Танцы на осколках

- Почему? Шерлок, что я делаю не так? Медицинская карта с ворохом снимков и подробным отчетом патологоанатома лежали на столе - просмотренные, перечитанные до последней запятой в поисках ответов, и забытые после осознания бессмысленности процесса. Джон, вцепившись в волосы, сидел за своим столом, и его глухой, придавленный болью, голос тяжело падал на пол свинцовыми каплями. В кабинете Сары на него навалилось оглушительное спокойствие, будто все звуки и краски мира враз умерли, растворившись в наступившей тишине, оставив его один на один с фактом чужой смерти… Ему хватило профессионализма молча выслушать версию случившегося… слава богу, Сара не опустилась до нелепых утешений. Джон давно знает, каково это терять пациента, вверившего себя его рукам… Сухо кивнув, он сгреб документы, пока еще не закрытые официальным заключением, шагнул к дверям, по пути цепляя за рукав Шерлока, вытаскивая его за собой в коридор, словно из вязкой трясины на спасительную тропу. Немыслимо… Мистер Нэш в возрасте шестидесяти двух лет поступил неделю назад с острой болью в левом подреберье, сильной рвотой и неутешительными перспективами. Некроз поджелудочной железы… анамнез и клиническая картина по интенсивности болевого синдрома и размерам синюшных пятен отклонились от учебника третьего курса общей хирургии процентов на пять-десять, не больше… Случай классический, понятный даже для интерна второго года практики. УЗИ, МРТ, лапароскопия… резекция тканей и купирование развития гипергликемической комы… Пациента стабилизировали на третьи сутки, увеличив процент благоприятного исхода до семидесяти процентов. - Ты мог сказать… тромб, нелепость… Я должен был… - Джон, - Шерлок даже не подумал присесть и теперь клонился гибкой ивой, впервые не зная, куда пристроить руки, путаясь в ощущениях… особенно после того, как вспомнил, каким взглядом их окатила та женщина, не решившаяся выставить его из кабинета, но заставившая испытать новое, пугающее чувство – ревность. - Ты обещал. - Я не говорил, что можно спасти всех. Иногда люди просто умирают… - Не в этот раз. То, что ты делал прежде… - Прежде я не делал ничего. В комнате повисла странная тишина, будто кто-то заморозил весь воздух, и он осязаемо похрустывал на губах. Джону показалось, что он оглох. - Прости… что? – растрепанная голова освободилась от мертвой хватки побелевших пальцев и запавшие глаза полыхнули подозрительно и опасно. Шерлок выдержал атаку, взгляд влажно просветлел, будто оттаяло зимнее окно. - Я нарушил правила только один раз. Моран, действительно, не мог выжить. Остальное ты сделал сам. - Прости, что??? Скромный, добропорядочный Джон одним движением смел на пол все, что неудачно попало под руку, легко перемахнул стол и оказался нос к носу, предостерегающе полыхнув румянцем, как бертолетовой солью. - Шерлок, ты сейчас мне все объяснишь, иначе… - он аккуратно погладил по плечу, стирая несуществующие капли и стряхивая несуществующие пылинки. – Я правильно тебя понял? - Каждый случай в практике доктора Уотсона имел положительный исход исключительно благодаря доктору Уотсону. Я просто сделал его память чище, ярче и доступнее. После Морана было необходимо вернуть тебе веру в собственные силы - ты никогда не полагался на чудо… до того случая. Я нарушил правила и сделал тебя уязвимым. Зависимым… Я создал иллюзию помощи, чтобы показать - насколько ты хорош в своем деле. Потрясенный Джон разжал пальцы и отшатнулся, но стол не позволил ему предельно изменить дислокацию. - Иллюзию? – почти шепотом повторил он и тут же сорвался на крик, - Шерлок, ты в своем уме?! Человек умер! - Люди умирают каждую минуту. Ты относишься к этому простому факту слишком эмоционально для военного врача. А эмоции вредят логике и мешают работе интеллекта. - Когда меня перестанет волновать - выживет мой пациент или умрет, я пойду искать другую профессию. Врач не имеет права быть равнодушным! - Неравнодушие не преимущество. Твои переживания помогут спасти кому-то жизнь? - Нет, но… - Нет. Без «но». Вместо того, чтобы впустую тратить силы и время, предаваясь скорби у постели больного, хороший врач думает и