Американская мечта

      Целый час сна возле выцыганенной тепловой пушки был сродни поездке в рай. Затем пришёл Отем с целой кипой наставлений, от которых тут же голова разболелась ещё больше. Поскольку в минитменов он не верил, то продумывал каждую мелочь — что могло пойти не так. Лишь вторжение инопланетян в его планах не учитывалось.       Однако выход пришлось отложить из-за инцидента — одна из беженок передознулась химией, и Арин не смогла отказать в помощи. Она удивилась, увидев милую старушку в хипповатом прикиде, с кучей бус на тонкой шее. Впрочем, держалась та хорошо, словно не впервые отправлялась на тот свет. Давление удалось стабилизировать, но старушка отказывалась ложиться и норовила убежать. Арин вколола Аддиктол, который держала на всякий случай для Кейт.       Престон стоял над душой и отчитывал эту милую бабулю как несмышлёную девочку. Он был напуган и зол, а та снисходительно отвечала, что так было нужно. Арин лишь поняла, что она давно галлюцинирует и принимает видения за предсказания. Спорить было излишне.       Однако реальная помощь — даже наркоманке — пошла на пользу самой Арин. Несмотря на ворчание Отема, она не бросила пациента. Когда Арин поднялась, старуха схватила её за рукав с небывалой силой, словно в тисках сжав, и пробормотала:       — Дух без тела — не бог и не отец, а монстр. Не слушай его!       Арин словно озноб пробил; она замерла в замешательстве, хоть разум и твердил, что не стоит воспринимать всерьёз бред от передоза. И всё же что-то въелось в мысли и сверлило тревогой — наверное, предчувствие.       — Матушка Мёрфи, не пугайте наших гостей, — вмешался Престон и не без усилия разорвал захват. Он виновато посмотрел на Арин, поблагодарил за помощь и жестом велел ей поторопиться.       Отем в сопровождении минитменов ждал их на дороге, ведущей на запад, и тут же отправился в путь. Стурджес шёл подле Арин с огромным походным рюкзаком, в котором звенели какие-то железки. Пришлось сознаться, что его инструменты она потеряла.       — Да ничего, я же подозревал о таком развитии событий. Пригодилось хоть?       — Ещё бы, особенно ножницы по металлу, — вздохнула Арин.       Руки до сих пор подрагивали, а мысли превратились в первичный суп. Ни на чём не удавалось сосредоточиться. Всего за день Арин пересмотрела столько жизненных приоритетов, что на несколько поколений вперёд хватило бы мудрости.       Отем вышагивал впереди, в отдалении, словно позабыв о ней — наверное, к счастью. Теперь у него были другие жертвы. Арин же за время в пути могла всё обдумать и наконец признаться себе в том, что давно напрашивалось.       Она давно перестала ассоциировать себя с Анклавом — да и никогда не была его частью. Редкие люди принимали её — в основном ненавидели или принимали за пустое место. Хорошо было лишь с отщепенцами, которые тоже не вписывались в стерильную идеологию. Даже с паладином она быстрее нашла общий язык, чем за семь лет с коллегами.       Случай с Ллойдом, наверное, разбил последние иллюзии. Арин хотела домой, но к папе и Мэдисон, а не к одинокой койке в бараке. Даже работу у неё отняли — хоть и по вине ненастоящего Отема. На его месте однажды появились бы другие.       Никому не было дела до того, что где-то в Бостоне Арин Гордон рвала задницу и рисковала жизнью ради них. Она шла сюда из-за Отема. Значит, миссия выполнена.       Будущее виделось исключительно в мрачных красках, и хотелось уйти после встречи с Диланом: всё-таки он с ней договаривался и в лицо знал. Останется свести их с Отемом — и пусть мир спасают в своё удовольствие. Она пойдёт обратно в Столичную Пустошь, проскочит мимо постов Анклава, если те ещё остались, и будет работать лишь над папиной проблемой.       