Аллели

Пат спустилась на первый этаж. Обошла холл кругом, разглядывая старинные вазы в нишах стен. «Претензиозные сукины дети, — подумала она, — обстановка больше похожа на чертов музей, чем на жилой дом. Но красиво. Жутко красивые вещи в жутком логове нелюдей и Августина.» Она задержалась у одной из них чуть дольше, вглядываясь в резьбу. Амфора черного стекла уже начала покрываться пылью — апокалипсис, что уж тут. СОБЛАЗНЕНИЕ ФЕТИДЫ ПЕЛЕЕМ. С пожарной лестницы, неизменно бесшумный и неизменно прекрасный, спускался мистер Квинлан. Он сменил пальто на неброскую куртку с капюшоном. Остался наверху и жутковатый меч с костяной рукоятью, вместо него были два коротких, похожих на те, что носили римские легионгеры на картинках из книги по истории древнего мира. Пат, а вернее тогда ещё тринадцатилетней Пэтти, ленивой и, в общем-то, не слишком уж увлеченной хоть чем-нибудь, его подарила бабушка в один из своих визитов. Она отнеслась к подарку холодно, но через месяц, оказавшись под домашним арестом, все же прочитала несколько глав. — Какого черта? Пат вложила в свой возглас, наверное, всю накопившуюся у нее за последнее время досаду. Голоса охотников были такими человеческими, такими… ТЕБЯ ТАК УДИВЛЯЕТ МОЯ ОСВЕДОМЛЕННОСТЬ? ПО-ТВОЕМУ, Я… — Нет, — она криво улыбнулась, — я надеялась, что теперь буду слышать тебя по-другому. «Соблазнение Фетиды Пелеем, надо же! Понятия не имею, кем ты был, о славный Пелей, но дай мне мужество и стойкость духа. И удачи, что ли, отсыпь.» *** Квинт услышал, как ее сердце сбилось со спокойного ритма. Кровь, горячее и горче человеческой, прилила к коже на острых, слишком грубых для женщины скулах. Она стояла к нему вполоборота, будто не решаясь выпустить из поля зрения старинную амфору. Когда-то сосуд украшал атриум в особняке Луция Септимия Севера, императора, при котором Квинтус оставил воинскую службу. ЭТО НЕВОЗМОЖНО. — Почему? — она провела рукавом по амфоре, стирая пыль; на черной ткани толстовки остался некрасивый след. Я СТРИГОЙ ТОЛЬКО НАПОЛОВИНУ. Он ждал еще вопросов, жестоких в своей бестактности. Всех людей интересовали особенности его анатомии, и он знал, что Патриция уже видела чистокровных, диких стригоев. — Ясно, — кивнула она, — не то чтобы это хоть что-то объясняло, на самом деле. НАМ ПОРА. — Прокатимся на метро, хах? *** Они спустились в тоннель, и Пат начала готовиться к обращению. Сброшенная второпях одежда и обувь отправилась в измятый пакет из воллмарта. — Заберу, когда будем возвращаться, — сказала она в спину Квинлану и положила пакет у стены. В этот раз обращение прошло гораздо легче. Она наклонялась, чтобы коснутся руками влажной щебенки, но ощутила прохладу и острые грани уже лапами; легкие сложились на выдохе, чтобы с хрипом расправится уже в звериной грудной клетке. Восприятие тоже изменилось; легкий голод переродился в охотничий азарт, и она пошла по следу, зная, что хоть здесь водиться только одна дичь, но она будет славной. Он бежал слева, готовый разделить и погоню, и добычу. В одном из боковых тоннелей что-то шевельнулось, и Пат нырнула в черноту, схватила зубами за горячее горло, мотнула головой несколько раз, ломая хребет — обычная стратегия. Еще один прыжок, сжатые челюсти, хруст. После третьей твари все смешалось. Ее несколько раз достали жалом и один — когтями, но Пат знала, что раны быстро сойдут. Голод стал сильнее, пахло кровью, но это была неправильная кровь. Она вопросительно посмотрела на него — он оставил ей почти всех, уложив только тех, кто пытался сбежать в основной тоннель. Махнул рукой, указывая направление — охота продолжалась. Она порысила дальше. Следующее гнездо было совсем небольшим как по площади, так и по количеству тварей. Она не развернулась бы толком в том закутке, так что туда он зашел один.