принимает решения. А ты - очень хороший врач. - Картер Нэш умер. – Джону показалось, что он опять кричит. Глотке больно, но, как оказалось, от того, что пережатые стрессовой кататонией связки выдавали лишь бессильный шепот. - Я мог его спасти, если бы знал… - Картер Нэш должен был умереть еще неделю назад. - Откуда ты знаешь? У него что, на лбу дата написана? - Джон… - поколебавшись пару мгновений, Шерлок сделал шаг и неловко вторгся в личное пространство… настолько близко, что дышать стало тяжело и мучительно, - ты подарил старику семь дней жизни. Что плохого в том, что его дочь успела прилететь из Филадельфии и попрощаться? Они не разговаривали почти десять лет, а ты дал им возможность обрести покой. Шерлок замолчал, потому что Джон не шевелился и смотрел ему чуть выше ключиц, где распустившийся узел шарфа больше не прятал виновато торчащий беззащитный кадык. - Дата не написана, - он несмело потянулся пальцами к щеке, но наткнувшись на потемневший до обсидиановой черноты взгляд, позволил руке упасть вдоль тела, - но я видел его собирателя, пока ты спал. Джон качнулся, как боксер, пропустивший кросс*. Дыхание перехватило, скулы стремительно бледнели, в глазах заплясало что-то из перепачканного кровью, пропахшего пороховой гарью прошлого - холодное, безжалостное, как снайперская оптика. И эта тихая ярость была страшнее всех истерик, угроз и физического насилия. - Чертов манипулятор… Играешь человеческими жизнями, будто разменными фишками. Подбрасываешь приманку и смотришь, как меня рвет на части и дофаминовая эйфория выжигает мозг дотла… Шерлок вздрогнул, словно Джон на него замахнулся. - Ты действительно считаешь меня таким чудовищем? – растерянно пробормотал он. - Думаешь, что все эти люди едва не умерли только для того, чтобы я мог развлечься? И, правда, веришь, что я тебя использовал? В расширившихся зрачках заметались тени всех чувств разом – от испуга, совсем детского - с ледяной испариной и слабостью, до оглушительной, задыхающейся обиды, опасно плясавшей на тонкой грани обожания… Джон споткнулся о его беспомощность, как о провод под высоким напряжением, и его тряхнуло. Если быть до конца честным, он так и подумал, пока Шерлок не спросил. Но стоило сказать это вслух, чтобы понять, насколько обвинения были пусты, нелепы и жестоки. И если тот прямо сейчас растворится в воздухе, Джон не простит себе никогда. - Нет, – услышал он собственный голос будто бы со стороны. – Нет… прости меня. Вся скопившаяся за последнее время усталость, шелуха морального самоистязания, груз обязательств, добровольно взваленных на плечи, страхи, разочарования и не замеченные никем нервные срывы – все, лишившись опоры, сдвинулось, понеслось многотонной лавиной, сметая в перекошенном мозгу боль, обиду и собственные запреты. К черту все… Он прав, прав, прав… даже если все остальное пустые иллюзии… Джон ликвидировал последние разделявшие их дюймы, окунаясь в чужое-близкое тепло, отпуская себя на все четыре стороны… на все три континента… на всю свою жизнь… - Почему я? Что тебе нужно на самом деле? - Я уже говорил, - Шерлок попятился, спина встретилась с дверцей шкафа, и отступать оказалось некуда, - воспоминания. Чувства, ощущения… - Почему я? Он видел, как по осунувшемуся, опрокинутому лицу заметалась паника и пряное, обморочное желание. - Я не знаю. Ты… ты… И пока это безумие не вынесло им обоим мозги и не заставило передумать, Джон потянулся, привставая на носки… матовое стекло жалобно скрипнуло под весом двух тел… - Хватит с тебя чужих воспоминаний, - выдохнул он в онемевшие, растерянные… ждущие губы, - пора обзавестись своими. Собиратель, Шерлок, еще пытается сбежать, отстраниться, стукнувшись затылком и задержав дыхание, как глубинный ныряльщик, но Джон опережает его неопытные маневры, положив ладонь на шею, считая подушечками позвонки, вплетаясь в непослушные каштановые завитки и прочно фиксируя упрямца на месте. …он не принуждает, он тянется сам - чуть склонив голову на бок и прикрыв глаза, словно девственница на первом свидании… ужасно глупо, ужасно сладко и ужасно правильно. Шерлок всхлипнул, воспротивился, пытаясь отпрянуть, но, то ли