С их тягой к саморазрушению не пожить спокойно, как она надеялась. Братство Стали не лучше, НКР, судя по рассказам, тоже. Выбор был невелик: рвать спину на ферме или убивать за крышки. Места ей, как ни крути, не находилось. Ничего не хотелось, стремления куда-то делись.       К третьему десятку Арин так и не придумала, кем хотела стать, когда вырастет. Она даже сама собой быть не могла, поскольку не знала, как это, и страшилась копнуть глубже — вдруг внутри у неё ничего не будет? Ни увлечений, ни целей, ни талантов — одна голая верность.       Институт облегчил бы многим существование, решив избавиться от всего живого, как планировал Эдем: нет людей — нет и проблем. Видимо, мысли злых гениев предсказуемо сходились в этом вопросе.       Следом Арин посетила безумная идея: не уговорить ли Мэдисон всё же перейти в Институт и за ней увязаться? Только папу там скорее препарируют, чем вылечат. Рисковать им она не собиралась.       Институтом здесь пугали как Столичную Пустошь — Анклавом. Вряд ли между ними была существенная разница, точно с Братством Стали — лишь в подходах к технологиям. Поэтому о мире не могло быть и речи.       Стурджес принимал её кислую мину за страх и сам признавался в нём, болтая сам с собой. При звуках выстрелов он втягивал голову в плечи и нервно посмеивался, когда минитмены продолжали путь. Отем для интереса пострелял из винтовки минитменов и, как казалось, остался не в восторге. Со стороны он выглядел, мягко говоря, глупо.       Чуждость Содружества с его зеленью, водой и дикими нравами компенсировалась видом столицы — Даймонд-сити. Арин признала в ней лучшую версию Мегатонны и присвистнула, лишь увидев вдали. Стены стадиона напоминали величественную высокую чашу, над которой кружили птицы. Она мгновенно оживилась, толкнула Стурджеса локтем и спросила:       — Это что, чайки?       Арин видела их лишь на картинках в детской книжке. Крики чаек были неотъемлемой частью мечты об океане. Странно, что в Нью-Йорке они совсем не сохранились: видимо, мутанты всех сожрали.       Стурджес прищурился и кивнул.       — Они самые. Мерзкие создания, нет от них спасения. Если будешь есть на улице, то гляди в оба.       Арин с интересом пялилась по сторонам и безрезультатно пыталась расслышать крики чаек среди гула города: как и в Мегатонне, старые конструкции скрипели и скрежетали под порывами ветра. Широкие улицы оказались чистыми, а охрана внешнего периметра расставила турели для отстрела супермутантов. Эта переменная тоже оставалась постоянной.       Из-за шума голосов она не слышала, что говорил Отем, но примерно представляла, как он говорил за мёртвого полковника Холлиса. Вряд ли ему было сложно. Город стоял на карантине довольно давно, люди устали и ждали хоть чего-то, а Отем всегда находил правильные слова, излучал уверенность. Вскоре ворота приоткрыли и выпустили помятого пухлого мужчину, на лице которого читалась чиновничья тоска по армейскому порядку. Конечно же, он согласился их пропустить.       Арин плелась в хвосте и жадно разглядывала огромные механизмы подъёмника у ворот, как у технократичного замка. Стурджес тоже пялился с исследовательским интересом.       Самый простой этап остался позади.       Местные им не доверяли — мягко говоря. Арин была уверена, что блеф с Холлисом быстро раскусят, но никто и слова не сказал. Видимо, никто не знал в лицо знаменитого полковника, хоть имя и действовало подобно паролю. Минитмены прошли к торговым рядам и выстроились посреди пустующей площади, пока люди, точно зверьки, выглядывали из-за укрытий.       — Почему они так напуганы? Что здесь произошло? — негромко спросила Арин, наклонившись к Стурджесу, и тот вздохнул.       — Демонстративная расправа с особой жестокостью. Это было заявление, акт устрашения, как по мне. Какой-то парень просто разорвал мэра на клочки, пока городская охрана стояла в ступоре. И всё это произошло на глазах горожан воскресным вечером.       Он замолчал, когда кто-то всё-таки решил вступить в спор с Отемом — немолодая худощавая женщина с мерзким голосом. Впрочем, сторонников открытых ворот оказалось не меньше: в основном это были молодые люди. Точно как в родном Убежище 101. Как помнилось, закончилась та карликовая революция не лучшим образом.       Арин вздохнула, прокрутилась на каблуках, чтобы взглянуть на хмурых горожан по другую сторону. Институт не просто заявил им о себе, а посеял ужас ожидания, ощущение невидимой угрозы. Спящие агенты могли заменить соседа, супруга, родителей или ребёнка. Разве бывает что-то ужаснее?       Она вспомнила свою первую встречу со спятившим синтом и подёрнула плечами, будто под ледяным ветром. Однако подле него продолжал жить целый городок. Люди запирались на ночь в бомбоубежищах, а утром делали вид, будто ничего не происходило. Жизнь продолжалась. К любому ужасу можно адаптироваться. В Квинси было точно так же.       Кейт наверняка сказала бы что-нибудь едкое и забавное по этому поводу, по-житейски мудрое. Наверное, более оптимистичного специалиста по выживанию не сыскать.       — Тут есть бар? — спросила Арин самого подходящего жителя — мужчину лет сорока потрёпанного вида, будто он был гидом по сомнительным заведениям. На его лице заиграла игривая улыбка. Наверное, ещё лет десять назад к его ногам падали все местные дамы. Хотя кто знает — может, до сих пор брал харизмой…       — Да не один, а целых два!       Значит, с его профессией Арин не ошиблась.       — Мне бы что поближе к народу.       — Тогда вам к Бобровым, в «Скамью запасных». Есть интересные мысли? — Историческая встреча с минитменами перестала его волновать, зато поход в бар с незнакомцами — ещё как.       — Думаю, нужно отпраздновать: минитмены вернулись, город откроют — разве нужны иные причины?       — Золотые слова, барышня! — подхватил ещё кто-то со стороны.       На самом деле никакого сопротивления не было, лишь отрицание. Рано или поздно Даймонд-сити открыл бы ворота по одной простой причине: торговля не выносила ограничений. Люди бы взбунтовались, как в Убежище 101. Отем давил на эту болевую точку и очевидные факты: Институт всегда найдёт дорогу, никакие закрытые двери их не остановят.       Было рискованно пугать людей ещё больше, но правда порой работала сродни прививке. С чем-то просто приходилось мириться как с данностью — такова уж людская сущность. Даже под ядерными взрывами придётся торговать и растить детей.       Резких перемен, впрочем, не произошло. Ворота за ними закрыли наглухо, люди смотрели всё так же недоверчиво, однако новый мэр велел разместить минитменов в пустующем доме подле торговой площади. Несколько охранников в странной экипировке демонстративно тёрлись рядом, напоминая, что за чужаками следят.       Отем не стал прогибаться и поступил так, как жители Даймонд-сити вряд ли ожидали от гостей: начал командовать и строить всех вокруг без их согласия. Он был настолько убедителен, что никто не решался выступить против, а хрупкое недовольство быстро ломалось. Может, он где-то давил, но не перегибал — и точно знал, что требовалось в первую очередь. Сказывался, видно, опыт кризисных переездов.       Арин помогала Стурджесу с установкой антенны и связи с Квинси и Фортом. Ощущение внешнего мира, дружественных городов и небезразличных к беде людей должно было поднять дух. Люди могли связаться с родственниками и узнать, как у них дела. Арин долго думала, но всё же решилась связаться с Эдемом, хотя сама не понимала, чего от него хотела. Достаточно просто убедиться, что он ещё не поработил жителей Квинси.       