрытому Убежищу 112. Снова приходилось подсчитывать остатки еды и патронов, рассчитывать каждый выстрел, глотать пыль и сверяться с положением солнца, и Арин совершенно не нравилось быть простым человеком без подходящей экипировки и прикрытия. Жизнь в Анклаве её разнежила, но хоть успела как следует закалить.       Как и рассказывал папа, вход в Убежище был хитро спрятан в гараже. Массивная дверь, напоминающая шестерню, навевала дурные воспоминания, хоть цифры на ней и были другими. Затвор, конечно, был заперт изнутри, так что Арин включила внутреннюю связь и помахала на камеру, что пришла одна.       — Мэдисон, ты здесь?       Массивная дверь на проветривание не приоткрывалась, так что Арин, переминаясь с ноги на ногу, долго ждала, пока её впустят. Лучшего места, чтобы скрыться, сейчас было не найти, и она не сомневалась, что найдёт Мэдисон подле отца, как та обещала, однако на пороге ждал паладин Данс в силовой броне и с карабином в руках. Заранее грозно сдвинув брови, он пронзил Арин мрачным взглядом. Той же захотелось провалиться глубже Убежища.       — Проходи, — скомандовал Данс, прошерстил взглядом тоннель и, когда Арин, склонив голову, прошла в фойе, ударил по консоли. Механизм снова пришёл в действие с громким лязгом.       Робомозг тут же пристал с напоминанием, что без комбинезона Убежища 112 вход в стерильную зону запрещён, но раз Данс свободно шатался в силовой броне, точно в пижаме, значит, Мэдисон уже навела свои порядки. Такого светлого и чистого места Арин ни разу не встречала, хотя в Рейвен-Рок роботы-помощники тоже поддерживали идеальный порядок, близкий к стерильности, чтобы радиоактивная пыль не копилась на нижних уровнях и в вентиляции. Затем эти роботы отпиливали людям головы.       Большую часть Убежища занимал один зал с шезлонгами, подсоединёнными к огромным аппаратам жизнеобеспечения. Правда, всего один был включён — тот, где лежал папа. Арин прилипла к стеклу, похожему на затемнённую раковину, разглядывая громоздкое устройство для виртуальной реальности, словно приросшее к его голове.       Мэдисон показалась на втором уровне зала, глянула вниз на Арин и пошла к лестнице. Данс буравил её взглядом, но молчал, словно тяжёлый разговор с ним уже состоялся, и папа попросил не рубить с плеча. Однако взрывы и обстрелы не могли не зацепить кого-то из его друзей или подчинённых, да и собственными руками Арин угробила немало людей. Впрочем, наивно всего этого не ожидать.       — Данс, слушай… — начала она без особого энтузиазма, чувствуя и вину, и раздражение, но главное — невыносимую усталость.       — Не надо, — перебил он, хотя по лицу было видно, что очень даже хотел высказаться. — После драки кулаками не машут. К тому же… — На лице отразилась какая-то страшная работа мыслей. — Ваших тоже сильно потрепало.       — Я помогала раненым и молилась, чтобы всё поскорее кончилось, — призналась она вполголоса, а затем добавила тоже через силу: — Сочувствую твоим братьям и сёстрам.       Мэдисон глянула на них обоих — смущённых и уставших — и ворчливо сказала:       — Если бы вот так было с самого начала, никакого конфликта бы не случилось. Но я рада за вас — может, теперь мы все найдём мир.       Арин интересовал только папа, поэтому она с жадностью припала к показаниям в терминале. Состояние выглядело стабильным для его положения, однако мутации не остановились, а замедлились, так что анабиоз лишь отсрочил неизбежное. Данс разбирал старое оборудование в поисках подходящей технологии для переливания крови и помогал Мэдисон совершенствовать шезлонг. За работой у него было достаточно времени, чтобы успокоиться и обдумать нынешнее положение дел.       — Сара Лайонс возглавляла первую волну атаки, сопровождала «Либерти Прайма», — рассказывал он, пока вертел в руках какой-то прибор с торчащими проводами, — от неё мало что осталось. Роботы в зоне взрыва перегорали, но тело всё равно решили забрать… старейшина Лайонс на этом настаивал, а затем сложил полномочия. Думаю, после её смерти Мэксон сломался: Сара была его учителем, всё равно что старшей сестрой. Я бы приглядывал за ним.       