Американская мечта

      По показаниям пип-боя каким-то чудом ни одна кость в черепе не треснула после дьявольского захвата — видимо, скальп требовался идеальный, невредимый. Арин залепила ободранную кожу пластырями, шипя от боли; кровь стекала за шиворот. Стимулятор быстро поставил на ноги, прибавил сил, но привести в порядок голову он точно не мог.       Побочные действия сыворотки накладывались на усталость, ломоту во всём теле и тошноту от невыносимой вони. Теперь это официально был худший день в её жизни. Обугленное тело валялось ничком у стены и немного дымилось, но главное — больше не шевелилось, и Арин позволила себе расслабиться. Она долго сидела на полу, пялясь в стену и облокотившись о ZAX. Даже если бы Эдем вдруг заявил, что настала её очередь умереть, Арин бы не пошевелилась.       Однако он продолжал болтать и причитал, что теперь придётся делить бункер с разлагающимися трупами.       — Уверен, люди из города смогут здесь прибраться. Мы договоримся.       Арин не сомневалась в его методах убеждения и заранее соболезновала людям, которых он возьмёт в рабство. Если те, конечно, когда-нибудь вылезут из бункеров. На их месте она бы сто раз перестраховалась — а ведь они ещё не знали, как именно расправлялся с жертвами неуловимый ночной гость.       Она встала на выдохе, опираясь на блок с клавиатурой, и подошла к трупу.       — Как думаешь, что это было?       — Вот именно — «что», а не «кто». Человек мгновенно подмечает подделку, когда та одерживает верх, — намекал Эдем, конечно, на себя, но Арин пропустила мимо ушей очередную колкость. — Это синт — продукт Института. Когда Анклав попытался добраться до меня, на базу напал целый отряд таких солдат.       Выложил всё — вот так просто. Арин остолбенела, боясь вдохнуть. Рёбра неприятно, но терпимо отзывались болью.       — Значит, полковник узнал о тебе — поэтому он изменил маршрут! И что ты сделал? Попросил Институт о помощи?       Слова вырывались раньше, чем Арин успевала их обдумать. Она ничего не понимала, злилась и захлёбывалась в отчаянии. Мигрень била набатом.       — Я не иду на сделки с дьяволом, — с некой обидой заявил Эдем, — и не сдаюсь без боя. Меня заметили в сети «Волт-Тэк» при попытке снова себя обезопасить. Когда из могилы восстаёт довоенный труп, это сложно не заметить. Институтский программист, этот дилетант, тут же попытался взломать меня удалённо, но не ожидал сопротивления. Надеюсь, вирусы сожрали не только его работу…       — А Отем? — перебила Арин, которой было плевать на боевые подвиги Эдема в сетевом пространстве.       — Очевидно, что Августа не устроило моё возвращение, и он решил довести дело до конца. Пусть кода самоуничтожения больше нет, эта оболочка всё равно остаётся непрактичной. Мне не убежать, не спрятаться, не выдать себя за другого человека, так что пришлось заняться обороной. Штурмовики обезвредили турели на крыше и уже взломали дверь, когда появились люди в чёрных плащах — быстрые, сильные, невероятно выносливые; они спокойно выдерживали несколько прямых попаданий… и в этот момент мне отстрелили единственную камеру у входа.       Эдем так резко замолчал, что Арин в приступе ярости подумала пнуть его, но потом передумала — боли он всё равно не чувствовал, а пальцы на ногах ей ещё пригодятся.       — И это всё? То есть ты ничего не знаешь!       — Я говорил, что помогу найти Институт, а про судьбу Августа речи не шло. Очевидно, что в столкновении проиграли все. Этот синт вышел из строя — видимо, лазер удачно прожёг мозги, не знаю. Может, приказ хозяев мешал ему уйти. Мне было интересно, чем всё кончится.       — И всё-таки ты специально умолчал о нём.       — Ты убила меня, отобрала цель моей жизни! Какого приёма ты ждала? Мне хотелось…       Эдем не закончил мысль, потерявшись в пучинах эмоций, и Арин со вздохом признала, что он на них всё-таки способен: импульсивность, гадливость, высокомерие уж слишком разили человечностью. Вряд ли кто-то намеренно мог наградить ими суперкомпьютер, чтобы получить высокотехнологичный калькулятор с чувствами.       