За вечным недовольством плескалась жажда открытий — переполняющие его впечатления рвались, точно крышка с кипящего чайника. Арин едва удалось перекрыть увлекательный рассказ о том, как Эдем с Кейт накрыли тайное подполье в городе, устроили перестрелку и отобрали небольшой склад с оружием. Кто-то из местных определённо помогал стрелкам для удара изнутри.       — Это, безусловно, увлекательно, но не так, как будет вам в Салеме, — обронил Эдем в нескончаемом потоке сознания. — Колдовство — глупость, конечно, но интересно же прикоснуться в чёрной странице нашей истории!       — Погоди, зачем нам в Салем?       — Август просил нас искать аномалии в море сигналов, пронизывающих пустоши. Мистер Геннон считает, что в Салеме находится нечто важное в плоскости наших интересов. Ты же следишь за мыслью, Гордон? — Арин как раз в этот момент зевнула и кивнула, словно Эдем мог её видеть. — Но я считаю, что Салем — просто дыра, поэтому там всё пропадает.       — Логично, не поспоришь, — вздохнула Арин, перевела взгляд на замершего Стурджеса, и тот, спохватившись, вернулся к работе. — Хочешь пойти с нами?       — Вот уж нет, откажусь от столь щедрого предложения. К тому же у меня нет ног, чтобы «пойти» куда-то, — ядовито проворчал Эдем.       — Лёд не тронется, пока вы не поговорите. — Предложение он проигнорировал, но Арин не особо давила. В голове крутился совершенно безумный вопрос. Наконец она произнесла: — Слушай, мне просто интересно: ты не считаешь себя чем-то вроде… отца? Даже не знаю…       — Если я машина, это ещё не значит, что ты имеешь право меня оскорблять. Я не какой-то набитый гормонами кожаный мешок! И вообще сижу в банке! Мог бы стать отцом новой демократии, разве что, но всякие варвары явно были к ней не готовы.       — Ясно, я так и думала. Принесу тебе сувенир из Салема. Передавай привет Кейт и Аркейду. Отбой, — быстро протараторила Арин и выключила канал связи.       Вышло глупо, но мысль о «духе без тела» всё не шла из головы. Эдем подходил идеально, да и предостережения тоже. Сейчас он не мог влиять на неё, но раньше точно вынуждал слушаться. Арин могла наделать сотни ошибок и даже не понять, где именно.       Однако эту мысль посеял бред передознувшейся бабки, и его не стоило воспринимать всерьёз. Для начала следовало заняться насущными делами, наладить сносный мир хотя бы среди союзников. Наверное, жестоко сталкивать Отема и Эдема лбами, но их сражения пока играли на руку только Институту.       Они оба сейчас так же относились к Анклаву, как сама Арин. Может, поэтому она не хотела бежать немедленно, бросать их? Внезапно все трое стали отщепенцами, отторгнутыми стерильной идеологией. Кто бы мог подумать!       Ночь свалилась в мгновение ока, но Арин не собиралась заваливаться в общий дом минитменов. Она забрала увесистую часть крышек, выданных в дорогу Диланом, и направилась в «Скамью запасных», где должна была кипеть жизнь. Однако та лишь робко побулькивала из динамиков радио и неуверенном звоне стаканов. Огромный зал почти пустовал, а тихие выпивохи расселись по углам.       Арин взгромоздилась на высокий стул, который всегда вызывал недоверие даже на трезвую голову, и бросила перед длинным носом бармена мешок крышек.       — Угощаю всех, кто зайдёт сегодня, — сообщила она, — не жалей.       Бармен сразу понял её и заговорчески подмигнул.       — Сама-то хлопнешь фирменной Бобровской бражки?       — Боже, — Арин протяжно выдохнула, — давай. И сделай радио погромче.       — Если я так поступлю, то распугаю последних клиентов, — буркнул бармен, но всё же сдался. — Всё равно крышки твои.       Арин не помнила, когда в последний раз слушала музыку — и сразу поняла, почему так хреново себя чувствовала последнее время. Первая же песня словно сделала её вновь целой. Прикрыв глаза, она просто наслаждалась моментом, растворялась в нём, медленно прихлёбывая бражку — не самую плохую на её памяти, между прочим. Если не мутило сразу — это показатель качества.       