преграда, то ли встроенное в его непростую сущность жажда нового, удержали на месте… а может просто хватка Джона оказалась еще та… но это было самое прекрасное сопротивление, что испытал Джон за свою жизнь… словно масло в огонь оно плеснуло щедрой горстью адреналин в кровь, заполняя вены тягучим, голодным желанием… Вторая рука осторожно погладила гладкую прохладную, как античный мрамор, скулу, пробежала кончиками по теплой впадинке за ухом возле мочки. Закушенные губы поманили, и он медленно провел по ним большим пальцем, заставляя выпустить пунцовых пленниц на свободу, а потом, тихонько вздохнув, накрыл пересохший, горячий рот своим. Шерлок перестал дышать. …мягко, влажно, солоно… слизнуть языком капельки, проступившие на самом краю… …попробовать на вкус, на пьянящее непонимание, на нетронутую чистоту… бессмысленная романтическая чушь выветривается из головы, стоило коснуться их легким поцелуем… еще и еще… и это уже откровенно-сексуальные игры… черт, такого он не делал ни с одним своим мужчиной… да чего там, ни с одной женщиной - и те и другие желали немедленного завоевания… …прихватить нижнюю губу, потягивая, прикусывая зубами, собирая карамельную сладость… сдержать стон – провокатор и соблазнитель… неумелый, замерший рот напряжен, потрясающе неопытен… …рука пробралась на спину, прямо под прекрасный, но слишком тесный пиджак, пуговицы бы ему оторвать… осторожно бродит по всем ее ребрам-впадинками… и, посопротивлявшись из чистого упрямства, тело льнет всей гибкой статью к этой простой ласке, позволяя больше, чем Джон осмелился бы сейчас попросить… Продолжения не последовало. Джон чуть отстранился, не размыкая объятий, поднял глаза, и в груди екнуло, словно ему выстрелили в упор. Зажмурившись и беззвучно давясь короткими, судорожными вдохами, Шерлок вздрагивал всем телом, будто ему было нестерпимо больно, или стыдно… или… но плавящий скулы багрянец и влажная чувственность губ уже не могли, не желали скрыть возбуждения и сладкой, мучительной истомы. - Шерлок? – тихо позвал Джон, погладив разгоряченный висок и заглядывая в лицо. Глаза распахнулись… В сгоревшей, прострелянной золотыми искрами глубине заплескалась ртутная закись потрясения, растерянности, жажды на грани наркотической ломки… страха и почти неконтролируемого желания получить еще… Плечи зябко свело, и Джон отпустил, отстранился, позволяя почувствовать спасительную свободу и хлынувшее между ними пространство. Скользнув по большой плавной дуге между столом и подоконником, Шерлок попятился, неуверенно и опасливо косясь, мучительно хмуря высокий лоб. Шаг, еще… споткнулся о край ковра… - Что… настолько плохо? - не зная, что и думать, Джон шагнул следом, уже понимая, что делает очередную ошибку. Губы беззвучно шевелились, загнанное поверхностное дыхание сипло рвалось из легких, Шерлок отчаянно замотал головой, метнулся, дернув ручку незапертой двери, и обезумевшей черной кометой вылетел в коридор… - …твою мать! - проклиная гравитацию и собственную тупость, Джон рванул следом, - Шерлок, постой! …медперсонал привычно спешил по бесконечным делам, шумели лифты, брякали каталки, раздавался монотонный аппаратный писк, голоса все так же сплетались в неразличимый фоновой гул… повседневный ритуал продолжал свой заученный до последнего жеста танец, не нарушенный вторжением одной бесследно сбежавшей инклюзии… … Время остановилось. Четвертый месяц Джон живет в режиме ожидания… Чего? Он не знает. И оно началось ровно с той минуты, как он понял, что Шерлок не хочет его видеть. Что-то оборвалось внутри, а оглушенный мозг сковало параличом, словно после лошадиной дозы анестетика… Коллеги косились, тактично глотая вопросы, и даже мисс Сойер не решилась поинтересоваться, что у него с лицом… Как ни странно, мир не обрушился. Проведенная этической комиссией проверка подтвердила, что смерть пациента не имела причины в профессиональной некомпетентности или халатности и носила вероятностный характер ввиду послеоперационного легочного тромбоза, развившегося на фоне возрастных изменений. Родственники претензий выдвигать не стали, и все закончилось вполне приемлемо, без ущерба репутации клиники, ставшей