Уперев руки в бока, Арин нависла над трупом, чтобы хоть как-то успокоиться. Она вспомнила слова Мэдисон о невероятной возможности заглянуть внутрь синтов, но без нужных инструментов вскрытие превратилось бы в расчленёнку без цели. Присев рядом, Арин осторожно коснулась его руки и, осмелев, чуть приподняла.       — Он разодрал руки до костей, но моторика едва ли пострадала. Думаю, покров для него — что-то вроде мясного костюма, чтобы смешиваться с толпой. — Арин невольно хмыкнула, когда, прощупывая, сместилась ниже. — Кости и суставы уплотнённые. Жаль, что мышцы не осмотреть — его явно обработали из огнемёта.       И даже вспыхнув как факел, синт не остановился. Арин представила ужас, с которым солдаты глядели на него.       — Сомневаюсь, что вся продукция Института такая, — заметил Эдем. — Потребовалось бы много ресурсов; практичность сомнительная, как и когнитивные способности. Это идеальные убийцы. Потрясающе!       Сжав зубы, Арин проглотила очередное ругательство: если Эдем пытался подчинить разум, то Институт создавал пустоголовых исполнителей заранее. Никому не нужны думающие, самодостаточные рабы.       Маска из чужой кожи тлела на полу, и Арин вгляделась в размытые пламенем очертания — то, что осталось от лица. Безгубый рот с оголёнными, самыми обычными зубами чуть приоткрылся в немом крике; один глаз заплыл и спёкся, но второй чудом сохранился. Пришлось склониться вплотную, чтобы заглянуть в белёсый зрачок и рассмотреть идеально ровный круг камеры внутри глазного яблока.       — Чёрт, — прошипела Арин и отодвинулась.       — Он пошевелился? — мгновенно заинтересовался Эдем, но она покачала головой.       — Они всё видели его глазами. Возможно, это паранойя…       — Нет, вряд ли. Но почему никто не вернулся закончить дело? — протянул он задумчиво, словно размышлял, обидеться ли на недостаток внимания или же порадоваться.       — Или они получили, что хотели.       Арин глядела на труп синта сверху вниз, уже не чувствуя интереса к его внутреннему миру — не после того, как её голову чуть не оторвали, хотя Мэдисон вряд ли нашла бы в этом затруднение. Она думала об Отеме и его странных провалах в памяти, словно кто-то восстановил его по всем известному шаблону грозного начальника. Впрочем, с ресурсами Института можно проследить за донесениями, изучить его почерк и манеру речи, чтобы дополнить картину, а затем сыграть на популярности полковника в свою пользу. Да и кто на самом деле заподозрит неладное? Если из его головы выпадут какие-то дела, амнезию спишут на занятость или пережитое сражение.       После всех предположений также и Арин вновь потребуется помощь психологов, которые в Анклаве никогда без дела не сидели. Лучше бы она действительно сошла с ума — правда казалась безумней всякого вымысла.       Раз подставной Отем первым делом вернулся к рутинной работе, значит, время ещё оставалось: пока Институт соберёт с его помощью достаточно информации, прощупает уязвимые места в обороне или создаст их каким-нибудь переводом, Анклав будет в относительной безопасности. Арин до сих пор верила, что найдётся ушлый параноик, который тоже заметит обман — или хотя бы задумается над подозрительными приказами. Им мог бы стать Тэтчер, если бы она решилась всё ему рассказать.       Институт просто не мог перехитрить их вот так!       Но главным оставался вопрос, что случилось с настоящим полковником. Почему-то Арин показался знаковым момент с выборочной амнезией: вряд ли Институт послал бы недоработанного двойника, рискуя сорвать операцию, а значит, на то были причины. Отем мог оставить ей такое послание, зная, что Арин не будет сидеть сложа руки.       Ком подкатился к горлу; пришлось зажмуриться, чтобы не разрыдаться на месте. Арин заставляла себя верить в лучшее — иначе в её побеге не было никакого смысла. Слезами не помочь тем, кто мог выжить. Рихтер точно не даст себя убить.       — Ты обещал навести меня на Институт, — что-то в её голосе заставило Эдема насторожиться; повисла пауза. Пока он собирал старые данные, Арин представляла огромного механического паука, ловко перебирающего длинными лапами картотечные папки.       — Если не учитывать локальные появления синтов, как здесь, то большинство столкновений с Институтом происходило в Бостоне. В центре города до сих пор стоит их alma mater довоенных времён — предлагаю начать оттуда.       Он говорил так, словно собрался и дальше идти вместе с Арин, отчего её пробрал озноб. Самочувствие в принципе оставляло желать лучшего, но главное, что Эдем сдержал слово. Вонь и знание, что ждёт за серверной, подгоняли бежать подальше, однако что-то тяжёлым грузом пригвождало к месту.       — Будь иной выход, я бы не стала тебя убивать. У нас не оставалось выбора, понимаешь? Чем ты вообще думал, когда решил угробить всё живое генетическим ядом? Подсчёты привели к такому выводу? Ну так в жизни ничто не идёт ровно по математической модели. Мутации и эволюция шли непредсказуемыми путями, у них нет плана, который можно нарушить. Тебя бесит, что ничего нельзя контролировать — пора бы уже смириться и перестать думать как машина, раз ты возомнил себя человеком. Реши для начала, кто ты.       То, что должно было стать неловкими извинениями, переросло в упрёки, а затем — в поучение. Словно строгая мамаша, Арин отчитывала суперкомпьютер за плохое поведение и советовала подумать о своих поступках. Казалось, что турели тотчас же превратят её в пепел, но Эдем молчал, словно не захотел выслушивать тираду и выключился. Выждав пару мгновений и не получив ответа на очевидные вопросы, Арин с чистой совестью оставила бункер, но не все его ужасы.       Она заставила себя обойти все трупы и присмотреться к каждому. Помимо лица оставалось множество характерных примет, однако ни один из умерших не отличался характерной сединой, как Отем, или густой светло-русой бородой — это гордость Рихтера. Без выплеска адреналина от погони Арин спокойно рассматривала тела, вспоминая скорее войну за Очиститель, которая, казалось, так и тянулась. Похоронить всех не было возможности — оставалась лишь надежда на запуганных жителей города.       Конечно, они ей не поверили. Только в сказках героя прославляли за честное слово — а в деле охотников за головами требовались доказательства. Арин не собиралась что-то доказывать, да и убийц могло быть несколько — о чём она решила не говорить. Ночевать в бункере всяко безопаснее.       Время утекало, но в таком разбитом состоянии Арин никому бы не помогла — до Бостона ещё очень далеко, — так что с угрызениями совести она выспалась, зализала раны и как следует отъелась. Бэкки, казалось, ей поверила и вела себя куда веселее, чем при первой встрече. Арин рассказала о бойне у базы и, потупив взгляд, попросила похоронить её товарищей, скрыв, что они из Анклава. Не оставят же их на съедение гулям, в самом деле?       Про Эдема она тоже не рассказала, лишь упомянула суперкомпьютер в бункере, но жители никак не отреагировали. Все расспросы, конечно, касались Чёрного человека, природу которого оказалось сложно объяснить.       С рассветом Арин вернулась на дорогу. С каждым шагом Филадельфия отдалялась, а вместе с ней — нервозное ожидание очередной катастрофы: с каждым визитом проклятый регион подносил очередные сюрпризы и дарил новые ночные кошмары. Нью-Йорк — точнее, его развалины — также не обещал лёгкой прогулки, но Арин казалось, что хуже быть не может. Зато мигрень хотя бы утихла.       Часа через четыре она заметила первый размалёванный указатель «Шоссе 95», по которому следовала: красная краска должна была привлечь внимание, но схожесть с кровью инстинктивно тревожила.       «Трентон — 18 миль». Арин даже сверилась с пип-боем, чтобы оценить точность — кто-то не поленился направить путников или караваны, а значит, впереди крупный город — или же ловушка. У неё оставалась почти половина светового дня для обзора. Место, должно быть, когда-то выглядело великолепно, если и сейчас дух захватывало: Арин прошла вдоль берега смердящего озера, больше похожего на болото, по мосту, где остановилась отдохнуть и понаблюдать за окрестностями. Пип-бой сигналил о множестве мутантов внизу, но копошащиеся твари её не волновали.       Ближе к городу начали встречаться фермы и новые дома, однако их жители, завидев Арин, быстро скрывались. Человек с лазерной винтовкой не внушал им доверия. Перед Трентоном её встретили вооружённые люди на посту досмотра, перекрывающем шоссе; люди в обносках терпеливо выстроились в очередь, пока их карманы и сумки выворачивали. Один из громил, покрутив в руке какую-то безделушку, положил её себе в карман. Бледный паренёк не выдержал:       — Это моё! — Он тут же втянул голову в плечи, мгновенно пожалев о вспыльчивости.       Громила лишь усмехнулся.       — Теперь моё.       Арин пробрал холодный пот, когда она представила, как эти шакалы оберут её до нитки, и уже посматривала в обратную сторону, где обосновались в маленьком лагере караванщик с личной охраной. Видимо, они знали, что в город так просто не пройти.       — Эй, дамочка! — Арин не сразу поняла, что один из громил кричал ей. Когда она обернулась, он махнул рукой, приглашая отойти в сторону. Очередь из местных жителей с интересом таращилась на них. — Цель визита в Трентон? — говорил он монотонно, заученно, но тоже осматривал Арин — точнее её оружие и пип-бой. На ум сразу пришло старое прикрытие.       — Нужно просто перевести дух и продолжить путешествие. Всегда хотела узнать, во что превратился Нью-Йорк, понимаете?       Лет семь назад это даже было бы правдой: если бы Леманн не перехватил Арин в Филадельфии, то она обязательно попала бы сюда. Громила явно не проникся историей и смерил её мрачным взглядом.       — В Трентон просто так не приходят. Ты либо работаешь на развалинах, либо покупаешь, либо продаёшься. Понимаешь? — передразнил он. — Нью-Йорк превратился в руины, где можно неплохо поживиться, и мы предоставляем такую возможность за некоторую плату — и защиту, конечно. Город кишит мерзкими тварями, в одиночку там не выжить.       — Ясно. Так в какой-нибудь отель меня пропустят? Видимо, я… покупаю?       Громила что-то проворчал себе под нос, подумал и снова поманил за собой. Арин осталась на месте — наблюдать, как переговаривались охранники на посту, посматривая на неё. Пальцы машинально коснулись трёхлучевой винтовки для успокоения. Когда громила вернулся, она была готова к любому повороту, даже спать на улице — здесь, у ворот.       — Тебя пропустят и приставят нашего проводника — так сказать, для всеобщего спокойствия. У нас легко… потеряться.       — Само собой.       Арин чего-то такого и ожидала, так что не спорила. С проводником в продажном городе легко договориться. Однако она не понимала, почему её не досмотрели, как местных, и не отобрали дорогое оружие. Возможно, решили не связываться или каким-то образом узнали, кто она — от этой мысли стало ещё больше не по себе. Стоит только забраться вглубь вражеской территории, как бежать будет некуда.       За воротами её ждал ещё один пост охраны, где другой громила молча указал куда-то дальше по шоссе, в сторону городских огней, и Арин послушно пошла, поглядывая на экран пип-боя. Каждую мышцу сковало ожиданием внезапной атаки в спину, однако ничего не произошло. Никакого эскорта тоже не было.       Трентон казался типичным городом на остове мёртвой цивилизации, каких в пустошах — большинство. Река почти высохла; тянуло гнилью. Справа простиралось то самое болото, которому конца и края не было видно. Слева, словно в противовес, высились немногочисленные заброшенные высотки, шпили и купола церквей; огни города манили обещанием отдыха и горячей еды. Какой бы осторожной ни была Арин, она обожала людные места, чувство общности и тепла, музыку из автомата с пластинками в баре. Такой запомнилась ей Новая Филадельфия.       