Раз город теперь открыт, то встреча с Диланом пройдёт без проблем. У Отема есть план для него — значит, волноваться больше не о чем. Можно даже Тессу послать к чёрту: Арин отправится домой и наконец поможет себе и близким, а не посторонним людям.       Вскоре она поняла, о чём предупреждал бармен: ди-джей был просто ужасен и едва не умирал от ужаса перед микрофоном. Поэтому говорил он мало, к большому счастью. Однако праздничный даже ему было не под силу уничтожить.       Крышки улетучились, но пошли в дело: в мгновение ока разошлась молва о небывалой щедрости, и посетители потихоньку стали набиваться в зал. Пришли даже минитмены — Арин удивилась, увидев правильного во всех смыслах Престона. Хотя тот, скорее, приглядывал за порядком и моральным обликом товарищей.       Престон подсел к ней и долго не затевал разговор, хотя очень хотел — стрелял взглядом и теребил полы шляпы в нерешительности. Арин начала первой:       — Как там паладин Дэвис?       — Да отлично. Он крутой мужик. Должно быть, с ним здорово работать?       — О, не то слово. — Престон уловил ироническую нотку в её голосе и натянуто улыбнулся.       — Но я чувствую, что он человек из иного мира, понимаешь? Мы же не солдаты, нам не нужно…       Арин нарочито громко опустила стакан на стол, и бармен мгновенно подлетел, чтобы долить ещё, хотя она не планировала продолжать. Видимо, хозяин вечера гулял на все крышки, наравне с остальными.       — Ты даже не представляешь, через что проходят люди в Столичной Пустоши, Филли или в Мохаве. Кругом идёт война. Она выворачивает людей наизнанку, а вы здесь понятия не имеете… Я хочу сказать, что остаться таким чистеньким не выйдет, — закончила она и приложилась к стакану, чтобы заткнуть себя.       — Хотелось бы, чтобы ты ошибалась, но я вызвался помочь именно поэтому: чувствую, что-то страшное грядёт. Даже полковник Холлис не мог всего предугадать, а я считал его лучшим из нас.       Престон искренне тосковал по командиру — может, принимал как отца даже. Типичный случай. Арин до сих пор ставили в укор покушение на Отема, а некоторые были готовы придушить за это. Она машинально прокашлялась, потёрла горло по вороту свитера.       — Что за птица этот Клинт? Почему он решил предать вас?       — Порой лучше не знать правды, если хочешь знать моё мнение.       По крайней мере Престон больше не сидел с тоскливым лицом, будто намеревался здесь и сейчас оплакивать Холлиса. Теперь он напряжённо выпрямился, словно палку проглотив.       — А леди задаёт правильный вопрос, пацан. Где мотив? — встрял гость бара, который сидел неподалёку и, как видно, грел уши. Арин узнала в нём того самого гида по барам с торговой площади. Выглядел он всё таким же помятым жизнью, даже не прихорашивался для любимого заведения.       Уж не следил ли за ними? В совпадения Арин не верила.       На лице Престона отразилась мука, однако он ответил довольно вежливо:       — Клинт продал минитменов — вот и всё. За крышки, власть и славу.       — Возможно. — Гид по барам поднял глаза к потолку и задумчиво почесал неухоженную короткую бороду. — Но предательство с бухты-барахты не случается — это затяжной процесс. Кто родители Клинта? Я к тому, что он же не из-под земли появился. Он местный?       Теперь Престон напряг мозги и не спешил горячиться с ходу.       — Да вроде бы. А что?       — А то, что его кто-то знал. Наверняка близкие могут рассказать свою версию событий. Не знаю, бывшая подружка, папа, мама или подсевшая на винт бабуля. Его бывший сосед наверняка видел больше, чем ты, пацан.       