довольно популярной на радость владельцу и инвесторам. Нашествие неконтролируемых умирающих прекратилось само собой… Вернее, не прекратилось, а мирно и благоразумно снизошло в привычное русло – за все три прошедших тихих… бесконечных месяца их было всего двое - молодая женщина, поступившая с острой формой пневмонии, но внезапно появление сыпи и узелковый фуникулез гортани вызвали подозрение на куда более грозного противника – сибирскую язву. А потом на правой руке развился паралич. Двое суток ушло на МРТ, десятки анализов и коллективный мозговой штурм, чтобы случай оказался редким в современном Лондоне случаем проказы, и все, что потребовалось для полного излечения – полугодовой курс рифампицина и дапсона… И наркоман, у которого сломанная игла попала в вену и медленно, но верно двигалась по бедренной артерии к мошонке. Не смертельно, но задержка операционного вмешательства, как и дрогнувший в руке скальпель, могли привести к незапланированной смене пола. Но скальпель не дрогнул, а память доктора услужливо подбросила чем-то схожий случай с пулей, срикошетившей от вертолетного борта и застрявшей в промежности рядового Киллигана… Удивительно, но его воспоминания действительно из запущенного, непролазного леса превратились в ухоженный, регулярный версальский парк – стоило только коснуться нужной темы – и вот она, лишь протяни руку… в таких подробностях, что Джон мог процитировать дословно каждую прочитанную книгу, описать каждый оттенок черного в одежде матери в день отцовских похорон… Поток иссяк. Было ли это простым совпадением, или мироздание действительно перенаправило потоки страдальцев по другим медицинским покоям, но Джон запретил себе даже в мыслях… даже в сумеречной зоне легкой алкогольной расслабленности думать, что это как-то связано с отсутствием одного переменного фактора с копной кудряшек и паникой в ориентальных глазах. Если в мире больше не осталось во что верить, пусть - Джон нашел себе новую религию… Впрочем, отсутствие адреналиновой иглы его теперь мало заботило – она перестала его удовлетворять. Прекратив бросаться грудью на амбразуру, Джон нашел в собственном окружении отличного помощника в лице молодого хирурга по фамилии Найт. Парня мало где хотели брать, едва узнав, что он полгода как расторг контракт с полувоенной лабораторией где-то в Дартмуре… О причинах Генри говорить отказывался, но что-то в нем напомнило Джону его самого в двадцать лет и он уговорил Сару дать парню шанс. Отлично сработавшись с анестезиологом отделения Мелани Роджерс и иммунологом Адамом Лоу, они упорядочили работу до той степени, чтобы не приходилось подрываться всей группой каждый раз, когда требовался свежий взгляд на проблему. Пациенты были довольны, персонал был доволен, мисс Сойер была довольна… …до того момента, как Джон пригласил ее на ужин в «Café de Flore» и, взяв за руки и глядя в глаза, сказал, что у них «…прости, ничего не получится… и если дальнейшая совместная работа невозможна, он готов завтра же…» Сара храбро выслушала его короткую речь, сосчитала до десяти… и предложила остаться друзьями, если в остальном у них не сложилось. Они съели ужин, допили «Chateau Donjon» восемьдесят шестого года… заказали еще… грустно посмеялись над человеческим несовершенством, а потом Джон проводил несостоявшуюся миссис Уотсон до такси. … Не особо изменившись внешне, он чувствовал себя вмерзшим в кусок арктического льда, не слишком надеясь на глобальное потепление, но постоянно находясь в режиме «Standby», как брошенный за ненужностью инструмент. Он не слишком понимал, что случилось там, в его кабинете, что он натворил в своей слепоте. Но то, как разливалась смертельная бледность по едва заалевшему лицу, как боль – физическая… Джон – доктор, и знает ее признаки лучше многих… перекраивала тонкие, безмятежные черты… как нечто вторгалось в тело, что плавилось от нежности под его рукой… он не сможет забыть и на смертном одре. И простить себя за это. И все же Джон ждал. Чего? Он не знает… Как-то так сложилось, что незанятая часть его времени в одночасье подросла, заматерела и, как выяснилось, ее совершено стало некуда девать. Авралы, прежде