Здесь тоже царило незримое напряжение. Только люди с оружием позволяли себе громкого говорить и смеяться; те же, кто приехал на раскопки, старались не попадаться на глаза. К вечеру зажглись скудные уличные огни — лампочек явно не хватало. Из темноты прорезались дозорные башни.       Рыжая девушка неотрывно следила за Арин и, докурив сигарету, подошла ближе.       — Должно быть, это тебя я должна сопроводить. Ну, пошли, что ли.       Арин никогда раньше не слышала такого странного акцента, и любопытство вмиг взяло верх. Она протянула руку и улыбнулась.       — Меня зовут Арин, а тебя?       Девушка фыркнула и взглянула на протянутую руку так, словно в рукаве мог прятаться нож.       — Кейт, — коротко бросила она, развернулась и пошла вперёд. С акцентом и хрипотцой её имя звучало больше как «Кайт» — и это показалось Арин очаровательным. Определённо, охранники знали, кого именно стоило приставить, чтобы усыпить бдительность. Худоба и бледность, свойственная рыжим, не обманывали её: жилистая и гибкая — Кейт определённо могла за себя постоять. В подобном месте невозможно вырасти нежным созданием.       Дальше шли молча. Кейт вела Арин глубже в город, где высилось какое-то древнее правительственное здание, шумели люди, а огней становилось всё больше. Затем она увидела огромный рынок на площади — истинное сердце Трентона и, по всей видимости, центр торговли восточного побережья. Он казался бесконечным и невероятно многолюдным — неудивительно, что требовалась такая охрана, да и кормушка, должно быть, невероятно прибыльная. Даже ревность кольнула.       Однако за торговлей цветными металлами, запчастями, вьючными браминами, оружием и снаряжением для работы в руинах цвёл бизнес куда более прибыльный и страшный. Онемев, Арин наблюдала, как охранники гнали вереницу рабов в ошейниках к длинному помосту, больше похожему на место казни, только виселицу заменяли детонаторы с мигающими зелёными лампочками. Деревянный пол был вытоптан до черноты.       После падения Парадиз-Фоллз работорговля не исчезла из Столичной Пустоши, но заметно сократилась. Такие же детонирующие ошейники ходили по рукам и использовались среди наёмников и охотников за головами. Анклав и Братство Стали, проявляя редкое единодушие, не приветствовали торговлю людьми, а повторять судьбу Парадиз-Фоллз вряд ли кто-то хотел. Легче организовать торговлю в неизвестном Трентоне, возле радиоактивных руин и ничейной земли.       Кейт, сложив руки на груди, ждала, пока Арин налюбуется. Сама она на помост не глядела.       — Пойдём, Дилан хочет с тобой познакомиться.       — Кто это?       — Ты, видимо, совсем неместная, — Кейт на каждый вопрос реагировала грубым тоном, и Арин смирилась, что конструктивного диалога не выйдет. — Дилан всем здесь заправляет. Он такой же, как ты — чудик подземный. — Она кивнула на пип-бой.       Это уже было интересно — и тревожно. Следуя за Кейт, Арин собиралась с мыслями и приводила легенду в порядок. Рынок остался позади; снова потянулись довоенные дома с залатанными дырами и забитыми окнами. Около серой, словно выцветшей, церкви с высоким шпилем болтала группа охранников. Кейт прошмыгнула мимо, и Арин поспешила за ней.       Бар в церкви Арин ещё не видела, хотя и немногочисленные посетители отличались ухоженным видом. Должно быть, здесь таинственный Дилан принимал гостей и развлекал приближённых. Музыка из автомата играла очень тихо, больше разгоняя тишину; эхо от каждого шага давило, приземляло — как и остроконечный потолок. Арин вмиг растеряла всю уверенность, как и Кейт, которая мялась у барной стойки, потупив взгляд.       — Я могу идти, сэр? — растеряв всю свою бойкость, промямлила она. С таким эхом говорить громко могли только те, кто чувствовал себя уверенно — хозяином.       — Подожди за дверью. Если наша гостья не выйдет через полчаса, возвращайся на своё место.       Быстрым шагом и не глядя на Арин, Кейт удалилась. Оставалось лишь подойти к человеку за барной стойкой. Когда он поднял руку, чтобы налить виски, она увидела пип-бой на правой руке и отметила на будущее, что тот левша.       Каждый шаг сопровождался эхом; Арин сделала несколько шагов и уселась на высокий стул, неуклюже перевалившись и придерживая винтовку. Взгляд Дилана задержался на ней и вернулся к бутылке.       — Охрана сказала, что у тебя потрёпанный вид, словно сражалась с когтем смерти врукопашную. Не знаю. Думаю, ты точно выглядишь как человек, которому не мешает выпить.       Желудок отозвался урчанием — Арин и забыла, когда последний раз ела. Дилан усмехнулся и придвинул стакан, однако, помня об отпущенном времени, она не притронулась к нему.       — Давайте ближе к делу. Вы мне полчаса дали.       — Понимаю, я тоже человек занятой, — Дилан продолжал улыбаться, изображая доброго хозяина, что резонировало с выставкой рабов на площади, — так что будем честны друг с другом. Начнём с простого: из какого ты Убежища, сестра?       Мысли вернулись на годы назад; Арин вспомнила допросную в Экер, жёсткий стул, яркий белый свет и усталое лицо полковника. После он говорил, что врать в её положении было бессмысленно, однако недомолвка — фактически честность.       — Сто первого.       — А я из семьдесят второго. Помню, как тоже мечтал увидеть мир, о котором читал, но когда дверь открылась, новым обитателям города захотелось нас поприветствовать. Остальным Убежищам в Нью-Йорке повезло куда меньше.       — Мне жаль, — искренне посочувствовала Арин и, сцепив пальцы в замок, продолжила слушать.       — Мы считали себя особенными, но поумнели лишь те, кто выжил и приспособился. Те, кто противился, давно сгнили. Я вижу надменность на твоём лице, сестра. Думаешь, что выше нас, раз презираешь этот образ жизни?       Мигрень накатывала волнами, и тень проклятой Филадельфии возникла за спиной, приглашая повернуться, взглянуть. Арин схватила стакан негнущимися пальцами и залпом выпила. Вкус оказался омерзительным — как и всегда.       — Ты меня не знаешь, — процедила она и взглянула на Дилана. — Есть вещи, которыми не хвастаются.       Он долго ждал, что она продолжит говорить о себе — и правда тянуло высказаться, — но здравый смысл и страх победили. Затем Дилан вновь радушно улыбнулся, отставил бутылку и вышел из-за барной стойки, однако направился не к дверям, а к лестнице в подсобку.       — Хочу показать кое-что, идём.       Он старался держаться с ней плечом к плечу, чтобы не нервировать, но Арин всё равно пыталась притормозить, пропустить его вперёд. Охрана живой стеной преграждала путь к отходу. Спустившись по винтовой лестнице, она оказалась в каменном мешке, заставленном ящиками и старыми шкафами; пахло сыростью, кислым вином и машинным маслом. В дальнем углу располагалась скромная мастерская, и на одном из столов в клубке проводов Арин заметила знакомый шар с антеннами. Мигнула красная лампочка на корпусе.       — Гордон! Немедленно освободи меня! — впервые на её памяти Эдем взвизгнул — как настоящий человек в панике. Корпус выпотрошили и присоединили к какому-то устройству.       Сцепив за спиной руки, Дилан обогнул Арин, словно невзначай задев плечом, и встал между ней и Эдемом.       — У нас состоялся очень интересный разговор с господином президентом. Оказалось, что мы работали вместе, представляешь? Вы были нашими лучшими клиентами, Анклав. Жаль, что всё развалилось.       Он казался искренним — прямо как Арин только что, когда сожалела об участи выходцев из Убежища.       — Чего ты хочешь от нас?       — Ещё поработать вместе. Затем я подброшу тебя до Бостона с ветерком: путь неблизкий, да и по прямой — Светящееся море. Как тебе такой вариант, сестра?