Арин встретилась с растерянным взглядом Престона и кивнула.       — Ты прав. Ронни может что-то знать. Спрошу её, когда увижу. — Видимо, мысль прочно заразила его разум и заставила задаваться вопросами. — Наверное, ребятам хотелось бы узнать, зачем он это сделал.       Тем временем Арин пододвинулась ближе к подвыпившему, но смекалистому барному гиду.       — Предположим, мы нащупаем нечто интересное в его биографии, то что делать дальше?       — Вам нужен мотив — без него любая теория развалится, — отчеканил он, словно постоянно так делал. — Наймите детектива в помощь, пусть кумекает. Да хоть бы меня.       Не сдержавшись — всё-таки она успела выдуть две порции бражки, — Арин хохотнула, а когда увидела мелькнувшую в руке гида визитку, притихла. Впрочем, классический детектив всегда боролся (или наслаждался) алкоголизмом, выглядел как бродяга, но блистал умом и в итоге побеждал злодеев. Наверное, он был рождён для этой профессии — или щепетильно соответствовал.       — Марти Буллфинч, к вашим услугам. Не знаменитый Ник Валентайн, но я тоже на что-то да сгожусь. Только бы аванс… — он красноречиво стрельнул взглядом как абсолютно трезвый деловой человек. Арин прикусила губу, пожалев, что так быстро распрощалась с крышками.       — Я что-нибудь придумаю.       — Пока ты угощаешь, я работаю, как видишь.       Упускать возможность было грешно, раз уж она сама лезла в руки. Арин присела Марти на уши, но не сильно распространялась, с чего вдруг заинтересовалась биографией Клинта. Версия с местью звучала вполне убедительно, как казалось. Пока они перебирали всё, что знали о нём, люди продолжали набиваться в бар. Вряд ли крышек хватило на всех, но веселье продолжалось.       Марти всучил Арин визитку и велел прийти утром в агентство, чтобы обсудить дело на свежую голову. Он продолжил растекаться по барной стойке, Арин же, отказавшись от новой порции бражки, побрела на свежий воздух. Люди веселились, не замечая её.       Улица поманила удивительно тёплой звёздной ночью и живой музыкой — кто-то играл на гитаре и пел так заразительно, что людской хор с готовностью отзывался. Одиночество на миг сковало тело, словно пытаясь увести в противоположную сторону, но Арин уверенно шагнула к огням и смеху.       Разноцветные лампочки обрамляли ныне пустующие торговые лавки. Посетителей обслуживали лишь безотказный протектрон-лапшичник и «Мистер Помощник» в круглосуточном магазине. Значит, местные любили только тех роботов, что кормили и продавали алкоголь.       Посетители из двух баров перетекали на площадь, чтобы потанцевать. Минитмены приглашали местных алеющих от робости девушек и присоединялись к веселью. Арин и сама невольно покачивалась в такт задорной песне. Вскоре какой-то парень пригласил и её, и Арин мгновенно струхнула.       — Я ни разу не… не умею танцевать, — запинаясь, сообщила она, а на лице почему-то расплывалась идиотская, несдерживаемая улыбка.       — Да это просто, пошли!       Парень всё-таки выдернул Арин из круга зрителей в центр, закинул руки себе на плечи, свои бесцеремонно положил ей на талию, а затем повёл — так быстро, что она сразу споткнулась о его ноги. Робость сползала шелухой с каждой неловкой попыткой попасть в такт. Арин хохотала, пьяно пошатываясь, но владея собой. Щёки горели от внутреннего жара и колкой ночной прохлады.       Следующая песня сильно сбавила темп; толпа понесла Арин, и вскоре её ухватил под руку другой мужчина. Принцип танца остался тот же — её снова мяли за бока, — только можно было чуть отдохнуть и повиснуть на чужом плече, переводя дух. Арин закрыла глаза, откинула голову и отдалась музыке.       