раздиравшие рабочие и выходные дни на маловразумительные клочья, стали крайне редким явлением, а образовавшаяся на их месте свобода начала обволакивать Джона тяжелыми, удушающими кольцами, как голодный удав тело долгожданной добычи. Пытаясь заполнить ее хоть какой-то иллюзией жизни, Джон уже стал подумывать, не вернуться ли на пару смен в Бартс, или напроситься к Лестрейду на пару «спорных трупов». Или, чего уж там - на пару пинт пива… Квартирка на Бейкер из наркоманского притона вернулась в статус добропорядочной, почти викторианской респектабельности. В натопленном камине теперь уютно потрескивали угли, а в идеально отмытой кухне приятно пахло едой, а не холостяцким запустением. Холодильник сыто урчал, наполненный живописной и фруктово-овощной гаммой, новенькими пластиковыми контейнерами с молоком и мясными полуфабрикатами, строго ранжированными по содержимому и датам. Книги выстроились на полках, как новобранцы на плацу – по-военному строго по темам и, слегка кокетливо, по цвету корешков. Газеты и журналы сосредоточили места обитания в пухлых, чуть растрепанных подшивках. Миссис Хадсон радовало, что он наконец-то привел свое жилище в божеский вид, и что больше нет нужды рисовать угрожающие рожицы на пыльной крышке стола возле дивана в гостиной. Но день за днем, неделя за неделей, ее жилец продолжает сидеть там одинокой скульптурой, уставившись в пустоту… или туда, что за ней скрывалось. Время от времени его удавалось расшевелить, разделив на двоих пятичасовой чай с имбирным печеньем или персиковым пирогом и вернуть дорогому доктору его синеглазую смешливость, превращавшую съемную квартиру в настоящий семейный дом. Но стоило разговору зайти о «…милой девушке. Как там ее? Флоре? Ах да, кажется, Саре…» или о «…молодом человеке. Джон, это ничего, это теперь… нормально. В самом деле, нельзя же вот так одному… У миссис Тернер… ну ты помнишь ее артритные колени? У нее снимают комнату и вовсе… однополые супруги. Дорогой, я все понимаю…» …и Джон застывал и мерз, даже когда в комнате становилось жарко, как в Кабуле. На пятьдесят шестой день он подумал, что «позвать» Шерлока возможно лишь одним доступным ему способом… … Место Джон выбирал тщательно, воспользовавшись всем своим военным опытом и легкой степенью одержимости, приправленной щепотью едкого, обесцветившего жизнь, одиночества. И мост Путни** подошел по все параметрам. …малопопулярное для вездесущих туристов сооружение с умеренным дневным и совершенно скудным в вечернее время движением. Вряд ли у него найдутся ненужные свидетели, чтобы вся затея закончилась слишком быстро… …до расположенного к северу стадиона Крейвен Коттедж, где в тот день «Фулхэм» проводил домашнюю игру со «Стоук Сити» всего полторы мили… и билет с надорванным корешком лежал у доктора в правом кармане… Кого удивит, что доктор возвращался с матча и решил прогуляться пару кварталов, чтобы успокоить нервы после разгрома любимой команды? …перила на Путни до умиления низкие… Зябко поежившись, он заглянув через парапет в темную воду, даже в моросящих осенних сумерках наполненную тусклыми свинцовыми сполохами и теплыми апельсиновыми росчерками фонарей, чьи отражения течение размазало по руслу длинными лисьими хвостами. Левая рука, все еще гревшаяся в недрах теплой просторной куртки, любовно погладила пластиковый корпус шприца с самой тонкой иглой и настолько легкого, чтобы вода унесла его пустую гильзу так далеко, как только позволит время после… …интересно, он успеет узнать, что явится за его матрицей? - Доктор Уотсон, уберите руки из карманов. Немедленно. Резкий, словно треснувший колокол, голос заставил развернуться, Джон поскользнулся и едва не свалился через ограждение, машинально вскинув руки… На противоположной стороне, вальяжно оперевшись на крыло черного лакового левиафана последней представительской модели, раскрыв над головой исполинский купол зонта, стоял мужчина в костюме, не слишком вписывавшемся в погодный шаблон, но полностью соответствующем волнам подавляющей силы, исходившей от его призрачного силуэта. - Садитесь в машину, Джон. Думаю, нам стоит поговорить. И нет… Шерлок не вернется.