Конечно, для Братства Стали неудачная атака стала шоком — за секунды они потеряли сотни солдат, лучшую технику, включая неповторимого «Прайма». И когда предупреждение Лайонса стало пророческим, Мэксон решил больше не рисковать и сплотить разрозненные ветви ордена под крылом общего горя. В дальнейшем он и правда мог сыграть на чувствах выживших, чтобы ужесточить порядки, закрутить гайки и окончательно вывести Братство Стали с миротворческого пути. Впрочем, и его предки не ставили подобной цели — помогать другим.       Видимо, эта старая философия не относилась к Кросс, устроившей рискованный побег и для Мэдисон, которую не выпускали из Цитадели. Никто до сих пор не слышал, что с ней стало.       Арин не радовалась чужим потерям; на душе плескался мерзостный осадок трагедии, и грязь эта накрепко вцепилась цементом. Говорить не хотелось — и тем более мусолить прошлое, — но когда Данс закончил работу, то Мэдисон наконец завела разговор о самом главном:       — У нас с паладином вышел спор по поводу модифицированного ВРЭ. Вопрос действительно трудный, и ни в чём нельзя быть до конца уверенными, но… — она долго не могла подобрать нужные слова, потому что то же предложение уже отмёл когда-то папа. — Если вирус различает мутации, в теории можно ослабить его силу и адресно направить на поражённые клетки, не разрушая их. В нём самом хранится код чистого довоенного генома. Так может, он в силах повернуть вспять процессы, которые теперь передаются из поколения в поколение?       Звучало безумно, но в логике Мэдисон прослеживался смысл. Только в одиночку подобный объём работы не потянуть, требовались и подопытные — от кротокрысов до людей со схожим поражением, как у папы. Мэдисон была не готова к такому, да и Арин, имевшая опыт, не чувствовала в себе силы. Ресурсы имелись у Института — этот ответ читался в её взгляде, — но доверять им не следовало. Они бы вперёд Эдема выкосили мутантов за милую душу и заполонили мир идеальной синтетической жизнью.       — Я против, — заявил Данс, когда Мэдисон выговорилась. — От любого ВРЭ нужно избавиться. Правильно или нет, мы все уже подстроились под тот мир, который есть. Этот… чистый геном не решит проблемы с водой, с радиацией — наоборот, мы быстрее умрём неприспособленными к той жизни, которую ведём сейчас. Вот если бы эта штука землю очищала, я бы слова не сказал. Она была создана для геноцида — и не ищите в ней что-то полезное, доктор Ли, иначе станете не лучше её создателя.       Почему-то при этом он кивнул в сторону Арин.       — Не знала, что ты увлекаешься биологией, Данс, — едко заметила она, сложив на груди руки, — ещё и прогноз составил.       — Книжку про эволюцию читал, когда мальчишкой хлам собирал, — в тон ей ответил он. Мэдисон закатила глаза.       — И всё же никак иначе мы не сможем помочь Джеймсу.       Взаимные подколы тут же оборвались, и Арин снова погрузилась в пучину тихого отчаяния. С первой минуты, когда она узнала о контакте с ВРЭ, было очевидно, что надежды нет. Они слишком слабы перед подобной силой, но сдаться для неё — равносильно предательству. Папа бы не отступился, будь на его месте мама или сама Арин.       Она не сразу поняла, что сжала кулаки до боли, пока Данс не накрыл её руку своей. В его глазах читалась решимость, понимание и сочувствие. Ведь он точно так же когда-то надеялся спасти своего друга — и смирился с неизбежным. Мир, должно быть, сошёл с ума, раз ей хотелось разрыдаться на плече паладина, а тот был не против утешить.       Такой близости она с Отемом не чувствовала. С ним, скорее, страшно показывать слабость. И хотя Арин много раз возвращалась побитой, измученной и разбитой, она всё равно гордо держала спину и не позволяла в себе сомневаться. Чувство, что её разорвёт стая хищников — похуже диких мутантов, — не покидало в Анклаве ни на миг — пока она не вскрыла этот нарыв и не высказала всё Отему в тот вечер.       К щекам тут же прилила кровь, и стало душно. Данс всё понял не так, прокашлялся и переложил руку на плечо.       — Папа бы не хотел стать причиной новых страданий, — собственный голос казался чужим и едва продирался через осипшую глотку. Мэдисон держала лицо и не подавала вида, что разочарована. — Эдем творил кошмарные вещи, которые я хочу похоронить. Найдём свой путь.       