Песня рассказывала о глупой девичьей мечте: найти приключения и убежать из дома с роковым незнакомцем. Она влюбилась в мошенника, который воспользовался ею и увёз далеко на запад, но бросил с ребёнком, чтобы скрыться от преследователей. Однако девица оказалась не промах и ещё заставит пожалеть, что он вообще родился на свет.       Арин не заметила, как стала подпевать повторяющейся финальной строке, вкладывая душой что-то личное, рвущееся наружу. К сожалению, волшебный момент быстро подошёл к концу, а камень на сердце так и остался. Она высвободилась из чужих рук, поблагодарила и отошла к кругу зевак, наблюдающих за танцорами.       Отем стоял позади всех в глубокой тени под навесом, незаметный для всех. Однако Арин будто знала, что он там будет. Первый порыв велел скрыться — если бы не приподнятое настроение, она бы так и поступила. Арин нагло подошла к Отему и спросила:       — Не танцуешь?       — Как ты себе это представляешь? — сухо ответил он вопросом на вопрос. Его настроение морозило воздух похлеще осенней прохлады.       — Не знаю, как все люди… ногами, руками…       Отем громко вздохнул.       — Ты поддаёшься хаосу. Держи себя в руках и не отвлекайся на ерунду.       Арин подняла на него возмущённый, как она надеялась, испепеляющий взгляд. Раз уж они решили играть в паладина и скриптора, она ни в коем случае не стала бы устраивать сцену на публике, но игнорировать выпад не хотела.       — Ерунду. Хм.       Собственный голос показался чужим, холодным — как у него. Конечно, Отем распробовал её горечь и пояснил:       — Слишком многое зависит от нас. Не забывай, что твой проигрыш будет стоить сотен жизней.       — Когда мы всех спасём — что будет тогда? — вдруг спросила она, заглянув ему в глаза.       — Вряд ли такой момент наступит.       — А нам жить когда?       Отем ничего не ответил; только стальной взгляд въедался в душу. Арин быстро струсила и отпрянула — что-то было не так. В последнее время они лишь отдалялись под тяжестью секретов, а каждый разговор начистоту заканчивался либо неловкостью, либо злостью.       — Отлично. Продолжай гнить в своё удовольствие, а я пошла спать. — Арин замерла на полушаге, снова развернулась к нему и спросила: — Кстати, где мои вещи?       — Я снял комнаты в том же баре, откуда ты вышла. Спроси Ефима.       — А-а, спасибо, — пробормотала она и ретировалась. Можно было не спрашивать, как он всё успевал и в голове держал.       Ефим прятался от последних посетителей буквально за углом, где она сидела с Престоном, и молча выдал ключ. На своего говорливого брата за барной стойкой он походил лишь лицом.       Сумка и оружие лежали на койке. Арин почесала затылок, мысленно признаваясь в собственной беспечности. Вроде бы все вещи остались на месте, никто ничего не украл. Стараясь не думать, сколько людей до неё здесь ночевало, Арин заползла под одеяло и выключила торшер. От затёртого до крупных дыр постельного белья тянуло отбеливателем, но всё же это была первая удобная кровать за долгое время. Тело тут же отозвалось сладкой дрожью, и навалилась сонливость.       Гул в зале потихоньку стихал, так что отчётливые шаги в коридоре отозвались тревогой. Арин приподнялась на локтях и замерла, прислушиваясь. Почему-то она не сомневалась, кто это был — сотни раз то же самое происходило в Рэйвен-Рок. Отем налетал бурей, и все вокруг заранее морально готовились.       Звук шагов оборвался у её двери, и наступила тишина. Арин бросило в жар от одной мысли, что она может отпереть дверь и столкнуться с Отемом коридоре. Скорее всего, он бы зашёл — если бы она пригласила. Однако Арин не пошевелилась, притворившись спящей, хотя бешеный стук её сердца наверняка был слышен в соседней комнате.       Спустя невероятно затянувшееся мгновение Отем пошёл дальше. Отчётливо послышались звон ключей, скрип двери в отдалении. Затем всё стихло, и Арин, ощущая на коже липкую жуть, наконец смогла вдохнуть.