Мэдисон молча отдала колбу Арин, и та крепко обняла её. Жить одной наедине со спящим, которому не можешь помочь, должно быть невыносимо тяжело. Данс удачно вносил своим присутствием голос разума в упорядоченный хаос, за что Арин его искренне поблагодарила и пообещала, что не бросит Мэдисон. Он же не мог остаться с ними навсегда.       — Многовато ты благодаришь — никак совесть мучает? — полушутя буркнул Данс, когда они вышли на поверхность. Скривив губы, он уставился на свежие могилы неподалёку. Арин проследила за его взглядом, подумала, что не только у неё, но вслух спросила другое:       — Так какие идеи? Я голову сломала, выдумывая, как избавиться от чёртовой колбы: закопать — не вариант, пока есть риск попадания в грунтовые воды. Где бы мы ни спрятали, через сотни лет её могут найти. Даже думала выпустить вирус где-нибудь в логове супермутантов и убить двух радтараканов одним камнем… только Эдем изменил способ его распространения. Теперь ВРЭ надо выпить, чтобы умереть, — нервно пошутила Арин, однако Данс схватился за эту мысль.       — Жидкость, значит… А та отлично испаряется в огне. Даже лучше — во взрыве.       Его оживившийся взгляд совершенно ей не понравился — словно мало оказалось ядерного взрыва. Впрочем, вполне логично, что Дансу не просто так пришлись по вкусу тяжёлые пушки и энергооружие, а сам он прятался под панцирем силовой брони.       — Я так понимаю, вы с Мэдисон это не обсуждали, — констатировала Арин. — Она бы сразу сказала, что жидкость в колбе распылится — что-то да попадёт в воздух. План хороший, но…       — Нужно найти подходящее место — повыше, в горах. Старая электростанция подойдёт: их как раз строили подальше от городов с учётом чрезвычайных ситуаций.       Других вариантов у Арин не было, поэтому она последовала за паладином, который взялся за работу с привычной уже обстоятельностью. Сначала требовалось раздобыть взрывчатку — а значит, обнести стоянки рейдеров, — набрать припасов, затем уже отправиться в горы на поиски подходящей электростанции с сохранившимся реактором.       Без нормального оружия и экипировки Арин предпочла прикрывать Дансу спину. Тот не возражал. Впрочем, когда они пришли к первой стоянке рейдеров, она едва могла за ним угнаться. Словно ходячий танк, Данс сминал любое сопротивление: с разбега разносил стены из шин и старых досок, пользовался весом брони в рукопашном бою, ломая кости, и стрелял на опережение, не ожидая капитуляции. Арин уже видела его в деле, но тогда, в путешествии, Данс предпочитал обходить проблемы стороной, чтобы не зацепило Мэдисон и папу. Теперь же он отводил душу на рейдерах, в которых не видел людей, и убивал с эффективностью машины. Дело было правое, однако Арин побаивалась подходить близко, пока тот работал.       Стоило выстрелам утихнуть, как Данс тут же преображался; он мог и разговор закончить, сделав перерыв на перестрелку. Вряд ли он сам понимал, что жестокостью лишь усугублял потаённые тёмные чувства. Арин осторожно укладывала гранаты, мины и динамит в рюкзак из кожи браминов, обливаясь потом — у неё-то силовой брони не было, хотя вряд ли та могла спасти от мощного взрыва. Ещё и Данс читал нотации о правильном обращении с динамитом, приговаривая: «Чему в вашем Анклаве вообще учат?» Арин огрызалась, они переругивались или перебрасывались остротами — и поднимались всё выше.       «Горы» — довольно щедрое название для западных скалистых склонов, но ничего другого в распоряжении не имелось. Обдуваемые всеми ветрами, эти каменные лабиринты не представляли интереса для людей; зато дикие мутанты с удовольствием заселяли скрытые пещеры и без страха выходили на звук тяжёлых шагов Данса. Они заночевали в одной такой пещере, и Арин под чутким руководством научилась ставить ловушки с сюрпризом у входа. Какой бы монстр ни вылез, без ног он бы точно остался.       К вечеру следующего дня они нашли подходящую заброшенную электростанцию. Проржавевший реактор сохранял урановую начинку в сохранности словно для этого момента. Данс складывал мины в линию, чтобы устроить цепную реакцию, и сетовал, что здесь не хватало парочки «корвег» для лучшего эффекта, затем они вместе представляли, что было до Великой Войны — уж наверняка по машинам когда-то стреляли на оживлённой улице, и тогда сдетонировало бы несколько кварталов. И без ядерной бомбы весь город можно было уничтожить.       — Ага, ещё скажи, что раскрыл великий заговор: бомб не было — это бракованные «корвеги» разнесли страну в одночасье. — Арин перестала смеяться, когда в руках осталась последняя деталь в их дерзком плане. — А вдруг Мэдисон права, и папе иначе не помочь? Я же… убью его.       Держа в руке колбу, Арин внезапно поняла, что чувствовал Отем, когда решил пойти против Эдема. Перед глазами плыло из-за навернувшихся слёз, но Дансу она не препятствовала, когда тот аккуратно забрал ВРЭ и покрутил его в руках.       — Ты не знаешь. Никто не знает. Ты поступаешь правильно.       — Я знаю. — Она без стеснения смахнула слёзы и шмыгнула носом. — Только всё равно на душе дерьмово.       Она сама положила колбу на реактор и вместе с Дансом вышла вдохнуть холодного воздуха. Удивительно, но вездесущая пыль на вершине не особо беспокоила. Пришлось дождаться, пока ветер утихнет, чтобы, в случае чего, вирус не унесло вниз. Оба молчали, точно на похоронах, но Арин почему-то не нервничала, в отличие от Данса: мысль о конце этого чудовищно долгого пути оставляла на душе груз одной только усталости. Она понятия не имела, что делать дальше.       Когда зашло солнце, Арин чётко увидела жёлтые огоньки мин вдалеке, уходящие внутрь реакторной. Данс опустился на одно колено, прицелился из лазерного карабина, вдохнул несколько раз, а затем выпустил тонкий красный луч в направлении станции. Ничего не произошло.       — Далеко стоим, говорила же, — проворчала Арин, переминаясь с ноги на ногу: теплее с приходом ночи точно не становилось.       — Отставить бубнёж, иначе пойдёшь в упор стрелять из своей пугалки, — не шевелясь, медленно проговорил Данс, снова прицелился…       Когда они только планировали взрыв, Арин почему-то думала, что успела бы укрыться хотя бы за скалой, как было в Рейвен-Рок, однако реактор рванул следом за первой миной. Послышался хлопок, а затем их откинуло взрывной волной. Данс опрокинулся и чуть не скатился со склона, но вовремя вцепился руками в землю; Арин же проехалась спиной по всем острым камням. Вот и пригодился подаренный в дорогу стимулятор.       Яркая вспышка быстро потухла, но реактор продолжал выпускать сгустки пламени. Чтобы не получить дозу облучения, Арин и Данс поспешили вниз против ветра. Действие вируса невозможно почувствовать сразу, так что они понятия не имели, получилось ли от него избавиться. В любом случае пострадают только они, а не тысячи невинных людей.       — Я вернусь в Цитадель, — решил Данс. — Пусть братья и сёстры решают мою судьбу. Если пойму раньше, что заражён, то не стану мешкать.       Снова мороз шёл по коже от его беспринципного тона, готовности умереть в любой момент. Впрочем, лезть в чужую голову, когда в собственной творился форменный хаос, Арин не собиралась.       — А если всё получилось, мы ещё встретимся? — Данс тут же изменился в лице, растеряв трагическую решимость, поджал губы и просто махнул на неё рукой. Уже ему вслед, рассмеявшись, Арин подметила: — Эй, ты не сказал «нет»!       Она улыбалась до тех пор, пока силуэт силовой брони не скрылся в ночи, а затем уселась на пустой уже рюкзак, любуясь тлеющим горизонтом. В тишине шум моторов слышался издалека, ещё до того, как Арин заметила движение в небе. Когда винтокрыл завис неподалёку, включился прожектор и нашарил её посреди скал и песка. Знак Анклава, нарисованный на его боку, снова пробудил воспоминания, и Арин усмехнулась иронии.       Она вышла навстречу Рихтеру, который не выглядел удивлённым.       — Полковник сказал, что за тобой нужно лететь на взрыв, а тут такое зарево — вся пустошь видела, — пояснил он и похлопал её по плечу — радовался встрече, как уж умел. Арин не знала, чему удивляться больше.       — Так меня не выгнали?       — Да куда тебя отпустят? — хохотнул Рихтер и перешёл к новостям похуже. — Слышал, что в штабе случилось — но эту историю замяли. Разбирательство было — мрак кромешный. Старшие офицеры требовали тебя наказать, но заслуги перевесили, да и некуда ссылать уже. Сослались на временное помутнение и понизили в звании. Теперь полковник Отем герой, раз сам войну остановил, а о твоём участии ни слова.       — И ты этим недоволен, — скорее уточнила, нежели спросила она. Рихтер пожал плечами.       — Моё дело малое, но всё же…       Он вздохнул на полуслове и не договорил, что же терзало его мысли последнее время — Арин и так понимала. То же чувствовали все: опустошение после марафона выживания. Однако стоило новой цели лишь замаячить на горизонте, как разум тут же переключился, воспрял и нашёл какие-то запрятанные силы.       — Так я могу вернуться? — воодушевлённо, с придыханием, уточнила Арин, боясь, что всё это шутка. — Но мне надо в карантине высидеть, а ещё на ВРЭ сдать…       — Да будет тебе твой карантин, Гордон. — Рихтер шутливо покачал головой. — Можешь там навечно остаться, потому что теперь ты бесправный лаборант.       Арин посмаковала новую должность и не заметила ничего плохого: как раз этого она и хотела — уединения, спокойствия; лишь она и образец по ту сторону микроскопа, а откуда тот взялся — не её ума дело.       Вирус так и не проявил себя, а значит, и с Дансом тоже всё должно быть в порядке. Группа учёных проверила место взрыва, оцепила гору, но нашла лишь слабый след ВРЭ. Приказ был выполнен, и Арин вернулась к работе, надеясь с помощью ресурсов Анклава найти какое-то лекарство для папы. С огромным удовольствием она приложила руку к ГЭКК и вместе с другими учёными занялась грязной и самой муторной работой по очистке почвы. Пока они могли обработать небольшой клочок земли, но и это уже было огромным шагом.       К счастью, Анклав вовремя свернул в сторону созидания и занял солдат чем-то новым. Словно чувствуя потребность спрятаться под землёй, гражданские перестраивали Убежище 108 под новый Рейвен-Рок, но над ним было решено возвести современный город, используя технологии ГЭКК, в частности его термоядерный реактор. Также в Убежище находилась лаборатория по клонированию, что предоставляло интересные возможности в сфере животноводства, но пока выращенные образцы оставляли желать лучшего.       Как только стало понятно, что Братство Стали свернуло наступление — ещё до возвращения Арин, — полковник Отем покинул Столичную Пустошь, чтобы объединить последние отделения Анклава и выбрать общими силами президента. Ходили слухи, что он добрался до пустыни Мохаве и вступил в бой с НКР, но вроде бы успел вывести людей на восток. Новости о нём тормозили любую работу; люди собирались у радио толпами и слушали, затаив дыхание.       Через пару месяцев спустился запрос на расконсервацию Убежища 101, и Арин в числе первых приехала на раскопки. Шериф Симмонс не без собственных условий согласился потерпеть присутствие Анклава под боком, но так он прикрывал их от Братства Стали, стычки с которыми до сих пор происходили, пусть и довольно редко. Срезать многотонную дверь было бессмысленно, так что копали с северо-западной стороны, чтобы затем срезать более податливые листы стали. На нескольких частотах раз в полчаса отправлялось сообщение для жителей Убежища, но ответа не последовало.       Арин не могла спать и нормально есть, представляя всевозможные ужасы; винила себя за промедление — следовало взять лопату и самой, без сна и отдыха, помочь Амате; побиться головой в стену, но добиться своего криками. Время всё равно было упущено. Когда роботы доложили, что наткнулись на стену Убежища, и внутри явно что-то происходит, Арин велела прекратить работу и прислушалась: кто-то стучал с той стороны. Роботы-строители почти ювелирно спиливали стыки металла, но теперь все знали, что осторожность будет вознаграждена.       Внутри ожидала кромешная тьма, и Арин тут же поняла, почему радио молчало: электричество отсутствовало, но тяга вентиляции, к счастью, осталась. Дверь не поддавалась по той же причине. Вглядываясь в испуганные, грязные лица, Арин чувствовала истинное очищение: хоть кого-то успели спасти. Среди них была и Амата, но узнали они друг друга далеко не сразу.       После побега Арин и папы многие начали задавать вопросы — оказалось, что правила написаны не для всех. Завязалась настоящая революция, и кто-то — то ли случайно, то ли нарочно, чтобы выбраться наружу — вывел из строя генераторы, проводка воспламенилась и сожгла пуль управления дверью. Так в Убежище на несколько лет воцарилась ночь, к которой жители по-своему адаптировались. Несколько запасных генераторов запускали по несколько часов, чтобы приготовить пищу — уж её на складах было вдоволь.       Амата заменила покойного отца на должности Смотрителя и выстроила хрупкий порядок, поэтому Арин не удивилась, что вливаться в Анклав они не спешили и организовали свою собственную общность на выделенной территории. Как люди с «чистыми» генами, они имели полное право ассимилироваться, но пока новый мир казался им чем-то странным — и слишком ярким. Они выросли и сильно изменились; прожитые порознь годы лишь углубили трещину, возникшую в день побега. Арин смотрела, как держалась Амата с незнакомыми людьми суровой наружности, как договаривалась об обмене оставшимися в Убежище припасами на новый кров, и гордилась ею.       Бесхозный пип-бой взамен утерянного казался лучшей наградой. Кому тот принадлежал, Арин не разбиралась, чтобы не ворошить давно похороненное прошлое, и сбросила все настройки с чистой совестью.       Она не удивилась, когда узнала, что раскопать Убежище 101 приказал полковник Отем: помнил же, держал в списке второстепенных дел. За работой Арин почти не думала о нём — разве что когда имя гремело в новостях — и чувствовала себя вполне нормально. Ясно же было, что им не ужиться, слишком уж много преград и по статусу, и по возрасту, и по опыту, а в упёртости они, наоборот, сравнялись.       Только время шло, а упоминаний о полковнике Отеме становилось всё больше; он снова словно вымещал собой информационное поле и лез в голову, заставляя о себе думать. К счастью, расстояние в тысячи миль надёжно оберегало Арин от глупостей, пока однажды вездесущий полковник сам к ней не дотянулся.       С новым пип-боем можно было не сражаться с соседями за радио, так что любимая радиостанция теперь всегда была рядом: Арин подпевала и крутилась на стуле, разглядывая в микроскопе интересную мутацию и пританцовывала, пока никто не видел. К тому же гуль-радиоведущий перестал стесняться собственного голоса и всё чаще выходил в эфир, словно чувствовал, что Арин за него беспокоится. Многих этот факт отпугивал, хотя с его подборкой музыки никто не мог сравниться.       С колбами в руках Арин бедром закрыла ящик стола, продолжая качаться и напевать последний припев, а когда музыка оборвалась, она замерла на полушаге, услышав собственное имя, произнесённое хриплым голосом. Тут же стало не по себе.       — …В эту минуту стартует вещание в Чикаго, так что, друзья, теперь мы можем обмениваться музыкой с западными коллегами. Первую песню они передают в Вашингтон: для Арин Гордон, нашей верной слушательницы.       If you're traveling to the north country fair       Where the winds hit heavy on the borderline       Remember me to one who lives there       For she once was the true love of mine       See for me that her hair's hanging down       It curls and falls all down her breast       See for me that her hair's hanging down       That's the way I remember her best       If you go when the snowflakes fall       When the rivers freeze and summer ends       Please see for me if she's wearing a coat so warm       To keep her from the howlin' winds       If you're traveling in the north country fair       Where the winds hit heavy on the borderline       Please say hello to the one who lives there       For she once was a true love of mine [1]       Арин так и простояла без движения, жадно хватаясь за каждую строчку песни; сердце гулко стучало где-то в горле, словно после пробежки. Наконец, когда ноги перестали держать, она села обратно на рабочее место, отодвинула банки с раствором с каким-то глупым замешательством, а затем буркнула, улыбаясь:       — Мою идею украл, надо же.       Она не замечала, что до сих пор так и не отпустила — или же это было не в её силах. Возможно, бороться вовсе не следовало. Может, просто плыть по течению — и будь что будет? Сколько они уже знакомы, Отем только и делал, что играл на её нервах, а потом приятно удивлял. В этом хаосе и жила их поделённая на двоих стабильность.       Арин ещё не знала, что однажды радио внезапно перестанет называть его имя, а пока — дрожала от предвкушения будущей встречи.